Der Parasit

«Красная помада — это пошло?» «Челка или высокий начес?» «Жандарм на прогулке — лучшая комедия года?» «Черный или зеленый чай?» «Можно ли сохранить любовь к партнеру, спустя несколько лет совместной жизни?» Частенько, Еванджелина Адерли рассуждала на эти темы с коллегами по работе во время перерывов или ночных смен, которые недавно ввели в их рабочий график. Она не уступала своим коллегам в компетентности по этим вопросам и никогда не отмалчивалась. Адерли следила за модными журналами, ходила с мужем в кино и знала почти все о сортах чая, экспертно поясняя о малейших деталях и вкусовых сочетаниях того или иного сорта. Но только последняя тема всегда вызывала в ней некую неловкость и даже грусть, и девушка становилась слушателем чьих-либо рассуждений. Ее семейная жизнь не была идеальной, как в романах и кино, или похожей на отношения ее коллег. Она была непонятной. После выписки Аккерман стал крайне учтив по отношению к жене, проявлял заботу, делал приятные сюрпризы, будто они только вчера познакомились, а не прожили вместе семь лет. На днях он впервые заговорил о детях. Сначала девушка была приятно удивлена смене вектора их отношений, но постепенно стала чувствовать, что все действия Леви слишком поспешны, а он никогда прежде не торопил события. Ева никак не могла понять причины таких изменений в поведении, пусть и положительных, на первый взгляд. Иногда, сидя в приемной в полном одиночестве, она подолгу задумывалась, пытаясь решить этот хитрый ребус. Конечно, были мысли поговорить с бывшим капитаном и расставить все точки над «i», но, зная Аккермана, — это было бессмысленно. Нет, он не просто не скажет о причине, скорее, он — соврет. Ева даже вспомнила, когда стала чувствовать, что Аккерман ей лжет. Впервые у нее появилось это ощущение после того, как в его отсутствие в дом ворвались разведчики и устроили Адерли допрос. Когда девушка не смогла ответить на самые простые вопросы, особенно, что касались его прошлого, ее не покидало ощущение, что Леви совсем не тот человек, каким кажется. Она хотела верить, что ошибается. Но многочисленные не состыковки и вопросы, оставшиеся без ответов, исчезновение Леви на целый год и неожиданно объявившийся родственник, который покрывал его во всем, не могли разубедить девушку, успокоить ее мятежное сердце. — Адерли, передохни! — зазвучал голос коллеги, почти у самого уха. От неожиданности девушка дернулась, затем громко и расслабленно выдохнула. Ее размышления слишком плотно засели в голове, не давая покоя. — Моя смена уже закончена? — лениво переводя взгляд на настенные часы, Ева заметила, что прошло пять минут с момента окончания ночного рабочего времени. Медсестра освободила приемную, переходя на бег, спеша к гардеробной. Наспех накинув пальто и повязав шарф, девушка вскоре уже была на выходе, высматривая через высокие окна среди людей у входа ЕГО. Одинокий силуэт Аккермана стоял у одной из лавочек входа в госпиталь. От скуки молодой человек вырисовывал носком ботинка непонятные фигуры на поверхности, запорошенной снегом. На контрасте белых хлопьев и асфальта подобное изобразительное искусство смотрелось почти новаторски. Закрывая за собой двери родных стен, Адерли спешила к любимому, что всегда приходил немного раньше нужного. Порыв холодного ветра тут же поднял длинные темные волосы девушки, предательски скрывшие от нее обзор местности. В следующую секунду она уже лежала на спине, чувствуя, как от боли горят правый локоть и колено, а ладони намокли от контакта снежинок и горячей кожи. Падающие с неба крупинки предательски скрыли застывшие лужи, которые девушка благополучно не заметила, распластавшись на первой же. — Эй, ты в порядке? Рукой шевелить можешь? — встревоженный тон Аккермана тут же раздался рядом с Евой, а заботливые руки стали ощупывать ее пострадавшую конечность. — Ай! Скривившись, Адерли стала самостоятельно шевелить рукой, вытягивать ее и, не почувствовав резкой боли или каких-либо иных ощущений, поняла, что отделалась легким ушибом, о чем и сказала мужу, успокоив его. Помогая встать Адерли, Леви следом отряхнул спину ее пальто, будто она малое дитя, доигравшееся в сугробе. — Я в порядке, — еще раз повторила девушка, чувствуя, как крепко Леви прижал ее к себе, чтобы обезопасить жену от последующего падания. — Хорошо, тогда пойдем. Уже у самой арки выхода с территории