***
Салливан быстро подхватил куртку, ключи и выскочил на улицу до ближайшей аптеки. У него всегда был сильный иммунитет, и окружающие даже поражались, что такой хилый мальчишка так редко болеет. Возможно, ещё ребёнком Сал настолько возненавидел любые больницы, что установка «ни в коем случае не болеть!» вросла в его тело буквально: лёгкая одежда в самые лютые морозы, три килограмма мороженого на спор с Джонсоном, отрицание любых шапок, игрища в снежки возле апартаментов в минус тридцать — это всё о Салли-Кромсали. Поэтому подумать о том, что можно простыть, всего лишь поболтав сидя на прохладном полу старого дома, юноша никак не мог. И ведь только-только Салли начал вспоминать, каково это — нормально разговаривать, открываться кому-то, как по его вине такая глупость. Смотри, ты даже здесь умудрился всё испортить, Кромсали. «Заткнись!» — в который раз за день подумал юноша сердито. И только уже в автобусе парень с похолодевшими пальцами понял, что выскочил, не заперев входную дверь. О нет! Убежит. Бросит. Оставит одного. Не вернётся. И проклятая псина будет ждать его на ступенях, хрипло посмеиваясь перекошенной пастью. Сал уже подорвался к дверям, чтобы выскочить на следующей же остановке, но тут случайно словил своё отражение в круглом зеркале — том, что висит в углу автобуса около водителя, — и застыл. Что ты за человек такой, если думаешь только о себе? К тебе впервые за несколько лет проявили сочувствие без нездорового подтекста. Не сразу, но приняли. Позволили прикоснуться. И даже довериться. Эрика не знает, что дверь не заперта. Если он сейчас выскочит из автобуса, то обратный автобус ещё ждать, а пешком больше получаса траты времени, а там что? Закрыть дверь и снова ехать в город? Ну, давай, делай хуже. — Парень, ты выходить собираешься? — недовольно окликнул его водитель, наблюдая за странным пассажиром в зеркало заднего вида. Салли сжал поручень, вздрогнув. — Нет. И вернулся на сидение, победив свою паранойю заходящегося в панике сердца. Лишь скачущие по коленке кончики пальцев выдавали остаточное беспокойство.***
Эрика слышала, как хлопнула входная дверь, но ещё несколько минут сидела не шелохнувшись. В отличие от закалённого просто по-сверхъестественному Салливана девушка не помнила, чтобы хотя бы один семестр обошёлся без простуды. Но вот так по-идиотски, будучи взаперти, — это что-то новенькое. Резко захотелось пить. Кое-как поднявшись, Эрика поплелась вниз. На пропажу юноши она не обратила внимания — минимальная странность, которую он мог выкинуть в свете последних событий. Умывшись прохладной водой, девушка набрала стакан воды и, закрутив кран, повернулась лицом к гостиной, уперевшись спиной в столешницу. Отпив немного, Эрика с тихим мычанием прижала стакан ко лбу, чувствуя усиливающуюся мигрень. Томпсон ненавидела болеть. Ещё и здесь. Потрясающее везение. Тихо разговаривающий сам с собой телевизор сдавил шумом виски. Эрика отняла стакан ото лба и поглядела в прихожую. Кеды и куртка пропали, значит, вышел на улицу, не послышалось. По привычке Томпсон хотела подёргать дверь, но передумала. Настроения партизанить никакого. Лучше, пока Фишера нет, продолжить идти к более надёжному плану побега и не тратить время зря. Выплеснув недопитую воду, Эрика поднялась наверх. Но, уже дойдя до двери, резко остановилась, наткнувшись взглядом на приоткрытую щель в комнату Салливана. Если он не находился там, то всегда запирал эту комнату. Да, Эрика была внутри, но теперь-то хозяина нет! Что, если там найдутся также случайно оставленные ключи? Заходящийся в груди больной жар отступил от волнительно подпрыгнувшего сердца. Машинально обернувшись на лестницу, словно Салли вот-вот возникнет за спиной, почувствовав нарушение, Эрика тут же быстрым шагом пересекла коридор, пробежав мимо своей комнаты. Обитель Салливана