***
Сал прикрыл глаза и с силой потер правый висок, просунув палец под ремешок протеза. Все это напоминало идиотский ситком. Если он услышал то, что сейчас услышал — разрешите выйти в окно, потому что желание то ли расхохотаться, то ли удавиться никак не могли определиться внутри и разрывали его на кусочки. Новость о том, что Рой Флетчер чуть не прибил Салли-Кромсали на крыше нокфелловского колледжа вспыхнула и подохла, как зародыш недоразвитого феникса — моментально, не прожив и двадцати минут. Потому что те, кто воочию узрели погоню, некоторое время погодя снова застали Салли-Кромсали, что спустился с этой самой крыши самостоятельно, со всеми конечностями и даже по лестнице. Наткнувшиеся на вдруг выскочившего голубоволосого парня, невольные зрители отшатнулись прочь — впервые от Фишера исходила такая мощная аура злости и раздражения. Еще больше ученики выпали, когда, парой минут спустя, на этот же этаж медленно вышел Рой Флетчер — звезда школы, капитан футбольной команды и номер один всех старшекурсниц… с разбитым носом, залитым подсыхающим росчерком крови на подбородке и взъерошенным потерянным видом. Он вернулся в кабинет под изумленные взгляды, забрал свой рюкзак и молча удалился, никак не отрегировав ни на один из заданных ему вопросов. На следующее утро вся школа только и судачила о том, что Салли-Кромсали навалял Рою Флетчеру. Разумеется, наравне с предыдущей сплетней об Эрике Томпсон это возымело колоссальный эффект и многогранный простор для разветвления теорий. Только-только утихнувшее внимание вернулось на кожу точенными пиками. Что самое интересное — сам Рой Флетчер это никак не прокомментировал. На первый же вопрос от приятелей он огрызнулся, что это не их дело, а особо настойчивых чуть ли не послал известным маршрутом, чем только укрепил умопомрачительный додуманный поворот в истории банальной травли. У самого Салливана Фишера, ясное дело, узнавать подробностей никто не спешил. Однако многие подметили, что теперь капитан футбольной команды напрочь игнорирует парня с протезом, если тот оказывается в его поле зрения. Если раньше Флетчер ехидно скалился, не упускал момента показать какой-нибудь неприличный жест или выкрикнуть что-то жестоко-обидное, то сейчас Рой будто вообще не замечал Салли-Кромсали. Отрицал, как что-то одушевленное, проходил мимо по широкой дуге и больше не старался пнуть под ноги или толкнуть плечом. Сам владелец протеза только диву давался этим потрясающим сказкам. Хотя, по барабану. Что бы там не вытрясло падение на крыше из Флетчера, но такой расклад устраивал Салли более чем. Семьдесят процентов проблем с другими задирами спонсировались с широкой подачи примера этого идиота, так что, даже если это ненадолго, то вздохнуть спокойно в школьных коридорах — благодать. Впрочем, «вздохнуть спокойно» у Сала так и не вышло. Ибо весы несправедливости неожиданно отвернулись от него и… щедро завалились в сторону Эрики. Но всё, что пока может делать юноша — это избегать девушку, не давая окружающим поводов для новых насмешек. Ничего другого в голову не идет. Эрике это не нравится. Она пытается заговорить с ним, но Сал умеет отлично скрываться, когда это нужно. Ему до отчаяния не хочется, чтобы ядовитые оскалы сожрали чудом зародившуюся симпатию к такому, как он, и взгляд Эрики потух, сменяясь самой обыкновенной жалостью. Подрываться приходится буквально за мгновение — но Салли удается выскочить из любого кабинета прежде, чем Эрика оборачивается. Он понимает, что она пытается показаться смелой и это приятно греет душу. Но также он понимает, что сейчас, пока слухи свежи — это может стать катастрофой. «Это уже катастрофа», — глухо скрипит внутри, а кулаки сжимаются в бессилии. Сал второй раз за день замечает, как девчонки толкают Эрику, проходя мимо, и как один раз кто-то нарочно скидывает ее учебники с парты. Она психанет. Она точно психанет. Салли пытается унять дрожь в похолодевших пальцах. Впервые ему так страшно за девушку. Но еще ему страшно за себя. Это эгоистично и потребительски, но Фишер просто не представляет, как ему быть, если Эрика Томпсон не выдержит гнета и однажды отпрянет от него к этой толпе, обнажая собственный оскал уничтожающей насмешки. В его сторону. Потому что она всё еще девушка из приличного общества, а не член клуба фриковатых придурков. Об этом думает Сал, когда на паре биологии объявляют парную лабораторную и все начинают сдвигаться. Фишер единственный, кто не шелохнулся — к нему никогда никто не подсаживался, а он не делал трагедию из-за того, что задание придется делать одному. Учителя давно не обращают внимания — лишний геморрой, зачем, верно? Эрика же думает, что ее сверхспособность — это косячить. Поживя в ощущении, будто все говорят только о ней, она приобрела привычку непроизвольно чуть скатываться по стулу, чтобы быть как можно незаметнее. От виноватого взгляда Фишера, который вообще теперь старается не подходить к девушке в колледже, становится только хуже. А он наверняка уже слышал куда больше Эрики. У Томпсон из источника информации осталась только Андреа, но та явно процеживала через сито сочувствия треть мерзости, распространяющейся о ней и Салли. Подростки, растущие в семьях с высоким достатком или полноценностью собственного «я», оказываются уродами и мерзавцами куда больше, чем те, кто был многого лишен в детстве. Сал морально превзойдет любого ее одноклассника, у которых в голове нет ничего, кроме желания удовлетворить собственные низменные нужды и поразвлечься за счет страдания других. Любым способом. И неважно, если кто-то пострадает, пока они будут добиваться своего. Поэтому, так по-дурацки сорвавшись на Трейси и устав ждать очередной пакости, Эрика вдруг чувствует, как сжимается в пальцах карандаш на очередной шепоток в соседнем ряду. — Разбейтесь на пары и возьмите со стола один вариант лабораторной работы, — говорит учитель. Все начинаются перемещаться, скрипят стулья, доносятся негромкие переговоры и шуршат тетради. Тихо только за спиной. Опять, да? Сиди на месте, сделай вид… делай, что тебе говорят. Так будет лучше. Стоит немного набраться храбрости, как ее тут же топчут. А она, грызя себя изнутри, вынужденно сдается. Андреа недоумевающе оборачивается к Эрике с вопросом в глазах — обычно они предпочитали делать совместные задания друг с другом или с близняшками Браймерс. По правую сторону мелькают короткие шортики в стройных ножках — они-то и «нечаянно» сшибают сумку Эрики со спинки стула. Уголок губы дергается. Похихикивание сбоку становится громче. Учитель