Таких не берут в космонавты

Цены в кафешке Степановне не понравились, да и меню было паршивеньким. И буфетчица — ну точь-в-точь вертихвостка Рейчел с поселковой аэростанции! Нет, в таких местах Степановна не питалась. Зато в продуктовых рядах ей удалось закупиться свежими армейскими пайками, причем — офицерскими, со сгущенкой и печеньем. В кафешку она вернулась еще раз, чисто за кипяточком. Буфетчица обслужила вредную старуху с баулами со змеелюдской гримасой, но в серьезный скандал встревать не рискнула. Пока Степановна, груженая по полной выкладке, да еще и с термосом кипятка, вернулась к своей торговой точке, Михайловна уже успела повздорить с фреанином-думателем. Спор был нешуточным: любопытные зайцы Михайловны вытянули бошки из переноски и сумели склевать несколько глюк-пиявок. Похоже, пиявки присосались у них в зобах, поскольку зайцы приторчали не по-детски, развалились лапами кверху и умиротворенно посвистывали. Фреанин заголосил об убытках, которые ему причинила злобная бабка со своими пернатыми проглотами. Михайловна в ответ схватилась за сердце, принялась щупать на зайцах пульс (не нашла!), а фреанина обвинила в намеренном обкормлении ее выставочных образцов опасными паразитами. Альфианин попытался было разнять противников, которые своими воплями распугивали ему покупателей, но разнимать начал не с той стороны (Что значит «лучше следить за своей живностью»?! За глистом своим следи-ка получше!!!), и огреб от обоих. Дело могло бы снова дойти до вызова охраны, но тут подоспела Степановна и все разрулила. Для начала она легко и грациозно бухнула на прилавок свои покупки, отчего фреанский чан с пиявками чуть не опрокинулся. Торговец бросился голыми руками ловить расплескавшихся червей, и тут-то Степановна, жалостливо охая, взгромоздилась на лавку и опрокинула-таки ему ведро с водой, где пиявок можно было безболезненно отодрать. Фреанин хотел уж было грохнуть кулаком по столу и ввязаться в драку, но сумел только закатить глаза и рухнуть под стол, блаженно пуская слюни. — Ну ты, клюшка, блин, даешь! Ни на минуту оставить нельзя, — проворчала Степановна, вручив пакет с пайком Михайловне и заварив в термосе армейский чай с тоником. — Да будет тебе!.. Это ж не вояка, а так, одна только видимость, — легкомысленно отмахнулась та и попыталась вернуть зайцев в чувство крошеной галетой: — Ну-кась, цыпа-цыпа-цыпа… Тьфу на вас, торчки зеленые! В окружении «отъехавших» зайцев и фреанина старушки со вкусом поужинали, неспешно выдули по литру чаю в одну персону и стали подумывать об отдыхе, но Ярмарка еще и не думала стихать. Колыхалось живое море толпы, со всех сторон долетали голоса, обрывки музыки, кто-то громко торговался, кого-то тихо били ногами… — Пойду-ка я пройдусь на сон грядущий. До отбоя три часа, твоя вахта, Михайловна. Михайловна с осоловелыми глазами твердо кивнула и только подгребла своих зайцев поближе, а клюку взяла «на караул». А Степановна, вразвалочку, насвистывая «Упавшего космодесантника», двинулась в сторону бара.

