Эльфийские истории

Мир на мгновение замирает. Итилойре широко распахивает глаза. Вдыхает судорожно. Один удар сердца. Крик раздирает горло, вырывается из искаженного рта тугой беззвучной волной. Твари вокруг пригибаются, словно от ветра, воют вместо него, падают, расцарапывая себе уши и лица. Если у них есть лица. Земля вибрирует. Из нее — один за другим, как гейзеры — бьют фонтанчики мрака, извиваются, становятся плотными щупами, опутывая катающихся по земле жертв. В правой руке Итилойре Свет. Обжигающе-белый, сухой, безжалостный. Он срывается хвостатыми вспышками, чертя в воздухе спиралями шлейфы, вгрызается в тех, кто еще может стоять. В левой руке клубится Тьма. Чернильная, мягкая, с утонувшими в ней лиловыми звездами. Она стекает меж пальцев, обволакивает, успокаивает, шепчет тысячью голосов, обещает и требует. …ak'agthshi ma uhnish… ak'uq shg'cul vwahuhn… gul'kafh an'shel… Мир плавится и ревет. Уши закладывает ватной тяжестью океана. Уродливые фантомы поднимают головы. Свет режет их на куски: они распадаются ползучими кляксами, прорастают, как чудовищные цветы — и встают вновь. …ywaq maq oou… ywaq maq ssaggh… ywaq ma shg'fhn… Кольцо сжимается. Итилойре зачерпывает обеими руками — это так тяжело, словно она пытается поднять море. Ее розовая кожа покрывается прозрачным золотом: Свет сочится из пор. На пути тварей встает сияющий купол. Море слишком тяжелое… На висках проступает пот. По щекам течет что-то теплое. Слезы? Она хочет обернуться. Она оставила что-то важное там. Что-то, что могло бы дать еще силы. Но сквозь купол проступают оскаленные пасти. …ywaq puul skshgn: on'ma yeh'glu zuq… Море обрушивается. Итилойре выгибает до хрустящей боли позвоночник. Кричит. Вместо крика по ее губам течет тьма, сбегает по высокой шее, собирается в ямочке меж ключиц. Набухает тяжелой пульсирующей каплей… Падает. Открывает клыкастую пасть. «Сожри», — думает Итилойре. Она видит, как твари устремляются навстречу друг другу. Видит себя, раскинувшую руки; с красными дорожками поверх татуировки на щеках. Видит… Расплывчатое пятно костра. Итилойре смаргивает, фокусирует взгляд. На плече лежит теплая тяжесть. Она чуть поворачивает голову: чужая ладонь. — Я поставил палатку, — говорит Тайвин. — Иди, поспи, наверное. Вы ж не привыкли путешествовать днем… Итилойре отводит затекшие плечи, двигает шеей. — Разбудить, когда ужин будет готов? — Тайвин отходит, гремит котелками. — Нет. Я не голодная. — Ну, хорошо тогда. Отдохни. Итилойре благодарно кивает и уходит в палатку. Ее не страшит кошмар. Она чувствует в нем что-то важное. Что-то, что нужно понять до того, как это безумие выплеснется в реальность.​ ​