одергивает шумящих и просит поторопиться приступить к работе. За спиной всё еще тишина. — Слышала?.. Вчера Бекки реально видела их вместе. Треш, как вообще можно с ним общаться? Он же конченный психопат!.. А его лицо… Грифиль карандаша не выдерживает давления и ломается о парту. Эрика медленно поднимается на ноги, пусто глядя перед собой. А потом берет свой стул, поднимает сумку и… подсаживается к Салу. Хихиканье обрывается. Белый протез, склоненный над лабораторной, сначала еле заметно дергается, а потом чуть поворачивается в сторону девушки, не соображая, что за движение в его личном пространстве, в котором обычно никого. Увидев Эрику, зрачок в настоящем глазу изумленно расширяется. Она, что, действительно?.. Девушка садится рядом и сначала разворачивается, чтобы повесить сумку на спинку своего стула. Затем поворачивается обратно и кладет письменные принадлежности, задевая локоть юноши. Тепло от ее тела прожигает бедро, и именно это дает Салли резкое осознание, что Эрика не просто села к нему, а села близко. Внутри все переворачивается, и дело не только в косых взглядах, а так же появившимся ухмылочкам у половины класса. — Эрика, что ты делаешь?! — сдавленно и еле слышно шипит Салли, испытывая раздирающее чувство: паники от оживившегося внимания и екнувшего сердца. — Выполняю лабораторную работу, — на удивление ровно отвечает Эрика, но также тихо. — Всем сказали разделиться на пары. Вертеться через парту мне неудобно. Или ты против? Он сцепляет зубы и порывается вскочить, но девушка резко цепляется за рукав его кофты. — Я надеюсь, ты за вариантом? — по-прежнему негромко, лишь его, спрашивает Эрика. До того убийственно спокойно, что Салливан отчетливо понимает — паниковать поздно. Он ждал, когда она психанет. И она психанула. С точностью до наоборот его ожиданиям. Кажется, она спросила, против ли он? Да он готов задохнуться прямо на месте от одного только понимания, что она посмела сесть к нему при всех. Пошатывающий восторг и восхищение были бы более приятными реакциями, если бы Сал не понимал, что как раз такими действиями Эрика подписывает себе смертный приговор. Юноша чувствует прожигающие взгляды и смотрит на ее пальцы на своей кофте, и только и может, что безвольно кивнуть. Ну кто в здравом уме захочет быть рядом с таким, как он — отбросом общества? На людях, а? Кому могло прийти в голову так открыто плюнуть в лицо иерархии общественности? У нее совсем царя в голове нет? Пока Фишер тащится за листом к учительскому столу, он пытается не столкнуться ни с кем взглядами. Внутри все скачет и пульсирует, а когда Сал берет шершавую бумажку и возвращается обратно — то видит только ее отвернутый в сторону окна профиль с чуть завивающимися светлыми волосами. Эрика ждет, отстраненно подперев подбородок рукой, и как будто не замечает внимания класса к себе. Она сидит за его партой — исписанной всякими гадостями последнего места для изгоев, как аристократка в ручном вышитом платье, которой вдруг изволилось разбавить свой досуг в дешевой грязной таверне. Сал признает поражение своей стратегии и покорно возвращается к девушке. Бежать из аудитории — уже бессмысленно. Глупо, низко и не поможет. Пока он идет между рядов, большинство косится то него, то на явно спятившую девушку — даже без всей этой грязной истории с лживыми сплетнями сам факт общения с Салли-Кромсали вызывал неоднозначную реакцию. Фишер мастер напускать на себя ауру безразличия, даже когда внутри штормит, поэтому ему не составляет труда одернуть себя, быстро взять в руки и прикинуться не эмоциональнее своего протеза. Сал придвигает вариант лабораторной в середину парты и вновь сталкивается коленом с коленом девушки. Эрика выглядит невозмутимой, но ее выдает прыгающий почерк. Они почти не переговариваются, а если да — исключительно по теме урока. Она прекрасно чувствует, что хочет сказать ей парень. Он примерно представляет, что девушка ему ответит. Поэтому они оставляют бессмысленный спор на тему: «Ты же понимаешь, что будет только хуже?», и будто создают вокруг себя вакуум защитного купола — пока урок не окончился, Салли будет чувствовать прикосновение к бедру и локтю, но оставит попытки что-то предпринять. Ему не хочется — отодвигаться. Ему хочется показать средние пальцы поглядывающим, огрызнуться на всех этих паршивых одноклассников и заслонить Эрику собой. Она держится и вправду неплохо. Это заслуживает восхищения. Фишер закусил нижнюю губу за протезом. Он хотел повторить «прости, я что-нибудь придумаю» и попросить не обращать внимания еще раз. Хотел пообещать, что все наладится — но знал, что это ложь. И даже мелькнула мысль предостерегающе одернуть, процедив что-нибудь нарочито-страшное. Но вместо этого Сал отложил ручку и робко, пока никто не видит, кончиками пальцев коснулся ладони девушки. Будто снова и снова пытаясь убедиться, что это не сон. — Я забыла, как называется этот признак. Внешне — Эрика полностью погружена в лабораторную и даже хмурится над решением. Сал быстро скользнул взглядом по строчкам задания, читая. — Атавизм. — Точно, — она быстро что-то написала в общем бланке выполненной работы и удовлетворенно кивнула. — Не верю, что тебя это не задевает, — осторожно произнес парень. — Если хотя бы ты будешь вести себя, как обычно, и прекратишь избегать меня по всей школе — мне станет чуточку легче это пережить, — помолчав, ответила она. Не успел Сал поморщиться на очередной укол вины, как девушка вдруг хмыкнула невесело: — Я теперь прямо, как ты. Местная знаменитость. — Это сарказм? — кисло поинтересовался Сал. — Ты всегда будешь коверкать мои слова в своей пессимистичной манере? — Я просто реалист. — Скорее ворчун. Ты иногда хуже моей тетушки. — Чего?! — возмутился Фишер. — Я не… — и вдруг осекся, не договорив. Он как-то неожиданно и с удивлением понимает, что пока спорит с Эрикой, то совершенно забывает, где находится. Преподаватель, ученики, кабинет — будто ничего нет, а они с девушкой сидят дома, за кухонным столом. Сал даже чуть не повысил голос, да вовремя спохватился. Он выдавливает тихую усмешку, чуть покачивая протезом. Невероятно. Ее готовы сожрать собственные одноклассники, а она упрекает его в излишней колючести и повадках старика. Почерк Эрики все еще скачет. — Ты хотела спросить, как я это терплю? Буква «а» съезжает чуть длиннее в сторону, чем нужно, и Фишер понимает, что прав. Эрика стыдится спрашивать его о таких вещах, думая, что это может как-то обидеть. — У меня, оказывается, не так много самообладания, как я думала, — удрученно созналась