Стокгольмский синдром

       Они ждали автобус, глядя в разные стороны улицы и каждый размышляя о своем. Эрика совершенно позабыла о проблемах в школе и дома, впечатлившись мрачной картиной, увиденной на кладбище. Сал же пытался унять оставшуюся дрожь в теле. Он не думал, что его так пошатнет вид тринадцати могил. В пустую сегодня все эти пробежки — можно хоть отсюда пешком начинать топать в колледж — как раз к утру добредет. Салли уверен — этой ночью ему не суждено уснуть.        В полупустом автобусе наигрывает что-то из репертуара восьмидесятых. Парень и девушка, не сговариваясь, занимают дальний угол. Пока ушедший в себя Сал сверлил взглядом замерзший океан замызганного окна, Эрика не менее задумчиво «просвечивала» спинки сидений перед собой. Через шесть рядов впереди сидела бабушка с внуком, сбоку от них откровенно спал чрезвычайно крупный мужчина, посапывая на весь автобус. Сумеречный пейзаж опустился темно-синими тенями на Нокфелл. Эрика отчего-то так засмотрелась на спутанную бороду спящего пассажира, что опомнилась только перед своей остановкой.        — Ой, это моя, — вскочила девушка. Она уже хотела проронить «до завтра» и пройти к выходу, как не шелохнувшийся ни разу за всю дорогу Фишер вдруг схватил ее за руку.        — Ты можешь остаться сегодня у меня? — спросил он, до сих пор глядя в сторону.        — Я… — Эрика остановилась, с сомнением поглядев на приближающуюся знакомую улицу. — Не знаю, я ведь даже не предупредила никого и…        — Пожалуйста.        Холодные пальцы сжались на запястье. В этот же момент автобус остановился, заставив Эрику покачнуться. Белый протез отвернут в сторону, будто не видя, что, вообще-то, уже приехали, и стоило спросить об этом хотя бы пятью минутами ранее. Томпсон могла понять состояние парня после кладбища, но есть же какие-то рамки этих спонтанных поступков… то как Салли вцепился сейчас — ей не понравилось. Да, Эрика, в принципе, могла остаться и у него, позвонить матери — Глория сейчас вся в делах, вряд ли обратит внимание, что дочь все реже появляется дома, но неужели трудно было спросить заранее? И этот жест. У девушки промелькнуло нехорошее чувство, что, если она откажется, то парень ее все равно не отпустит. Дернет на себя, заставляя вернуться на место.        Будто желая проверить догадку, Эрика чуть вывернула запястье. Салли продолжает держать. Двери вот-вот захлопнутся, а из пассажиров остался только спящий мужчина.        В этот момент Томпсон была согласна с Андреа, что протез Фишера всё-таки пугает. Особенно, когда нет возможности заглянуть в глаза владельцу. Девушка еще раз глянула на открытые двери, но, поразмыслив, сдалась и вернулась на место рядом с юношей по своей воле. «Ладно. Если он так настаивает…». Эти тринадцать могил впечатлили бы кого угодно. Учитывая истории Салли с кошмарами, всё понятно, но…        — Спасибо, — бесцветно проронил Фишер, продолжая держать пальцы на запястье девушки. В любом поисковом навигаторе жизни и то больше, чем сейчас в его голосе.        Эрика знает, что парень потом отойдет и извинится еще раз десять — и за это и за поездку, но какая-то настороженная опаска, будто Сал не просто попросил, а приказал ей остаться рядом с собой, мелькнула в голове.        «Я схожу с ума на пустом месте», — подумала Эрика, дав себе мысленную затрещину. Автобус тронулся дальше. Что бы там ни было — она уже подчинилась.        До дома №18 на Северном Авеню с его вымершими черными улицами они добрались через час. Единственный работающий фонарный столб кончился там же, у остановки, так что финальный путь до дома парень и девушка шли в кромешной темноте. Эрика мгновенно забыла о поступке Салли в автобусе и прижалась к нему плечом, стараясь держаться ближе — ее и днем жуть пробирала от подобных пейзажей, что говорить о ночи. Сал по сторонам не смотрел. Просто шагал, не озираясь, как Эрика, каждую минуту на зияющие черные окна за поваленными ржавым заборами, и не думал включить хотя бы фонарик на телефоне.        Томпсон кажется, что если бы призраки существовали, и один из них бы сейчас выскочил перед Фишером — юноша с голубыми волосами бы даже не моргнул. Он сам как призрак. Навеки неприкаянный. Впрочем, когда они добрались и Сал отпер входную дверь, то тревога уже иного рода охватила Эрику, ведь угрюмая мрачность всё еще исходила от парня давящей аурой.        Свет, немного тепла, отрезанные порогом тревоги — и дышать стало легче. Несмотря на произошедшее, остаток вечера прошел куда лучше, чем думала Эрика. Сал довольно быстро пришел в себя от пасмурного безмолвия, а когда снял протез, то девушка окончательно расслабилась, выругав себя за мелькнувшую паранойю.        — Сейчас вернусь…        Сал отошел наверх, пробормотав нечто невнятное, но девушка уловила — причина в стеклянном глазу. Должно быть, попала соринка, пока юноша копался на кладбище, потому что всю дорогу до дома он касался правой стороны протеза.        Оставшись одна, Эрика скинула смс маме и убрала телефон в сумку. В тишине чирлидер невольно вспомнила о Трейси и мерзких слухах, которые ее троица пустила по школе. Как пить дать, завтра уже каждый ученик об этом узнает. С трудом заставив себя запихнуть куда подальше обрывки угроз Симонс, Эрика вздохнула и распласталась на диване, свесив руки с подлокотника на манер усталого тюленчика.        Хотелось отвлечься.        Пока хозяин дома отсутствовал, внимание девушки привлекла его гитара, прислоненная возле кресла. Томпсон, конечно, видела ее и раньше, но сейчас странное любопытство заставило податься вперед и дотянуться до красно-белого корпуса. Интересно. Кажется, это была электрогитара. Или они как-то по-другому называются? Эрика не знала. Она разбиралась в музыкальных инструментах на уровне «отличаю пианино от флейты и контрабас от гармони», не более.        Гитара Сала была красивой. И довольно яркой. В монохромном интерьере алый цвет выделялся, как взросший в старом выгоревшем поле маковый куст. Эрика не смогла удержаться. Вытянув пальцы дальше, коснулась крайней струны. Для этого ей пришлось наполовину перевалиться через подлокотник — до того не хотелось вставать. Тонкая металлическая нить была шершавой. Эрика чуть согнула палец, легонько оттянув. Негромкий трунь отозвался по гостиной.        «И как на этом играют? Столько странных штук…», — девушка рассмотрела торчащие «ушки» на грифе, которые, должно быть, регулировали натяг каждой струны, но были также и непонятные приспособы, которых на обычной деревянной гитаре Эрика никогда не видела. Гитара Сала была явно не новой — по краям видны потертости, а на корпусе несколько царапин. С одной стороны и вовсе какие-то просверленные отверстия непонятного предназначения… «Хотя, такие гитары, вроде как, подключаются к колонкам. Может для этого», — Эрика не удержалась и зацепила ноготком еще две струны. Задержала пальцы, прислушиваясь.        Неожиданный скрип сбоку заставил девушку спешно отдернуть руку, едва не свалившись с подлокотника. Она обернулась. И в этот же момент покраснела от стыда за свое любопытство, потому что бесшумно спустившийся Салли стоял возле лестницы, насмешливо наблюдая. По видимому, уже некоторое время.        Прежде, чем лапать чужие вещи, принято спрашивать. Даже, если это вещи твоего парня. Но Сал, вроде как, не выглядел раздраженным. Напротив.        — Можешь поиграть, если хочешь, — добродушно сказал он.        — Я не умею… — смутившись, пробурчала Эрика, быстро принимая сидячее положение. — Что с глазом? — удивленно спросила она, увидев на лице парня непривычную деталь — глазную повязку. Последняя была старательно закрыта челкой, но все равно бросалась на вид.        Сал тут же провел по голове, стараясь закрыться еще сильнее. Видимо, и волосы распустил из-за этого.        — Попала какая-то дрянь, — коротко ответил он.        Судя по зависшему лицу девушки, та сразу задумалась как выглядит глазница без глаза, поэтому Фишер спешно перевел тему. Он прошел в гостиную, захватив гитару, и перемахнул спинку дивана, оказавшись рядом с Эрикой. Девушка развернулась лицом к парню, невольно подмечая, как по-кошачьи изящно Салли это провернул. Несмотря на занятия чирлидингом, у Эрики были сложности с простейшими действиями, вроде перелезть через забор. Поэтому, вздумай она так перемахнуть через ту же спинку дивана — точно улетела бы на пол без всякой грации.        Сал умостил гитару на коленях.        — Есть пожелания? — поинтересовался он, имея в виду занятие на вечер.        — Не знаю, но спорить с тобой я больше не буду, — насмешливо ответила девушка, оперевшись спиной на подлокотник. Глядя, как юноша проводит кончиками пальцев по грифу со стороны струн, Эрика заинтересованно спросила: — Твоя гитара случайно не подключается к колонкам? Акустическая или как это правильно называется?..        Салли улыбнулся.        — Это электрогитара, — поправил он. Эрика смутилась своей непросвященности. — Акустические из дерева и обычно не подключаются к комбикам.        — К чему? — не поняла девушка.        — Звукоусилитель. Ну, или колонки, если можно так сказать, — пояснил Сал, заметив, что складочка между светлых бровей не расправилась. — Смотри. Если играть так, — юноша наспех станцевал пальцами по струнам короткий мотив. — …то звук довольно тихий и чем-то схож с обычной гитарой, но если подключить усилитель, то… — он задумался, как проще сказать: — Будет как на рок-концерте.        — Подожди, то есть… это не настоящий звук сейчас?        — Нет, — снова заулыбался Фишер, почти любовно постучав пальцами по корпусу. — Когда мне досталась эта гитара, и я по незнанию врубил ее на полную, то на этот шум сбежался весь дом. Мне тогда знатно влетело, — хмыкнул он. «Еще бы, надо же было додуматься сразу выкрутить максимальную громкость». — Обычно начинают учиться на классике, но у меня не было простой гитары. Я как-то даже не думал, что отец раскошелится сразу на электро.        Впрочем, после первого же «концерта» Генри явно пожалел об этом. Чудо, что стекла в окнах целы остались.        — После первой пробы звука, пришлось сдать усилитель до тех пор, пока не научусь играть так. Вот и привык. Да и потом сложно найти место в многоэтажном доме с тонкими стенами, где бы после первой же песни тебя не захотели четвертовать собственные соседи…        А когда соседей не стало, ровно как и немногих слушателей гаражного рока в компании друзей, то это потеряло свой смысл. Головные боли, звучащие боем курантов меж висков от бессонницы, просто так и «хотелось» скомбинировать с электрическим дребезжанием. Сал даже рассматривал этот вариант, как неординарное самоубийство. Об этом он разумно умолчал.        Но, видя задумчивое лицо девушки напротив, которая рассматривает гитару в его руках, словно в первый раз увидела, и этот интерес — к тому, что Салу нравится — заставляет юношу вспомнить трепет подростка, что закусил губу в предвкушении и занес зажатый в трясущихся пальцах медиатор, чтобы долбануть по струнам. Вспомнить и ощутить его вновь.        — Если тебе интересно, могу подключить.        Эрика подняла загоревшиеся глаза на юношу.        — Ты шутишь? «Если интересно»? — уточнила она.        — Не все любят громкие звуки, — почесал щеку Салли, неловко посмеиваясь. Покачнувшись, он нечаянно смахнул челку с глазной повязки и заметил, как Эрика снова обратила на нее внимание. Пожалуй, этот интерес был не такой приятный, как увлечение музыкой, поэтому Сал практически сразу подскочил. — Подержи, я принесу комбик, — вдруг быстро сказал юноша и, сунув гитару обалдевшей от такой внезапности девушки, смылся к себе в комнату.        Эрика застыла в ступоре, держа гитару чуть ли не на вытянутых руках.        — Эй, ты куда?! — запоздало воскликнула девушка, беспомощно уставившись на инструмент. Услышав, что помимо своей сложной системы звука, гитара еще и дорогая, Томпсон теперь не то что струн — даже держать ее боялась, чтобы случайно ничего не поломать.        К счастью, Салли вернулся быстро. С ним в компании: маленькая коробочка с кучей кнопочек и провода. Фишер забрал гитару у девушки, и та облегченно выдохнула, теперь сдавшись интересу с безопасного зрительского места. Пока Сал подключал и всё это дело, регулируя по одному ему ведомому алгоритму, Эрика придвинулась ближе к краю дивана, оказываясь у плеча юноши — Сал же устроился внизу. Гостья в который раз подметила, что парень в принципе частенько предпочитает сидеть на полу. Видимо, ему так было комфортнее. Либо за этой привычкой тоже крылась какая-то история.        Тут из коробочки донесся резкий фонящий звук — будто стоматолог включил сверла. Эрика ойкнула, зажимая уши с непривычки и мгновенно забывая о своих размышлениях. Сал обернулся, спешно отключая кабель.        — У тебя телефон где-то рядом? — спросил он, мгновенно поняв в чем дело.        — Это из-за него? — поморщилась девушка. — Кошмар какой, предупреждай сначала…        Дождавшись, пока Эрика отодвинет свою сумку подальше, Сал включил комбик обратно и перехватил гриф.        — Как это звучало, ты помнишь? — спросил Фишер. Эрика кивнула. — А теперь…        Громкий, пробирающий до мурашек звук донесся от гитары, словно только что рядом кто-то баловался укулеле, а потом дверь с ноги вышиб какой-нибудь Курт Кобейн. Чуть дребезжащий, звонкий и будто даже хрипловатый электрический звон, только что бывший обычным, запел из-под пальцев Салли, заставив Эрику шокировано приоткрыть рот.        — Вот так, — оборвал гитару парень.        — Обалдеть! — выдохнула Эрика, невольно тоже сползла на пол и рассматривая инструмент с еще большим восторгом. — Как это работает?        Салли довольно хмыкнул, увидев такую реакцию на самое простое, что можно было показать на электрогитаре, и пожал плечами:        — Просто кабелем подключаешь любой усилитель — в моем случае это комбик, и он увеличивает и искажает звук. Желательно, конечно, добавить в цепочку еще педаль эффекта, но я давно ее потерял…        — А можно по-человечески? — скептически прервала юношу Эрика, окончательно устроившись коленями на полу напротив юноши.        Салли завис от вопроса. Потом спохватился, что да — не все смертные разбираются в подобных терминах, балда он такой — и развернулся к девушке. Та с улыбкой наблюдала за его оживлением — словно абсолютно другой человек. Ни следа от убитого горем подростка, готового содрать кожу с изувеченного лица.        — Тут всё просто, на самом деле, — совершенно забыв про свои шрамы и повязку, открыто начал говорить Сал, с готовностью делясь тонкостями гитарного хобби с Эрикой. — Электрогитары были созданы, чтобы их было слышно. Поэтому усилители цепляли сначала на акустические гитары, но потом, можно сказать, это дело эволюционировало. Главная разница в том, что на электрогитарах можно играть только металлическими струнами, — пояснял Сал. Девушка внимательно слушала, залипнув на тонкие пальцы, показывающие что к чему. — Вот здесь, под струнами, магниты. Видишь?        Юноша ткнул указательным пальцем в начало струн, противоположное от головки грифа. Эрика присмотрелась. Кивнула.        — При соприкосновении они образуют ток и… короче там своя система, но суть в том, что усилитель увеличивает его амплитуду и получается такой звук. А когда играешь очень громко и усилитель не справляется, то выходит как раз это… эм… «настоящее гитарное» звучание. Как-то так.        — Всё понятно, что ничего не понятно, — пробормотала Эрика. Сал прыснул в кулак. — Суть примерно уловила. То есть, выходит, что главное в этих гитарах как раз усилители?        — Ага, — кивнул Фишер. Он зашарил по карманам и вытащил маленькую треугольную пластинку с закругленными краями.        — А это зачем?        — Медиатор, — терпеливо пояснил парень. — Во-первых, для звука, а во-вторых, металлическими струнами можно разрезать пальцы, если быстро играть.        — А мне всегда казалось, что это как телефон в розетку воткнуть… Надо же. Сыграешь еще что-нибудь? — попросила девушка.        Это было то, о чем Салли дважды просить было не нужно. Эрика снова чуть подпрыгнула с непривычки от громкости, но теперь она буквально следила за пляшущими пальцами юноши, явно пытаясь осознать его теоретические объяснения устройства электрогитары на практике. Еще куда больше девушку поражало с какой легкостью Салли перебирал струны. Так просто, будто чиркал ручкой домашнее задание, переписывая готовый ответ. Раньше она не задумывалась об этом, но теперь… Это довольно сложно, но по Фишеру не скажешь, что он думает так же. Его плечи расслабленные, локти вроде тоже, а запястья живут своей жизнью на красно-белом инструменте, быстро мелькая по одному ему понятному и выстроенному четкому маршруту. Благодаря медиатору звук и правда стал абсолютно другим. Сал нарочно проскользил пластинкой по вдоль грифа, демонстрируя новый, какой-то визжаще-скрипящий звук.        — Вау, это… круто, — всё, что смогла выдать Эрика, когда Салли закончил играть.        Забавная идея пришла в голову юноши тот же час. Видя неотрывный взгляд девушки, парень вдруг протянул ей гитару.        — Хочешь попробовать?        Эрика ошарашенно вскинула глаза.        — Ч-что?.. — инструмент лег на скрещенные коленки без всякого предупреждения. — Нет! Я не умею, я же сказала! — выставив ладони перед собой в защитном жесте, затараторила Эрика в панике.        — Да ладно, попробуй, она же не укусит, — в девичьей ладошке оказался медиатор.        — Салли, я серьезно! Я даже не умею ее держать!        Впрочем, сопротивляться заговорщиским голубым искоркам в глазу юноши долго не получилось. В итоге Эрика сдалась, поддавшись любопытству и отгоняя от себя стыдливый страх неумения. Наверно, такая реакция закрепилась у Томпсон из-за Флетчера и его вечных приколов по поводу новых упражнений. Чтобы девушка не начинала — издевательский хохот тут же летел в спину. Иммунитет на футболиста вскоре выработался, а вот паника ударить в грязь лицом — осталась, пусть и сокрытая от чужих глаз.        Но смех, исходящий от Салли какой-то другой. Добрый и мягкий. Не подначивающий развернуться и долбануть гитарой по голове, а, напротив, успокаивающий. К тому же, Фишеру явно нравилось то, что происходило перед ним — Эрика умилительно смущалась, пытаясь не запутаться в кабеле и собственных руках, но было видно: ей жутко интересно. Что в комплекте с выражением в светло-голубых глазах «а не ебанет?» после упоминания о токе — выглядело еще забавнее.        — Так? — спросила она.        — Почти, — поправил Сал, на всякий случай убавив звук в комбике.        Девушка неуверенно чиркнула медиатором и чуть не выронила его из рук, подпрыгнув от вибрирующего звука. Вышло, конечно, не так звучно, как у Салли, но всё равно будоражаще. Микроскопические волоски на руках стали дыбом. Эрика никогда не предполагала, что держать в руках электрогитару настолько пугающе-захватывающе. Чуть осмелев, девушка царапнула струны еще раз.        — Не забывай про вторую руку, — подсказал Сал.        Эрика попробовала зажать там, где ткнул парень — кажется, это назывался лад, но Томпсон тут же про это забыла, потому что медиатор из второй руки выскочил и улетел под коленки.        — Как вообще можно делать что-то настолько не синхронное одновременно двумя руками? — поразилась она.        — Сказала девушка, умеющая стоять на голове.        — Не на голове, а на руках, — поправила Эрика. — Но даже на голове стоять проще, по-моему… — пробормотала следом чирлидер. Сал засмеялся, в корне не согласный с таким заявлением. — Да как это работает?!        Сколько бы Эрика не пыталась, пальцы на обеих руках упрямо пытались скоординироваться друг с другом. Понаблюдав за этим с улыбкой, Сал поднялся, уперевшись рукой в диван, и обошел девушку со спины. Эрика вздрогнула, увлекшись, а потом уши вспыхнули не бледнее корпуса гитары — парень уселся позади, аккуратно положив свои руки поверх кистей девушки и перехватил тонкие пальцы, показывая, как правильно расположить.        — Не напрягай так эту руку, тогда держать будет легче. И медиатор зажми между большим пальцем и на ребре указательного… — голубые волосы коснулись плеча, а спокойный голос над ухом прошелестел мурашками. Стремительно уплывающей сосредоточенности хватило секунд на пять. Медиатор опять выпрыгнул прочь, но Сал успел его поймать.        Эрика надеялась, что Салливан не настолько подлый, чтобы издеваться, как Рой, когда что-то не получается, хотя перечеркнутые шрамами губы явно посмеивались.        — Я безнадежна, — в конце-концов сдалась девушка.        — Просто нужна практика, — мягко хмыкнул Салли. — Это не за пять минут приходит.        Эрика чуть обернулась, цепляя взглядом серебряную сережку и разрезанное ухо. Тепло от груди юноши обволакивало и досада на свою неудачу казалась не такой уж значимой. Эрика убрала руки с гитары, отдавая юноше заслуженное управление. Фишер придвинулся ближе, положил пальцы на гитару как надо и сжал забранный медиатор. Ровная музыка обволокла парня и девушку, а уверенные точные движение от первого лица смотрелись еще более сложными.        — И долго ты учился? — спросила Эрика, когда музыка затихла.        — Играть? Учиться можно всю жизнь, — ответил Салливан. — Более-менее сносно стало получаться через месяца три. Как только подушечки пальцев перестают покрываться мозолями и грубеют, то, можно сказать, первый этап пройден.        Эрика удивленно опустила глаза обратно на руки юноши. Затем осторожно перехватила ладонь, что была на грифе, и развернула ее на свет. Присмотрелась. Задумчиво провела кончиками своих пальцев, отмечая, что подушечки его были и правда грубее остальной ладони. Касание проследовало верх и вниз вдоль безымянного пальца, а потом чуть вздрогнуло — кривоватый шрам, тянущийся красной нитью поперек ладони юноши — был Эрике знаком. Он единственный отличался от белесых отметок собачьих зубов — и формой, и цветом. Потому что этот шрам она оставила ему сама.        День, когда эта гребанная кружка разбилась, а потом все пошло наперекосяк.        Примлевший от прикосновений парень очнулся, почувствовав, как Эрика притихла, глядя на его ладонь. Поняв же, в чем дело, Салли мягко сжал пальцы девушки, закрывая шрам внутри.        Это в прошлом. Не стоит об этом вспоминать.        Сал аккуратно отставил гитару в сторону, к облегчению девушки, а потом вдруг обхватил поперек талии, крепко прижав к себе и положив подбородок ей на плечо. Только-только угомонившееся сердце вновь сделало кульбит. Эрика прикрыла глаза, отдаваясь в кокон этих крепких рук. Салли довольно заметил, что она совершенно перестала дергаться на такое резкое нарушение личного пространства.        Стало так тихо. Так хорошо. Спокойно.        Парень и девушка молча сидят, слушая дыхание друг друга.        — Эрика, — вдруг позвал Салли тихо, дыхнув горячим воздухом возле шеи. Трепетные мурашки ссыпались по ключицам и вниз. Эрика чуть прижалась щекой к голове юноши, показывая что она слушает. — Ты ведь не оставишь меня больше, — пробормотал он, обняв крепче.        Девушка чуть улыбнулась. Салли не может жить без этих странных вопросов из неоткуда.        — Куда я денусь?        Эрика расслабленно откинулась на плечо юноши, пропуская, что фраза из его уст вопросом не была. Ровно как и не могла видеть на мгновение остекленевший взгляд парня на свою неприкрытую шею.        Тринадцать мертвецов, пропавший без вести с памятью над пустой могилой, заложница и гнилая псина, растворившаяся в черном озере… Не многовато на одного побитого жизнью подростка? Салли, тебя ведь до сих пор не покидает эта мысль? Что ты проклят. Всё, к чему ты прикасаешься… что успеваешь полюбить. К чему привязываешься — погибает.        Рассыпается кровавой трухой в ладонях.        Больно было увидеть это воочию. Своими глазами. Стоя на коленях поверх могильной земли.        Салли отводит взгляд от девушки, чувствуя, как бьется ее сердце. В этих самых ладонях.        Всё в прошлом, да? Забавно, что она задает тебе вопросы, на которые ты сам не прочь узнать ответы, а, Са-а-алли?        Эта хрень в его голове когда-нибудь заткнется?        Ну-ну, Салли-Кромсали. Я-то заткнусь. А свое зрение ты тоже заткнешь, м?        Не хочешь рассказать Эрике о нашей маленькой проблемке? Вот сюрприз будет, как думаешь? Только-только она поверила, что ты можешь стать нормальным, а тут… хоба! И ты снова псих!        «Я не псих. Мне просто мерещится».        Мерещится в кошмарах или с бутылки виски. Но никак не на трезвую голову среди белого дня, Салли-и-и… давненько доктор не заглядывал, а? Он та-а-ак обожает эту фразу: «Всё только в вашей голове, мистер Фишер», — передразнил внутренний голос.        Разговаривать с собой, хоть и мысленно — вот это действительно ненормально. Сал каждый гребанный раз отталкивает это ехидное побулькивание внутри себя, но оно упрямо возвращается, стоит случится чему-то из ряда вон выходящему. Как сегодня.        «Черт, я ведь не мог их видеть… не мог. Это всё — игра воображения. Как и этот дурацкий голос». Научно заверено, что такого просто не может быть.        Непросто будет удержать ее рядом, если она узнает. Если она вообще захочет тебя видеть после такого… и ладно бы только это! Ты ведь даже сейчас не можешь не думать, не можешь спокойно смотреть, когда она выходит из твоего дома. И боишься, что не вернется.        Как и другие. Всё, кто был в твоей жизни.        Приковать к себе для спокойствия куда легче и надежнее, чем играть в поддавки с этим дурацким доверием, а?        Салли зажмурился, с трудом отгоняя от себя это эхо. Поход на кладбище подкосил его едва начавшую восстанавливаться психику сильнее, чем он представлял. «Это всё бред. Я так не думаю, я НЕ хочу так думать!», — убеждает себя юноша. Он зарывается носом в светлые волосы девушки, вдыхая и успокаиваясь. Вновь так близко, что хочется просто сидеть, обнимая ее. До ночи, до утра…        И прихлопнуть этот мерзотный шепот, концентрирующийся мраком за спиной.        Салливан отпустил одну руку, а потом занес ее над головой девушки, чуть отстраняясь и убирая ее волосы на одну сторону. Обнажая тонкую белую шею. Мог ли он представить себе, что когда-нибудь хоть один человек на планете сможет принять Салли-Кромсали, позволяя целовать уродливыми губами такую красавицу? Девочки всегда шарахались от странного мальчика с протезом, работая больше на публику. Не только девочки, конечно. Но именно они утрировали это отвращение как-то по-особому издевательски. Кривили аккуратные губы. Отводили свои подкрашенные целые глаза, стоило Салли просто посмотреть в их сторону. Морщили свои хорошенькие носики, на которых самой кошмарной раной были либо царапина, либо прыщ.        Страшно было помыслить какой визг они подняли бы, коснись парень случайно хотя бы мизинцем.        