ничуть не изменилась с её визита, лишь сбуровленная постель лежала немного аккуратнее. Те же плотные шторы, гитара в углу, комод, над которым виднеется чёткий след от недавно висевшего зеркала. В доме совершенно точно никого больше нет, но Томпсон чувствует себя воришкой, которая сейчас попадётся полиции. Она нерешительно огляделась, сжав кулачки, но быстро взяла себя в руки и зашла внутрь, сразу подходя к прикроватной тумбочке. Пустой блокнот с одним-единственным записанным и почему-то зачёркнутым номером, ручка, хлоргексидин в бутылочке, запакованная вата и… всё. Разочарованно задвинув тумбочку, Эрика обогнула кровать, предварительно заглянув под неё, и дёрнула старенькие ручки комода. В верхнем ящике лежали вещи и что-то из верхней одежды, в основном чёрных или серых оттенков. Без задней мысли девушка быстро прощупала дно, но снова досадливо скривила губы. Ничего. Следующий ящик — то же самое. А вот в последнем, самом нижнем… Уже ни на что не рассчитывая, Эрика присела на корточки, и одновременно с движением на себя послышался лёгкий стук. Сначала девушка не поняла причины — ящик показался ей пустым, но потом в дальнем углу она увидела две перевёрнутые рамки, которые издали шум. Фотографии? Ей показалось, что у парня какие-то личные счёты к любым изображениям. Поддавшись любопытству, Эрика вытащила рамки на свет. И волнительно выдохнула. На одной, горизонтальной, стояли четверо подростков: Салли и ещё трое ребят примерно четырнадцати лет. Долговязый темноволосый парень, высунувший язык фотографу, симпатичная девчонка с очень ярким взглядом и милой улыбкой и кучерявый рыжий паренёк в очках с россыпью веснушек на носу. Салли в том же самом протезе, только куда ниже всех остальных, ещё по-детски щуплый, что и правда можно перепутать с девочкой. Все четверо сгрудились друг к другу, смеясь. Длинноволосый парень, стоящий между Салом и девчонкой, одной рукой облокотился на макушку Фишера, а второй подставил рожки девушке, в то время как сама девушка усиленно пыталась не смеяться, подставляя рожки рыженькому парню. У Салли же прямо на протезе над пластиковыми губами были наклеены мексиканские усы из магазина приколов. Если фото могло запечатлеть энергию и эмоции, то это одна из самых тёплых фотографий, которые держала в руках Эрика. И глядя на то, как улыбались глаза за протезом на снимке, ни за что не подумаешь, что глядящий волком юноша — это и есть тот самый мальчик. Эрика долго рассматривала фотографию незнакомцев, чувствуя странную тоску, исходящую от пустой комнаты. Кто были эти ребята? Друзья? Одноклассники? Что стало с ними? Поссорились, просто разошлись дороги, или же… «Ты слышал, что он зарезал целый дом постояльцев одним кухонным ножом?» Чем больше Эрика смотрела на фотографию беспечных детей, тем тревожнее становились мысли. Поэтому девушка положила рамку на место и вытащила на свет вторую. Снимок старый, почти утерявший цвет, и на нём… его семья. Улыбчивый мужчина в домашнем свитере и с очень густой бородой, невероятно красивая женщина в синем платье с завитыми золотистыми локонами и кто-то между ними. Именно «кто-то». По центру точно стоит кто-то третий, но фотография настолько исцарапана до дыр, что не рассмотреть. Только и можно угадать по одежде и очертаниям, оставшимся у самой рамки, что это мальчик лет пяти, прижимающий к груди жирного кота. Всё, что выше ушей животного, уничтожено. Изрезано так, что не осталось и кусочка от лица. От этой фотографии становится особенно жутко, и Эрика быстро закинула рамку в комод и затолкала ящик обратно. Не стоило сюда лезть. Не её дело. Лучше убраться подальше и не думать об этом. Ключей всё равно нет.***