Томпсон. Подумав, она решила, что будет лучше уточнить насколько: — Я выплеснула ведро воды на этих… — Эрика сделала странный жест пальцами, не подобрав цензурного эпитета и уныло сжала переносицу меж ногтей. — Черт, они теперь проходу мне не дают своими подножками, мымры крашенные… — Ты сделала что? — надеясь, что ослышался, переспросил парень. Эрика отмахнулась, поморщившись. — Нотации можешь оставить. Мне хватило Филча с его лекцией о порче школьного имущества. Надо было надеть ей это ведро на голову, раз уж все равно попало, — процедила Эрика сквозь зубы, метнув уничтожающий взгляд на вновь оживившихся сплетниц. «Вот уж не думала, что Мэй такая лицемерка». — Как можно не реагировать, скажи на милость? Просто: к-а-к? Сал не верит, что слышит такое от Эрики. Эта спокойная девушка была в конфликтах скорее волнорезом, чем потоком яростного цунами, но, видимо, по его вине за какую-то жалкую неделю чирлидер начала выходить из себя. — Эрика, поверь, это очень плохая идея… прости, что втянул в это. Ты же девочка, черт, — «А они еще хуже, чем парни в вопросах мести». Уж Салли знал. В ответ на это Томпсон буркнула: — Девочки, мальчики… какая разница, если все придурошные?! — затем вдруг развернулась к Фишеру и посмотрела с иронией, но без издевок, на его длинные волосы. — И вообще, кто бы говорил, а? — Туше, — признал подколку Салли и вздохнул. Они доделали свою лабораторную, но не спешили ее сдавать, пока не прозвенит звонок. Пытающиеся погреть уши на время забыли о странной парочке и суматошно дорешивали собственные варианты. Сал подмечает, что Эрика немного успокоилась, да и сам почувствовал решительность. — Ну так и в чем твой секрет, Сал? Как ты держишься? — негромко произнесла Эрика, не глядя на юношу. Сал упирает хмурый взгляд в парту. — Никак, — негромко отвечает он. — Я не хочу давать тебе бессмысленных советов, потому что это не поможет. Я просто… смирился? Наверное так. Это… не одного дня принятие, и даже не одного месяца. Я слышал много гадостей: о себе, своем лице и семье. Так много, что однажды просто перестал слушать. Но иногда даже я не могу заставить себя не обращать внимания. И я не могу сказать тебе, что с этим делать, Эрика. Я не знаю, что правильно, а что нет, — руки сжались в кулаки, а голос совсем зашептал. — Я не могу отстоять даже свое нормальное имя, что говорить о большем… сам себя называю этой кличкой, настолько привык. Эрика вернула отшатнувшееся прикосновение, сама потянувшись к его руке, сжатой в кулак. — Сал… прости, я не… не совсем это хотела сказать. И я ведь тоже тебя так иногда называю, извини, — чувствуя себя двойной идиоткой проговорила она, мигом забыв о себе. — Черт, ты сказал, что тебе все равно, а я даже не задумалась, что тебе это неприятно. Фишер коротко мотнул головой. — Нет, мне действительно всё равно. Просто, ну… как бы не называли, значение и ощущение — оно идет от говорившего. Главное — не как называют, а кто. Ты воспринимаешь «Салли-Кромсали», как еще одно имя. А они пытаются оскорбить. В этом есть разница, хотя прозвище одно. Эрика невольно задумалась. Она вдруг поняла, что Сал и правда никогда не говорил ей, что он против этой клички. Девушка вообще как-то и не замечала, произнося ее вслух, что это черт-возьми-не-имя, а история возникновения вряд ли приятная. По аудитории разносится трель звонка, и они спешно отдергивают руки друг от друга — по привычке. Будто делают что-то постыдное, неприличное. Чувство беспомощности возвращается. Сал понимал какого Эрике — она глубочайше верила и надеялась на поддержку, но вместо этого получила презрение. Обидно. Больно. Неприятно. Особенно от тех, кого считал самыми близкими друзьями. Теперь ей пришлось узнать, что дружба бывает односторонней и фальшивой. А еще такой жестокой. Эрика всё еще держится. Она продирается по аудитории сквозь до безумия громкого шепота, ненавистно закусывая губу. Одновременно с этим Сал сталкивается взглядом с одной из девчонок-одноклассниц. Та дергается и поспешно отворачивается. Но если парня с протезом девчонки остерегаются, то Эрику Томпсон нет. И как раз в этом главная проблема. Порадовался, что тебя теперь не трогают? Глупый Салли, они начнут отрываться на ней, ты же понимаешь? Сал нервно провел рукой по лицу… вернее, хотел провести, но ладонь наткнулась на твердый протез. Он должен что-то придумать. Просто обязан! Но, черт… что?***
Грязный мел в салате, толчок под локоть такой силы, что поднос чуть не опрокинулся — стандартный обед. Очередные фотки в чате с примесью фотошопа — парочка жестоких мемов, как добавка между пар. Она знает, что лучше вообще выйти из чата и не смотреть на эти режущие обидой карикатуры, да все равно открывает. Зачем — черт знает, но, наверно, ей все-таки невольно хочется знать «а что думают все?». Собственный шкафчик напоминает мусорку, поэтому девушка перестает там что-то оставлять, таская все с собой. На белой блузке ярким пятном, как ранение, след от стойкой помады. Фантазия обидчиц сегодня убога, но это не значит, что Эрике не хочется разреветься от бессилия, натягивая кардиган в жару, чтобы спрятать запачканную форму. Томпсон пытается сопоставить травлю с тяжелыми тренировками — надо перетерпеть и бла-бла-бла, «я справлюсь», но Симонс, как с цепи сорвалась после «полоскания» — и эта дешевая попытка в мотивацию похожа на сожранный бургер после пятикилометровой пробежки — делает только хуже. Упрямая выходка на лабораторной поддала жару в этой пороховой бочке, но это был осознанный выбор. Эрике осточертело. Сал смотрит на нее так, что душа выворачивается и винить его совсем не хочется. Поэтому девушка терпит, в тайне мечтая, чтобы стильную троицу сбил какой-нибудь грузовик на подъезде у колледжа. Но хотя бы дома немного наладилось — отца приняли на работу. Так что Глория вывела на вечерние смены пекаря, оставив старшую дочь готовиться к выпускному. Эрика, которую выпускной волновал меньше, чем забытые под кроватью старые постеры, не стала возражать и воспользовалась свободой, чтобы видеться с Салом. Юноша был не против. «Во благо» избегающий девушку несколько дней он обзавелся такими синяками под глазами от постоянного напряжения и переживаний, что Томпсон заметила их даже через глазницы протеза. — Тебя не спрашивают, где ты ночуешь? — поинтересовался Сал, помогая Эрике перелезть через живую изгородь на заднем дворе ее дома. — У подружки, — спрыгнув рядом с юношей, невозмутимо ответила Эрика. Затем, не удержавшись, протянула руку к волосам юноши. — Почти правда, — хихикнула она. — Очень смешно. Салли