Сал прижимается губами чуть ниже уха с маленьким золотым колечком, ведя ладонью дальше, по волосам, на шею с другой стороны, заставляя девушку вскинуть подбородок и вернуть голову обратно ему на плечо. Не сопротивляется, совершенно.        Не сравнить с тем чувством гневной обиды, когда она ревела, пытаясь отодвинуться как можно дальше, всхлипывая от того, что он просто прикасался к ее коже.        — Салли, щекотно!..        И еще это имя. Салли. Просто Салли.        — Не трогай меня, пожалуйста!..        Его ладонь фактически лежит на ее горле под подбородком — стоит только сжать сильнее, как этот смех превратится в хриплый крик. Сал в ужасе от того, что подумал о таком. А еще в легкой эйфории, что ее доверие о таком как раз таки не думает. Юноша поглаживающим движением скользнул ладонью вдоль шеи вниз и смех прекратился. Судя по опять вспыхнувшим ушам девушки — о том дне она напрочь забыла.        Либо помнила, но виду не подавала.        Можно к тебе прикоснуться?        Нет, не так.        Прикасаться. Столько, сколько я захочу… когда захочу.        Эрика случайно ловит их отражение на экране выключенного телевизора и шумно выдыхает, когда Салли вновь целует в шею. И без того мурашки там уже не просто скачут и танцуют — скорее складывают костер. Это кожа горит от приятных ощущений и накатывающего смущения. У Эрики закрадывается подозрение, что Фишер предложил попробовать игру на гитаре не просто так. Возможно, это просто совпадение. А Томпсон просто без таланта к музыке. Но оказаться в таком положении Эрика не ожидала.        К еще большему смущению она признает себе — это лучше, чем если бы она вывернула руку и все-таки выскочила на остановке. Намного лучше. Отражение пусть и смазанное да темное, но достаточное для того, чтобы вместе с голосом совести почувствовать влажный жар, расползающийся от спины по телу.        Эрика не понимает, как голубоволосый юноша умудряется довести ее до такого состояния, не делая практически ничего. Подлый грабеж самообладания — вот как это называется, не иначе.        Никто так не умел. Даже не пытался. Эрику передергивает от одной только мысли, что когда-то она могла позволять кому-то другому вообще прикасаться к себе губами. Особенно этому мудаку Джошуа, которого на днях вспомнил Рой — после того «свидания» Эрика шарахалась от парней еще месяц. А теперь она и подавно никому не позволит такого.        Никому, кроме Сала Фишера. Пусть Трейси подавится своими сплетнями. Главное, чтобы Салли оставался рядом. И пусть он не парень с обложки «Форбс», пусть настораживает своим темным прошлым и странными перепадами настроения. Зато с ним спокойно даже когда он так нервирующе проводит ладонью по талии.        Охренеть, как нервирующе — эй, горим, всё пропало, здесь нужен доктор, мэм — играть с гормонами не стоит, все же в курсе! И как бы стоит заявить своему телу, что это перебор так реагировать. Как бы стоит, но… не обязательно.        Кажется, собственная репутация катится в тартарары не так уж беспочвенно — разумеется, как на это посмотреть. Но уж если в бездну…        Эрика склонила голову на бок, закрывая глаза и отдаваясь во власть юноше полностью. Чувствуя это разгорающееся пламя. Разрешая следовать губами по своей шее сколько ему вздумается и как.        Ушат грязной воды и оскорбительные записки — вот цена за это чувство? Что будет завтра — Эрике страшно представить. Но пока она в дне сегодняшнем, она хочет это забыть.        Она медленно подняла свои руки, расстегивая замочек на красно-белом худи своей команды. В теплом кардигане стало душно по приходу, поэтому девушка накинула вещи из сумки, по счастливой случайности зачем-то взятые с собой. Под худи — короткий топ, не достающий даже до пупка. Сал замер. Но ему можно доверять, не парясь о необдуманных последствиях.        Потому что от этих прикосновений казалось — легкие вот-вот лопнут от нахлынувшего колоссального напряжения. Пальцы на удивление послушно выудили молнию из замочка, распахивая края кофты.        Ну, так поделись с нами, каково это: позволять себя лапать такому чудовищу?        Каково это?        Лучше всего на свете. Приятно до тянущей истомы. До дрожи в коленях. До изнуряющей жажды хочется ощущать это бесконечно.        — Прикоснись ко мне… — срывается подрагивающим голосом совершенно вне плана. Да и какой, к черту, план — пять минут назад они безобидно проводили время, как глупые подростки в стареньком ситкоме! А тут — то хоррор, то психологический триллер, то кино, которое показывают только после полуночи — с Фишером вообще можно прекратить играть в этот кубик Рубика?       «Что со мной не так? Просто ч.т.о.», — снова и снова хочется застонать Эрике, настойчиво гася ехидные мысли, что быть на месте — вместо — гитары в руках парня — ох… блять, да что за сравнения вообще?!        Если Сал удивлен, то недолго. Видеть этого девушка не может, зато чувствует, как начинают обжигать его пальцы, касаясь впалого живота под ребрами. Сначала осторожно. Еле покалывая шершавыми загрубевшими подушечкам. А потом горячая ладонь прижимается полностью, вырывая судорожный вздох в тишину.        Сидя между его коленей она чувствует даже слишком хорошо. С излишком. У Салли явно какой-то свой личный фетиш: от того как он водит своими тонкими пальцами по открытой коже — можно получить экстаз. Не давая пожару на шее угаснуть, грубоватые подушечки пальцев будто везде — на руках и запястьях, на ребрах и ключицах, на талии, вокруг и снова на шее. Он гладит, водит, касается, чуть вдавливает ладони по выступающей линии ребер, вызывая чистую лихорадку. Как свеча, Эрика плавится в этом без остатка, вновь ощущая себя хрупкой куклой в его руках. Тело рефлекторно отзывается на ласку, бессовестно сбивая дыхание.        Это по прежнему происходит перед злосчастным телевизором, поэтому, когда Эрика случайно открывает глаза, то картинка напротив явно повышается в рейтинге, заставляя закусить губу. А вот оторвать стыдливо взгляд почему-то больше не получается.        Есть одно словечко, которое в точности бы описало чувство, что вызывало это отражение.        Это… заводит.        И так странно понимать, что, самое первое отражение было прямо противоположное: измученное, обреченное, злобно глядящее исподлобья на своего мучителя. А сейчас этот же мучитель ласкает шею своей бывшей жертвы, а она чуть ли не стонет от удовольствия.        Стокгольмская ирония.        А может и правда обыкновенные беды с башкой, как уверена Андреа.        Эрика с трудом отрывает блестящий взгляд от отражения и изворачивается лицом к Салли. На иссохших губах больше никакого терпения. Хотеть поцеловать парня, который тебе нравится — абсолютно нормально. Подумаешь — держал взаперти, пару раз замахнулся ножом да чуть не сломал шею — никаких проблем вообще. Все конченные так и поступают. Стопроцентно.        Голубые волосы путаются в пальцах. Скулы алеют от прикосновений…        — Что это? — вдруг совсем неожиданно раздается возле губ.        Эрика приоткрывает задурманенный взгляд, с трудом соображая на что Сал так пристально смотрит. Он ведет большим пальцем по щеке и это касание вдруг щиплет. Жар мгновенно сменяется стремительно остывающим холодом. Томпсон резко смаргивает наваждение, соображая что такого увидел парень. Доходит быстро: царапина от удара Симонс. Так старательно замазанная тональником, который Эрика втерла еще перед кладбищем, эта царапина предательски проявилась в цвет именно сейчас. И тот, кто в последнюю очередь вообще должен был об этом узнать — хмуро смотрит точно на красный росчерк.        — К-кошка… — споткнувшись, быстро нашлась Эрика. — Просто кошка поцарапала.        Пятидесятикилограммовая. Данный факт девушка не уточняет. Ладно хоть эта дылда ее всю не расцарапала.        — У тебя же нет кошки.        «Черт, да как?!». Откуда Сал знает, что у нее дома нет животных — Эрика без понятия, они об этом не разговаривали, но выкручивается с секундной заминкой:        — Не у меня. У Андреа. Я ночевала у нее вчера.        Неловкий смех и попытка машинально прикрыть щеку рукой.        От внимательного взгляда Салли на царапину становится не по себе. Эрике кажется, что у нее на лбу как минимум написано «мое место в котле за тупую ложь», причем — исключительно в присутствии Фишера. Даже мама не сверлит такой подозрительной пристальностью. К величайшему облегчению вляпавшейся в проблемы девушки, далее про царапину вопросов не следует.        «Так будет лучше. Салли не стоит знать», — решила для себя Эрика. И, чтобы отвлечь его, неуверенно хватает за край кофты и тянет обратно на себя. Девушке неловко за свои желания, особенно после случившегося да намечающегося веселья с первокурсницами, — но стоит голубоволосому юноше охотно вернуться к ее губам, забирая инициативу обратно, как на это становится плевать.        Никакая царапина не сравнится со сбитым пульсом и шершавыми подушечками пальцев на собственной коже. С надрывающимся дыханием, покусывающим шею. Ей нравится это. Нравится поддаваться. Сдавать позиции, ощущать такой потусторонний шквал эмоций от того, что просто разрешает исследовать свое тело. Цеплять аккуратными ноготками края неровных шрамов, вызывая лихорадку уже на его коже.        Но, делая вид, что подчиняется… ей всё больше нравилось подчинять.        После той ночи Сал не позволял себе лишнего. Явно мог. Но, словно неся вину за совершенное, покорно ждал, пока Эрика наиграется со своей беззлобной местью, лишь, как сейчас, срываясь на такие поцелуи, что хотелось сдаться ему прямо здесь и сию секунду. Эрике нравилось чувствовать эту чисто женскую власть над парнем. Да, ведь даже до побега она играла в эту опасную игру на самообладание. Побаиваясь, но в то же время бесшабашно идя в ва-банк. Доводила его случайными касаниями, вызывающе прижимаясь совсем тесно, бросала смеющиеся взгляды, проверяя его на прочность. Надевала отвратительно короткие шорты из того комода, а сейчас — самые обтягивающие топики, которые удачно скрывали кофточки и кардиганы на людях, зато ничем не прикрываемые за кулисами, отвлекая от учебы. Кусала за нижнюю губу, и сводила его с ума снова и снова.        Надо отдать Фишеру должное — он держался довольно сносно. Дергался, краснел, жадно пожирал голубым глазом в ответ, позволял гладить свое лицо только ей и не заходил за черту, наслаждаясь чистотой и ровностью ее кожи в ответ. Потому что только от понимания дозволенности такого мог счастливо улыбаться, прикрывая глаза.        Он нависает чуть сверху, вдавливая в диван. Забываясь — перехватывает запястья девушки, прижимая их по бокам и целует, целует еще… больновато прикусывая губу. Ему вообще нравится кусаться — подумала Эрика, позволяя себе издать тихий стон. Ей тоже это нравится. Вживаться в роль послушной жертвы, безвольной и быстро поддающейся — все проще и проще. Но только в роль.        Это что-то темное, невольно взращенное в ее душе Салли-Кромсали. В этом и кроется главный обман.        Ведь такую ты хотел, Салли?        Они случайно смахивают пульт с дивана и резко включившийся звук телевизора прерывает это задыхающееся наваждение. Парень с трудом отрывается от девушки. Потом соображает, что все это время крепко держал ее за запястья, и отдергивает ладони, смущенно закашлявшись. Бросает тревожный быстрый взгляд на ее лицо, проверяя — не напугал ли своими действиями. Видит, что не напугал, но понимает, что чуточку обнаглел больше, чем стоило — поэтому спешно отодвигается, и тут же прокалывается, не в состоянии сразу погасить одурманенных чертей во взгляде.        — Кхм… чай хочешь? — стараясь сделать вид, что все нормально, спросил он.        — Давай, — легко соглашается Эрика, нарочито медленно одергивая топик.        Сал зависает. Затем спохватывается и самоустраняется на кухню, делая вид, что поправляет повязку на глазу. Но Томпсон успевает заметить, как он проводит ладонью по лицу, явно посыпая пеплом свою голову в мыслях. И пытаясь прийти в себя. Разве не потрясающе?        Эрика приложила согнутую костяшку указательного пальца к губам, тихо хихикнув. Фишер, услышав, чуть не опрокинул чайник. Игра в эту маленькую месть увлекает неимоверно. Довольно легко строить из себя жертву, когда преступник на привязи собственной добропорядочной совести. Никакого стоп-слова не надо. Еще легче быть настолько в нем уверенной и знать — если он сорвется и проиграет, то жалеть совершенно точно не о чем. Ведь глупая жертва по уши влюблена в преступника.        И только вопрос: кто есть кто? — становится крайне актуальным. Потому что Эрику всё меньше пугают подобные… наклонности.        Светловолосая гостья задумчиво потерла запястья. Вспомнились наручники и веревка, дождливые вечера с детективным сериалом и спокойная тишина. Девушка подняла взгляд, невольно натыкаясь на пространство возле журнального столика… то самое место, где парень уронил ее… мысли о замахе ножа расплываются, вытаскивая наружу другие — что случились чуть позже, на этом самом месте.        Легкая усмешка перечеркнула губы. Вот черт… А ведь помогло. Как ни глянь — теперь картинка воспоминаний перед глазами совсем не из фильма ужасов. Эрика уперлась локтем в диван, прикрыв глаза ладонью и мысленно застонала — вечно прилипающий стыд поражающе быстро испарялся, стоило начать проводить больше времени с Салли-Кромсали.        «Может, они все-таки правы, и я извращенка?»        — Что-то потеряла? — вдруг неожиданно раздается со стороны кухни.        Эрика вздрогнула, поднимая глаза от пола и сталкиваясь с посмеивающимся посверкиванием неимоверного цвета радужки. Нет, и все-таки Сал Фишер страшный человек — только что, казалось бы, так мило стушевался, уходя в отступление, но как заметил, что девушка глядит на место у края ковра — и явно думает не о приличном, так довольная улыбочка перечеркнула кривоватой ухмылкой его губы.        — Нет, — пробормотала девушка, запоздало смутившись. Но куда меньше, чем думала.        В наклоне его головы вызывающее отсутствие раскаяния. Второй способ помог, а, Эрика?        Нет, серьезно. Если эти наклонности не последствия шока от изоляции… тогда, всё сходится. Определенно. А если нет…        Копаться в этой сомнительной части себя было стремно — мало ли, что там еще зарыто, поэтому Эрика глянула на плящущих на экране человечков, вздохнула и поднялась на ноги.        — У тебя кофе нет? — спросила она, пройдя на кухню.        Сал, уже занесший заварочный чайник, остановился.        — Нет. Извини, не любитель.        — Ты не любишь кофе? — вопросительно приподняла брови чирлидер. — Ты вообще человек?        — Почему все, кто об этом узнают, так говорят? — поинтересовался юноша и тут же поморщился: — Гадость несусветная, это кофе.        — Точно инопланетянин… — пробормотала Эрика, подперев щеку рукой.        — Куплю в следующий раз, если хочешь, — посмеялся Салли, придвинув ей кружку. — Сейчас могу предложить только шоколад, подойдет?        «Идеальный инопланетянин», — мысленно поправила Эрика.

