***
Они вернулись в дом в сумерках — стоило солнцу спрятаться, как на охоту вылетели комары. Эрика оказалась в восторге: Сал мог дать ей фору в умении заплетать волосы. Томпсон даже не думала, что с ее волосами, еле дотягивающимся до плеч, можно что-то сообразить настолько прикольное. Особенно девушке понравились ушки-култышки. Жаль, их сфотографировать не успела. Увлекшись друг другом, парень и девушка долго смеялись, а потом смех так неожиданно превратился в долгие поцелуи среди мягкой травы, что опомнились они, когда Эрике в щеку впился комар, а задорные култышки уже рассыпались во все стороны. С каждой минутой, проведенной вместе с девушкой, Фишер чувствовал переполняющее его счастье и решимость удержать это счастье навсегда. Эрика же пыталась просто наслаждаться этими вечерами. Делать глоток свежего воздуха перед падением в черное озеро ненависти. Потому что она чувствовала страшное: что легкие ее вот-вот подведут и она закричит в толще этой гнилой жижи, пуская ее внутрь себя. Она уже испытывала нечто подобное. Когда огромная-преогромная чаша ее терпения переполняется чужеродным неприятным чувством. Эрика не хотела, чтобы эта жижа заставила треснуть чашу и затопила все вокруг. И отправившись сегодня к Салу на свой страх и риск, оставив дома под одеялом скрученную обманку из пледа, Эрика будто спросила себя, как Андреа спрашивала ее десятки раз раньше: — Ну и что? Стоило оно того, а, подруга? Где-то на пороге старые черные кеды валяются рядом с белыми кроссовками. Владельцы надеются, что их обувь высохнет к утру. Там же, на потрескавшихся перилах висит серый кардиган возле клетчатой рубашки. Эрика недовольно почесала прокушенную комаром щеку. Сал, спешно кинувшийся закрывать все окна, споткнулся о скейт и с несвойственной для него неуклюжестью, едва не проехался на нем через прихожую. Оттуда донеслась приглушенная ругань. Эрика, подперев покрасневшую щеку рукой, невольно прыснула, все больше недоумевая, почему Фишер казался ей поломанным и будто неживым. Если бы не трагедия, выжегшая вокруг него холодную сдержанность, Сал точно бы вел себя, как стихийное бедствие. Даже протез порой не мог скрыть плескающийся там ураган. Эрика провела пальцем рядом с укусом — там, где была царапина от удара Трейси. Алая черточка уже зажила. Это ничто, по сравнению с кривыми шрамами на лице Салли. Но это многое для простой девчонки, привыкшей быть, как все. Маленькая связка ключей позвякивает на груди. По телевизору крутят «Назад в будущее». У подножья дивана блестит в свете экрана красно-белая электрогитара. По всему этажу разносится ароматный запах кофе — хотя сам хозяин дома только нос морщит на это, пока несет чашку для своей гостьи. Он садится рядом, с шуточной обидой придвигая к себе заварочный чайник и заявляя, что отныне будет любителем чая в своем гордом одиночестве. Светлые волосы девушки опять упрямо распустились в отрастающие слегка завивающиеся локоны, в то время как длинный голубой хвост всё еще держал причудливое плетение вокруг головы парня. Белый протез лежит там же, на краю столика, возле блюдца с поломанной шоколадкой. На этой же шоколадке подростки находят компромисс и отставляют обе чашки рядом. Кино начинается. Стоило оно того? «Да», — без сомнения думает Эрика, поглядывая краем глаза на Сала Фишера и сжимая пальцы на горячем фарфоровом боку чашечки с кофе. Она надеется — худшее позади. Видимо, всё происходящее следом девушка заслужила тем, что так беззастенчиво позволила себе огрызнуться тогда, когда обычно отступала. Последний кусочек кошмара складывается в полноценный масштаб катастрофы чуть позже, когда Эрика с мурлыкающим умиротворением в груди возвращается домой, открывает дверь и видит то, от чего ее сердце укатывается в пятки с глухим шмяком: — О, Эрика! Ты как раз вовремя! — воскликнула мама, показываясь в широком коридоре из которого видна просторная кухня. — Тут заскочила твоя подружка. Ты не говорила, что в команде новенькие… Эрика так и застыла не до конца скинув кроссовки и уставившись на гостью. За их кухонным столом сидит Трейси Симонс. Симонс. В их доме. Блять, ей мерещится?! Что?! Какого?.. Эрику будто сшибло потоком ледяного водопада. Мулатка, закинув ногу на ногу, приглашающе похлопала по столу. Ухмылка скользнула по ее губам. — Да, Эрика, почему не сказала? Мы же договаривались встретиться сегодня у тебя — ты забыла? Ладно миссис Томпсон меня впустила, твой телефон был выключен. Где ты была? Липкий пот прошиб светловолосую девушку насквозь. Внутри скрутился узел. Девушка стрельнула глазами на Глорию, которая крайне внимательно посмотрела на дочь, будто тоже спрашивая: «Да, Эрика где ты была?». Экспресс-такси до ядра Земли, пожалуйста. Срочно. Эрике еще никогда так не хотелось провалиться под землю. «Подружка» за спиной мамы во всю упивалась произведенным эффектом. У Эрики не было ни одного ответа на вопрос каким образом Трейси попала к ней домой и на кой черт мама ее впустила. Перед глазами пронеслись все оскорбления, обидные прозвища и сообщения в чате, а холодный пот, выступивший на висках, аж вскипел от судорожного понимания что могла успеть первокурсница наплести ее матери. Эрика стрельнула глазами на женщину, но та либо виду не подавала, либо Трейси еще не успела открыть свой поганый рот. «Если еще не успела — надо заткнуть ее срочно и выгнать вон. Черт, но какого черта, черт возьми?!». Черти один за другим плясали румбу по натянувшимся нервным нитям. Ладони вспотели, сердце глухо билось, а Трейси на кухне — на кухне в ее, мать-перемать, доме — это было что-то невероятнее, чем постучавший бы в окошко Питер Пэн! — Что ты здесь делаешь?! — прошипела Эрика, подскочив к незваной гостье, стоило Глории отойти. — Подруга, ты чего такая нервная? — не моргнув и глазом, лишь шире заулыбалась мулатка. — Я тебе не подруга! Эрика осеклась. Глория прошла где-то позади, разговаривая по телефону. Крепко сжатые зубы не впечатлили наглую Симонс, которая невозмутимо допила чашечку чая, по-видимому, приготовленную мамой Эрики лично. Да еще отставив палец, как гребанная аристократка, заглянувшая проверить подданных. — Так ты реально с ним спишь? — подалась вперед брюнетка. — А я-то думала, чего тебя