закатил глаза, но заулыбался под протезом, чуть покраснев. Ему было приятно, что «недостатки» внешности, не свойственные парням, за которые его часто задирали и без протеза — нравились Эрике. Та поправила рюкзачок и они двинулись по вечернему городу в сторону Северного Авеню. Погода хмурилась, однако приятное весенне тепло располагало к неспешному шагу. За пределами колледжа воздух дышал свободой, поэтому хотелось растянуть эти мгновения. — А если серьезно? — второй раз спросил Фишер. Эрика пожала плечами. — Родители заняты, у Рошель экзамены. Если спросят — Андреа меня прикроет. — Ты уверена? — удивленно насторожился юноша. — Она же меня терпеть может. — Ну… скажем так: я рада, что настоящие друзья у меня всё-таки есть, — чуть грустно улыбнулась себе под ноги чирлидер. Сал напрягся, уловив, что тема стала неприятной для обоих. Но не успел он что-то придумать, как Эрика заставила его споткнуться на ровном месте: — Кстати, что за история с крышей? Рой ходит какой-то странный, ничего толком не ответил… — девушка с сомневающимся подозрением повернулась к мысленно чертыхнувшемуся Фишеру. Салливан нарочито безразлично пожал плечами. — Не знаю. Опять придумают черти что, ты же знаешь, — уклончиво ответил он. На счастье, Эрика не уловила раздраженные флешбеки в его голосе. Они едва ли добрались до остановки, когда хлынул настоящий тропический ливень. Без какой либо прелюдии — громыхнуло-то всего пару раз и то, вдалеке. Парень и девушка кинулись под спасительную крышу автобуса — о зонтике никто не задумался перед прогулкой. К тому времени, как доехали — гроза набрала мощи, молотя крупными каплями потрескавшийся асфальт. Переглянувшись, Сал и Эрика схватились за руки и выскочили из автобуса, бросившись в сторону дома. Но почти сразу же затормозили и расхохотались, оставив это бесполезное занятие — дождь за пару десятков метров обрушился на них таким потоком, будто они только что вылезли из озера прямо в одежде. За шиворот, под кофты и до хлюпанья в обуви. Стоило открыть рот или вдохнуть — вода моментально забиралась внутрь. — Первый раз такой дождь вижу, — сплюнула воду Эрика, перекрикивая шум ливня. «Везет мне на ванну в шмотках», — подумала она. Сал ответил что-то невнятное за протезом. Пройдя дальше, он вынужденно расстегнул нижний ремешок — вода залилась и туда, мешая не то, что говорить, даже дышать. Голубые волосы облепили пластик. Эрика, по началу ускорившая шаг и вжимающая голову в плечи, махнула рукой и уже во всю шлепала кроссовками прямо по лужам. Иронично то, что когда они дошли, ливень иссяк и сжался в мелкую безобидную морось. Потрясающее везение. Сал отпер дверь, а сам остался на ступеньках под козырькем и стянул капающую рубашку с пояса. — Давай кардиган, отожму, — с насмешкой поглядывая, как девушка пытается вытряхнуть воду из кроссовок, скача босиком на пороге, сказал он. — Наверху есть полотенце. — Премного благодарна, — стянув мокрую вязанную кофту ответила Эрика. Она чувствовала себя скользкой и мерзкой болотной лягушкой, поэтому, отдав парню кардиган, на цыпочках прошла в дом, стараясь сильно не капать. Сал перекрутил вещи над травой, выдавливая воду. Поразмыслив, он тоже смахнул кеды и оставил их сохнуть на террасе — судя по просветам в грозовых облаках, непогода ненадолго заглянула в Нокфелл. Но уже приготовившись зайти в дом, он вдруг услышал со стороны калитки мужской голос: — Мистер Фишер? Машинально прижав протез к лицу и обернувшись, Сал сначала тупо уставился на удивительное явление — постороннего человека по ту сторону улицы. А потом тихо выругался себе под нос. «Какое сегодня число?! Неужели… как я мог забыть?! Вот кретин…» Хорошее настроение медленно, но верно начало стекать вместе с каплями на покосившейся крыше. — Здравствуйте, доктор, — отдает дань вежливости юноша, сдерживая вспыхнувшую досаду. Гость был Салливану знаком. И даже слишком. Но надо быть редкостным тупицей, чтобы забыть о визите проверяющего именно сегодня, когда в доме находится Эрика. Наблюдение за условно-досрочно освобожденными — обязательный контроль нокфелловской инспекции, а Салливану Фишеру, как одной из главных головных болей отдела по делам несовершеннолетних — требовались обязательные проверки. Сначала — каждый месяц. После Рождества — каждые три месяца. И сегодняшний «прекрасный» день был обведен кружочком в календаре для Фишера именно по этой причине. В целом, проверки напрягали только первые пару раз, а потом парень к ним привык, как к противному какао с пенкой по субботам в начальной школе — перетерпеть и они уйдут. Дольше часа такие встречи длились редко — всё зависело от проверяющего. Некоторые откровенно сторонились «убийцу в протезе» и назначали беседы в людных местах, вроде парка или сквера где-нибудь в Нокфелле, или же вообще обязывали тащиться Сала в отдел. Иногда они являлись к Фишеру домой, но всегда — старались закончить обоюдно навязанную беседу как можно скорее. Бесцельное обязательство, считал Салли. Но сейчас это вдруг случилось жесть, как не вовремя. Юноша растерялся, чувствуя раздражающую досаду. Просить перенести встречу — бессмысленно. У досрочно-освобожденного таких прав нет. Поэтому Сал вымученно поджимает губы. Он оставляет вещи и идет навстречу мужчине, чтобы пропустить его в дом. — Вижу, вы забыли о встрече, — подметил проверяющий, идя за ним. — Немного, — повел плечом Сал, не став выдумывать. «Почему из всех приперся сегодня именно он?», — подумал парень. Сал проходит до калитки, отпирая. Мужчина делает два шага назад и стреляет глазами в сторону улицы. Как и любой инспектор, которому выпало такое несчастье на смену — проведать мальчика-убийцу. Фишер отходит в сторону, но мужчина дерганно выдает: — После вас! «Какой вежливый», — хмыкает внутри. Они все так говорят. Боятся поворачиваться спиной. Будто и правда верят, что тощий подросток мог напасть и придушить. Вне своего рабочего места эти проверяющие заметно тушевались. Так что Сал отворачивается и идет первым, чувствуя, как мужчина идет следом, озираясь. Нежданный визави оказался ни кто иной, как «доктор Энон Откин». Почему же в своей голове парень выделяет это имя в кавычках? Доктор «Откин» парню не нравился. Его визиты вызывали у Фишера привкус ржавой фальши и настороженное ожидание чего-то нехорошего. Хотя бы потому, что Сал отлично соображал, что психотерапевт, беседовавший с ним перед судебным заседанием, и этот самозванец, приговоривший его к заключению — разные люди. Но вел себя этот доктор так, словно сам не заметил подмены: он разговаривал с