***

       На часах около двух ночи, когда Сал резко распахивает глаза, чувствуя сопение за спиной. Тишина всегда ассоциириовалась у парня со словом «мертвая», потому что именно такая была в его снах. Там. Пока оно не появлялось из этой самой тишины.        Тонкая девичья рука, закинутая на талию поверх одеяла, и чужое дыхание меж лопаток — единственная непробиваемая защита. Поэтому, когда Салли просыпается и тут же оборачивается, проверяя, что Эрика действительно спит за его спиной, то успокаивается, не давая приступу обыденной полуночной паники проморозить инеем сердце. Но сегодня Фишер только сделал вид, что уснул, когда девушка начала клевать носом под конец фильма, начавшегося аккурат во время вечернего чаепития.        — Если один из нас уснет и свалится на пол — подушка принадлежит ему, — последнее, что пробормотала Эрика, свернувшись в комок возле юноши. И практически сразу вырубилась.        Сал, облокотившись на ручку дивана, почувствовал это, но еще некоторое время сидел неподвижно, ожидая финальных титров. Что происходило в кино он помнит смутно. В его мыслях совсем другое.        Покосившись на спящую девушку, Фишер, не спеша, поднялся. И замер, разглядывая единственную гостью этого дома, которая возвращалась сюда по своей воле. Мерное сияние экрана играет тенями на ее лице, волосы разметались вокруг скул. Сал наклонился, осторожно убрав прядь кончиком указательного пальца, вновь разглядывая царапину.        «Кошка, значит…»        Царапина глубокая и свежая — только-только покрывающаяся темно-багровой корочкой. Если у Льюис есть кошка, то, видимо, однопальцевая — потому что при такой яркости отметины странно, что нет следов остальных когтей на лапе. Но это волнует не так сильно, как сам факт видеть рану на ее лице. Это вообще преступление для людей, чьи лица столь идеальны, что не имеют шрамов.        Салливан еще недолго рассматривает девушку, прежде чем бережно поднять ее на руки. Разумнее было не тревожить, накрыть пледом и оставить спокойно спать. Но парень игнорирует эту логику и забирает девушку с собой. Он хочет, чтобы она спала рядом с ним.        На покачивающихся шагах подъема наверх Эрика просыпается и сонно ведет головой.        — Что?.. Я бы сама дошла…        — Всё в порядке. Спи.        Эрике влом спорить, поэтому она закрывает глаза обратно, позволяя юноше донести себя до комнаты и уложить на кровать. И лишь по привычке придвигается ближе, обнимая парня, что лег рядом.        В отличии от Томпсон, Фишеру не спится. Голова кристально ясно мыслит и даже дыхание Эрики не может сегодня убаюкать чудовищ, роящихся внутри.        Ему снова мерещатся эти твари.        «Это только кажется», — убеждает себя Салли.        Или… нет?        «Я не сумасшедший. Я отличаю реальность от сна», — эти слова, как молитва перед каждой ночью, проведенной за решеткой. В конце-концов, ему удалось убедить себя в этом. Что это просто чересчур богатое воображение. Он так и сказал Эрике. Она поверила. Он тоже в это верит. Должен.        Сал долго лежит на месте, не желая отрываться от живого тепла и, наконец, рискнуть проверить. Ему нужно убедиться. Фишер смотрит на кусок стены перед собой, соскребая волю в кулак. Считает количество вдохов, пробирающих позвоночник. Когда счет доходит до ста, юноша медленно убирает край одеяла от себя и садится. Кровать невовремя скрипнула. Сал кинул обеспокоенный взгляд на девушку, но та в глубоких сновидениях.        Он может дотронуться до Эрики. Он точно знает, что она настоящая. Значит, это реальность.        Но… ему надо убедиться, что кое-что другое — игра вымотанного сознания. Ведь сейчас-то Салли-Кромсали уверен, что полностью в своем уме.        Поэтому юноша с голубыми волосами свешивает босые ноги и бесшумно покидает комнату.        В коридоре хоть глаз выколи — забавная метафора для Фишера. Возможно, это в какой-то мере истина, поэтому вторым глазом он видит превосходно. Во всяком случае, достаточно, чтобы дойти до старинных часов, выудить оттуда палку с крюком и также бесшумно вернуться обратно, к люку в потолке. Самое сложное из всего этого — перехватить выпадающую лестницу так, чтобы она не грохнула на весь дом.        Справившись с этой задачей, Сал оставляет палку и, с несколько секунд порассматривав черный квадрат в потолке, решается.        Восемь шагов наверх и тело обволакивает тьма куда чернее, чем внизу. Парень чувствует, как учащается его дыхание, но дело не в отсутствии света на чердаке. Впрочем, свет все равно нужен, поэтому Салливан нашаривает оставленные спички, и вот трепыхающийся огонек освещает покинутое богатство истории этого дома.        Как только фитиль свечи уверенно загорается на всю длину, Сал вскидывает подсвечник на уровень плеча, вставая. Его не интересуют картины в рамках и прочий хлам. Он смотрит в угол — туда, где чернеет прямой осанкой манекен на деревянной треноге.        «Ну, же… давай, чего стоишь? Десять раз его видел».        Юноша стискивает подсвечник, думая о том, что именно сам факт того, что он это делает — первый признак психической неустойчивости. А еще именно так начинаются проблемы в любом сюжете про куда не надо лезущих подростков. Стиснув зубы, Сал чувствует, как леденеют кончики пальцев, и ему остро хочется оставить все как есть, сбежать обратно и лечь рядом с Эрикой. Но он справляется с собой и, глубоко выдохнув, негромко приказывает:        — Покажись.        От звука голоса проходит волна воздуха и пламя накреняется, резко уводя тень от манекена в сторону. Однако та мгновенно возвращается на место. Салли ждет несколько секунд, а потом с облегчением прикрывает глаза.        «Занимаюсь какими-то глупостями», — мелькает в голове. Я нормальный.        Салли открывает глаза, решая задуть свечу и вернуться в комнату, как вдруг всё внутри него холодеет и трескается, пальцы вцепляются в серебристое блюдце, а единственный зрачок сжимается в узкую точку.        — Она украла… украла… она украла!..        Сал пятится, чуть не свалившись в открытый люк и с ужасом смотрит перед собой и… видит.        У манекена, в дальнем углу, стоит мужчина во фраке и пялится безумными глазами в потолок. Его глаза похожи на глаза дохлой рыбы — белесые, с мутной дымкой, они выпученно торчат и не моргают, будто готовые вот-вот вывалиться из посиневших орбит. Старый фрак обволакивает полную фигуру призрака, просвечивая дальнюю стену, а по щегольской бородке черного цвета прямо на грудь течет кровавая пена. Текла бы… если бы мужчина был живой.        Но он не живой.        Салливан отшатнулся.        — Украла… — безумно повторяет призрак и кашляет, заходясь хрипом, а потом хватается за свое горло и исчезает в дерганных конвульсиях.        Оставшийся манекен в углу чуть покачнулся.        Капля воска упала на побелевшие пальцы, и Сал дернул рукой, уронив подсвечник, который накренил на себя. Боль приводит его сразу в два состояния: в чувство и в накатывающую панику. Мысли истерично взрываются в голове.        Нормальный?! Да ладно?!        Вот уж что, а это НЕ нормально, Кромсали!        Померещилось однажды — еще прокатит за отмазку, но такое… Это уже даже не по Фрейду!        Салли с трудом опомнился, бросившись поднимать свечу с пола, пока не устроил еще и пожар. Руки трясутся, как в припадке, а голова начинает раскалываться. Парень не знает, что хуже — дать подтверждение тому, что он спятил и шизофрения с глюками навсегда с ним — ага, привет, давно не виделись… или тому, что призраки могут существовать.        Ведь три года его заставляли это отрицать.        Призрак пропал, словно издеваясь над зрением, но оставил после себя ощутимый холод. Парень кинулся к манекену. Будто желая доказать самому, что это лишь померещилось, он водит ладонями вокруг надетого фрака, но призрак пропал. Зато остался лютый холод, как облако законсервировавшегося зимнего воздуха — именно в том месте, где возник мужчина.        Сал попятился назад. С трудом сдерживая подбородок, юноша опустился на колени, зарывшись в волосы пальцами и сильно стиснул у корней, пытаясь привести себя в чувство и найти этому рациональное объяснение.        — Мистер Фишер, вдохните. Успокойтесь. Помните наши правила? Всему есть рациональное объяснение. Призраков не существует и существовать не может. Есть разумное толкование всему происходящему на этой планете…        Сал стискивает волосы сильнее и чуть поворачивает голову, из-под локтя заставляя себя взглянуть на манекен. Фрак, в который тот облачен, один в один, что был на призраке.        «Нет. Никаких призраков! Ищи это долбанное рациональное объяснение! Разумное, черт тебя дери!!!»        Сал с трудом заставляет себя подняться и подойти к манекену еще раз. Единственное, что юноша знает — мозг человека не может выдумать чью-то личину с нуля. Даже во сне любой прохожий — это лицо, которое запомнил ты с реально существующего человека. Фишер уверен, что этого мужчину он никогда не видел. А еще Сал не трогал этот манекен раньше, но сейчас он помнит застывшую на бороде призрака кровавую пену.        Если это правда, то…        Парень протягивает руку и отодвигает черный ворот фрака наизнанку. На темно-коричневой подкладке из старого щелка отчетливо видны засохшие разводы, подозрительно похожие на кровь. Будь Сал из пугливых он бы брезгливо оставил эту дрянь в покое. Но покоя теперь нет и, отставив свечу, юноша сдирает фрак с искусственных плеч, выворачивая. После чего ему хочется обессиленно уронить руки. Как он и думал: по всей груди подклада эти же пятна, которые явно пытались отстирать, но не смогли. Сал застыл, уставившись на это и честно пытаясь найти хоть какое-то, мать его, рациональное объяснение этому дурацкому совпадению! Откуда бы там быть этим пятнам, если он бы выдумал призрака? Ответа нет. Не зная, что думать и как соображать дальше, парень отшвырнул от себя фрак, словно это решит проблему, как вдруг из кармана того выпало что-то блестящее.        Парень машинально наклонился, подбирая и рассматривая вещицу. На свету мелькнули старенькие карманные часы на цепочке, подобные тем, что носили чопорные дворецкие в старом кино. Не особо уже задумываясь, Салли нажал на кнопочку, открывая их.        Холодный пот прошибает насквозь. Это действительно часы, вот только… с другой стороны, под крышечкой, фотография. Черно-белая. На ней двое. Мужчина и женщина. Но можно смело ставить на спор второй глаз даже не приглядываясь: мужчина на фото — один в один, как призрак. Это его фрак.        Сал беспомощно уставился на часы, а потом гнев, вперемешку со страхом, ужалил в ладонь.        — Вас не существует! — прошипел парень и замахнулся.        «Я не сумасшедший. Мне привиделось. Их не может существовать!.. Не может…», — панически крутится в голове, пока часы летят в стену. Ударившись, старинная вещица пропала где-то в завалах хлама. Ему ведь твердили об этом. С самого детства.        Салли схватил фрак и скомкал его в руках, решив, что завтра же сожжет вместе с манекеном. Да. Это будет самое разумное решение.        Бесшумно спустившись вниз, Сал вернулся в комнату. Эрика беззаботно спала.        Конечно, она ведь нормальная. В отличии от тебя, Салли.        Паршивый голосок как всегда вставляет свои пять центов.        Юноша тихо проскользнул обратно под одеяло и прижал к себе девушку, пытаясь успокоиться. Это пройдет. Это просто последствия. Но, в любом случае, Эрика последний человек на планете, который должен узнать о том, что Сал Фишер иногда видит мертвецов — вряд ли девушка обрадуется, обнаружив, что игра на гитаре — не самое его талантливое хобби.        Зато в психушке оценят, если он не будет помалкивать.        С такими нерадостными мыслями Сал еще долго пытался уснуть, но булькающий хрип мертвеца как будто нарочно доносился с чердака до самого рассвета.