так корежит каждый раз от этой шутейки? Эрику передернуло. Да как эта тварь смеет такое говорить?! Еще и в их доме?! — Мама-то, видимо, не в курсе, а? — продолжала она. — Слушай, ты!.. Закрой свой рот и катись отсюда! — Дорогуша, разве можно так невежливо обращаться с партнерами по бизнесу? Или, вернее сказать, даже с работодателями твоего отца… — Какими еще партнерами?! — начала шипеть Эрика. Она чувствовала, что начала страдать от неконтролируемого гнева. Позади раздался голос мамы и девушка замолкла. В этот же момент ее лицо перекосило еще сильнее, хотя казалось — сильнее некуда. Потому что Трейси мигом сменила змеиную ухмылку на ангельское выражение самой добропорядочности и вдруг вытащила из сумочки какую-то свернутую бумажку в файлике, отдав Глории. — Ох, спасибо, Трейси! — Мне несложно, миссис Томпсон, — промурлыкала Симонс. Эрика, выпавшая уже в просто открытое космическое охеревание, только и выдавила: — А что, собственно, происходит? — Эри, — протянула Трейси сокращенное имя девушки так, что ее передернуло. — Ты разве не в курсе? Мой папа недавно открыл филиал юридической помощи горожанам при нокфелловском суде. — Да, и отец Трейси пригласил Роберта на вакансию. Замечательно, не правда ли? — обрадованно продолжила Глория. «Потрясающе… ага, да», — только и пронеслось в голове чирлидера. Но, как говорится, беда не приходит одна. Она собирает под ручку своих подружек и весело вприпрыжку идет на таран. — Я даже не знала, что дочка Симонсов учится с тобой в одном колледже, — проронила Глория. — Матильда тоже удивилась. И тут Эрика проворонила вдох, уставившись на Трейси. «Симонсов… Симонсов?! Матильда и Джон Симонсы, те самые — ее родители?!», — Эрика смотрела на Трейси, как в первый раз увидела. Симонс — не редкая фамилия, и девушка как-то даже не обратила внимания, что уже слышала ее не раз. А теперь неожиданно вспомнила. В прошлом году в Нокфелл приехала богатая молодая пара, которая разбила уверенный старт своего семейного бизнеса в их маленьком округе. Роберт часто упоминал Симонсов за вечерним ужином, Эрика случайно запомнила. Потому что последний раз папа буквально кипел — из-за Симонсов он и потерял работу — штат посокращали, а потом и вовсе распустили. Бизнесмены выкупили все мелкие конторки по городу и отстроили свой филиал. А еще Симонсы приглянулись мэру — харизмой или набитыми карманами — черт их знает, но мэр поддержал идею объединить управляющие структуры в единый центр. А теперь они, вроде как, пристраивали «безработных» обратно. От безысходности, бывшие сотрудники шли на свои привычные вакансии по профилю, однако уже полностью подчиняясь управленческой дудке. Шах и мат, демократы. Узнать, что Трейси — дочь этих состоятельных предпринимателей, все равно, что упасть в лужу грязи возле ее ног. Будто мало позора в жизни. «Вот откуда она узнала про моего отца». Стоило предположить, что за таким внешним видом и высокомерными фразочками стояло либо дурное воспитание, либо богатенькие родители. Или все вместе. Оставалось только загадкой, почему младшая Симонс не настояла своему папочке не брать на работу какого-то там Роберта Томпсона просто по прихоти своей. Или решила таким образом шантажировать Эрику еще и этим? В голове пошла цепная реакция представления предполагаемых последствий от глупой стычки в школе, и волосы на затылке встали дыбом. Как ни крути, теперь даже сплетни, обрастающие реальными фактами, показались наименьшей из проблем. Мама, не замечая выражения на лице дочери, спокойно и даже дружелюбно разговаривала с Трейси, а вот Эрика просто опустилась на крайний стул, сжав кулаки. Если Симонс зашла просто занести бумаги, а Эрика под руку подвернулась — то это полбеды. А если нет… — Ну, я пойду, миссис Томпсон. Эри, а ты в следующий раз хоть предупреждая, что у тебя планы поменялись, — состроила обиженные губки Трейси. — Кого не спросила, никто не в курсе где ты, даже Андреа. «Ах, ты!..», — дернулась Эрика, почувствовав недобро потемневший взгляд матери. Трейси поднялась с места, одернула короткое платьице и прошла в прихожую. Эрика вынужденно пошла за девушкой. Кипя от гнева и судорожно думая, как ей сейчас выкручиваться: что в колледже, что дома. Но стоило расслабиться, что Симонс вот-вот уйдет, как эта гадюка ужалила напоследок. Причем так, что Эрике захотелось взять лопату из гаража отца и вдарить ей хорошенько, да закопать на заднем дворе. Мулатка уже вышла на порог. Пока Глория ходила по кухне, Трейси вдруг шагнула к Эрике, накинув кофточку. И будто на ухо прошептала, но так, чтобы миссис Томпсон точно смогла ее услышать: — Слушай, я все нервничаю, что тебе приходится встречаться с этим Фишером. Я знаю, что он при достатке, но переживаю за тебя. Не надо унижаться, — и пока Эрика просто застыла, задыхаясь от вспыхнувшей ярости, Симонс вытащила из кармана свернутую пачку купюр и сунула ей в руки. — Пожалуйста, не ходи к нему больше ночью. Давай лучше я одолжу тебе денег, чем ты будешь так рисковать с этим типом?.. Трейси выскочила за порог за секунду до того, как сжавшийся вокруг банкнот кулак взлетел в воздух и ринулся туда, где только что было ее лицо. Дверь громко грохнула. Ударившиеся о белое лакированное дерево купюры врезались в преграду и разлетелись по прихожей. Эрика коченеюще таращится перед собой и чувствует, как ее начинает трясти от кипящей в венах лавы ненависти. Проклятия одно грязнее другого жалят язык. Томпсон чувствует, что сейчас просто вырвет с петлями дверь, догонит эту редкостную дрянь и… — Эрика! — вдруг гаркает за спиной голос матери. Жгучая лава в крови покрывается антарктическим инеем. О, черт… мама. «Она слышала. Она всё слышала», — понимает Эрика побелев. Желание выскочить чуть ли не толкает в спину. От стоящей позади Глории начинает расползаться вот-вот взорвущееся криком цунами. Эрике хочется провалиться не то, что под землю — а сразу навылет, в космос, в черную дыру, и затеряться там без дороги назад. Сбежать вон кажется самой трезвой идеей, потому что сказанного Трейси достаточно, чтобы мать придушила ее лично. Эрика продолжает пялиться на дверь, но стоит матери набрать в грудь воздуха, чтобы начать моральное уничтожение, как девушка резко разворачивается, выставив