обвиненным, будто брал у него показания тогда, лично, в тюрьме. Он вел себя так, словно нет ничего необычного в том, чтобы выслушать истинную историю, а потом безжалостно обернуть все слова против мальчика. Но Сал отлично помнит и понимает: это кто-то другой. Разрез глаз, оттенок волос, даже рост другие. И ни густая борода с большими очками, ни «память доктора Откина», ни такой же зачес на голове, ни та же одежда — не обведут вокруг пальца. Вот только Салливан Фишер больше не показывает своего упрямства и попытки что-то доказать — нарываться, будучи на свободе, глупо. Поэтому он молча пускает лже-Откина в дом, раз за разом отвечает на вопросы и не подает виду, что все-таки видит это гребанную и просто-таки огромную разницу. Если такова цена за эту свободу — лучше промолчать. Доктор навещает не так часто и напрягает не больше своего оплачиваемого рабочего времени на проверку досрочно-освобожденного — Сал в состоянии это пережить. — Вы привели дом в порядок, — подметил мужчина, дерганно отставив длинный зонт в прихожей и отложив шляпу. На нем длинное пальто, которое он оставил на вешалке в прихожей, старые брюки со стрелками и зеленоватый джемпер. Юноша не ответил. Пока лже-Откин кряхтит, доставая бумаги и бланки отметок на стандартные опросы, его руки будто не слушаются. Сал молча стоит возле кухонного стола, нервно поглядывая в сторону лестницы и надеясь, что Эрику отвлечет какой-нибудь телефонный звонок или у нее хватит догадки остаться наверху, если она уже услышала голоса. Фишер не хочет, чтобы проверяющий знал о гостье. С этих подручных шерифа станется потом найти девушку и провести ей какую-нибудь воспитательную беседу а-ля «находиться в одном доме с таким уголовником — опасно». Мокрая одежда неприятно липнет к телу, но Сал покорно ждет, пока неожиданный визави устроится в кресле и начнет свою «проверку адаптации в обществе». Чем быстрее они начнут, тем быстрее закончится нахождение доктора в его доме. — Вы не присядете, мистер Фишер? — поправив очки, поинтересовался тот. — Насиделся в колледже. «И в вашей поганной тюрьме», — хотелось съязвить Салли, но он сдержался. Хамить судебным психотерапевтам — плохая идея. Протез неприятно скользил по коже лица при шевелении подбородка. Доктор кашлянул, но настаивать не стал. Наверху скрипнуло. Эрику не видать, но Сал метнул глаза к лестнице. — Что ж, начнем, — наконец, приготовился доктор. — Сегодня снова предпочтете прятаться? — указал он на протез. «Вот в этом твоя главная ошибка. Врачебного такта ноль», — подумал Сал. Настоящий доктор Откин никогда не настаивал на снятии протеза — терпеливо ждал, пока мальчик сам справится с собой и привыкнет. Этот лжец вечно морщился на равнодушную маску и требовал ее убрать — ему, видите ли, глаза не видно. Другим проверяющим до лампочки, а этот какой-то докапывающийся. Но так как протез — это все-таки протез, а не маскарадная маска, то окончательное решение быть в нем или без — оставалось за владельцем. Обычно юноша напрочь игнорировал намеки лже-Откина и оставался в протезе. Сал злился. На кого больше: на себя, что разболтал все так доверчиво в том кабинете, чем обрек нормального человека на пропажу, или же на самозванца перед собой — Салли не знал. Но сейчас белое лицо доставляло неудобства и Фишер молча снял его с себя. Наверно, чисто из вредности. «Чтоб тебе моя рожа в кошмарах привиделась», — злорадно подумал парень, откладывая протез на стол и с удовольствием подмечая, что заставил доктора растеряться от такого поступка. — Хорошо, очень хорошо, мистер Фишер, — покашляв, пробормотал мужчина и с трудом отвел глаза от шрамов. — Итак, начнем…***
Эрика наступила на скрипучую половицу и резко застыла, зажмурившись. Черт, не пол, а симфония деревянного оркестра! Кое-как выпрямившись, девушка осторожно отошла назад в коридор второго этажа. Услышав голоса внизу, она сперва подумала, что Сал зовет ее, а потом с изумлением услышала незнакомый тембр и остановилась. «У Сала гости?» Что?.. кто, как?! Сказать, что Эрика удивилась — ничего не сказать. Она не видела, чтобы голубоволосый юноша хотя бы разговаривал с кем-то, помимо нее, а уж посторонний в его доме — нонсенс. Поддавшись любопытству, девушка осторожно прислушалась, пытаясь сообразить — кто этот неожиданный посетитель дома №18? Поняв же, она удивилась еще больше. Эрика не думала, что Сала проверяют какие-то инстанции. Он упоминал только запрет на посещение некоторых мест и о том, что ему нельзя покидать город двенадцать лет. Стало еще более удивительно, как ему удалось скрыть свое преступление с таким надзором… или встречи не всегда случались у Сала дома? Эрика чуть выглянула вниз. От гостя видны только край плеча. Сал стоит поодаль, скрестив руки на груди и негромко отвечая. Он кажется безразличным, однако Эрика достаточно изучила парня, чтобы определить — тот недоволен посетителем. «Хотя… чего тут быть довольным?» Потоптавшись на месте, Эрика решила, что, раз Сал сам ее не позвал вниз, значит, знакомить с доктором не хотел, поэтому решила отправиться переодеваться. Но потом любопытство оставило ее на месте. Подслушивать нехорошо, но… черт, Эрике было интересно до жути. Она по-прежнему мало что знала о прошлом — настоящем прошлом, юноши. И раз подвернулась такая возможность… Чуть прильнув спиной к стене, девушка заправила волосы за ухо. —…начнем со стандартных вопросов, мистер Фишер, — шелест бумаги. — С момента выпуска завелись ли у вас вредные привычки? — Нет. — Алкоголь? — Нет. — Сигареты? — Нет. — Хорошо, — две пометки, кивок. — Первое время вы часто жаловались на головные боли и бессонницу, сейчас проблема осталась? — Нет, — повторил Сал, как заевший магнитофон. Эрика напрягла слух, чтобы ничего не упустить. — То есть, лекарства, что выписал вам врач, помогли? — Можно и так сказать, — уклончиво ответил юноша, не желая вдаваться в подробности. Лже-Откин поправил очки, впишись внимательным взглядом в бывшего заключенного. — А что вы скажете по поводу ваших видений? Сал вздрогнул, не сумев удержать еще один беглый взгляд в сторону второго этажа. Вопросы об этом всегда загоняли парня в угол, вызывая желание крепко обхватить себя руками и зажмурить глаза до пятен под веками. — Мистер Фишер? — Никаких видений… больше никаких, — разлепив резко высохшие губы пробормотал он. Он почти не соврал. Почти. Подумаешь, какой-то призрак на чердаке, ей-богу, мелочи. Не стоит беспокоиться. «Я так и не сжег манекен», — вспоминает парень мрачно. Нечто среднее между беседой и ненавязчивым допросом продолжается, заставляя