***

       Первой проснулась Эрика, услышав будильник. Вернее, услышали они оба, но первой пришлось выползти из-под одеяла именно девушке, проклиная себя за то, что забыла гаджет внизу. Благо, в этот раз она завела его заранее и на пораньше. Поэтому могла себе позволить вернуться обратно и еще на пять минуточек нырнуть под одеяло к Салли. Парень, уснувший лишь с рассветом после ночных похождений, был не против.        Утром это сонное тепло манило как-то по особому сильно. Буквально придавливало к подушке, а покалывающий застоявшийся жар от кожи так и подначивал прижаться друг к другу и провалятся так весь день.        Чего очень хотелось, но увы.        — Салли, вставай!        — Еще пять минут… — пробурчал голубой затылок.        Было бы весело наблюдать за таким ленивым и земным Салом, если бы не редкие автобусы на Северном Авеню.        Эрика, уже собравшаяся, рывком стащила одеяло с юноши.        — Ты говорил это пятнадцать минут назад!        — Ну, это… накрасся пока там. Или что вы там делаете по утрам, — сонно пробормотал Фишер. В этот момент он напоминал самого обычного подростка, не желавшего тащиться в чертову школу.        Девушке было неведомо, что в эту самую минуту Сал будто и вправду перенесся в прошлое, когда из-за сбитого режима сна, Ларри приходилось тащиться к нему наверх и чуть ли не за ноги стаскивать с кровати. Юноше мерещилось, что он стал меньше, сердито сворачиваясь в клубок от назойливо мельтешащего над ухом Джонсона. Жалкие пару часов сна даже тут поиздевались над сознанием, потому что не до конца отделивший явь от происходящего Салли едва не брякнул Эрике: «Ларри, отвянь!».        К счастью, не успел.        Эрика оставила одеяло в покое и вздохнула. «Ну, ладно. Вынуждаешь сам».        — У тебя повязка с глаза спала.        Стоило это произнести, как Фишер замер, осознал, понял, что голос, вытаскивающий с кровати женский, и резко подскочил, хватаясь за лицо. Было подло использовать такой прием, но зато действенно. Сон с парня как ветром сдуло. Приевшийся интерьер дома №18 расставил сознание по местам.        — Первый раз вижу, чтобы ты так спал.        Быстро сев спиной к девушке, Сал было поправил повязку, оборачиваяясь, как вдруг похолодел повторно. Эрика уже оделась, причесалась и выглядела больно бодрой. Значит, уже умылась и…        — Не говори мне, что ты ходила в ванную на втором этаже, — пробормотал парень, внутренне съежившись.        — Он из стекла или из пластика? — поинтересовалась девушка, оправдывая страшную догадку. Сал вымученно застонал.        — Вот черт…        Правило первое — не оставлять глазной протез где попало — успешно провалено. Класс. Молодец, Кромсали.        — Прости, что тебе пришлось это увидеть, — пробормотал парень, поднимаясь.        В такие моменты он боялся увидеть отвращение на ее лице, но глянув украдкой, столкнулся с пристальным интересом.        — Прости, если это не тактично, но тебе не больно? — не удержалась Эрика. Глаз в стакане ее впечатлил. — Ну… эм, вставлять его на место?        Сал подавился воздухом, просыпаясь еще быстрее.        — Нет.        Эрика явно пыталась молчать, но ее выдал взгляд на повязку.        — А как…        — Давай ты сделаешь вид, что ничего не видела? — подорвался Фишер, резко оказываясь возле девушки, и нервно повел плечами. — Кажется, у тебя телефон звонит. Я сейчас вернусь, ага…        Эрика машинально полезла в карман, отвлекшись. За это время Сал успел ретировался прочь. Только через три секунды Томпсон поняла, что телефон был у нее в руке и звонить не мог в принципе.        «Вот даже не знаю обижаться или нет. Можно подумать, глазной протез меня напугает после всего остального», — подумала Эрика. Конечно, попавший в поле зрения пялящийся стеклянный глаз с утра заставил брызнуть водой изо рта, но скорее от неожиданности, чем от противности. Нет, в этом была какая-то крипота, но мирная. Напрягающая не больше, чем мячик для пин-понга.        Во всяком случае, брезгливости подобное точно не вызвало. Да и это было бы низко — в протезах нет ничего постыдного. Вот только Сал иного мнения. Поэтому Эрика в какой-то степени нарочно спрашивает безобидные мелочи, чтобы показать ему — этого не стоит стесняться. Пока успех переменный.        Дальше был завтрак без кофе, но с вкусным чаем. Смех от удивленного лица Салли, когда у него в волосах почему-то сломалась расческа. Затем залипательное наблюдение того, как он собирает голубые пряди в хвост. Уехавшая вкось черная стрела подводки «Сал-серьезно-еще-раз-меня-рассмешишь-и-я-тебе-эти-стрелки-нарисую» и ясное солнечное небо, встретившее на пороге.        В общем утро было добрым, по-апрельски легким, спокойным и каким-то расслабляющим.        Было.        — Сал, — на подходе к колледжу позвала Эрика. Ей бы хотелось запомнить это чувство. Сегодня оно точно пригодится.        Юноша обернулся и удивленно пошатнулся, когда девушка вдруг резко обняла его, крепко стиснув вокруг шеи.        Не успел он ничего сказать или как-то отреагировать, а Эрика уже отпрянула и быстро пошла вперед. Здесь они расставались, приходя по-отдельности.        Видя только взметающиеся светлые прядки на ее затылке, Сал не мог заметить, как девушка стиснула кардиган на локте и закусила нижнюю губу. И уж тем более не мог видеть, как напряглась девушка, стоило ей оказаться в переполненном утреннем холле. Ее беспечный взгляд потяжелел, а брови чуть сдвинулись.        Стоящие возле шкафчиков девчонки из команды снова в компании Трейси. Стоило мулатке завидеть Эрику, как она довольно заулыбалась. Только тебя и ждали, дорогуша, — говорил ее вид.        В этот же момент повернулись все остальные, приковавшись взглядами к светловолосой девушке… но теперь они были совершенно иные. Словно Эрика вошла через парадную в карнавальном костюме или же с ручным крокодилом под мышкой.        Капитан собрала всю волю в кулак, выпрямила плечи, сделав вид, что всё в жизни отлично, и подошла к девочкам. Напрочь игнорируя Трейси. «Если самой не делать из мухи слона, то эта стерва отстанет», — решила Томпсон. Салливан Фишер точно такой же парень, как все остальные. Ей нечего стесняться и бояться.        Ну-ну, да, как же.        Не в том случае, если он теперь твой парень.        — Привет. Сегодня в три, как обычно? У всех пары до двух? — натянув ежедневную улыбку, заговорила Эрика первая.        Странно, но Трейси промолчала. Видимо, без личной свиты была не такая смелая. Зато взгляды Кэтрин, Мэй и близняшек Браймерс излучали рентгеновою волну. К немалому облегчению Эрики, на вопрос о тренировке девчонки ответили и более ничего не добавили, но ощущение, что шептание за спиной удвоилось, не покидало Томпсон до самого начала уроков.        И только Эрика выдохнула, что угроза Симонс по итогу улетела в пустоту, как заблудившийся гарпун мести вонзился в спину. Неожиданно (просто пиздец, как неожиданно — Эрика такого не предполагала ну, вообще никак) и с совершенно другой стороны.        Пара только началась и учитель где-то заплутал, что мало беспокоило гудевший улей класса, продолжающий свои занятия возле парт. Вдруг у кого-то пиликнул телефон. И еще. И еще, и еще. Звуки оповещения, от жужжащей вибрации до стандартных сигналов раздался одновременно и отовсюду. Исключением не оказался и телефон Эрики.        У лжи длинные ноги. А уж язык тем более.        Девушка машинально открыла общий чат колледжа, в котором обычно был всякий учебный спам от старост. Сами учащиеся создавали собственные беседы по классу, общему заданию или секции для удобства. Общий же чат был у всех для чтения объявлений вроде: «сегодня все занятия сокращены до получаса», «запланирована пожарная эвакуация», «олимпиада по французскому 26 мая, все желающие могут подать заявку в кабинете 201В». Но сейчас сообщение от неизвестного отправителя имело абсолютно другой характер.        Эрике почудилось, что ее сердце упало с большой, очень большой высоты. И разбилось вдребезги на мелкие кусочки. Взмокла спина, взмокли ладони, в которых находился телефон. Уже знакомые фотографии всплыли в окошке. Что было написано под — Эрика не прочитала, резко выронив смартфон на тетрадь, будто тот ее укусил. Зрение резко расплылось, отказываясь принимать действительность.        Несколько пар глаз оторвались от своих гаджетов и уставились на девушку. Эрика их не видела, ведь она глядела перед собой, но она отчетливо их ощутила. Пробирающее внимание.        В классе образовалась гробовая тишина. Эрика боялась поднять голову, провоцируя любой шорох. Вошедший учитель спас девушку от видной трясучки очень вовремя. Единственный, кто не полез в карман из-за сообщения, был сидящий за спиной Салли. Томпсон невероятными усилиями заставила себя не оборачиваться, боясь, что он заметил эту странную паузу в классе. Юноши с протезом на лице не было в общем чате, но Эрика не сомневалась — о гнусных слухах тот узнает скоро.        Начавшийся приятно день обещал стать пыткой до самого вечера.        Но не только для нее.        В тот же день Андреа Льюис беззаботно шла по своим делам, когда впервые за свою подростковую юность всерьез почувствовала приступ настоящего инфаркта. Причиной же оказался Салли-Кромсали. Который вдруг возник из неоткуда прямо перед ней и резко спросил:        — У тебя есть кошка?        Блондинка чуть не выкинула папку, дернув руками вверх, и не выматерилась только потому, что в этот момент все слова вылетели у нее из головы. Парень с протезом на лице, напугавший до чертиков, нетерпеливо ждет. Льюис автоматически ответила:        — Нет.        Он быстро оглядел девушку с ног до головы, словно это каким-то образом дало ему подтверждение, что она не врет, и быстро отвернувшись, уходит прочь, больше ничего не добавив.        Андреа отходит от шока, когда Фишера уже след простыл, и гневно ежится, пробурчав себе под нос:        — Вот чокнутый…        В какой-то степени, она чертовски права.