руку с вытянутым указательным пальцем в сторону Глории и вопит первая: — Стоп! Стоять! Глория осеклась от такой наглости. Эрика, набрав в грудь воздуха, перекрывает вторую попытку начать акт «я тебя породил, я тебя и убью» и скороговоркой останавливает первую волну скандала. — Прежде, чем ты начнешь орать, я прошу, дай мне и себе пять минут, чтобы успокоиться, сесть и СПОКОЙНО поговорить! Спокойно! — мама приоткрывает рот, но Эрика буквально сбегает к себе в комнату, обходя мать по широкой дуге и не сводя с нее пальца. Будто это поможет ей, как заклинание. — Пять минут!!! Выглянувшая на крики Рошель с лестницы, удивленно хлопнула ресницами. — Эри, что?.. — Ро, налей маме чаю! С виски. Или коньяком. А лучше все вместе, — пискнула чирлидер на ходу и заскочила в свою комнату, захлопнув дверь и тут же привалившись к ней спиной. «Мне пиздец». Эрика сильно-сильно прижала ладони к горящему лицу и вжалась лопатками назад. Она знает, что ей уже ничто не поможет. Разве что сальто верх тормашками в окно. И то, вряд ли. Скулы щиплет так, что слезы наворачиваются на глаза, внутри сжимает и крутит, начинает болеть живот, горло сдавливается в рвотном позыве. Эрику не просто трясет, ее колбасит изнутри. Через пять минут (если, Глория, конечно, не опомнится раньше и не вынесет дверь), ей нужно будет спуститься и что-то сказать матери. И желательно такое, чтобы к вечеру остаться в доме, а не собирать вещи в детдом. Или куда там сдают проблемных подростков... Но Эрика не находит, что можно на это сказать. По крайней мере, цензурное и емкое. Хоть головой о стену бейся. С трудом пытаясь успокоиться, девушка прислушалась к звукам вне комнаты. Внизу подозрительно тихо. То ли до мамы еще не дошло, то ли Рошель вовремя остановила первый взрыв собой. Феноменальное самообладание иссякает в эту же секунду. Эрика вдруг начинает смеяться. Вцепившись в собственные волосы и зажмурив глаза. Негромко, но надрывно и не смешно. Хочется, как маленькой девочке, нырнуть под одеяло и закутаться с головой, избегая проблем. Эрика не маленькая девочка. Поэтому, кое-как взяв себя в руки, хотя времени на это катастрофически мало, она заставляет себя утереть подступившую к глазам влагу, пригладить волосы и встать. Затем одернуть каждый предмет одежды на себе. Еще раз шмыгнуть носом. И все-таки развернуться лицом к проблеме, вышедшей из-под контроля. Когда Эрика спускается вниз, она чувствует себя еще хуже, чем в первый день дома, после побега. Глория уже ожидает ее. Рошель ненавязчиво пытается придвинуть к матери полную чашку непонятного содержимого, чтобы хоть как-то спасти непутевую сестру, но женщина впилась глазами в старшую дочь, игнорируя младшую. Маленькая девочка виновато глянула на Эрику. Она на удивление взросло понимает все ситуации. Эрике становится еще стыднее, потому что Рошель-зайка в эту минуту кажется ей единственным спасательным кругом. Впрочем, она не спасет. Это видно по сверкающим тихим бешенством глазам мамы. — Ну, и что придумала за эти пять минут? Что опять соврать мне? Глория, скрестив руки на груди, остервенело бьет указательным пальцем по скрещенным рукам и выжигает в старшей дочери две дыры. Эрика прикрыла глаза. Глубоко вдохнула. Выдохнула. — Мам. Я знаю, что ты слышала и что сейчас думаешь. Но вот я перед тобой и хочу честно поговорить. Мы можем не устраивать сцены, как в кино, где родители просто орут на детей, не пытаясь их выслушать? Женщина, гневно сжавшая плечи, моргнула. Эрика собрала в кулак всю свою храбрость, первая подошла и села за стол. И похлопала по столешнице, приглашая маму сделать тоже самое. Глория оказалась в тупике от такого поступка. — Мам, так… так ты будешь вести себя, как героиня тупого кино и будешь орать или поступим, как нормальные люди? — немного подождав, спросила Эрика осторожно, покрываясь испариной. Девушке пришлось держать свой голос с такой сосредоточенностью, чтобы это ни в коем случае не прозвучало дерзко или нагло, а скорее… действительно адекватно. Рошель прекратила тыкать чашку и притихла рядом, любопытно посматривая то на маму, то на сестру. Глория долго колебалась, чувствуя раздирающие ее привычки родителя, но, на счастье Эрики, прислушалась к голосу разума в этот раз и, немного поуничтожав старшую дочь взглядом, все-таки села напротив. А вот теперь надо было что-то сказать. Но Эрика просто не представляла с чего начать. Поэтому, прикусив щеку изнутри, выдавила: — Спрашивай, — как на допросе, сложила ладони на стол девушка, мысленно сжавшись. Глория сощурила глаза. Но, на удивление Эрики, приняла правила взаимного равновесия и таким же спокойным голосом спросила: — То, что сказала дочь Симонсов — правда? — Нет. Эрика не стала делать оскорбленную мину и возмущаться в стиле: «Да как ты могла такое подумать!» — сейчас любая яркая эмоция, что неправильно обрезанный провод атомной бомбы. Рванет мгновенно. Лучше выдать правду порционно, сбежать всегда успеется. — Тогда почему она такое сказала? — Я… мы не ладим с Симонс. Сильно, — уклончиво ответила Эрика. Мельком взглянув на мать она сдалась, поморщившись. — Ладно, у нас взаимная ненависть. И всё, что она сказала, только за тем, чтобы нагадить мне очередной раз. Лицо Глории расправилось на пол тона. — И почему вы не ладите? Ты же никогда ни с кем не ссорилась в школе. «Времена меняются, мам», — хотелось брякнуть Эрике, подобно персонажу книжки. — Мы не поделили место капитана, — вместо этого честно ответила девушка, подняв голову. — И когда… пока меня не было, она стала, эм, почти капитаном со своими… подругами. А потом я вернулась, ну и… короче, там свои проблемы. А вот это уже Глорию не убедило. — То есть, всё, что сказала Трейси — ложь? — вкрадчиво переспросила женщина. — Ну, э, да, — сцепив ладони, нервно ответила Эрика, отчего-то съежившись с нехорошим предчувствием. — В таком случае, раз она лжет, где ты была ночью, Эрика? «Вот бля-я-ять…», — заскулило внутри. Эрика просто не знала, что сказать. Лгать, что она была у Андреа — всё равно, что зажмуриться и перебежать оживленную автостраду в час пик. Если миссис Томпсон каким-то образом связывалась с Льюис, то ложь выйдет Эрике не только боком, но и окончательно похерит доверие