Салли нехотя отвечать скупыми урывками и то и дело прислушиваться к тишине на втором этаже. Всё идет ровно и обычно, пока не настает самый неприятный для юноши момент. Лже-Откин делает какую-то длинную запись, а Сал, пусто глядя в пол и все еще стискивая ткань на локтях, ждет. Последний вопрос, который выворачивает его каждый раз. Они обязаны спрашивать о всех формах кошмаров своих подопечных, чтобы вовремя заметить активировавшийся триггер — ведь если это происходит, то наблюдение стоит усилить, а контроль ужесточить. Иначе могут быть печальные, а то и страшные последствия. Сойти с ума можно даже по щелчку пальцев — кому, как не Фишеру это знать. И он знает это. Как и то, что в его медицинской карточке исписаны все листы с пометками о психической нестабильности. Но все равно ему кажется, что фальшивый доктор нарочно издевается над ним, заставляя вспоминать снова и снова этот незаживающий надрез в душе. — Что вы скажете по поводу вашего погибшего друга, мистера Джонсона? С тех пор вы больше не видите его призрак? Парень давно перестал реагировать, слыша это имя. Но это внешне. То, что происходило внутри Сала, когда он ждал этого вопроса — не передать. — Нет, — отвечает он ровно. Доктор внимательно наблюдает. Но Сал Фишер сейчас спокоен, как никогда прежде. Не вял, не не в себе, не под действием успокоительных, а именно спокоен. И это спокойствие настораживает мужчину, прежде видевшего лишь опустошенного подростка. Поправив сползающий планшет, лже-Откин достает письмо. В этом нет необходимости, ведь следующий вопрос доктор задает своими словами, но Сал сразу распознает печать на обороте. — Из районной больницы Нокфелла нам пришло письмо о том, что вы были госпитализированны с сильным отравлением снотворным. Что вы на это скажите? — спрашивает инспектор. — Случайно вышло, — попытался отмахнуться Сал, опять вспомнив про Эрику. — То есть, вы все-таки принимали таблетки, а это значит, вас что-то тревожило. — Не высыпался перед экзаменами, — соврал парень, дернув плечом. — А перед этим на вас подали заявление в полицию, — будто бы и даже без намека продолжил доктор. Салли хотелось чертыхнуться, но он остался усиленно-равнодушным, лишь еле заметно стиснув ткань на локтях. Ему до чесотки захотелось поскорее разделаться с этим допросом и выпроводить гостя вон. — Совпадение. Доктор что-то начертил в своих бумажках и напрягшийся парень невольно занервничал — мало ли. С этих лжецов станется. — То есть, вы отрицаете попытку суицида? — Доктор, — вдруг оборвал Сал. — Я посещаю колледж, у меня хорошая успеваемость, я соблюдаю все… рекомендации, — не моргнув глазом, выпалил он. И быстро перевел тему: — Зачем вы спрашиваете о полиции, если шериф уже проинформировал вас в полной мере? Или ко мне какие-то претензии? Я что-то нарушил? Мужчина сощурился, недовольный резко адаптировавшимся подопечным. Полгода назад этот парень даже разговаривал заторможено и вяло, вечно смотрел куда-то в сторону и отвечал, будто находился в состоянии аффекта от мира за пределами колючей проволоки. Сейчас Салливан Фишер стоит прямо. Он не горбится в углу дивана в своей мешковатой кофте, его голос звучит отчетливо, слова складываются резко, а глаза, хоть и все также, смотрят куда-то в сторону, но больше это похоже на нежелание выдать свое настоящее «я», чем на апатию. — Пока нет, — сухо ответил лже-Откин. Салли-Кромсали на провокацию не поддался, молча проглотив возмущенный комментарий. «И правда, что-то изменилось». — У вас появились друзья, мистер Фишер? — Нет. «Нет? Тогда странно… что-то должно было подтолкнуть к таким изменениям», — подумал мужчина. — Преподаватели говорят, что вы не пытаетесь завести знакомства со сверстниками. — Не вижу в этом необходимости. «Удивительно, что они вообще что-то замечают», — мысленно добавил Салливан. — Почему? Сал уставился на доктора, впервые посмотрев ему в глаза с долей сарказма на кривых губах. — Вы сейчас серьезно? — поинтересовался парень, стаскивая протез со стола, не глядя. Мужчина невольно посмотрел на протез, ощутив желание оглянуться на входную дверь. Изменения в этом странном мальчике его не просто настораживали. Преобладающие однообразные ответы были как то и дело повторяющаяся запись, исходящая из тела подростка, но самоирония в такой форме спокойного пренебрежения собой… причем, без намека на агрессию или, наоборот, предвестия очередного суицида — что-то новенькое. Дело, что передали прокуроры перед визитом — о случайном заявлении — теперь показалось еще более загадочным. — Я не склонен к шуткам во время работы, мистер Фишер, — нашелся со стандартным ответом мужчина. — Если у меня есть вопросы, вы обязаны на них отвечать. Досрочно освобожденный отвел глаза в сторону и мгновенно окаменевшим ровным голосом ответил: — Прошу прощения, доктор. Не пошел на конфликт, отступил. Сделал вид, что забылся. Но за четыре года до сих пор ни разу не назвал проверяющего по имени. Это не нравится инспектору. Но он ничего не может поделать, потому что Сал Фишер сейчас чист. Никаких нарушений ни в школе, ни за ее пределами, никаких штрафов, непристойного поведения, буйства на людях или агрессивных стычек со сверстниками. Даже это заявление в полицию — случайное. Так сообщили в департаменте. — Что ж, мистер Фишер. На сегодня всё, — кашлянул лже-Откин, потянувшись к кожаному портфелю с бумагами. Парень спокойно кивнул, но его выдал постукивающий по плечу палец. Если бы в полиции инспектору не сказали, что дом Фишера обыскивали сверху до низу, то он предположил, бы что парню не терпится поскорее выпроводить гостя не потому, что его задевают эти проверки, совсем не по этому. — Напоминаю об обязательном анализе крови в конце мая. — Угум. Мужчина собрал все документы, застегнул портфель. Сал отлип от стола, облегченно выдохнув. Спохватившись, Эрика попятилась назад. Не стоит Салли знать, что она подслушивала. Девушка быстро забрала из ванной полотенце и дошла до «своей» комнаты, скорее переодеться. Но, вот незадача — схватившись за ручку, Эрика только дернулась на месте. Заперто. «Что? Зачем запирать пустую комнату?» Девушка попробовала еще раз, но безрезультатно. Собственные вещи противно прилипли к телу, а единственный комод с подходящей одеждой — закрыт. Спускаться в таком виде, чтобы спросить про ключ — наверно, плохая идея… мало ли гость еще не ушел. Подождать, может? Эрика прислушалась к голосам. Что, хлюпать носом тут и разводить сырость на ковре в уголке? А если Сал поднимется и увидит, что она до сих пор топчется тут? Рюкзак остался внизу, поэтому