госпиталя, Леви внезапно спросил о новой ночной смене, которая, как оказалось, будет через четыре дня. Вообще Аккерман был недоволен этому нововведению в работе жены по нескольким причинам. Во-первых: он привык засыпать с кем-то. Во-вторых: он волнуется за сохранность своей пассии во время ночных смен из-за участившихся случаев нападения на медработников. К сожалению, не все пациенты, с кем приходится взаимодействовать медсестрам — добродушные старички или безобидные женщины на последнем месяце беременности. Достаточно часто, в больницы попадают торчки, симулирующие любой диагноз, лишь бы получить бесплатные лекарства или откровенные психи, готовые выполнять приказы согласно плану голоса в их голове. Словно оборотни, эти люди начинают жизнедеятельность ближе к ночи, а днем благополучно отсыпаются. Леви даже стал давить на жену, чтобы она добровольно отдала половину рабочих часов и соответственно выходила только в дневные смены, однако Ева противилась ворчаниям бывшего капитана, не желая отказываться от работы. На самом деле, Ева давно могла уволиться. Магазин Аккермана позволял им жить пусть не на широкую ногу, подобно аристократам, но некоторые предметы роскоши имелись в их доме. Не каждая семья могла выделить лишний франк на уже такие привычные вещи для Евы и Леви как: свежие продукты, мебель, утварь, декор или хобби. Так же, одним из аргументов Леви было и то, что сейчас потребность в таблетках сошла на «нет» — даже если наступит очередной экономический кризис и лекарства снова станет тяжело достать, у него были связи для того, чтобы получать необходимое раньше госучреждений. Но Адерли не сдавалась. И для Аккермана не было видимых причин для подобного стремления к спасению населения от очередной болячки. Идя привычным маршрутом к дому, Ева меланхолично наблюдала за спешащими прохожими, что сильнее вжимались в шарф при каждом порыве ледяного ветра. Хотя были смельчаки, идущие без шапки. Магазины так же успешно отвлекали внимание девушки на себя, выгодными акциями на пестрящих вывесках и лучшими товарами на витрине. — Леви, смотри, этот магазин, наконец, открыли! — указав на новенькую вывеску, заинтригованно сказала Адерли. — Хм, хорошая идея — по близости ни одного сувенирного. — Отпарировал молодой человек, оценив подход к делу хозяина магазина. — Давай зайдем? Погреемся заодно. Аккерман кивнул, и парочка направилась к входу. Открыв дверь, муж и жена почувствовали, как их лица буквально начали оттаивать после длительного контакта с холодным уличным ветром. Однако Адерли это нисколько не помешало разглядывать декоративные шкатулки, пока у Леви завязался разговор с продавцом. Искусная резьба, инкрустации, эмалированный декор завораживал не искушенный глаз девушки, заставляя забывать о времени, которое она простояла возле прилавка. Посуда с ручной росписью, вазы, картины, игрушки — не полный список товаров, который имелся в ассортименте открывшегося магазина. Когда Ева перешла в секцию записных книжек, то в ее руках оказался блокнот в кожаной обложке и тиснением в виде герба. Правда о его происхождении девушка ничего не знала, но тактильно обложка была так приятна, что дневник совершенно не хотелось выпускать из рук. — Хочешь? — почти над ухом спросил тихо подкравшийся Аккерман. — Он дорогой… — рассеянно ответила Ева. — И что?! Ты же любишь красивые вещи... Пройдя на кассу, бывший капитан расплатился и вручил жене небольшой пакетик с приятной безделушкой. Прийдя домой, девушка еще долго рассматривала тиснение, по-разному поворачивая в руках обложку, чтобы свет падал так, как нужно хозяйке дневника. Все же витиеватый герб напоминал ей цветок, похожий на лилию. Наблюдая за этой потехой, Аккерман сделал вывод, что девушка действительно была рада новому подарку. Дальше день прошел относительно спокойно. Ближе к вечеру Аккерман проверил положение дел в магазине и, забрав выручку, вернулся домой к ужину. Пока Ева увлеченно читала один из журналов, что купила на прошлой неделе, Леви пытался починить звонок входной двери, работающий через раз. Когда он в очередной раз соединил провода, то услышал характерный звон, оповещающий об успешном ремонте. Однако когда молодой человек слез с табуретки, а звонок вновь раздался трелью по дому, Леви успел разочароваться в своих способностях, обдумывая, где мог допустить ошибку. Когда звонок