***

       Эрика всегда считала себя неконфликтным человеком. Она предпочитала решать вопросы мирно, слушать собеседника и лишь страдальчески вздыхала, когда где-то рядом начинался спор, к которому она имела хоть малейшее отношение.        Но когда слухи о том, что она встречается с Салли-Кромсали просочились по колледжу, Эрика начала познавать сторону беспомощной ярости, а так же ощущать острое желание сквернословить или кричать, что это не ваше, к черту, дело!        Началось с шепотков, которые с каждым днем становились все громче, а обсуждающие будто нарочно повышали голос, чтобы Эрика услышала. Затем откровенные разглядывания. Девчонки, с которыми Томпсон, вроде как, дружила, подхихикивали в сторонке, а стоило просто подойти, чтобы перекинуться ежедневной ерундой, как они спешно переводили тему, но переглядывались, будто специально подстрекая Эрику на провоцирующие вопросы в чем дело. И вроде, разговоры продолжались, Томпсон никто не вытеснял и не спрашивал в лоб. Однако недоговоренные предложения и дистанция — вызывали чувство досадливого раздражения. Будто ее отделили чуть в сторонку, повторно присматриваясь, как к йогурту без даты в холодильнике.        Тренировки по чирлидингу превратились в пытку. Эрика банально опасалась стоять спиной к девчонкам, больше не пользовалась шкафчиком в женской раздевалке спортивной секции и спешила собраться домой быстрее остальных.        Только Андреа осталась рядом, но глаза блондинки говорили за себя. Я же говорила, Эрика.        И если привыкший к неприятному вниманию или, напротив, глухому игнорированию Фишер не обращал на это внимания, то для девушки было дикостью заглянуть на другую сторону школьной жизни. Где ты не дружелюбная одноклассница, капитан чирлидер-команды и завсегдатай творческих кружков, где тебе не все, конечно, то большинство рады, а изгой. Эрика пыталась убедить себя, что она просто накручивает, что откровенная травля — это не ее случай и вообще завтра все забудут. Или послезавтра. Найдется новая сплетня, что перекинет внимание на себя.        Но когда новость облетела даже самых отъявленных задротов нокфеллского колледжа, стало хуже. Эрика шла по коридору и вдруг крайне отчетливо услышала позади себя свое имя и смешки. Только не веселые. Это было злобное подхихикивание, насмешка и, ощущая себя всегда в стенах родного учебного заведения спокойно, Томпсон впервые напрягла плечи будучи в таком людном месте.        Эти смешки были предназначены ей.        Вот почему Сал ее избегал. Он пытался уберечь ее от такой же участи.        Эрика сжала тетради и решительно обернулась на смех. Девчонки из параллельного класса затихли, но давить ядовитые ухмылочки не перестали, и явно принялись обсуждать тему дальше.        С каждым днем нападки становятся обиднее. Эрика не думала, что катиться по иерархической лестнице к неудачникам — настолько быстрый процесс.        — Эй, Томпсон, так сколько?        Светловолосая девушка сжимает зубы, чтобы не опуститься до уровня дружков Флетчера, злобно огрызаясь, потому что на самом деле толпа — это страшно. За пару дней Эрика ни разу не смотрит на Салли в школе — боялась увидеть его реакцию, если он вдруг узнает. Как он отреагирует — вопрос, но чувствовала — это не понравится ему в любом случае. После пар сложнее всего продолжать улыбаться как ни в чем не бывало и пытаться успокоиться в теплых объятиях, находя силы пережить это на следующий день. Тактика работает. Но недолго.        Скрывать такое и от Салли, когда об этом талдычит пол колледжа — заведомо провал.        Стоит подумать о голубоволосом юноше, как Эрика почти нос к носу влетает в него возле своего шкафчика. Фишер стоит и молча на что-то смотрит. Смех позади пробирает кожу до костей. Девушка не успевает задать вопроса, она уже видит в чем дело: на ее шкафчике вновь та записка. Только больше не бумажка. Яркое слово «ШЛЮХА» старательно выведено черным маркером — таки бросается на сером фоне одинаковых дверных ячеек.        Как то самое ведро помоев на голову. Прямо сейчас. Цистерной и на макушку.        Жгучая обида и стыд плюют в спину.        — Глядите-ка, красавица и чудовище и правда вместе…        Протез чуть поворачивается в сторону выкрика. Эрика зажмурила глаза, проклиная все на свете и чувствуя, как Сал медленно перевел взгляд свои голубых глаз на нее, прожигая нутро.        Проходящие позади присвистнули, подливая масла в огонь. Эрика стояла ни жива ни мертва, отчего-то боясь смотреть на парня.        — Ничего не хочешь мне рассказать? — тихо доносится из-за протеза так, что слышит только девушка. Слышит и хочет провалиться сквозь землю. Глухая, не читаемая эмоционально, интонация пробирает насквозь.        Если бы Эрика и могла ответить — не знала что. В отличии от Салли, на ее лице нет маски, скрывающей все пляшущие там эмоции, поэтому Фишеру не составляет труда просканировать капитана чирлидер-команды, как открытую книгу. Не дождавшись, пока подтянется больше зрителей, Сал схватил Эрику за запястье и быстро потащил прочь. Томпсон не сопротивлялась. В спину донеслось улюлюкание.        Всю дорогу до какой-то полупустой кладовки, куда Салли впихнул их обоих, Эрике казалось, что голубоволосый юноша убийственно спокоен. Белый протез успешно создавал перед Фишером слой равнодушной уверенности, но стоит двери захлопнуться, а парню повернутся к девушке, как этот слой крошится вдребезги.        — И долго собиралась молчать? — прервав тишину чуть дрожащим голосом, спросил он.        — А что мне говорить? — немного резко ответила Эрика, отведя глаза в сторону и скрестив руки на груди. Поняв, как это прозвучало, ей стало стыдно. Парень не виноват. Поэтому девушка потерла ладонью шею, стараясь запоздало сделать вид, что всё под контролем. — Сал, всё нормально… правда. Ты ни при чем. Те, кто это сделал — давно на меня зуб точили, да повода не было. Вот и… начали выдумывать что попало.        Салливан долго молчит и почему-то Эрике в этот момент кажется, что он сейчас начнет допытывать подробности или того хуже — выпалит с кислым укором: «Я же говорил!». Как Андреа, один в один.        Вместо этого юноша с голубыми волосами виновато опустил голову.        — Прости. Это из-за меня, — еле слышно прошептал он.        — Что?! — вскинула голову Эрика. — Нет! Я же сказала! Просто эти первокурсницы меня ненавидят.        — Ненавидят тебя только они, а шепчет вся школа? — горько уточнил Фишер. Девушка осеклась. — Эрика, может у меня один глаз, но я не слепой. И точно не глухой.        Руки парня тоже скрещены на груди, но только он сам знает — что это защитная реакция, чтобы скрыть мелкую дрожь, начинающую пробиваться по телу.        Салли давно перестал слушать что говорят о нем одноклассники, однако он не мог не заметить, что только-только поутихнувшее к его персоне внимание вновь оживилось. Услышав обрывком имя Эрики в коридорах Сал подумал, что ему померещилось. Либо это что-то обыденное. Ведь Томпсон всегда была обсуждаемой девушкой. А потом он видит эту… надпись. На ее шкафчике. Сал точно знал который — не мог не знать, ведь именно возле него они с Эрикой и познакомились.        И ему становится страшно.        «Это какая-то ошибка», — хочется думать, ощущая, как руки начинают холодеть. Но появляется Эрика и одного взгляда на ее лицо хватает, чтобы понять — не ошибка. Это грязное прозвище предназначено ей. И она прекрасно знает об этом.        Началось не запылилось, Са-а-алли, ты ведь ждал этого? Ты смотри, как она держит личико, лжет, что все в порядке — здорово, а? Так трогательно, что хоть кому-то не плевать. Как думаешь, надолго хватит?        Ты же предупреждал. Вот наивная! А ты — еще уморительнее! Правда думал, что всё обойдется? Поверил, что с такой, как она, подобного не случится?        Сал проходил такое не раз. До того, как замкнулся в себе, он долго пытался… жить как раньше. Напускал дружелюбный оптимизм, пытался тянуться к людям, несмотря на их взгляды. Иногда ему даже удавалось… завести подобие друзей. «Одноразовых приятелей», как потом назвал их мальчик. Это были те редкие люди, у которых сострадание и мораль не подохли окончательно — потому что они пытались. Хоть пялились на протез да спрашивали то, о чем Сал говорить не хотел, но протягивали ладонь. Однако, стоило такому другу начать общаться с Салли-Кромсали, как толпа начинала нападать на него тоже. Тыкать пальцем, осуждать за дружбу с уродцем. Не проходило и недели, как такие приятели примыкали обратно к большинству и злорадно высмеивали мальчика из противоположного угла класса. Сал не злился на них, нет. Он отлично понимал: им приходилось выслуживаться, искупая свою дружбу с монстром.        Но стоит поднять глаза на чуть завивающиеся светлые волосы девушки, что утром улыбалась в его объятиях, а теперь отводила глаза в сторону — как внутри сжимается болезненным спазмом. Это куда больнее и страшнее, чем все эти «одноразовые» приятели.        Ведь слова словами, но выдержать давление общества — не каждый может.        Кончики пальцев касаются черной кофты на груди, заставляя Сала очнуться от замораживающего осознания. Эрика успокаивающе прижала ладонь напротив его сердца, шагнув ближе.        — Всё хорошо, Салли. Правда. К концу недели все забудут. Я просто не буду обращать внимания, — улыбнулась она.        Это не поможет. Сал знает наверняка, чувствуя, как внутри все сжимается тугим узлом и как жжет ее ладонь через ткань. Фишер отлично разбирает искренние улыбки от фальшивых.        Она обещает справится. Она ведь справится, да?        Не бросит его, не испугается… не оставит больше одного. Эрика так не поступит, нет-нет.        Уверен?        Искалеченная рука юноши ложиться сверху ладони. Он шагает ближе к девушке. Если их кто-то сейчас увидит — Эрике конец… но сейчас их никто не видит, и Салли необходимо успокоить. Себя или ее — не понятно. Просто убедиться, что подобное не пошатнуло ее чувства. Девушка ощущает близость, понимая чего хочет юноша. Наверно, ей тоже сейчас это необходимо.        За закрытой дверью, втайне от всех. На потеху слухам.        Щелкает нижний фиксатор протеза. Затем второй. Эрика снимает белое пластиковое лицо, держа его аккуратно, чтобы не упал. Отнимает от головы юноши. Салли шагает ближе, заставляя уткнуться спиной в бетонную стену. И целует. Целует долго, отчаянно, обхватив пальцами за впалые бока, облаченные в ненавистное красно-белое худи спортивной команды школы Нокфелла. Вжимает в стену, гладит по щеке, нежно проводя пальцами и снова целует.        А потом до того резко отстраняется, что Эрика чуть не падает.        Салли прижимается лбом ко лбу девушки, держа ладонями ее лицо, и тихо произносит:        — Прости. Я не хотел, чтобы это случилось с тобой…        — Не… — начала возражать девушка, но Фишер не дал договорить.        — Я что-нибудь придумаю, но мне надо время. Сделай вид, что тебе всё равно. Чем больше ты реагируешь и злишься, тем веселее им становится.        — Я понимаю это… черт, Сал, мне кажется с этим взаимным избеганием мы делаем только хуже… — хмуро пробормотала девушка, но Сал ее перебил.        — Только не пытайся одна в это лезть. Я больше не буду к тебе подходить в школе, ладно?        Эрика ошарашенно распахнула глаза, не веря, что опять слышит это.        — Эй, ты слышал, что я сказала?! — возмутилась она. — Я не собира…        Сал резко прижался к ее губам, вновь не давая продолжить. Словно не хотел спорить или же… запомнить чувство поцелуя. Близость. Эрика пропустила момент, когда протез пропал из ее пальцев.        — Поверь, так будет лучше.        С этими словами Салли исчез, оставив Эрику наедине с тяжелым сбитым дыханием.