Эрика не могла знать сколько времени она грела уши пока визави был в доме. Томпсон тряхнула волосами и поежилась — кожа покрылась гусиной корочкой, стало прохладно. Если нижнее белье еще с горем пополам могло сойти за что-то сухое, а вот кофта и джинсы — точно нет. Дурацкая идея внезапно пришла в голову. Поколебавшись, Эрика вышла из ванной и прошла к самой дальней двери по коридору — в комнату Сала. Ключей девушка не нашла, зато случайно наткнулась на забытую на подоконнике черную атласную ленту. Воспоминания ударили краской по щекам. Эрика зачем-то потрогала ленту кончиками пальцев. Убрала руку. Чтобы не вызывали в памяти эти вещи, но ей становится легче от того, что они не несут в себе ничего похожего на замах ножом на полу в гостиной. Эрика опомнилась зачем она пришла и обернулась к комоду. Наверно, стоило бы спросить, но вот, как-то, совсем не вовремя это дело… в конце-концов, она не виновата, что Фишеру вдруг вздумалось запереть ту комнату. Серьезно, не разгуливать же ей в полотенце черт знает сколько? Да и вообще, насколько можно судить по общению с командой — парни не особо против, когда девушки берут их одежду. Поэтому, пожав плечами самой себе, Эрика выдвинула один из ящиков и вытащила первое, что попало под руку — этим оказалась старая черная кофта Салли с вытянутыми рукавами. «Сойдет». Эрика быстро скинула полотенце, предварительно еще раз протерев волосы, и залезла в кофту. Рукава и вправду оказались слишком великоваты, зато длина туловища вполне закрывала ноги до терпимого приличия (если сильно не наклоняться) — да, определенно сойдет. Сухая ткань мигом смахнула ощущение липучей прохлады с плеч. Потоптавшись на месте и зачем-то помахав длинными рукавами, Эрика выглянула в коридор. Ничего не слышно. «Наверно, доктор уже ушел». Девушка прошла к лестнице и снова выглянула за перила — кресло пустовало, разговора не слышно, а Сал как раз прошелся от входной двери на кухню. Раздался звук включаемой воды. Эрика облегченно выдохнула и спустилась вниз. — Слушай, там комната заперта, ничего, что я взяла твою кофту?.. Набравший воды в стакан, чтобы сполоснуть запершившее горло, Сал повернулся на голос Эрики. Секундная тишина и… Фонтан брызнул во все стороны, пойдя носом. Парень тут же закашлялся, чуть не выронив стакан, и захлопал себя по груди. — Если против, я сниму, — быстро протараторила Эрика. Она неловко переступила с ноги на ногу, подергав за край кофты. Юноша так и завис. Потом кое-как отмер. — Я н-не против, снимай… — брякнул Фишер. Эрика посмотрела на него. Он понял, что сказал что-то не то, и спешно поправился: — Тьфу, в смысле, не снимай, я против, в смысле оставь!.. — затараторил он, откашливаясь. Эрика рассмеялась, расслабив плечи. Ее позабавила такая реакция. — Другая комната заперта, я не нашла ничего подходящего. — А, ну… э, ладно, — всё еще глупо пялясь, выдал Салли, потому что девушка в кофте выглядела крайне мило. Поправка: в его кофте. Впору уподобляться персонажам аниме и утирать кровь из носа. Слишком длинные рукава, открытые коленки и мешковатый черный, вкупе с растрепанными светлыми мокрыми волосами — дали Фишеру отчетливое понимание, что без разыгравшегося памятью воображения он больше эту кофту не наденет. Эрика спустилась в гостиную, пока опомнившийся юноша утирал лицо. В кружке осталось немного и воды, но только Сал машинально поднес стакан к губам и решил ее допить, как входная дверь вдруг распахнулась. — Простите, зонт забыл!.. Остатки воды брызнули вторым потоком. Эрика, присевшая за рюкзачком, ойкнула и вскочила на ноги, прикрывая коленки. Доктор застыл в дверях. Кто кому удивился больше — хороший вопрос. — З-здрасьте!.. — натянуто улыбнулась девушка, вскинув ладонь и зачем-то шагнув за Сала. — Здрасьте, — машинально повторил мужчина, оторопело переводя взгляд с застывшего парня на его гостью. «До свидания», — чуть не продолжил цепочку Сал, мысленно выругавшись. Надо было запереть дверь! Что за дурак?! К счастью, неловкий момент проскочил быстро — лже-Откин забрал свой чертов зонт и удалился, на этот раз насовсем. Однако от юноши не укрылось пораженное любопытство к Эрике. «Пойди в шоке, что у такого урода и уголовника в доме девушка», — мрачно посмотрел вслед закрывшейся двери Сал, на этот раз тщательно проверив замок. Вздохнув, он обреченно повернулся к Эрике, гадая, как много она могла услышать. — И часто тебя проверяют? — не удержавшись, полюбопытствовала она. — Раз в пару месяцев, — неопределенно ответил парень. — Совсем забыл про сегодня, прости. — Я так и поняла, — ответила Эрика, вернувшись к рюкзачку. — Слушай, у тебя нет каких-нибудь штанов? Мои совсем мокрые… мне итак неловко, что уже залезла в твой шкаф, — девушка пошкребла кончик носа. Сал, опять зависший на разглядывании Эрики в свой кофте, едва не брякнул, что можно и без штанов, но вовремя прикусил язык и мысленно надавал себе по голове. — Сейчас посмотрю. Спустя несколько минут, пока Фишер вышел на улицу до отжимать вещи, а Эрика закатала на себе его домашние штаны до колен, а кофту до локтей, дождь окончательно прекратился и вечернее небо озарило склоняющееся к горизонту солнце. Эрика, уже раз в пятый пройдя мимо запертой комнаты, не находила ни единой адекватной причины на вопрос: зачем ее запирать? Разумом она понимала, что Сал все-таки хороший парень, а если бы даже был лжецом, то вряд ли позвал бы ее к себе, если бы в той комнате делал что-то незаконное или страшное. В конце-концов, не найдя успокоения, Эрика решила поступить самым логичным методом — спросить у хозяина дома. — Почему дверь заперта? — спустившись вниз и выглянув из-за плеча что-то разогревающего Фишера, выпалила девушка. — Какая дверь? — растерянно переспросил парень, ушедший в себя после визита доктора. — В… эм… ну, ту комнату. Сказать «мою комнату» — язык не поворачивался. Другие эпитеты были каким-то уж совсем неловкими. — А, эту… — тут Сал замялся. Он колебался, прежде чем что-то ответить, но в конце-концов не очень уверенно выдал. — Я подумал… тебе неприятно там находится и, ну… решил ее убрать. — В смысле — убрать? — озадачилась девушка. — Ну… заколотить там… — То есть, замуровать? — уточнила Эрика. Сал кивнул, усиленно распихивая лопаткой какие-то кусочки по сковородке в разные стороны. — Это будет самое жуткое твое решение, — помолчав под журчание масла, выдала Эрика честно. — Я точно буду думать, что там кто-то живет. Там же никто не живет? — вдруг сорвалось с губ. Сал даже повернулся, уставившись на девушку. — Что?.. Нет! Ай! — лопатка вылетела из