коротко раздался дважды, Аккерман, наконец, понял, что у него гости. Стоило открыть дверь, как его взору предстал мужчина среднего роста, немногим выше хозяина дома, в темном драповом пальто и светлым шарфом крупной вязки. Аккерман внимательно смотрел на его обычное, среднестатистическое лицо, без каких-либо примет и не мог вспомнить, видел ли он его раньше. Карие глаза со спокойствием смотрели на бывшего капитана, и ни один мускул на лице не дрогнул при виде него, словно гость пришел к себе домой. — Это Вам. — Не дожидаясь слов приветствия, незнакомец протянул конверт. — От кого? — с опаской, медленно рука Леви потянулась к бумаге, забирая ее из рук гостя. Так и не ответив, мужчина поправил шарф, а затем быстро спустился с лестницы и повернул по улице налево, оставив хозяина дома в полном смятении. Разумеется, у бывшего капитана были предположения о личности отправителя. Плотно закрыв дверь, Леви хотел было отправиться в кабинет на втором этаже, но был пойман на лестнице озадаченной Евой: — А кто приходил? — Какой-то мужчина ошибся адресом. — Ответил Леви, пройдя мимо Адерли и начиная подниматься по ступенькам лестницы. — Что за письмо? — поинтересовалась девушка. — Не знаю, на почту пришло, — ответил Аккерман первое, что пришло в голову. Ева недоверчивым взглядом проводила мужа наверх, подумывая о том, как проникнуть ночью в его кабинет и узнать о содержимом письма, если тот не расскажет сам. Леви с нетерпением закрыл дверь кабинета на замок и сел за рабочий стол, включая настольную лампу. Аккуратно оторвав край конверта, молодой человек достал согнутый пополам лист. Бумага была плотной и не просвечивала чернила — Кенни такой не пользуется. Наконец, развернув письмо, Леви увидел анаграмное послание, что своим содержанием однозначно указывало на отправителя:

« А Т С Р А О Т Е Р З Е О Л А Р В П Р Ч И Н И Е Д Я Д И Н Р Г У У Д В Ж »

Сомнений не осталось. Это письмо ушло из-под пера майора Эрвина Смита. Взглянув на столбцы, Аккерману пришлось вспомнить азы работы с информацией, с чем он больше сталкивался во время службы. Перечитав буквы, бывший капитан понял, что, вероятнее всего, использовался метод перестановки. Попробовав чтение через фиксированное или скользящее число букв, пытаясь выявить какие-то закономерности, Леви прикинул допускаемый реальный размер таблицы, ориентируясь, на количество букв в тексте. Учитывая маловероятность сочетания отдельных букв, Аккерман попробовал найти действительную последовательность столбцов, правильно расставить все строки, ориентируясь по смыслу появляющихся фрагментов текста. Учитывая два слова первой строки и первого столбца, — Смит зашифровал информацию согласно методу двойной перестановки с использованием двух ключей, в обычном табличном варианте. Составляя вариации из букв первых столбца и строки, Леви путем перебора пришел к выводу, что ключ строки — АСТРА, а ключ столбца — ГОРОД. Согласно маршруту ключа столбца, Аккерман выстроил начальный порядок, затем побуквенно восстановил последовательность в таблице, и его взору представилось расшифрованное сообщение: «ЖДУ ВАС В УПРАВЛЕНИИ ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ». Тяжело выдохнув, Леви сжал листок с расшифрованным посланием, чувствуя, как пульс начинает эхом стучать в висках, а голова кружиться от резко возникшего с выбросом адреналина нервного напряжения. Бумага каждый раз шелестела под подрагивающим кулаком. Нет, бывший капитан знал, что Смит не отпустит его, но Леви полагал, что у него еще есть время. Его изощренный план должен был дать результат, но пока ответ на его воздействия не был известен. Аккерман надеялся соскочить с «иглы» разведки, при этом окончательно не разрушив отношения с Адерли. Все же, времени почти не осталось. Открыв настежь окно, запуская в кабинет морозный декабрьский воздух, Аккерман пытался привести чувства в порядок, каждый раз, глубоко вдыхая его носом и шумно выдыхая через рот. Минута подобной терапии помогла унять внутреннюю дрожь, что охватила сердце и разум бывшего разведчика. Вернувшись к письменному столу и расправив скомканный лист, хозяин кабинета, разорвал тот на мелкие клочки, а оригинал спрятал среди страниц одной из многочисленных книг его личной коллекции. К тому моменту, как Аккерман зашел в спальню, Ева переодевалась, готовясь лечь спать. Присоединившись к супруге, бывший