***
Трое суток на грунте Николаевна провела с пользой для здоровья: она взяла в руки своего Альцгеймера, вдумчиво пересчитала координаты основных точек их маршрута и проложила новую трассу от безымянной мозгоедской планеты до Шебы. Выходить на курс «Амазонки» уже не было смысла, едва ли Индиана Карраско станет ждать их на шебской орбите с таким опозданием. К тому же в полку «пенсов» прибыло, и у вновь прибывшего Лукича документы были старые, с уже неузнаваемой голографией, а у Ивалонкыые — документов не было совсем. — В паспортный стол нам надо, — постановила Степановна, сверяясь с трассой, где прямо в середине переливалась серебристая горошина большой торговой станции. — Заодно и овощами торганем. Иван Лукич никогда не был альфонсом, и кататься на дармовщину не хотел. В качестве платы за проезд он загрузил холодильник катера свежими огурцами-помидорами, пособирал со всей своей крепости стеклянную тару, и то, что не поместилось в холодильник, они с Ивановной по-быстрому замариновали, забив кладовую под завязку. В двадцатилитровых бутылях из-под технического спирта овощное ассорти по-эдемски смотрелось божественно. На этом вклад Лукича в экспедицию не закончился. После овощей он принялся таскать в машинный отсек катера металлические запчасти от корабельного орудия среднего калибра, а после взлета — заперся там в компании собаки Жужи и «пропал с приборов», как выразилась Валерьевна. Степановна знала, чем занят отставной механик первого ранга, но пока что держала это знание в секрете.***
Две первые гасилки были автоматические, их прошли за полтора суток без приключений. Зато третья находилась на стыке человеческого и шоаррского секторов и была не просто станцией гашения, а самоходной торговой платформой ростом со «Звезду Смерти». Платформа была шоаррской, но торговала все больше с людьми, потому и носила приятное уху и оку землянина имя «С-Коробейник». «С» и означало «самоходная». Платформа неспешно обращалась по орбите бездетной звезды, но, стоило где-то на горизонте событий появиться судну — включала маломощные прыжковые двигатели и выскакивала перед мимопроходящим кораблем как слоновый черт из табакерки. Иногда суда об «С-Коробейника» даже бились, но к услугам экипажей на платформе были ремонтные доки «на любой модель, любой почин, любой цена!». «Пять пенсов» элегантно разминулись с платформой буквально в ста метрах. Экипаж дружно клацнул зубами, но к навигатору в этот раз претензий не было, бог свидетель — оно само прыгнуло! Едва Степановна заглушила искин, визжащий от такого опасного маневра, над ее пилотским пультом раскрылись сразу три вирт-окошка, откуда наперебой защебетали шоаррцы-скоробейники: — Катер «Пять пенсов», мы рады видеть вас на приборах! Посетите нашу станцию, и вы получите массу интересных предложений для бизнеса, развлечений, ремонта и оздоровления всех пассажиров и экипажа!.. — заговорил первый, диспетчер стыковочного узла, самый крупный и грамотный. Его взяла на себя Ивановна, которая всегда была не прочь сделать бизнес, поразвлечься и подлечиться. — «Пять пенсов», торгуй с нами! Всё купим, всё продаем, самый дешевый гашений даем! — заворковал другой, мелкий, шустрый и чумазый, похожий на пятиглазого цыганенка. Окно с чумазым владельцем гасилки подтянула к себе Николаевна. Третий шоаррец был при исполнении, при жетоне и даже при фуражке, но тоже начал знакомство с прайса: — Здравия желаю, младший лейтенант таможенной службы Деррж’у Ворь к вашим услугам! Оружие, наркотики, контрабанда, нелегальные пассажиры?.. — Всё есть, младлей, всё везем, — «обрадовала» его Степановна, скорее по привычке, чем со зла. — Куда к вам сдаваться-то, служивые?***