матери, которое сейчас итак на волоске. Поэтому, внутренне похолодев, Эрика сглотнула и, глядя в сторону, тихо выдала: — У Сала… Желание выпрыгнуть в окно ужалило в задницу, как никогда сильно. Глория шумно вобрала воздух в легкие. — Мы встречаемся, — решив лечь грудью на амбразуру до конца, выпалила вдобавок девушка. Женщину передернуло. — Эрика, — выделив имя дочери с такой интонацией, что девушка перестала дышать, начала Глория. — Что непонятного в словах «держись от него подальше» ты не расслышала после полиции? — Мам, я… — Что, черт возьми, может быть непонятного в словах «убийца», «сумасшедший» и «преступник»?! — Мама, ты обещала не кричать! — Как мне не кричать, если у тебя в башке дыра, в которую слова вылетают насквозь?! Тебе хочется острых ощущений, выделиться?! В очередной раз довести меня и отца?! Или что, я понять не могу! — Что?! Нет!.. — Или твоя «подружка» права, а ты всем нам лапшу на уши вешаешь?! — рявкнула мама. — Да что ты такое говоришь?! — взвилась Эрика. Интонации пошли вверх, отлетая от стен осколками. Попытка в доверие разбилась возле ног растоптанным песком надежды, а мать уже нависла над столом, ударив кулаками в него и нависнув сверху. — Тогда какого черта ты опять с ним связалась?! — Потому что я его люблю! — крикнула девушка. В кухне повисла гробовая тишина. Зажмурившаяся Эрика чувствовала, как по ее лицу текут слезы. Ей было обидно. И горько так, что этот яд проникал в самую душу, заставляя слезы выступать против воли и бесконечно повторяя одно и то же: «Почему нельзя просто жить так, чтобы от тебя все отстали и не упрекали за каждый поступок?!» Осекшаяся Глория, уже чуть ли не готовая швырнуть мешающуюся на столе чашку прочь от злости, в изумлении уставилась на старшую дочь, что просто разревелась, уткнув ладони в лицо. — Почему?! Почему вы все так реагируете?! Почему никто не хочет просто принять, что он мне нравится?! — чуть ли не кричала сквозь пальцы девушка. — Каждый только и делает, что издевается или смеется! «Почему ты, Эрика, нам ничего не рассказываешь?», — срывающейся передразнивающей интонацией взвилась она. — …да потому что знаю, что либо орать будете, либо пальцами тыкать и выдумывать гадости! Я всё делаю правильно! Я стараюсь быть, как все! Я исправила все чертовы оценки, я хожу на все секции и дополнительные курсы, не шатаюсь по всяким притонам! Да я даже курить не пробовала, когда мне предлагали! Почему я просто не заслужила быть с тем, кто мне нравится и кому нравлюсь я?! Что еще мне нужно сделать?! Женщина растеряно приоткрыла губы. Если пару секунд назад у нее было что высказать, то теперь она понятия не имела, как поступить. Младшая дочь притихла так, что про нее все забыли. Глория смотрела на дрожащую светлую голову старшей, слушая всхлипы, и гнев от подростковой дурости и страх за дочь боролся в ней с колющим совестливым состраданием. Ссоры родителей и детей не редкость, но чтоб ребенок повернулся лицом и сам пытался сгладить конфликт, призывая к адекватной беседе, да еще таким образом — что-то странное даже в их семье. Даже, вернее сказать, из ряда вон выходящее. Обычно было, как и у всех: настойчивое требование, девушка отнекивалась, потом огрызалась, а потом и вовсе сбегала. Но сейчас Эрика повернулась и поступила по-взрослому. Куда правильнее любого сверстника. Глория почувствовала стыд. За себя. Она поддалась привычной модели поведения и просто сорвалась на ребенке тогда, когда ребенок действительно был готов быть открытым и честным. И сейчас эта попытка наладить взаимоотношения вот-вот рухнет окончательно и навсегда. Прибить дочь на домашний арест всегда можно. Но узнать, что на самом деле происходит, таким образом — нет. Эрика закроется окончательно или просто сбежит. Уже навсегда. Кое-как проглотив сам факт упоминания Салливана Фишера в стенах своего дома снова, Глория залпом опрокинула в себя странно пахнущий чай и устало потерла ладонью лоб. «За что мне это?» Пересилив себя, женщина протянула руку через стол и коснулась головы дочери. Эрика вздрогнула. Последний раз мама гладила ее по волосам в начальной школе перед сном. — Эрика, ты можешь рассказать мне всё без своих секретов на пол предложения? Я устала додумывать черти что. Мне страшно представлять где ты была, когда пропала, и где ты сейчас, когда до тебя не дозвониться. Просто потому, что я даже не знаю где ты, — Эрика всхлипнула последний раз и затихла. Поняв, что идет правильной дорогой, женщина убрала руку, давая старшей дочери успокоиться. Немного погодя, девушка выпрямилась и подняла голову. Недоверие в глазах своего ребенка заставило сердце матери сжаться. — Кричать больше не буду, — сдавшись, вздохнула Глория. — Да ладно? — едко выдавила вдруг Эрика, с покрасневшими глазами. Что-то надломленное в голубой радужке девушки заставило миссис Томпсон нервно дернуть мизинцем. Вид у дочери был такой, словно терять ей уже нечего. — Обещаю, — уверенно ответила женщина. Эрика секунд пять смотрела матери в глаза, а потом вдруг выдала: — Я беременна. — Что?! — чуть ли не вскочила женщина. — Шутка. А говорила кричать не будешь, — хмыкнула девушка, скрестив руки на груди и откинувшись назад на спинку стула. Глория аж пошатнулась, опустившись обратно. Сердце пропустило через себя микро-остановку и теперь точеной зернистостью приходило в себя. Желание орать вернулось к матери, но, судя по горькой иронии в глазах Эрики, та и правда просто пошутила. Жестоко и нарочно, но, видимо, женщина это заслужила. — Эрика, ты!.. — запоздало вырвалось из груди. У дочери на щеках слезы, а глаза стеклянные. Эрика доведена до точки. Если она посмела так не смешно пошутить, значит, случилось нечто и правда паршивое. Глория потерла виски и заставила себя перестать вспыхивать, как стандартная истеричная мамаша. Надежда, что перебесится да разлюбится не оправдалась. А ведь Глория подозревала. Чуяла. Что-то тревожное кололо внутри каждый раз, когда Эрика собиралась ночевать у «подружки». «Салливан Фишер… Боже, ну почему именно он?», — сдавив переносицу, миссис Томпсон поглотила этот факт и, успокоившись окончательно, сказала: — Фишер. Ладно. Допустим. Даже если я услышу что-то еще страшнее кошмара любой матери несовершеннолетней