капитан слышал, как она засыпала, несколько раз меняла позу, а сам меланхолично рассматривал тени, отбрасываемые от занавешенного окна. Под лунным светом привычные уличные предметы и достопримечательности принимали абсурдные силуэты, а искаженные пропорции давали вдоволь разыграться впечатленному воображению. Леви смог уснуть только под утро, когда усталость измором взяла его разум в царство сна. Утро каждого дня начиналось с лучей ярко оранжевого солнца, и порой в них можно было разглядеть и оттенки желтого или красного цветов. Изморозь, окутавшая все вокруг, превратив предметы и улицы в глазированные белые статуи, медленно погружала Лион в зимнюю спячку. Вечерами было особенно холодно, гуляли сквозняки, пронизывая старые постройки, заставляя жителей этих домов доставать шерстяные пледы. Городская котельная только недавно начала работать в полном режиме, и пока что не все дома были прогреты настолько, чтобы жильцы ощущали себя комфортно. Однако ближе к Рождеству начало теплеть, оттаявшие жители вздохнули с облегчением, и праздничного настроения стало с лихвой. Вечером, вернувшись после работы, Адерли встретила мужа в зале. Он сидел в кресле, сосредоточенно смотря на какую-то точку, словно что-то обдумывал. — Иди ужинать, еда стынет. — Мельком взглянув на жену, оповестил молодой человек. — А ты что, не будешь? — легонько улыбнувшись, предвкушая желанную трапезу после тяжелого трудового дня, спросила Ева. — Не голоден. — Ладно… — немного расстроившись, Адерли решила не зацикливаться на немногословности Леви. «Неужели это из-за письма?» Этой ночью Ева несколько раз просыпалась, отмечая, что Аккерман не спал. Даже утром, пока девушка собиралась на работу, у нее не получилось проникнуть в кабинет, Леви проснулся с ней и все утро провел в любимом кресле-качалке в зале. Адерли не смогла сдержать поток идей в голове, примеряя прообраз содержания каждой, что могла вызвать такую реакцию. Решив, что будет лучше узнать причину у первоисточника в более неформальной обстановке, девушка приступила к ужину. Она никогда не говорила, но была рада, что возвращается с работы позже Леви, потому что он отлично готовил. Для него же было отрадой то, что жена обожала идеальный порядок и чистоту так же, как и он сам. Закончив трапезу, Ева навела порядок в столовой, а после решила заранее подготовиться к началу новой рабочей недели, застирав халат и больничную униформу. Провозившись около часа, девушка, наконец, закончила и обессиленная собиралась подняться на второй этаж, но Аккерман, стоявший возле лестницы остановил ее: — Ева, можно тебя?.. Он смотрел на нее, как никогда прежде, — взволнованно. Адерли никак не могла понять, что у него на уме. Раньше ей хватало посмотреть ему в глаза, как тут же понимала, что его что-то гложет, но сейчас он был совершенно не читаем. — Да, конечно, Леви. Последовав за мужем в зал, она села напротив него, а хозяин дома вернулся в свое любимое кресло. — Я на счет произошедшего прошлой ночью. — Переведя дыхание, молодой человек начал этот нелегкий для него разговор. — Я обманул тебя, сказав, что гость ошибся домом, потому что он как раз пришел по адресу. На самом деле его задачей было — передать мне послание, и если коротко, то суть его в том, что у меня больше не получиться быть идеальным мужем для тебя… — Подожди… Что?! — растерянно воскликнула Ева, не сразу понимая из сумбура тему разговора. — Я должен тебе все рассказать. У меня больше нет возможностей, сил и времени, чтобы и дальше скрывать от тебя слона в посудной лавке. Ева дернулась, переполняемая возмущением, но Леви жестом попросил ее остановиться и вернуться в объятия мягкого кресла. — Ты ведь знаешь, что когда я служил в Алжире, то работал с партизанами. — Снова начал Аккерман. — Сама понимаешь, что я с ними не за чашкой чая вел переговоры. Я пытал их. Часами, сутками и неделями. Почти всегда эти люди вели себя одинаково, храня свой секрет. Их глаза были полны смирения и принятия своей судьбы. Они просто ждали и вожделели, когда смерть заберет их. Отчаяние, что поглощало некоторых, убивало быстрее, чем боль, испытываемая от моих рук. — Увидев испуганный взгляд Адерли, он осекся. Леви никогда не говорил с женой на подобные темы. — Но были и те, в чьих глазах не потухал тлеющий огонек, поддерживающий в них жизнь. И грело их смертную душу отнюдь не мысли о свободе и