Пока Салливан добрался до обратного автобуса, он успел проклясть Нокфелл трижды. В одной из аптек ему отказали за отсутствием рецепта от врача, а на недоумевание юноши по поводу того, что лекарства, которые он спросил, не являются антибиотиками, фармацевт едва ли не вызвала охрану. В другом месте Сал развернулся сразу — «технический перерыв», в третьей снова прицепились, зачем ему препараты. Как же резко все вокруг стали бдительными, поразительно! И только в четвёртой аптеке, после невыносимого гула в очереди и с десяток подозрительных взглядов, парень с шумом выдохнул под протезом. А потом сорвался обратно на окраину, к дому №18, пытаясь унять желание действительно побежать. Тревожные мысли по поводу девушки не оправдались: ухватившись за дверную ручку парадной, юноша почувствовал, что дом не пустой. Не тёмный. Не холодный. Сразу же становится смешно за свою паранойю, а ещё очень спокойно внутри. Пока ещё не один.***
К моменту, когда юноша вернулся на второй этаж с горячим чаем, лимоном и таблетками от простуды на подносе, Эрика с места больше так и не сдвинулась. От очередной босой прогулки по дому и резких движений вторая волна дурноты сцапала девушку задолго до возвращения Салливана. Томпсон давно потерялась в днях недели и думала, что тот просто ушёл на учёбу, или куда там ходят личности без лица с голубыми волосами. И оказалась чрезвычайно удивлена его появлением возле себя с набором первой помощи, которой ещё утром в доме точно не было. И это что, дождь опять на его волосах? «Он ездил в город за лекарствами?» — поражённо подумала Эрика. — Это мне..? — Выпей, тебе станет легче. Удивление быстро сменилось невыносимой пульсацией в висках, не оставив сил на другие мелочи. Видя, что девушке за время его отсутствия стало ещё хуже, Салливан оставил поднос на столике, подхватил чай и блюдце с таблетками и осторожно присел на край дивана, протягивая лекарства. — С-спасибо… — дрожащими руками пленница приняла помощь, сморщившись от горести неизвестных пилюль. И только потом запоздало поняла, что безропотно проглотила какие-то таблетки от очень сомнительной личности, не задумавшись, что это могло быть что-нибудь плохое. Но стоит мельком взглянуть на застывшего рядом юношу, такого виноватого и переживающего, как такие мысли стыдливо сгорают сами собой. Даже несмотря на то, что эмоций не разглядеть, вид у Фишера многоговорящий. Он вроде и сделал всё, что мог, но вот явно совесть грызёт и не знает, куда себя деть. Сходство с переживающим родителем или же обеспокоенной младшей сестрой сейчас просто непередаваемое. Эрика совершенно растерялась. И мгновенно попыталась отмахнуться от помощи. — Это всего лишь простуда. Пройдёт. Разумеется, последнее Салливан игнорирует. «Успокаивать преступника, укравшего тебя, в его же доме, по поводу собственного здоровья. Умереть не встать». Последующие три дня, пока зараза не сошла на нет, Эрика не знала, куда ей деться от этой чрезвычайно неловкой заботы. Чай с малиной, мёдом или лимоном в постель, строгий график приёма лекарств и тысяча вопросов: ничего ли ей не нужно? От внимательного взгляда разных глаз никуда не деться, а румянец больного жара на щеках уже вспыхивает непроизвольно. И если в первый день, пока голова раскалывается, а от температуры хочется немного выть, Эрика ещё позволяет себе принять это, как безвольное тело (махнув рукой от неловкости — ну, так и быть, плевать), то на второй день неожиданно появляется мысль, что выглядит она, наверное, как будто свалилась с сеновала. Примерно с час девушка убеждает себя, что ей пофигу. И ему тоже. Даже лучше показать себя с отвратительной стороны, может, того и гляди, её выпустят, разглядев, что без всякой косметики и водных процедур по утрам она не шибко-то и красавица, а с опухшими глазами и вовсе не очень леди. Но до того внимательный взгляд, разглядывающий с какой-то маниакальной тревогой, всё же сдувает Эрику за расчёской, а затем и к умывальнику. Томпсон с сожалением смотрит на пустой кафель там, где у обычных людей висит зеркало, и проверить предчувствие по поводу своего отвратительного внешнего вида никак не может. Чего тебя вообще стало волновать, как ты выглядишь? Салливану Фишеру явно всё равно, его поступки искренни. Шутка про мамочку так и вертится на языке. Эрика держится из последних сил. Потому что Мамочка Салли в комнате, а пациентке становится заметно лучше.***