дочери, обещаю не орать. Никогда. Эрика смотрит так же: холодно и чужеродно. — Уверена, мам? Тон девушки пробирает мурашками. Глория не уверена, но выбора нет. Женщина кивнула, мысленно перекрестившись. Эрика недобро сощурилась. — Ты же понимаешь, что мы встречались всё это время? — мама кивнула еще раз. — И что я оставалась у него дома… и, кстати, да, я с ним сплю. Глорию знатно передернуло. Она пытается прочесть на лице дочери, что это тоже шутка, но Эрика не улыбается. По ней видно — девушке шутить больше не хочется. От последней фразы в голове черти что, одно хуже другого, и парня-убийцу хочется лично выпотрошить за то, что вообще прикоснулся к ее девочке. Но… обычно, такой разговор начинается с точностью до наоборот, и уж точно по своей воле сами девочки этим с матерями не делятся. Эрика выбрасывает это специально. Судя по всему, уже кристально честно. Миссис Томпсон помнит, что обещала не орать, но ей очень хочется. Эрика же так эмоционально выгорела, что удивление от сдержанности матери проходит мимо по касательной. Девушка удивлена, но слишком уязвима, чтобы понять — у нее получилось. Получилось прекратить эти бессмысленные споры и поговорить с мамой по-человечески, да так, чтобы Глория выслушала и не думала только о том, какая у нее непутевая дочь с дурными вкусами. Они недолго молчат, пока миссис Томпсон не начинает говорить первая: — Ладно, мне давно следовало принять, что ты рано или поздно повзрослеешь окончательно, — вздохнула женщина. — Я надеялась, что ты поменяешь свой выбор, но… значит так. Ладно. Эрика подняла глаза в недоверии, пытаясь понять в чем подвох такого спокойствия в голосе мамы. — И что, меня даже не запрут дома до конца года? — поинтересовалась девушка. Это единственное, чего хочется Глории от одной только мысли, что Эрика как-то связана с Салливаном Фишером. — Нет. Но я хочу знать, что происходит. И почему дочь Симонсов кидается деньгами у нас в прихожей и говорит про мою дочь такое. Эрика долго колеблется. Сказать или нет? Часть ее шипит: не доверяй взрослым! Сегодня они тебя слушают, завтра настроение поменяется и всё. Недели домашнего ареста и никакого интернета. Другая осторожно принюхивается: а, может, рискнуть? Мама больше не выглядит рассерженной. Раздосадованной и, возможно, хмурой, но не злой. Сжав пальцы на коленях, девушка решается рискнуть. Она без лишних подробностей в общих чертах рассказывает маме, что, после историей с тюрьмой решила доехать до Сала и извиниться. Она позволяет себе солгать только в одном: в том, как она вообще в первый раз оказалась у Фишера. Вместо этой жуткой истории она говорит матери, что поссорилась с Салли из-за его лица. Вернее, протеза. «Он не доверял мне и я разозлилась». Надеясь, что хотя бы вскользь упомянутый несчастный случай и причину, по которой Фишер вообще носит «эту страшную маску», смягчит сердце Глории, Эрика быстро проскочила начало, заменив «попытку самоубийства» на более размытое «я приехала поговорить об… этом всем и он решился показать лицо». Звучало всяко лучше правды. Ну, а дальше Эрика говорила только правду: как вернулась в школу и почувствовала, что тонет в долгах, а Сал помог ей с учебой. Как поцапалась с первокурсницами, увидев во что превратилась слаженная команда накануне Чемпионата. Как парень не хотел, чтобы кто-то знал про то, что они с девушкой вместе из-за его дурной репутации. Что он сам предупреждал, а она не послушала и легкомысленно отнеслась к его опасениям. С горькой улыбкой Эрика поведала маме, что лучшая подруга относится к Фишеру не лучше Глории, но Андреа оказывается одной-единственной, кто это принимает хотя бы из уважения к самой Эрике. А потом о том, что они с Салливаном вместе узнает Симонс и школьная жизнь Томпсон катиться в тартарары. Лицо Глории попеременно менялось. Она хмурилась и шевелила изредка бровями, но молчала. Когда Эрика завершает свою исповедь в кухне снова тишина перекрывает даже стук сердца. — Мам. — Ммм… — Тебя травили в школе? — еле слышно спросила Эрика, глядя сквозь столешницу. Женщина фокусирует взгляд на дочери и вздрагивает. От девушки исходит, как аура, разбитое отчаяние. — Нет, Эрика. — Что мне делать? — прошептала она, чувствуя, как на глаза снова наворачивается пленка. У Глории внутри аж стискивается от желания защитить и боли от того, что конкретно и сейчас она не знала, что посоветовать ребенку. — Я… могу поговорить с Трейси. Или директором. Хочешь? — Станет только хуже, ты же понимаешь? — прошептала Эрика. Мало «шлюхи» и «извращенки», так еще станет маменькой дочкой, ябедой или кем там еще можно обозвать метод решения проблемы из детского сада. Глория и сама это понимает. — Да и папа. Если Симонсы устроили его на работу, будет глупо, если из-за меня он снова ее потеряет. — Что ты такое говоришь?! Конечно ты важнее работы Роберта! Он найдет себе другую должность, а эта маленькая мерзавка пусть даже не думает, что может тебя этим шантажировать! — рявкнула мама. Эрика чуть улыбнулась. Бледно, но хотя бы теперь почувствовав, что мама на ее стороне. И сейчас проблема взаимоотношений с одноклассниками волнует ее больше, чем Салли. Но девушка покачала головой: — Не надо. У нас сейчас нет других вариантов. Да и родители Трейси вряд ли в курсе что она творит. Может, она и поэтому пришла сюда, чтобы поблефовать. Ну и чтобы устроить спектакль для тебя. Глория пораженно посмотрела на дочь. Эрике восемнадцать, а она разумнее, чем была сама Глория в ее возрасте. — И что же теперь? Может мне перевести тебя в другую школу? Эрика аж подскочила. — Что?! Нет! Не надо!.. — Но если… — У меня проблемы только с девочками. Андреа и Рой, да и остальные парни меня не трогают. И Сал. Если я уйду — это значит, что Трейси своего добилась, а я проиграла и просто сбежала. Тревога в сердце матери не утихла после этих слов. — Впервые я не знаю, что тебе сказать, Эрика. Я… просто не знаю. Эрика прикрыла глаза и шумно выдохнула, закинув голову к потолку. — Ты не хочешь сдать меня в детдом, это уже успех, мам. Остальное переживу. «Наверное», — про себя добавила девушка, чувствуя липкую беспомощность. — Типун тебе на язык! — шикнула мама. — Когда это я хотела сдать тебя в детдом?! — Не обращай