независимости их государства. Они думали, представляли то, что им было дорого. Ева стала дышать глубже и тише, медленно вдыхая порции воздуха, не сводя взгляда с мужа. Она всегда была открытым человеком, и увидеть на ее лице сострадание для Леви не было чем-то удивительным. Только он его не заслуживал. — Спустя несколько лет я в полной мере испытал на своей шкуре эти ощущения, когда разведчики пытали меня. Боль не угасала ни на секунду, выворачивая изнутри, сводя сума, доводя до шокового состояния. Тело изнывало от импульсов, проходящих по нервным окончаниям. Я терпел все, что бы они со мной не делали. Я верил, что если переживу все это, то искуплю свою вину и смогу жить спокойно. — Леви, зачем ты мне это рассказываешь? — стараясь скрыть нервозность и тревожность от сказанного, Адерли старалась выровнять интонацию, которая подрагивала. Аккерман проигнорировал ее вопрос, не прерываясь от намеченной речи, что обдумывал эти пару дней. На секунду Леви схватился за больную ногу, которая начала ныть спустя долгое время спокойствия. Но была ли эта боль реальной? — Я всегда вспоминал тебя. Нашу семью. Это единственное, что могло помочь забыться, сидя в допросной. Я воображал себе тихие будни, когда бы приходил с чайного магазина и ждал, когда вернешься ты. Еще представлял, что скоро ты подаришь мне наследника, и я займусь отделкой детской на втором этаже. Да, в моих мечтах был именно мальчик. — Начал взахлеб, с непонятным упоением твердить Аккерман: — Я хотел, чтобы у меня была полная семья, с малышней и бессонными ночами. Ева часто заморгала, пытаясь сдержать подступающие слезы, и, в конце концов, быстро вытерла глаза рукой, убирая лишнюю влагу. — Но знаешь, сейчас я понимаю, что этим глупым вещам не суждено сбыться. — Он перевел взгляд с пустоты на Адерли, наблюдая за реакцией девушки. — Если у меня будет ребенок, то и этого Аккермана будут преследовать. Всю его жизнь. Так же как и меня, Кенни, мою мать... Всех… Я не хочу этой жизни для своих детей! — Подожди… Почему тебя преследуют? Кто? — внезапно спросила Ева. За все эти годы, она не замечала того, чтобы ее муж от кого-то скрывался. — Ты, наконец-то, задаешь правильные вопросы! — Горько ухмыльнувшись, ответил Леви, готовясь к реакции жены на, очевидно, самую ответственную часть беседы. — Меня преследуют потому, что я… Я — сын офицера гестапо СС Нацистской Германии. — ЧТО?! — Почти сорвалась на крик Адерли, не веря своим ушам. Леви отвел взгляд, не в силах смотреть на свою любимую. Ева мигом пересела к нему ближе и схватила его за руку, заставляя повернуться. Ее встревоженный взгляд требовал как можно больше информации. — Почему ты не рассказал мне этого раньше?! — она снова почти сорвалась на крик. Хрипло набирая воздух в легкие, она явно готовилась, думая говорить ли следующие слова: — Знай, я это… — Вот именно! Зная это, ты бы со мной даже разговаривать не стала! И правильно сделала бы! — перебил ее Леви, повысив голос. — В 1968-ом меня обвиняли не по делу Красного Мая, как я говорил тебе… Меня считали главным подозреваемым в сокрытии врага народа: устроившего геноцид в военное время и ныне американского шпиона. Уж лучше бы я был леворадикалом, да? Девушка застыла, словно статуя, погруженная в воспоминания ее прошлого в совместной жизни с Леви. Ее глаза смотрели в одну точку, лицо и вовсе не выражало эмоций, а руки уже не так крепко сжимали кисть мужа. Ее выводы твердили лишь о том, что вся их жизнь — обман. Он не был с ней честен и одного дня. — Именно поэтому мы с тобой не можем пожениться, завести общего ребенка, жить как нормальные люди… — начал перечислять Аккерман, давя на все проблемы, что мертвым грузом весели над ними эти несколько лет, — ...