«С-Коробейник» с его таможней-растаможней был выбран Степановной для легализации Лукича не просто так. Шоаррцы выдавали всевозможные документы, справки, визы и прочие бумажные цветы бюрократии общегалактического образца вполне законно, но при этом — быстро. Лозунгом их нотариальных контор, торговых палат и паспортных столов могли бы служить три слова: быстро, весело, криво. В паспорте, полученном в шоаррском посольстве, могла содержаться ошибка, от которой у авшура вставали дыбом волоса, а у крамарца — выпадала от ужаса чешуя. Шоаррцы не комплексовали. Шоаррцы с улыбками принимали неправильные документы на правку, чтобы через час-полтора выдать их обратно, но уже — с двумя новыми ошибками в других местах. Успех бюрократической процедуры здесь целиком зависел от внимательности и стрессоустойчивости клиента. Степановна была стрессоустойчива, а на Лукиче стрессы вообще можно было вешать на просушку, как на стальном заборе. Они закинули по таблетке успокоительного в рот и отправились к младшему лейтенанту Деррж’у Ворь регистрировать двух граждан в едином теле. — Жданов Иван Лукич, так, землянин, так, 2104 года рождения, так… — сверяли его по старой, до желтизны выгоревшей и помутневшей защитным пластиком паспортной карте. — Хорошо, есть такой, только снимок освежить. Снимок освежили, заодно омолодили и дату рождения, так что седой ветеран вдруг оказался интересным мужчиной на тридцать шесть лет моложе. Ошибку отловили вовремя, карту перепечатали и на этот раз вроде бы распростились с землянином. Лукич вышел за дверь и тут же вернулся Ивалонкыые. Шоаррец, до сих пор неплохо различавший гуманоидов внешне, слегка опешил. — Жданов Иван Лукич, так? — Никак нет! — А кто? — Представитель расы мозгоедов, симбионт Жданова Ивана Лукича — Ивалонкыые Ждыенрыфенпнеп! Младлей шоаррской таможенной службы резко усомнился в своей профпригодности и запросил подмоги из отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Пришел шоаррский специалист по инопланетной дури, взял у всех присутствующих анализы крови, состава преступления не нашел. Дал визитку частного психотерапевта из клиники через дорогу. К психотерапевту ни Лукич, ни Ивалонкыые не желали, у них с психикой все было железобетонно. Степановна это подтвердила. Деррж’у Ворь и рад бы был выдать странному пришельцу документы, но расы мозгоедов не значилось ни в одном галактическом реестре. На просьбу озвучить самоназвание и координаты своей цивилизации мозгоед отмазался военной тайной и подпиской о неразглашении. — Вот что, младлей, давай мыслить последовательно, — пришла на помощь закону Степановна. — Перед тобой есть представитель разумной расы, невидимый глазу. Есть? — Невидимый? Есть, — согласился шоаррец. — Голографии нет, сетчатки нет, пальцев нет, ничего нет! Но он — есть! — Не суть. У тракашей, к примеру, тоже ничего нет, а они — есть. Только — невидимые. — Так он — тракаш? — Нет, он — мозгоед, только это — военная тайна, ясно? — Шпион? — Никак нет, в отставке, — откликнулся дед-мозгоед и вытащил из-за пазухи листок заявления об отставке, заверенный подписью некоего капитана Петухова С.Ф. в позапрошлом году. — И что же мне с вами делать? — окончательно убился о последовательность мозгоедской мысли шоаррец. — А ты ему оформи гражданство Шоарры, — внезапно предложила Степановна. — А почему не Земли? На землянина очень похож! — прищурил три глаза из пяти таможенник. — Так то носитель мой похож! А в земляне мне нельзя, у нас конфликт был, ни за что в граждане не примут, — пояснил Ивалонкыые. — Примите в граждане Шоарры, готов служить новой родине! Младший лейтенант таможенной службы за свою карьеру видел всякое. Нередко он видел, что те, кого было видно на сканере, пытались сделать вид, что их нет. Но чтобы требовали себе документы и гражданство те, кого нет, — такого с ним еще не бывало. Будь дело на планете, он бы уже вызвал вышестоящее начальство, чтобы они сами разбирались со странным мозгоедом, но на станции был лишь он сам, Деррж’у Ворь, его коллега, борец с наркотиками, да частный психотерапевт через дорогу. Если бы странный мозгоед пришел один, без человека, его можно было задержать до выяснения личности. Но Ивалонкыые пришел с Иваном Лукичом Ждановым, человеком при паспорте, а задержать того, кого нет — не представлялось возможным. Стрессоустойчивые пенсионеры сидели напротив, цинично посасывая успокоительные таблетки, и глядели на простого шоаррского таможенника четырьмя на двоих гипнотизирующими глазами. И Деррж’у Ворь сломался. Он продал свою родину мозгоеду Ивалонкыые Ждыенрыфенпнепу за таможенный сбор и въездную пошлину.