***

       В школьной столовой традиционный гам. Эрике кусок в горло не лезет после слов Сала. Две смятые бумажки с нелестными изречениями в ее адрес, подкинутые в капюшон худи — настроения не прибавляют. А потом еще сверху: стоит подсесть к команде, как девчонки презрительно сдвинулись на другой конец стола. Андреа была в бешенстве и уже поцапалась с ними на вчерашней тренировке. Эрика чувствовала благодарность к подруге за то, что хотя бы та ее не оставила и пыталась вразумить остальных, да только общую ситуацию это не спасало.        — Я же говорила, черт, — недовольно цыкнула Андреа в который раз, впервые за последнее время награждая своим фирменным убийственным взглядом стайку девчонок, а не Салли. Хотя парню всегда достается его порция.        — Хотя бы ты не начинай, пожалуйста, — с комом в горле ответила чирлидер.        Андреа хмуро посмотрела на подругу. Яростно потыкала вилкой в пюре. Эрика все еще не притронулась к своей тарелке.        — Жалеешь?        — О чем?        — Что связалась с ним.        Эрика находит глазами голубую макушку в столовой.        — Нет.        Уверенно. Это звучит уверенно, потому что слова Салливана хоть и шокировали, но нехило так встряхнули. Он готов бороться за их отношения, в какой-то мере жертвуя собой ради нее, — так стоит отплатить ему тем же и не разводить сопли.        Было бы так просто, как на словах. На удивление, Андреа перестает четвертовать Фишера оскорблениями и говорит:        — Ну, значит это того стоит. Надо всего лишь поставить этих сучек на место.        — Звучит офигительно просто, — фыркнула Томпсон. — Самое мерзкое, что он винит себя в этом.        Андреа задумчиво зажевала соломинку.        — Вообще-то это так…        — Андреа!        — Что? Меня бесит, что мою девочку высмеивают какие-то малолетки.        Эрика становится немного легче от того, что именно Льюис ее подруга. Взрывная блондинка не была такой мягкой, в отличии от Томпсон, и слов на ветер не бросала. Ровно, как и друзей. Вдруг рядом опустился еще один поднос. Девушки удивленно повернулись.        — Вы че, все перемены в толчках проводите? Хер вас найдешь, — без приветствия плюхнулась рядом широкоплечая фигура.        — Ты теперь в женской сборной? — поинтересовалась Андера. — Ваш пацанский столик вроде дальше.        — Во-первых, где хочу — там и сижу. Во-вторых, тебе жалко? — ответил футболист, присматриваясь к будущему обеду с аппетитом. Но отложил пластиковую вилку и уже тише добавил: — И, в-третьих, ваш ехидный бабский столик тоже в другом месте. Посрались что ли?        — Тебе-то какое дело, Рой? — хохотнула Льюис, однако переглянулась с Эрикой тревожно. Чтобы Флетчер и подсел поговорить по душам в неизменном потоке школьной суеты — нонсенс. Впрочем, какой бы не была причина — с аппетитом уплетывать гамбургер это ему не мешало. Андреа с возмущением посмотрела на последний: — Эй, у нас Чемпионат скоро — хватит жрать эту дрянь!        — Всё пучком, я в качалку еще хожу, — отмахнулся парень. Разделавшись с вредной пищей, Рой довольно утер лицо рукавом и словил внимательный взгляд Эрики напротив себя. — Что?        — Ты совершенно точно не читаешь гороскопы, поэтому я не верю, что звезды сказали тебе подсесть сюда именно сегодня.        — Да че докопались? — возмутился он.        — Рой, — оборвала эти ужимки Эрика. Она и так была не в настроении.        Флетчер фыркнул, бросил салфетку на поднос и посерьёзнел. Затем посмотрел в глаза напарнице по команде. А потом засунул руку в задний карман своих джинс и вытащил телефон.        — Может объяснишь? — напрямую спросил он, разворачивая гаджет и тыкая им в лицо подруги.        Эрика фокусирует взгляд на знакомых фото и том сообщении в общем чате. Устало прикрывает глаза, уронив лоб на подставленные на локтях ладони.        — Пожалуйста, хоть ты не донимай этим, — простонала она.        — Нет уж, изволь дойму! Что это за хрень?!        Эрика прикрыла вымученный взор, продолжая бодать ладони лбом и мыча что-то неразборчивое. Андреа сбоку шлепнула Роя по руке.        — Убери, а? Ей без тебя тошно.        — Я заметил, вот и подошел, — огрызнулся Флетчер. Оглядев поникшую подругу, он вкрадчиво поинтересовался, озираясь в поисках Фишера: — Время бить ебала?        — Если бы ты был девчонкой, я бы уже взяла тебя в напарники, — пробормотала Эрика, первый раз в жизни не осадив друга за желание почесать кулаки. Заметив интерес к голубоволосому парню, она закатила глаза. — Сал ни при чем, успокойся.        Судя по злобным огонькам, вспыхнувшим в глазах темноволосого футболиста, он не поверил. Но решительно потребовал:        — Рассказывай.        В это же самое время, Сал, сидевший в одиночестве в другом конце кафетерия, почувствовал на себе внимание и незаметно огляделся. Он старался не искать глазами Эрику в толпе по привычке, чтобы даже вскользь случайно не доставить ей проблем еще больше, но невольно вновь наткнулся на светлые обрезанные локоны в ободке. А потом воздух в легких противно сжался. Напротив его девушки сидел парень, которого Фишер ненавидел всей душой.        Рой Флетчер расположился за столиком Эрики с ее подругой, жевал картошку фри и разговаривал с девчонками. Жгучая зависть кольнула в шею. Вот уж у кого проблем нет и никогда не будет. Захотел — и делал, что хочешь. Разговаривай с кем вздумается, ходи в чем нравится. Даже подсядь к девушкам — ни один остряк не хихикнет.        Обещая себе не превращаться в преследователя, голуболосый юноша тут же с треском проваливает эту установку. Мрачное любопытство распирает, и Сал продолжает наблюдать.        Только с такого расстояния он с увеличивающейся виной внутри подмечает, как устало выглядит девушка. При нем — при Салли, она выжимает улыбку и прячется, убеждая, что все прекрасно, и ее ничуть не задевают нападки одноклассников. Но стоит какому-то Флетчеру подойти, как именно он видит истинное состояние девушки.        Сал пытается мыслить рационально и не уподобляться тупой банальной ревности, но не может с собой ничего поделать. Рой настолько… гармонично выглядит рядом со светловолосой спортсменкой, что хочется искусать губы в мясо и отвернуться. Шея не слушается. Глаз продолжает смотреть.        Да, Рой Флетчер зависал и с другими девушками — все-таки главная звезда футбольной команды, но с Эрикой… с Эрикой он вел себя как-то не так. По-другому. И, к еще больше хлюпающей черной зависти в груди, Сал не мог найти этому какого-то другого объяснения, чем то, что, должно быть, между ними что-то раньше было.        И если бы только было. Флетчер не из тех, кто будет таскаться за одной девушкой, когда на нем висит еще десяток красоток.        Задумавшись о таком нерадостном раскладе, Сал пропустил момент, когда Рой, будто тоже почувствовав, что о нем думают, вдруг обернулся. Они сталкиваются взглядами случайно. На лице Флетчера уже знакомое закипающее раздражение. Фишер сдерживается, чтобы снова не показать ему средний палец — просто из принципа. Но тут карма нагоняет Роя с другой стороны — Эрика вдруг чуть сползает на стуле и пинает его по ногам, что-то яростно зашипев, а потом одергивает за рукав. Как собаку, ей-богу.        Сал чуть не давится. Вот за такое Флетчер мог уебать даже девочке. Рой гневно поворачивается к Эрике и… ничего ей не делает. Максимум, что можно понять по его лицу — гавкает нечто в ответ, но не более. Эрика отвечает, даже не моргнув. Они спорят с минуту, но побеждает девушка, потому что парень зло зыркает, но затыкается.        Эта странная компания начинает вызывать неопределенные подозрения. Сал вдруг понимает, что Флетчер действительно напоминает пса. Огромного злобного ротвейлера, готового вцепиться в глотку в любую секунду. Или бойцовского бульдога. Вот только какого черта это животное слушается Эрику, словно хозяйку на поводке — Фишер не понимает.        Тем временем Эрике приходится отсыпать изрядное количество своего деликатного терпения, чтобы вкратце объяснить Рою что к чему, не вызывая при этом у того следственный вывод, что четвертовать Сала после уроков — необходимо для решения проблемы. Когда до парня доходит, что дело в новеньких, то кривится:        — Не, я в ваши бабские разборки не полезу!        Эрика это понимала. Еще она понимала, что подсевший друг подогрел сплетни буквально только что, выбрав самый «удачный» момент, чтобы поговорить. Эрика даже не хочет смотреть, как активно зашушукались девчонки за соседними столами. Гнать Роя было бессмысленно — тот поступил из лучших побуждений. И пусть его примитивные нетактичные вопросы звучали грубо, зато он не стал сам себе накручивать, увидев ядовитый спам, а подошел и по-человечески спросил. Жаль, что помочь он ничем не мог. Эрика и сама оказалась в неприятном шоке насколько двуличный змеиный гадюшник ее окружает.        В любом случае, ничего не попишешь. Надо перетерпеть. И не втягивать в это лучших друзей.        — Андреа. Рой, — позвала Эрика негромко, после недолгого молчания. — Спасибо, что не верите этим слухам и пытаетесь мне помочь, но не нужно. Я сама разберусь…        Этими словами девушка поднялась с места, так и не притронувшись к еде. Андреа тревожно посмотрела вслед подруге. Рой, сидевший сбоку, задумчиво закусил остатками картошки, а потом краем глаза нашел уходящего прочь Фишера. Взгляд футболиста нездорово потемнел.