как только нас станет связывать хоть один документ или упоминание, ты станешь завидной мишенью в поле зрения разведки. Они без зазрения совести, станут использовать тебя против меня… Тут же вспомнив все спорные ситуации, что были в их жизни, связанные с упомянутыми проблемами, Леви недовольно хмыкнул, отмечая, как стало тяжело на сердце после их произнесения. — Ну что, все еще хочешь разделить со мной все горести и радости? — без удовольствия, спросил бывший капитан. — Хочешь носить мою фамилию и перенять тот груз, что она несет? Мало было, когда разведка приходила к тебе, как к себе домой?! — Леви, прекрати! — заплакав, не выдержав столь сильного давления, Ева встала, пройдя несколько шагов, теперь нелепо крутясь возле дивана, не решаясь выйти из зала. — Прекратить? Никого не заботило, что я испытывал, когда те ублюдки пытали меня, и я так же требовал их «прекратить». Знаешь, я больше, чем уверен, что для тебя это лишь страшный сон, ты ведь и понятия не имеешь о том, о чем я говорю… Прикрыв рот свободной рукой, девушка начала рыдать. После этих слов она вспомнила свежие шрамы на теле Леви, после того как он вернулся, год скрываясь от разведки. Она действительно лишь смутно представляла, что с ним могли делать эти изверги. О таком не говорили, не писали и не показывали в кино. Об этом можно было узнать лишь сев за стул в допросном кабинете. — …ты жила спокойной жизнью, а я лишь выживал. Всю свою жалкую жизнь я пытаюсь выжить, и мне это пока что удается, но черт возьми! Ради чего я так стараюсь?! Аккерман подскочил с места, подойдя к мечущейся Еве, продолжая этот нелегкий разговор. — Думаешь, я не пытался исправить все?! Да, я стал виновен с того момента, как родился, а почувствовал это, как только ребенком начал что-то понимать об этом мире. Я ничего не совершал, но уже чувствовал тот грех, который несет кровь, что течет в моих жилах. Лучше бы моим отцом стал грязный, никчемный алкаш, но не штурмбанфюрер французской айнцзацгруппы! Этот ублюдок наверняка убил тысячи людей, замучил их в лагере, пытал до смерти в камере! А может, именно он отдал приказ солдатам, которые нашли и убили твоего отца, пока вы всей семьей скрывались, избегая лагерной ссылки?! Ты хоть понимаешь, какого жить, осознавая, что ты кровью связан с этим человеком?! Она не смотрела на него, не в силах поднять голову. Леви не сводил глаз с покрасневших щек, носа и капель, что стекали из глаз, мокрыми дорожками доходя до подбородка. — Я считал, что если пойду в армию, то чувство вины уйдет, и смогу жить спокойно. Я отплачу за грехи, которых не совершал, но которые мертвым грузом висят на моей душе. И знаешь, что я делал во время службы? Адерли молчала, продолжала плакать, не в силах сказать что-либо. — Я пытал и убивал местных партизан, как делал мой папаша во время войны. Ирония, да? — на мгновение Леви усмехнулся своим мыслям, но позже продолжил: — Я был палачом для этих людей, каждый день насквозь пропитывался их страданиями, ненавистью, болью… — Ты делал это во имя Франции! — резко напомнила как всегда патриотично настроенная Адерли. — Ева… — осознавая, что она не понимает тех мук, что он прошел, о каких пытается ей донести, он все же решил продолжить, — ...во имя Франции, говоришь? — подняв голову к потолку, он словно обратился ко всем, не только к своей жене. — Тогда мой отец совершал эти бесчинства во имя Рейха. Получается, он был прав? — Нет, он убийца! — встрепенувшись от подобных безумных идей, Ева снова начала искать оправдания. Разумеется, она вспомнила события своего печального детства. — Он убивал невинных и… — Я убивал людей, которые хотели быть свободными… — перебил ее Аккерман. — Так в чем же, правда? Кто виноват на самом деле? Виноват ли Я? Все перевернулось вверх дном. Ева знала ответ на вопрос Аккермана, но не могла произнести его вслух. Ей было страшно. Страшно от того, что больше ничего не будет как прежде. Ее любовь, годами идеализированная, посвященная только одному человеку, разбилась как фарфоровая ваза, расколовшись на мелкие детали, напоминая этим пазл, который нет возможности собрать и склеить. Ей хотелось, как маленькой девочке, убежать и больше не сталкиваться с этой огромной проблемой, что нависла над их семьей. Но она уже давно взрослая женщина и должна решать проблемы подобающим образом. Однако так говорил только разум, а ноги вели ее прочь из комнаты, минуя коридор между комнатами, войдя в столовую. Адерли оставила Аккермана одного, блуждающего по залу, не в силах заставить себя находиться рядом с ним в одной комнате. Вспоминая все сказанное ранее, она анализировала, пытаясь понять, как же ей теперь относиться к нему? Из раздумий девушку вывели приближающиеся шаги хозяина дома. — Вот видишь, я был прав. — Ч-что? Аккерман с досадой смотрел на жену, понимая, что окончательно ее потерял. — Ты бы со мной разговаривать не стала, знай, что я — нацистское отродье. — Леви, все не так как ты… — Тогда почему ты ушла? — подходя почти в плотную, спросил мужчина. — Я… — Адерли