***

В баре было тесно, накурено и многолюдно. Казалось бы, согнутая годами бабка в камуфляжном комбезе потеряется здесь, как зернышко пыльняка на свежем пепелище, но Степановна не терялась. — Эй, мамины! — громко окликнула она ряд квадратных спин у барной стойки. — Кто уступит бабушке место?! Спины синхронно вздрогнули и обернулись к Степановне лицами. Лица были относительно молодыми и сравнительно трезвыми, а голос Степановны почему-то напомнил каждому из них голос родного товарища прапорщика из (казалось бы!) давно и прочно забытой армейской юности. Тем, кто в армии не служил, голос этот напомнил о подспудных детских страхах, подростковых комплексах и юношеских психотравмах. Мамины, одним словом! Степановне не только уступили табуреточку, но и почтительно раздвинулись. Бармен, у которого на опасных посетителей было чутье как у сейсмографа, дал бабке твердую десятку из дюжины и заискивающе уточнил: — Рому бабушке? — Предлагать такой почтенной посетительнице «плазму», пиво или контрафактную водку он постеснялся. — Плесни, любезный, а то не спится старой, — согласилась она и подперла кулаком сухонький подбородок, словно бы глубоко о чем-то задумавшись. Пока Степановна неспешно и обстоятельно дегустировала ром, на ее сутулую фигурку, отягощенную двумя кобурами и одними ножнами, стали засматриваться. — Здравия желаю, мэм! Разрешите присесть с вами рядом? — раздалось из-за плеча. Произнес это усатый мужчина в зеркальных очках «Пиночет-style». Добела выгоревшие волосы и темно-коричневый, в черноту, загар на лице выдавали в нем колониста из системы белой звезды. А невыразительная татуировка, полускрытая под манжетой куртки — три контрактных срока в горячей точке. Ему было не больше сорока пяти, и путем нехитрых вычислений Степановна решила, что и загар, и татуировки этот малый приобрел под лучами Оникса, на Шебе. Другие системы белых звезд не воевали уже больше тридцати лет. — Присаживайся, солдат. — Увы, больше не служу. Комиссован вчистую! Смею поинтересоваться: вы торгуете или покупаете? — И он выразительно покосился на бластер в кобуре Степановны. — Не то и не это. Я ищу здесь одного человека. Его зовут Индиана, и по слухам, здесь его знает всякая собака. — Хм-м! Вот она, слава мирская! Что ж, позвольте представиться: Рауль Индиана Карраско. Предлагаю выпить за встречу, если не за знакомство. Бармен! Повторить для мэм ее заказ, и мне — тоже рому! Степановна смерила нового знакомца тем же характерным взглядом, что и он — ее бластер, словно прикидывала, сколько дают за эту голову, и не лучше ли оставить трофей себе. — Давненько меня не приглашали напиться молодые мужики. Тебе в самом деле нравятся женщины настолько постарше? Рауль Индиана Карраско расхохотался и замахал руками: — Что вы, мэм, как можно было заподозрить во мне такие пошлые мотивы?! Сугубо деловой этикет, не более! — Я тебе о своем деле еще ни полслова не говорила, а ты уже норовишь напоить старуху вдрызг и что-то с меня поиметь. Бармен тем временем выставил на стойку еще две рюмки рома и тарелку с вяленым мясом на закуску. Похоже, Индиану здесь и впрямь знали. — Так может, все же познакомимся и поговорим о вашем интересе? Степановна прищурилась, не спеша уступать «назойливому ухажеру», и все же снизошла: — Фаина Степановна Родис, майор космодесанта в отставке. Индиана замер, не донеся рюмку до рта. Очень аккуратно поставил ее на стол и выпрямился, словно вот-вот приложит руку к пустой голове. — Вы — майор Фаина Родис? — А ты — глухой? — Прошу извинить, никак не ожидал… здесь… Хм-м! Так чем я могу быть полезен майору Родис? — Степановне, парень, теперь — Степановне, меня так все зовут. Говорят, ты на Шебу еще мотаешься? Висюльки копаешь, косточками приторговываешь? — Ну, в первом приближении… Я предпочитаю называться военным археологом-любителем. — Да мне поровну. Я хочу разыскать то место, где погиб мой муж, и похоронить по-людски то, что от него осталось. Если — что-то осталось. — Ох, серьезный разговор! И я вам нужен, чтобы… — Чтобы шебские копы не висели у меня над душой, пока я буду шариться по их сраным джунглям!