Ровно до полуночи в доме спокойно. Эрика настолько вымотана головной болью, что засыпает, не задумываясь о том, что Фишер, скорее всего, опять проторчит около дивана до утра. Сон длится недолго. Мигрень выдёргивает девушку из тёмной проруби забвения, издеваясь: на веках словно по гире, зато мозг никак не отключится. Поэтому Эрика продолжает лежать на боку, надеясь, что простуда проявит милость и уже к утру отпустит восвояси. А ещё девушка чувствует, что Салли рядом. Ну конечно. Что за мальчишка… Пока Эрика в поисках сновидений размышляет о всякой несвязной ерунде, не открывая глаз, возле ног слышится шорох. И вдруг лба касается прохлада чужих пальцев, проверяя температуру. Казалось, к этой странности тоже можно привыкнуть. Но. Прикосновение не прекращается. Эрика лежит, затаив дыхание, а в груди начинает барахлить, как у того чёртового телика внизу после грозы. Девушка чувствует: по щеке мимолётно скользнули кончики пальцев, убирая пряди со лба. Поправили одеяло и подушку. А потом ночной страж вновь занимает свой караул возле ног, словно домашний кот, переживающий за хозяйку. Он не просит благодарности. Не ждёт чего-то в ответ. Просто хочет быть с кем-то рядом, кто не сгонит пинком прочь, недовольно морщась от надоевшей привычки. Эрика слушает его дыхание, и мысль о том, что с каждым днём будет сложнее скрыть прорешь в стене, приходит куда позже, чем мысль о том, что ей нравится эта забота.***
По утру девушка с приятной неожиданностью проснулась со свежей головой и ясными мыслями. Она бы и забыла этот ночной инцидент, если бы не поняла, что до сих пор в комнате не одна. Стоило начать стягивать одеяло, как зажатый чем-то край заставил девушку резко повернуться. Салливан Фишер спал там же, где коротал свои ночные сессии: прямо на полу, привалившись спиной к дивану возле ног девушки, облокотившись на колено и уронив голову на изгиб запястья. Резинка слетела с голубых волос, отчего те рассыпались по плечам морскими волнами. Эрика растерянно замерла. Приглушённое дыхание доносилось из-за протеза. Неуверенно сглотнув, Томпсон бесшумно вылезла из-под одеяла и ступила на ковёр. И правда спит. Даже странно, что человек, до паранойи боящийся собственного лица, так беспечно вырубился. Должно быть, и правда переживал об этой глупой простуде, которой болеет по весне каждый второй ученик колледжа. Неуместное любопытство оказалось выше её принципов, и Эрика осторожно опустилась на колени возле юноши, невольно присмотревшись к прорезям для глаз в протезе. На одном из подрагивающих век не было ресниц, и его же пересекал старый шрам со следами от хирургических нитей. Ещё один шрам уходил чертой прямо под веком на переносицу, а что дальше — не разглядеть. На руках то же самое, как и на шее. Не похоже на ожоги, значит, вряд ли пожар. Задумавшись, Эрика рассматривает своего одноклассника уже совсем открыто и думает: если бы не протез и дикий цвет волос — парень как парень. Кстати, о волосах. У Салливана они непривычно длинные, что Эрике даже по-женски завидно. Когда-то у неё тоже был пышный хвост, а теперь… Томпсон невольно вспомнила, как отреагировали подруги на стрижку, хотя сама девушка думала, что выглядит это довольно неплохо. Во всяком случае не хуже, чем она думала, беря в руки ножницы. У Сала же волосы довольно густые и по прикидке ниже лопаток. Эрика никогда ещё не видела их распущенными, чаще — хвостик или пучок на скорую руку, реже — два хвоста, но, несмотря на эту странность, Фишеру удивительно идёт любая причёска. И цвет в комплекте с хозяином не кажется вызывающим, скорее, умеренно подходящим. Не удержавшись, девушка робко протянула руку и дотронулась до свисающих голубых кончиков. Мягкие, надо же. Почему-то она думала, что волосы Салли должны быть жёсткими и ломкими. А ещё раньше, до близкого знакомства, и вовсе подозревала, что это парик. Тогда бы появилась дополнительная версия про химиотерапию, но сейчас отчётливо видно, что шевелюра настоящая. Интересно, а косы он умеет плести? От этой мысли Эрика едва не хихикнула, но вовремя зажала себе рот ладонью. Всё, тоже пора паковать вещички в одно известное заведение. Она не об этих глупостях должна думать! А о том, как ей поступить. Сейчас. Похититель спит, он потерял бдительность — этим можно воспользоваться… Только как? Если бы она знала, где ключ хотя бы от этой комнаты, она бы без промедления выскочила и захлопнула дверь, но Эрика без понятия. Возможно, они у Сала в карманах, но он сидит в такой позе, что совершенно нет возможности проверить, не разбудив его. А ещё можно поступить по-другому… взять вон тот стул и ударить. Он даже не поймёт, пока железные ножки не опустятся на его голову. И тогда — тогда на волю. Нужно только ударить наверняка. Один раз. Со всей силы… Второго шанса не будет. Ты готова причинить ему эту боль, а, Эрика? Готова воспользоваться этой возможностью? Другой может не быть. У твоего запасного плана гарантий нет. Здесь же всё наверняка. Уж парня без сознания обыскать труда не составит. Хотя есть шанс проломить череп, но, может, оно стоит того? Эрика вздрогнула от этих мыслей. Возможно, пару недель назад она без колебаний бы сделала это, но теперь?.. Теперь, начав с ним разговаривать, начиная понимать… Девушка застыла, слушая мирное дыхание юноши. Она не сможет. Только не так, нет. Ей дурно от того, что она подумала об этом. Салу Фишеру просто нужна помощь. Когда она покинет это место, она подумает, что можно сделать, но ударить вот так, спящего — нет. Он не чудовище. Он просто запутавшийся в себе человек. Вздохнув, Томпсон ещё недолго поколебалась, как ей поступить, но всё же решила разбудить юношу. — Эй, Сал… — Она осторожно потрясла парня за плечо. — Сал! Фишер дёрнулся, поднимая голову, и практически сразу схватился за протез так молниеносно, что Эрика отпрянула. Юноша быстро пришёл в себя, машинально скользнув пальцами по затылку, проверяя застёжки, и только потом с удивлением заметил девушку подле себя. — Я что..? — споткнулся он на полуслове как-то сконфуженно. Эрика отвела глаза, резко смутившись, что пять минут назад разглядывала Салли так пристально. — Да, ты, кажется, уснул… Парень недоверчиво посмотрел на наручные часы. Вздохнул. Попытался провести ладонью по лицу, но наткнулся на протез и снова вздохнул. Как он мог отключиться в такой опасной близости от девушки? А если бы она сбежала? Или того хуже: протез бы сполз набок, и она увидела его страшную рожу? Подскочившее к горлу сердце и злость на самого себя быстро были взяты под контроль. Сал был удивлён, что Эрика, уже второй раз находясь в опасной к раскрытию его тайны близости, не воспользовалась шансом подсмотреть «интересное», а поступила тактично и по совести. — Давно ты не спишь? — с безнадёжностью в голосе поинтересовался парень. Она отрицательно помотала головой. Сал немного успокоился. — Извини, я не… апчхи!.. — Голова дёрнулась непроизвольно, зато сидящая напротив аж подскочила от неожиданности. Юноша и девушка молча уставились друг на друга. — Ты что, тоже..? — Что? Н-нет. Не думаю. Вряд ли, — растерянно прижав ладонь к пластиковым губам, ответил парень. — Я редко болею. Эрика промолчала. Салливан понадеялся, что её странный взгляд не был пожеланием самой страшной инфекции на его голову.