начала глубоко и прерывисто дышать, чувствуя истерический ком, что вот-вот скатится с высокой горы. — Я… — Я противен тебе? — громко шепча в губы, решил спросить напрямую Аккерман. — Н-нет. — Почти сжавшись, желая пропасть, ответила Ева. — Тогда почему ты дрожишь? Ты боишься меня? — с грустью констатировал мужчина. — Леви, пожалуйста… — Ева, — обратился он к ней, взяв ее за руку, и немного надавил на запястье, чтобы та посмотрел ему в глаза. — Поцелуй меня и скажи, что по-прежнему любишь, и что у нас все будет как раньше… — Леви, я тебя… Я т-тебя… — громко разрыдавшись, девушка больше не смогла произнести ни слова, отрицательно мотая головой. Лицо Аккермана исказила гримаса злости и боли, что он очередной порцией получил за сегодняшний вечер. Нокаут. Это мерзкое чувство стало невыносимым, и больше не было ничего, что могло бы его унять. Его чаща была переполнена. — Как же быстро ты забыла о своих чувствах ко мне… — схватив Адерли за плечи, принуждая учавствовать в беседе, Леви начал тормошить ее, даже не придавая значения то, с какой силой он это делал. — А может, их и не было? Может, ты использовала меня? ОТВЕТЬ МНЕ ХОТЬ ЧТО-ТО! — Отпусти меня! — выкрикнула девушка. Она подняла до этого опущенные глаза на мужа и не смогла узнать его. Это был совершенно другой человек. Он выражал все ужасное, что могло быть в человеческой натуре. Глаза прожигали в ней дыру, окутывая пламенем ненависти. Он находился настолько близко, что она чувствовала его дыхание, что постепенно приходило в спокойный ритм. Но его состояние было совершенно далеко до этого. Неужели он… Нет, ее Леви никогда бы так не поступил с ней. Для него она была самой большой ценностью в его жизни… Как только Аккерман начал поднимать руки, Адерли решила действовать первой. Оттолкнув молодого человека от себя, она побежала в противоположную сторону столовой, где находилась дверь в подвал. Ева неосторожно отодвинула защелку на двери, попутно зацепив и сломав ноготь, а затем успела скрыться за спасительной дверью. Послышался звук закрывающегося замка. Леви в пару шагов пересек расстояние до двери в подвал и попытался открыть ее. Ярость от предательства одолела его разум, словно пеленой окутав его; он не отдавал отчета своим действиям. Дверь не поддавалась, от чего мужчина ударил ее ногой, тем самым, вызвав новый вскрик от напуганной Евы. — Открой дверь! — Ни за что! — закричала Адерли, наощупь спускаясь с лестницы. — Мы не договорили! — Мне больше не о чем с тобой разговаривать! Кромешная темнота заполняла пространство вокруг, принимая в свои густые мрачные объятия испуганную девушку. Дверь приходила в движение, сотрясаясь от ударов бывшего капитана, что безуспешно пытался открыть ее. — Черт! — последний раз, с силой ударив дверь, выругался Аккерман. Ева тут же услышала отдаляющиеся шаги и грохот захлопнувшейся входной двери. Леви выбежал из дома, оглядываясь по сторонам, но в упор не видел прохожих, которые спешили домой после работы, то и дело задевая кого-то на пути. Он чувствовал, что теряет контроль над своими действиями от тайфуна чувств, которые сейчас испытывал. Свернув на первом же повороте, желая как можно дальше уйти от дома, он, наконец, сменил темп, с бега переходя на быстрый пеший ход. Он чуть не ударил ее… Гнев самым первым захватил власть в распыленном сознании, занимая место адекватности и осознанности. Ее глаза полные испуга выражавшие благоговейный страх за свою жизнь, смогли в последний момент отрезвить его, словно окатив ледяной водой, не дав совершить то, о чем бывший капитан сожалел бы до конца своих дней. После гнева обида, будто едкой тягучей жижей, смешивалась с кровью и растекалась по венам, пробирая этим чувством каждую клеточку тела. Он боялся итога их разговора. Но понимал, что это один из вариантов исхода. Он надеялся, что все закончится не так. Но осознавал, что чудес ждать не стоит. Наивность погубила его. Смеркалось, фонари стали освещать вымощенные камнем улочки. Бездумно проходя по улицам полупустых кварталов, только через час пути Аккерман понял, куда ведут его ноги, — в этом направлении будет то самое место, где он вырос. Он в противоположном районе, уже достаточно далеко от дома. Его родной неблагополучный квартал — сгусток людской боли и страданий, каким он сам является в данный момент. Леви приходил сюда каждый раз, когда в его жизни