внимания, ма, шутка такая… — махнула рукой девушка. — Ну и шутки у вас сейчас! Немного помолчав, Глория спросила: — А что… что говорит сам Салливан? — с трудом процедила ненавистное имя она. Эрика, всё еще глядя в потолок, невесело ответила: — Он считает, что ему лучше держаться от меня подальше и все забудут. «На удивление… здравая мысль», — подумала миссис Томпсон. — Мне это не нравится, — добавила Эрика. — Даже, если сделать так — мне теперь, что, до конца учебы делать вид, что его не существует? И потом что? На улице тоже не подходить друг к другу, «вдруг кто-то увидит»? Что за бред? Он просто парень!.. Просто, да не просто. Страсти поутихли и желания злиться не осталось совершенно ни у кого. Глория прочно задумалась над услышанным, думая. Эрика успокоилась окончательно, и о ее слезах говорили только чуть покрасневшие белки глаз. — Мам. Я знаю, ты все равно рассказываешь всё папе. Ну, почти. Но не говори ему о Трейси. Я не хочу, чтобы он ушел с работы из-за меня. Глория нахмурилась, но согласилась. В всей этой истории ей категорически не нравилось, что дочери приходиться справляться с такими огромными проблемами в одиночку. — Ну, я не совсем одна… Они немного помолчали. — Спасибо, мам. Мне… стало легче, что я тебе сказала, — вдруг тихо добавила Эрика. — Я думаю, я справлюсь. Просто, ну… ты теперь знаешь всё, и я бы хотела, чтобы хотя бы дома меня понимали. — Конечно, я тебя понимаю, Эрика. Прости, что начала кричать. Привыкла, наверное. Иногда ты мне кажешься мудрее нас с папой вместе взятыми, — чуть грустно вздохнула женщина, ободряюще сжав ладонь дочери. — Я тебя понимаю. Мне стыдно, что я никак не могу тебе помочь, но если тебе что-то будет нужно, то ты всегда можешь сказать мне, хорошо? Эрика кивнула и вдруг так же ровно вдруг сказала: — Хорошо. Тогда можно я приглашу Салли к нам домой? Глория чуть со стула не упала, вновь подавившись. — Это еще зачем?! — Что бы ты тоже увидела, что он хороший человек и перестала каждый раз нервничать, когда я говорю про него, — бессовестно ответила девушка, воспользовавшись случаем. С сожалением посмотрев на пустую чашку, женщина нервно дернула глазом. «Бойфренд мечты» в качестве Сала Фишера на пороге своего дома — явно испытание для итак не справляющейся нервной системы матери одной сумасшедшей дочери. Глория была бы более морально готова к любому безнадежному случаю: от гоповатого пацанчика с пати до альфача-старшекурсника или даже задрота-скромняги, но мальчик-убийца без лица — бомбическое комбо для ее прекрасной дочурки. Прекрасной, но абсолютно чокнутой, по-видимому. — Он тебе понравится, мам, вот увидишь. «Не думаю», — нервно дернула уголком губ женщина. — Сначала надо поговорить с папой, — тактично отодвинула свой очередной приступ на неопределенное время Глория. «И желательно, чтобы его не схватил инфаркт», — мысленно добавила женщина. Сначала Глория хотела дать категорический отпор такому гостю, но потом подумала, что чудовище… парня дочери лучше узнать поближе. Просто на всякий. Великое страдание отразилось на лице женщины. — Вы хоть предохраняетесь? — безысходно спросила она. Эрика ударилась коленкой о стол, вспыхнув. — Мама! — Что, «мама»? Заметь, я еще не ору. — «Еще»?! — Просто ответь, черт возьми, Эрика! — Да почему вас всех интересует только это?! — возмутилась покрасневшая до кончиков ушей девушка. «Потому что в твоем возрасте я была редкостной дурой и об этом как раз не думала, как надо!» — читалось на лице матери. — Я же сказала, что сплю с ним… просто сплю! — Ну, и?! — Чего?! Сплю! Спать! Сон! Это не одно и то же, что «переспать»! Глория недоверчиво посмотрела на вспыхнувшую дочь. — Хочешь сказать, что за три месяца наедине в одном доме, он тебя не тронул? — Господи, мама!!! — взвыла Эрика. «Это карма за мою шутку. Точно карма». Желание оправдаться очень вовремя споткнулось о понимание, что одного только воспоминания о том, как Сал, покусывая, целовал ее шею, водя пальцами по телу, с лихвой хватить переплюнуть такое скудное слово, как «переспать», что алого на щеках заметно прибавилось. Но вдаваться в такие подробности — ну уж нет, лучше просто выдавить, что «беспокоиться не о чем». Ну-ну, совершенно. Когда Глория прекратила пытать дочь и отошла, Эрика страдальчески прободала подставленными ладонями лоб, уронив голову. — Как всё было бы проще, будь я лесбиянкой… — пробормотала она. — Кто такая лесбиянка? — внезапно любопытно поинтересовались сбоку. Провалившаяся в себя девушка на автомате пробурчала: — Загугли. Рошель, про которую и Эрика и Глория совершенно забыли, пожала плечами и явно направилась последовать совету сестры. Стоило шуршащему звуку кресла отдалиться, как до Томпсон дошло ЧТО она сказала и кому. Дернув руками, Эрика опять долбанулась о столешницу, вскакивая с места. — Эрика! — взревела Глория. — Рошель, стой! Не смей этого делать!***
— Слышь, Кромсали, — донеслось сбоку, стоило оказаться в коридоре. Сал мысленно вздохнул, отрываясь от поиска расписания, и нашарил в метре от себя очередное тело, чей рост ушел наверх вместо ай-кью пропорционально противоположно, чтобы найти время и силы доебаться с самого утра. — Весь во внимании, — ровно ответил Фишер, повернувшись, чем вызвал первый ступор у парня. Тот явно рассчитывал на другую реакцию, но вот незадача — Салли-Кромсали не выглядел хоть каплю настороженным. Будто даже и правда обратился в слух. Хотя первое правило лузера гласило — сразу ищи пути отступления. Парень гоповатого вида дернул шеей, расправляя плечи, как раздувающийся индюк — ну, чтобы казаться больше и, по-видимому, все-таки вынудить Сала сжаться. У Фишера же начало закрадываться подозрение, что, получив первый отпор, местное быдло устроило соревнование, у кого получится подобраться креативнее и все-таки успеть вмазать прежде, чем жертва смоется. — Мы тут с парнями поспорили, — оскалился одноклассник. «Нет, ну точно сговорились», — подумал Сал. — Ганс говорит, что ты транс, а Ким утверждает, что ты обычный пидорас. Я думаю, ты просто отбитый извращенец. Раньше это пиздец как задевало. Особенно в средней школе. Но сейчас Фишер смотрит на придурка напротив и зверская улыбочка проскальзывает под протезом. Одноклассник этого не видит — к его счастью. Голубые глаза в прорезях чуть щурятся. Довольный высказанным парень ехидно ждет ответа, смакуя тривиальную реакцию: попытку возмутиться, оправдаться или по старинке — сбежать. Вместо этого юноша с голубыми волосами задумчиво постучал пальцем по протезу: — Это можно совмещать, — вдруг выдал он. Парень гоповатого вида поперхнулся, меняясь в лице. — Че?.. — Нет, если тебе нужен какой-то конкретный ответ, чтобы не проиграть, я могу выбрать любой и сказать громче, — тем временем продолжал Сал, нарочито медленно оглядев одноклассника с ног до головы, а затем выглянул из-за его плеча на компанию ожидающих в сторонке. — Или ты интересуешься для себя? Извини, ты не в моем вкусе. Самое сложное — не расхохотаться и не выдать себя, а так же уверенно, но быстро свалить. «Однажды мне за это точно въебут», — подумал Фишер. Но такая цена за эти вытянутые лица — гроши. Спасибо Эрике за подсказку. Ведь именно девушка подала идею, как выходить сухим из воды без роли побитой груши. — Ну, помимо твоей сногсшибательной репутации… я думаю, дело в протезе. Сперва Салливан уцепился за протез, разочарованно сникнув — эта штука была на нем с детства и не мешала другим устраивать откровенную травлю. Но потом понял. Репутация. Вот чего не было у мальчика в средней школе. Зловещей истории с убийствами и тюрьмой за своими плечами. Неподъемный груз разбитой вины и горя, который так иронично вдруг помог очертить стену опасливой неприкосновенности вокруг Салли-Кромсали. Тот самый гнилой шлейф лживого смрада, придавший белому протезу зловещей ауры. Поняв это, юноша подметил, что по одному задиры подходят редко. Предпочитают докапываться в присутствии других учеников неподалеку. Только Рой Флетчер осмелился напасть в одиночку, больше никто. Если бы Сал задумался об этом раньше, то жить в колледже стало бы проще — футболист изрядно прибавил смелости другим задирам. Салли не собирался использовать воспоминания о крови близких, как повод оттолкнуть от себя это внимание. Но он мог вполне взять другую, не менее громкую кличку, что повесили на него журналисты. Убийца-психопат. Сумасшедший. Люди сторонятся на себя не похожих. Или давят их, если такие слишком слабы. Сал Фишер слаб телом, зато спящего креатива внутри — хоть лопатой черпай. А уж после истории с крышей и заткнувшимся Роем всё стало гораздо проще. Так что свою третью проблему — с агрессивным обществом — Салли решает просто-таки элементарно. Он знает, что не сможет ни сбежать, ни ответить оппонентам. Даже, если бы мог — опускаться до зеркального деградирования, устраивая потасовки — не в его характере. Сал не любит насилие. Ни в каком виде. Особенно в пресловутом буллинге. И спонтанное решение находится на удивление быстро — Салли-Кромсали перестает адекватно реагировать на нападки одноклассников. Привыкшие к погоням и перекрикиваниям хулиганы оказались в повторном тупике. Сложно задавить морально человека, который на любое оскорбление вроде: — Ты урод! Отвечает: — Я тоже так думаю. Но спасибо за мнение. Или: — Гейские лохмы, Фишер. — И мне нравится. Миленько, не правда ли? — Ты долбанутый?! — ошарашенно следует в двух случая из пяти. — Ага, — легко соглашается Фишер, подперев протез рукой. А дальше, в пяти случаях из пяти, задире просто нечего ответить. Салли-Кромсали не просто игнорирует, делая вид, что его ничего не задевает — ведь именно такая реакция подначивает пытаться пробить защиту. Нет-нет, голубоволосый юноша, напротив, с какой-то ненормальной готовностью разворачивается, внимательно выслушивает все «претензии», но с пугающим весельем остается равнодушным. Он априори выходит победителем из любого словесного поединка — попросту кивая или же отвечая неожиданными фразами, которые ну, никак не вписываются в контекст. Причем, без какого либо агрессивного сквернословия. Проигравшие задиры отваливают ни с чем. А потом и вовсе начинают шарахаться от Салли-Кромсали. Который даже с сокрытым лицом на расстоянии нескольких метров замечает к себе дурной интерес, и белые пластиковые губы словно растягиваются в издевательской ухмылке: «Ну-ну, давай…». Репутация сумасшедшего — так себе слава, но находиться и перемещаться по колледжу Сал мог теперь абсолютно беспрепятственно. Проблемы создавали редкие экземпляры с горой мышц, однако это такие мелочи, по сравнению с тем, что было раньше. Но, как говорится, у Бога есть чувство юмора. Стоит начать верить, что жизнь налаживается, как почва уверенности в завтра исчезает из-под ног. Сал видит Эрику. Она, странно сгорбившись и закрыв лицо распущенными волосами, идет по коридору, стараясь держаться стены. Салли знакома эта походка — попытка слиться с фоном, чтобы никто не заметил. Парень вылавливает девушку между этажами, где никого нет. Завидев его, Эрика странно пятится боком. — Что случилось? — тревожно спросил Фишер. — А? Что? Ни-ничего не случилось… Он гипнотизирует ее взглядом, а девушка, странно метнув правую руку к уху, попыталась… сбежать. Она резко отвернулась, ускорив шаг в противоположном направлении, но не тут-то было. Сал успел заметить. И буквально схватил девушку за шкирку, стоило ей попытаться улизнуть за угол. — Что с лицом? — Ничего! Пусти, я опаздываю! Сал не поверил. Резко перехватив руку девушки, он силой отнял ее от головы и вздрогнул. На пальцах девушки что-то черное. Эрика с блестящей пеленой на глазах прекратила вырваться и отвернулась в сторону. Отпустив, парень осторожно протянул пальцы к лицу чирлидера и повернул к себе. Блять, да что с этими девками не так?! Только-только отросшие до плеч светлые золотистые локоны со стороны правого уха были… обуглены. Не полностью, но теперь с одной стороны они еле доставали до подбородка. Съежившаяся от огня прядь торчала оплавленными кривыми концами. От самих волос еще даже пахло паленым. Эрика выглядит, как человек, в шаге от истерики. В целом, если состричь, будет не сильно видно, но сам факт заставил зубы Салли заскрипеть от бессильной ярости. Ему кажется, что она вот-вот выкрикнет: «Отойди от меня!», и убежит. И все рухнет. Не надо было поддаваться, пара лет до выпуска, он мог спокойно делать вид что не знает девушку, а теперь… Проблем становится слишком дохрена, и они