пальцев, но юноша успел ее перехватить. — Конечно нет! — Извини, я просто… — девушка виновато почесала нос. Сал вздохнул, выключил плиту и оставил лопатку в покое. Не ему винить Эрику во всяких подозрительных выводах. — Пойдем, — с этим словами он решительно поджал губы, прошелся мимо забрав ключи с крючка в коридоре и вернулся к лестнице. — Что? Куда? Туда, что ли?.. Сал, прости, я сказала, не подумав… разумеется, я знаю, что там просто комната, мне все равно, я же говорила!.. — Это не просто комната, — вдруг резко произнес Сал, остановившись. Эрика осеклась, глядя на его спину. И поежилась. — Пойдем, — повторил он. Повторил… или приказал?.. «Что с тобой такое?», — тревожно подумала Эрика. Парень отмер и взлетел по лестнице. Девушка вынужденно пошла за ним. Знакомый до условного рефлекса звук щелкнул под ключом. Одним движением Салли отпер комнату и толкнул дверь. Иногда, устав бегать от своих страхов, приходится принимать решение развернуться к ним лицом. Своим единственный глазом он замечает слишком много. Например то, как Эрика каждый раз мельком смотрит на эту дверь. То, с чего все началось. То, что не заменить никакими хорошими воспоминаниями, потому что плохих в этой комнате намного больше. Каждая стена, каждый предмет мебели… каждое слово, произнесенное в этой комнате… каждое действие — оно впиталось внутрь, засело под кожей. И это не вытравить. Ничем. И никогда. Эрика перестает делать вид, что все в прошлом и отрешенно смотрит туда же, куда и Сал. Да, она уже заходила в эту комнату, после, но… старалась выйти как можно быстрее. Выскочить наружу. Сал давно прощен. Но прощен этот Сал. Салли. Тот, другой, Салливан Фишер задумавший это… распланировавший и воплотивший в реальность — он до сих пор иногда мелькает за белым протезом, заставляя Эрику нервничать. Эрика сжимает кулаки. Она первая заходит в комнату. Ей не страшно. И не сказать, что как-то неприятно… просто тревожно. Именно это она говорила Салли за своей спиной, не видя, как опять стекленеют голубые глаза юноши. Он сжимает оставшийся ключ в руке и смотрит на спину девушки. Его пальцы в считанных сантиметрах от ручки. Такое привычное движение зудит в локтевом суставе… Закрой. Запри. Оставь себе. А вдруг она всё-таки не выдержит тебя? Правильно Флетчер сказал… Только жалости достоин! Ты же калека!.. Эрика делает еще несколько шагов вглубь комнаты, не замечая застывшего парня. И что он не спешит заходить следом. Смотри, тебе даже не надо ничего делать в этот раз! Просто протяни руку и захлопни дверь, Салли… зато так ты будешь в ней уверен. Что она не бросит, не испугается… выдержит это. Потому что никто не выдержит. Тем более она. Пальцы сжали ключ до побелевших костяшек. Сал делает шаг вперед, неотрывно глядя на девушку. Ты так веришь ей. Но ты не веришь в нее, правда, Салли? Так зачем мучить себя и ее… решение в твоей руке. Закрой. Запри… «Нет!..» Эрика оборачивается, а наваждение будто слетает с головы опавшей вуалью. Сал моргает, понимая, что девушка что-то спросила, но вопроса он не расслышал. — Ты не заболел? Выглядишь бледно, — подошла Эрика. «Выгляжу… бледно. Я выгляжу бледно», — тупо прокрутилось в голове, пока Сал опускал покрытое шрамами лицо. Он знает, что выглядит омерзительно и криво. В его руке все еще чертов ключ, а заглянувшая в это уродливое лицо гостья вдруг выбивает почву из-под ног вдруг вырвавшимся возгласом: — Ой, у тебя веснушки есть!.. Чтоблин?.. Сал растерянно моргает. Эрика вдруг кладет ладонь на его уцелевшую скулу и гладит большим пальцем кожу под глазом, заставляя затаить дыхание. — В-веснушки? — только и выдавил Фишер. — Ага, — заулыбалась она. — Значит, тебя любит солнце. Эрика улыбается и Сал думает о том, что больше всего на солнце похожа именно она. С копной золотистых вихрей и льдистой радужкой в глазах. Как ей приходят в голову эти странные фразы? Как вообще ей приходит в голову рассматривать его… замечать? Сначала глаза — разные, да. А ведь даже Ларри узнал о глазном протезе только через год — также случайно заскочив не вовремя к нему в комнату, когда Сал спал, оставив стакан на тумбочке. Потом сережки. А сейчас веснушки. Надо же… Сал окончательно забывает о шепчущем мерзотном голосе и насмешливо выдыхает, прикрыв глаза. — Что мне делать? — вдруг обессиленно спросил он. — С чем? — не поняла Эрика, отстранившись. — С этим… всем, — беспомощно окинул взмахом руки комнату парень, выпустив цепочку с ключом так, что она звякнула в воздухе. «Что мне делать с собой, а?» Эрика осторожно забрала цепочку у него из рук. — Не надо ничего делать, Сал. Оставь. Не в комнате дело, ты же и сам это понимаешь. Он понимает. — Иди сюда. Она зовет, а он послушно тыкается носом в ее плечо, крепко обнимая и готовый прибить себя за то, о чем думал с минуту назад. Точно, как чокнутый. Да, люди предают. Иногда самые близкие и от этого больно. Но только продолжая давать шанс мы продолжаем жить. Салли боится поверить снова. Но внезапно расслабляет плечи и верит. Зажмуривает глаза, крепко сжимает тонкую талию до щемящего чувства в груди и сдается. — Так, а… зачем диван посреди комнаты? — немного погодя, отстранившись, спросила Эрика, указав на сдвинутый в бок допотопный экспонат мебели. Сал вздохнул. Затем обошел диван и присел на корточки. Подавшись следом, Эрика тоже заглянула туда и обнаружила стопку досок, коробочку гвоздей и еще несколько инструментов. — Который день пытаюсь понять как это заделать. В дожди здесь потоп, — ответил юноша, указав на натекшую лужу. — Я не буду за это извиняться, — покраснев, буркнула Эрика в сторону. Сал хмыкнул с самым философским видом. Ну, этого он точно не ждал. Оставив комнату в покое, парень и девушка возвращаются вниз — забрать вещи с улицы. Эрика запоздало поняла, что до сих пор держит в руках маленькую связку ключей. — Салли, — она протянула ему цепочку. Фишер посмотрел на ключи. Поколебался мгновенье. Затем медленно взял пальцами за крохотные звенья, но не потянул на себя, убирая в карман, а вдруг расправил цепочку и накинул девушке на шею. — Оставь себе. Эрика ошарашенно уставилась на Сала. Сердце заколотилось. Он… серьезно? Сал криво улыбнулся и вышел на улицу, оставив дверь открытой. Эрика осталась в прихожей, чувствуя холодный метал на шее. Поднесла пальцы к груди, сжимая связку в ладони. Это не просто ключи. Это ключ от той комнаты. От этого дома. Все ключи. И если хозяин дома дарит ей их, то это получается… Эрика крепко сжала маленькую связку, закусив губу. А потом робко улыбнулась себе под нос и поспешила следом за Салли.