***

       Сал неслышно постукивал пальцем по парте, сверля взглядом квадратики одинаковых клеток. Что там по теме он не слушал и, скорее всего, этим же занималась Эрика — Фишер давно научился отличать, когда она внимала учителю, а когда нет. Отдаваясь вниманию, ее осанка становилась ровной, а левая рука придерживала страницы, чтобы они оставались на месте при ведении конспекта. Сейчас же спина девушки чуть сгорбилась, руки лежали на тетради, но ручка бессмысленно крутилась в пальцах, не записывая ни слова.        Что там Эрика обсуждала с друзьями черт знает, но загрузилась она еще больше, чем после омерзительного послания на шкафчике. Будет крайне паршиво, если и эти ее, так называемые, настоящие друзья — вздумают перейти на сторону нападающих.        «Что-то придумать» требовалось катастрофически срочно и немедленно, не то Сал сойдет с ума только перебирая в голове последствия начинающейся травли. В том, что это лишь начало, он был уверен на все сто. Знаем, проходили.        Фишер впал в такую мрачную задумчивость, что звонок, вытряхнувший всех из класса, едва не смахнул парня на пол. Сал очнулся и быстро глянул на парту перед собой. Облегченно вздохнул. Слава Богу, Эрика не стала упираться и сделала, как он попросил…        Стоит об этом подумать, и уже собраться выйти из класса, как кто-то пинком пнул парту между рядов, преграждая путь. Сал опустил голову в недоумении и сперва подумал, что шиза доехала и до сюда, но тут раздается голос, и всё становится на свои места.        — Притормози-ка, Кромсали.        Как можно было не заметить Роя Флетчера в кабинете при его габаритах — вопрос риторический, но то, что день проебан в угоду силам зла — становится ясно по одной его зверской роже.        У Салли настолько нет настроения, что отвечать он не счел нужным, попросту свернув в соседний ряд, чтобы уйти. Не вышло. Широкоплечий одноклассник тут же вырос перед дверью.        — Чего-то ты резко перестал быть разговорчивым. Интересная картина получается. Парнем назвался, хотя я не видел перваков, дохлее тебя, а по итогу, как я и думал — трусливое ссыкло, от которого одни проблемы.        Взгляд Фишера никак не поменялся. Ровно как и лицо. Хотя, чему там было меняться — оно же не настоящее.        — Всё сказал? Уйди с дороги.        — Нет уж. Раз эта дурочка не понимает, продолжая защищать уродца, я не собираюсь стоять в сторонке и смотреть, как из-за тебя разваливается ее жизнь.        Обычно, на выпадки Флетчера, губы Сала сжимались исключительно от досады или гнева, но сейчас они дрогнули по другой причине. Это выпад соскочил не из пустого места.        — Ты же видел, да? Да стопудово видел, ты же следишь за ней, чертов психопат. И что, нравится тянуть на свое дно нормальных людей? — Флетчер шагнул ближе. А вот теперь голубые глаза за протезом сузились. Темноволосый футболист чуть наклонился, как будто лишний раз показывая превосходство, оглядывая юношу сверху вниз, процедив почти в протез: — Хорошо устроился, а? Пока все шишки ей, ты просто делаешь вид, что тебя не существует. Языком больно много чешешь, а как жаренным запахло, так в кусты. Хотя, о ком я, — Рой презрительно оглядел Салливана еще раз, сморщившись: — Ты за себя-то постоять не можешь. Или свои косички спецом заплетаешь, чтобы тебя за бабу принимали и не трогали, Салли?        «Надоело».        Салливан, как всегда, попытался сделать вид, что ему нахрен не упало это слушать. У него почти получилось. Почти.       Толкнув Роя плечом он собился пройти мимо, но Флетчер превзошел сам себя, заставив резко застыть на месте.        — Ты же понимаешь, что она просто тебя жалеет? У нее такой бзик — сострадать всяким ничтожествам. Думаешь, ты первый? Нихера подобного. Ей только дай пожалеть подбитую дворняжку… Ты прямо идеально подходишь: никчемный, слабый, делаешь вид, что весь такой несчастный, а на самом деле только и думаешь, чтобы эти слухи были правдой, а? Пойди фантазируешь наедине с собой. Надеешься, что хоть кто-то переспит с таким уродом… а может, ты реально ей денег предлагал? — громко раздалось позади.        Сал вскипел. Издевательства и насмешки над собой он был готов терпеть, но слушать такое в адрес Эрики… Просто хотя бы предположить такой грязный, гнусный и пронзительно мерзкий вариант в ее сторону — было перебором даже для Флетчера. У Сала никогда не было такого желания кому-либо вломить с разворота. Юноша не любил насилие в любом его проявлении и всячески пресекал подобные мысли, но тут рука сама сжалась в кулак и вылетела вперед мысли, вспыхнув неуправляемым гневом.        Голова Роя мотнулась назад от удара и…        — Ай!.. — взвыл Фишер, запрыгав на месте и тряся рукой.        «Да как так-то?! Как они это делают, у него рожа из кирпича что ли?!»        Футболист даже не пошатнулся. Скорее, он был ошарашен внезапным выпадом, но не более… Ан нет, из носа потекла кровь, вон, попал-таки. Сал замер во второй раз, наблюдая, как алая струйка скользнула из ноздри футболиста, а тот машинально утер ее ладонью и непонимающе посмотрел на разводы. Типа: че, комара случайно прихлопнул что ли?        Фишер буквально узрел тяжелое столкновение осознания на лице одноклассника, которое быстро начало перерастать в бешенство. Короткий триумф от маленького успеха живо улетучился.        Тебе конец, Кромсали.        Можешь вызывать катафалк. Если успеешь.        Обидное возмущение на собственное тело сдуло, как ветром. Сал попятился, сглотнув. Обычно в глазах Флетчера плескалось превосходство и наслаждение своей властью и силой. Упивание мощью и авторитетом. Эдакое садистское удовольствие давить тех, кто слабее.        Но когда его посмел укусить, еще и до крови, какой-то хилый мальчишка с бабскими хвостиками, эта ярость переросла не в азарт от процесса, а в желание убить.        — Я тебе сейчас пропишу курсы борьбы, уродец.        — Пропиши себе курсы по управлению гневом, — огрызнулся Салли. Блять, вот тут стоило заткнуться и начать сваливать, но собственный язык поднял бунт не вовремя.        Рой ломанулся между рядов, снося стулья, на парня с протезом. Сал заметался взглядом от окна к выходу, понимая, что с третьего этажа выйти без переломов не получится, и кинулся меж парт, перепрыгивая оставленные кем-то вещи.        Кабинет пустовал и чтобы выскочить из него, требовалось как-то обойти беснующегося минотавра. В противном случае, травмпункт Фишеру сегодня обеспечен. Сал мгновенно забыл из-за чего сам вспылил, явственно чувствуя, что ему пиздец, как не хочется в травмпункт, не говоря уже об остальном.        Флетчер неумолимо надвигался, голубоволосый юноша не придумал ничего лучше, чем швырнуть в него чей-то учебник, мысленно извинившись перед владельцем за это. Футболист в последнюю секунду увернулся, свирепея больше и больше.        — Только и можешь что убегать, трус убогий!        — Это называется здравый смысл, но тебе не понять, — Сал пригнулся, уворачиваясь от обратного снаряда. Ему показалось, что учебник вонзился в доску за спиной, хотя такого быть не могло чисто физически. Блять, стоило заткнуться хотя бы сейчас, но… — Выпей успокоительного, мудак!        Сал не знал: это он настолько хотел жить или пробежки по утрам что-то дали, но каким-то чудом ему удалось извернуться от загребущей руки одноклассника и, стремительно нырнув вниз, выскочить в коридор. Разумеется, задача пройти мимо минотавра от самого минотавра не спасала. Как назло, те, кто испуганно отшатнулись с дороги в коридоре, точно не собирались лезть в эти садистские догонялки.        Дыхание невероятно быстро сбилось, ноги начали болеть и, ненавидя себя за слабость, Сал понял, что не сможет долго держать такой темп. Флетчер нагонял, явно собираясь отыграться за свое «примерное» поведение. Только куда бежать-то? Никто не поможет, на улице его сцапают быстрее, а внутрь колледжа возвращаться — тут как удача суицидника поможет. Боковым зрением Сал заметил лестницу. Идея забраться на крышу и попробовать там, если не спрятаться, то хотя бы увернуться по максимуму, а в идеале свалить к черту — показалась наилучшей из наихудших.        Только Сал не учел, что Рой тоже карабкаться не промах. Удирающему юноше до зуда в затылке хотелось обернуться и проверить насколько далеко преследователь, но он знает, что это будет огромной ошибкой. Даже фатальной. Уже какой-то подарок вселенной, что Флетчер его до сих пор не догнал. Легкие радости не разделяли. Фишер так устал, что задолбался, а этот все никак не угомонится.        Небо выскочило перед протезом как-то совсем внезапно. Салли врезался в дверь и, не медля, кинулся к противоположному спуску с крыши. Если он успеет сигануть по перилам до того, как Рой поднимется, то тот не поймет куда он пропал. И до завтра еще можно пожить с чистой совестью и даже гордостью.        Мечтать не вредно. Но услышать повторный грохот двери позади себя — как-то совсем не смешно. Не успел, черт! Проще отрастить крылья или сшить парашют, чем удрать от Флетчера! «Что за мстительный говнюк?! Да любой бы уже перестал гнаться, заебавшись кружить по этажам!»        Фишер вымученно выжимал из себя последние силы, выскакивая на наклонный откос пристроя. Он спрыгнул и, с трудом держа равновесие и себя в руках от боли, прострелившей в пятках, а потом буквально почувствовал, что всё, попался…        Сал скорее услышал, чем увидел, как что-то пошло не так. Вернее, вскрик за спиной, а потом скользящий звук заставил-таки обернуться. И увидеть, как Рой Флетчер споткнулся на черепице.        Глаза футболиста на мгновенье растеряли всю злобу, испуганно распахнувшись, а потом парень упал на бок, быстро начав скатываться вниз, к обрыву с шестого этажа.        На секунду — на жалкую долю мгновения, внутри промелькнуло злорадное: так тебе и надо. Сдохни и оставь меня в покое!        Но сразу же за этим вспыхнуло куда ярче другое: Рой Флетчер сейчас действительно разобьется. Насмерть.        Инстинкты дернули раньше понимания, что тот сам виноват, что Салли тут ни при чем и что есть риск самому улететь с этой чертовой крыши. Парень с протезом вообще в тот момент не думал. Он испугался, что случится непоправимое.        Какие-то принципы, ненависть, злоба, отвращение — все это меркнет перед дыханием смерти, шепчущем в порыве нокфеллского ветра. Он видел слишком много смертей, чтобы увидеть сейчас еще одну.        Сал рванул обратно прежде, чем успел подумать о последствиях.        Он подлетел к скату, вытянул одну ногу вперед, а вторую, наоборот, подогнул к себе и оттолкнулся руками, съезжая за несущимся к краю футболистом, который от внезапности даже не кричал. Рой судорожно пытался за что-то уцепиться, но старая черепица крошилась под его весом, и вот уже ноги парня на инерции вылетели через край водостока, ухнув в бездну.        Сал успел буквально за мгновение до неизбежного схватить придурка-одноклассника за воротник худи, дергая назад и заставляя завалиться спиной. Ноги Роя вырвались с края и заболтались на высоте тридцати метров над школьным газоном. Дрожащие руки грозили вот-вот соскользнуть с уступа от паники.        — Дай руку! — крикнул Сал, грохнувшись чуть над ним.        Флетчер не слышал. Он будто оцепенел, боясь даже вдохнуть. И в этот же момент соскользнул еще больше, утаскивая Фишера за собой. Худи затрещало по швам.        — Ты глухой?! Мы сейчас свалимся, блять!        Рой запоздало сообразил почему еще живой и с трудом оторвал глаза от высоты, увидев Салли-Кромсали, практически лежащего боком на черепице и упирающегося кедами в водосток. Салли-Кромсали, который держал его над пропастью…        — Ты м-меня скинешь!.. — Рой задушенно засипел, белея от головокружения.        Сал скрежетнул зубами, готовыми раскрошиться к чертям.        Да еб твою мать, он серьезно?! Он сейчас сам себя скинет, блять!        — Давай! — взвыл Фишер, у которого уже пальцы свело от напряжения. Одноклассник был пиздецки тяжелым. Сал кое-как вытянул ладонь. — Ну?!        Силы истекали, нитки грозились вот-вот лопнуть, а локти распрямиться с выстреливающим щелчком суставов.        Рой колебался, не в силах оторвать руку от края, но недолго. Как только он съехал еще на несколько сантиметров, а мимо задорно пролетел какой-то камушек, ухнув вниз издевательски-приглашающе, Флетчер сдавленно взвыл и, оттолкнувшись, вцепился в протянутую ладонь. Он не знал, чего ожидал от Салли-Кромсали, но точно не помощи. Издевки, толчка, ухмылки, насмешки, но никак не попыток вытащить его тушу обратно.        Шипя что-то о тяжеленных бизонах и дебилах, голубоволосый парень, с трудом выпрямляя колени и молясь, чтобы под кедами водосток не оторвался, затаскивал одноклассника обратно на черепицу. Уже не до приколов и принципов — не то катафалк можно заказывать сразу на двоих.        Получившие перенапряжение мышцы горели, будто лопаясь одна за другой, пальцы превратились в скрюченные отростки, а дышать под протезом не получалось. Сал чуть не задохнулся. Наконец, ноги Флетчера оказались на уровне достаточном, чтобы он сам мог себе помочь выползти в безопасную зону. Рой уперся пяткой в этот же водосток и оттолкнулся, роняя их обоих на скользкие чешуи крыши и чуть придавив парня плечом.        Получилось. Блять.        Пиздец. Всё. Просто всё.        Сал тяжело дышал с минуту, а потом смахнул протез на лоб, хватая ртом воздух, забив на Флетчера. Во-первых, тот все равно видел, а во-вторых — Салли чувствовал острую недостаточность кислорода в легких. Сердце колошматилось, как бешеное, конечности сводило судорогой.        Отдышавшись и поняв, что до сих пор держит Роя за запястье, Сал отдернул руку и, не удержавшись, на эмоциях и пережитом стрессе, пнул одноклассника ногой куда-то в бок. Достал не так сильно, как хотелось бы, но…        — Придурок, — выплюнул Фишер.        Флетчер на это ничего не ответил. Даже не отреагировал. Лежал спиной на черепице, смотря перед собой и так же тяжело дышал, видимо, пытаясь понять, что только что едва не отправился к прабабушкам по собственной вине. Его темные волосы стояли дыбом, лоб обливался потом, а зрачки то сужались, то расширялись.        Надышавшись, Салли согнул колени и, пошатываясь, встал на ноги. Рой не шелохнулся.        Сейчас с трудом верится, что из-за этого кретина Фишер сам чуть не отправился к прародителям. Желание развернуться и пнуть этого фантастического долбоеба еще раз так и подмывало. Сал был настолько зол, что перешагнул одноклассника, не потрудившись обойти. Всё. В задницу.        — В следующий раз, если захочешь сдохнуть — будь любезен, сделай это один.        Салли с трудом поднял дрожащий локоть, утирая лицо рукавом. Затем снял запутавшиеся в волосах застежки протеза, стряхивая откуда-то взявшиеся засушенные листочки с затылка и джинсов. А потом побрел прочь, возвращая протез на лицо, даже не покосившись на Флетчера, который до сих пор не двигался. Если у того случился приступ и он сдох — насрать. Салли-Кромсали умывает руки. Нахер.        Подобрав упавшую сумку, парень раздраженно пнул выходную дверь с крыши, и наконец-то отправился домой.