наступала такая черная полоса, что казалось, она будет нескончаема. Его словно магнитом тянуло в это место, где он провел самые тяжелые годы своей жизни. И теперь, неспешно прогуливаясь в пока еще безопасной зоне, не заходя на территорию нищих и торговцев, Аккерман стал думать о дальнейшем. Несмотря на то, что любовь всей его жизни отвергла его, узнав столь горькую правду, он наивно надеялся, что спустя время они снова будут вместе. Она вернется к нему. Посмотрев вперед, Леви увидел неспешно идущую женщину, которую то и дело покачивало из стороны в сторону. Юбка ее длинного платья колыхалась на ветру, вплотную прилегая к ногам. Полы пальто аналогично поддавались воздействию стихии, сверкая яркой подкладкой. Она была высокого роста, вероятно, на голову выше бывшего капитана, волосы распущенны, но челка убрана назад. Чем ближе незнакомка подходила к Аккерману, тем яснее становилось ее бормотание, оказавшееся напевом песни. — С дороги, коротышка! — выпалила женщина, в очередной раз сильно покачнувшись. Дама начала терять равновесие и чтобы не упасть, решила остановиться, расставив руки в разные стороны, а затем и вовсе схватившись за плечо Аккермана, что успел поравняться с ней, нависла на нем, пытаясь удержать баланс. — Протрезвей сначала… — почувствовав характерный запах, мерзким шлейфом исходившим от нее, ответил Леви, пытаясь одернуть ее руку. — Чего?! Учить меня вздумал?! Ты хоть школу закончил?.. — насмехаясь, продолжила незнакомка. — Иди, куда шла… — гневно выпалил парень, с трудом одергивая ее руку. — Ай, больно! — воскликнула женщина. — Как ты со мной обращаешься? Я же женщина… — Кто-кто? — решил съязвить в ответ бывший капитан, сомневаясь, что женщины могут себя так вести. По-крайней мере, порядочные. — Да, женщина! — разозлилась изрядно выпившая незнакомка, хлестко ударив молодого человека, попадая тому в грудь. — А у тебя, наверное, ее никогда и не было? Чтоб нормальная женщина да с таким низким… Дама звонко рассмеялась, привлекая лишнее внимание малочисленных прохожих. — Проваливай! — оттолкнул от себя неприятную личность Леви. — Ой, обиделся… Знаешь, а я сегодня добрая — хочешь за грудь дам подержаться? Ты ведь таких и в жизни не видал! Узнаешь, что это! Ха! — вновь заливаясь смехом, незнакомка вплотную приблизилась к Леви, схватив его за руку. От неожиданности, Аккерман не сразу понял, для чего она схватила его, но как только ладони почувствовали ткань платья молодой человек, перехватил ее руки и стал тормошить, пытаясь немного отрезвить разум дамочки. — Вали домой, стерва, и чтобы я тебя больше не видел! — Эй, что здесь происходит?! — раздались голоса позади незнакомки. Аккерман выглянул из-за спины наглой женщины и увидел двух жандармов, которые патрулировали улицы. — ОН МЕНЯ БЬЕТ! — с надрывом прокричала она, от чего Леви оторопел, застыв на месте. — ПОМОГИТЕ МНЕ! Жандармы тут же принялись их разъединять, вдвоем накинувшись и удерживая Аккермана, который сначала не стал сопротивляться. — Он напал на меня! — вытирая влажную щеку от слез, дамочка стала прикрывать свое тело пальто, натягивая его полы его более чем нужно. — Она лжет! Я не трогал ее! — Тут же, ответил бывший капитан, пытаясь вырваться их хватки сотрудников жандармерии. — ОН ИЗБИЛ МЕНЯ! Вы же все видели! Эти слова подействовали на сотрудников как красная тряпка на быка: они мигом завели руки Аккермана у него за спиной и застегнули наручники. — Что вы делаете?! Отпустите меня! Я не трогал ее! — Расскажешь об этом комиссару! — злобно выпалил один из патрульных, толкая молодого человека вперед. Самый крепкий и высокий стал вести Леви, а его товарищ подошел к женщине, предложив платок и пытаясь успокоить наигранную истерику. Хотя жандармы и купились на это представление. — Мадам… — Мадмуазель! — поправила она, шмыгнув носом. — Мадмуазель, пройдемте с нами в участок для дачи показаний. — С радостью! Такого ублюдка, как он, нужно держать за решеткой! Боже, если бы вы не пришли, он бы изнасиловал меня! — Закрой рот, потаскуха! — приказал Леви, тут же получив удар в правый бок от ведущего его сотрудника жандармерии. Леви безуспешно пытался объяснить ситуацию, однако ему не верили. Под гневные выкрики потерпевшей, Аккермана довели до участка, почти затолкав в тесный изолятор, в котором уже сидело несколько человек, оценивающим взглядом встречающих их нового гостя.