сыпались буквально отовсюду, а теперь еще и набирают опасные обороты. — У тебя есть ножницы? — глядя в пол, тихо спросила девушка. Сал перевел на нее полный подавленной вины взгляд и отрицательно покачал головой, отпустив запястье девушки. Эрика машинально касается подожженной зажигалкой пряди и заворачивает ее за ухо, скрывая остальными волосами. — Прости, это моя вина… — всё, что может выдавить юноша. Эрика только устало прикрыла глаза. — Сал, перестань. У нее не было настроения спорить или что-то говорить. Хватало и того, что дикое желание всечь с претензиями на развороте после того, как под ухом чиркнула зажигалка, теперь расклеилось и тонуло в жалости к себе. Эрика даже не заметила кто это был. Просто шла по коридору, а потом жар опалил щеку, а позади удирающий жестокий смех. То, что девушки ее возраста могут быть ебанутыми настолько Эрика, конечно, предполагала. Но оказаться с ними в одной школе — такое себе везение. — Мне надо идти, — проронила Томпсон, проходя мимо Салли. Желания разговаривать с ним сейчас — никакого. Разумом Эрика понимает, что чувствует сейчас Фишер, как это гложит его, и в чем-то обвинять его нет смысла, но и успокаивать юношу, когда у самой нервы на пределе — нет сил. Наверно, еще от того, что Эрика вдруг резко поняла — Сал ей не поможет. Не в его силах что-то противопоставить Симонс и ее подружайкам. Да и даже если бы это была не Трейси, что Салли мог против девчонок? Сказать «так нельзя»? Вежливо попросить прекратить? Невежливо запугать? Что? Эрика быстро уходит, а Сал долго смотрит ей в след, сжимая и разжимая пальцы на руках. У него внутри все одновременно кипит и морозит, клокочет и рвет, проводя ножами по ребрам. Мимо кто-то проходит. Сал на автомате отлипает с места и идет. Его тело и мозг самостоятельно ведут по расписанию, перед глазами же мутная пелена. Он идет, слабо видя, что происходит вокруг, по инерции огибая других учеников. — Смотри, Салли-Кромсали пришел, — доносится из общего потока монотонного гула. Сал резко смаргивает пелену. Скосив видящий глаз, он видит, что через три парты перед ним сидит Рой, а рядом с ним стоит какой-то парень. Видимо, с команды, потому что на нем такое же красно-белое худи, что есть у Эрики, и у всех, кто в составе. В руках незнакомого парня мяч. — Давай кинем ему в эту пластиковую хрень, вдруг на этот раз отвалится? — доносится до слуха Фишера. «Да заебали», — раздраженно подумал владелец «пластиковой хрени», напрягаясь телом и готовый отскочить. Но тут случается странное. Стоит парню протянуть мяч Флетчеру, что возится со своим телефоном, облокотившись на парту, как тот абсолютно безразлично буркнул: — Кидай. — А? А ты че? — удивился парень. — У тебя с меткостью лучше, на. Темноволосый капитан посмотрел на мяч. — Тебе надо? Вот и развлекайся. — Да это же Кромсали! Ты че?! В этот момент Рой обернулся сильнее и случайно столкнулся глазами с Салливаном. Они смотрели друг на друга секунды две, после чего Флетчер снова отвернулся. — Мне похуй. — Да че с тобой такое?! — возмутился друг футболиста. Темные брови Роя надломились в сторону переносицы. Разозлившись, он вдруг выхватил мяч из рук приятеля и на мгновенье Сал и правда отпрянул, потому что буквально ощутил, что ему сейчас прилетит с титаническим ускорением. Но не успел ничего сделать, как Флетчер кинул мяч… в совершенно другую сторону. Он даже не посмотрел куда, выкинув тот себе за плечо в добром метре от Салли. Мяч отскочил по полу и прокатился возле юноши с протезом. — Не попал, — констатировал очевидное капитан и опять уткнулся в телефон. Противоречивое изумление мелькнуло в глазах Сала, а на лице второго парня полнейшее недоумение. Пара человек, сидящих в классе и ожидающих урока, обернулись на перепалку. Обломившийся приятель Роя недовольно цыкнул. В этот момент Сал решил, что с него достаточно притворяться глухим. Фишер резко встал с места, оборвав что-то недовольно пробурчавшего одноклассника на полуслове. Под чужие взгляды, он дошел до укатившегося мяча, поднял его и развернулся, пригвоздив желающего поразвлекаться за счет страдания других промораживающим взглядом. — Че надо? — напряженно расправил плечи тот. Сал медленно подошел к смолкшему и отчего-то резко занервничавшему парню почти вплотную. А затем протянул ему мяч. — С такого расстояния попадешь? Одноклассник одновременно злится и паникует, потому что от потемневшего взгляда Фишера за прорезями протеза творится непонятно что. Всегда игнорировавший все издевки невысокий парень настойчиво протягивает ему мяч и вроде бы без шутки предлагает самолично побыть мишенью. Это всё так пиздецки пугает в нем: от непонятного выражения на сокрытом лице до убийственного спокойствия, что задира невольно пятится на пол шага. Флетчер молча сидит сбоку. Так близко к проходу, что Сал мог бы до него дотронуться, если бы протянул руку. Ничего такого он делать не хотел и не собирался, но ощущал странный диссонанс, что главный враг колледжа в странный диалог никак не встрял. Более того, Рой будто вообще прикинулся глухим и слепым, не думая вступиться за товарища по команде и словно не замечая, что Салли-Кромсали стоит рядом на достаточном расстоянии, чтобы быть способным пнуть его в ноги, не вставая с места. Фишер прекрасно чувствует, что тот, хоть и не поднимает головы от экрана, но напряженно слушает и наблюдает краем глаза. Однако не вмешивается. Сал проходит мимо Флетчера, оставив на потом размышления что там коротнуло в капитане футбольной команды. Ему осточертело это терпеть даже за спиной. Поэтому он больше не намерен. Сал идет на второго парня, все еще держа в руках мяч, а тот начинает пятиться уже заметно. Однокласснику вдруг становится до усрачки стремно, потому что главная защита и авторитет ухом не повел на наглость Салли-Кромсали. Флетчер прекрасно все видел, но собственный телефон интересовал его куда больше, чем охреневший фрик. Выводы рождались сами собой. Значит, то, о чем шептались могло быть правдой. А это значит, что Фишер вполне мог быть настолько отбитым и опасным, что разделался даже с Роем Флетчером. Вопрос почему раньше терпел как-то мгновенно становится неактуальным, ведь сам владелец протеза и зашкварных слухов сейчас выглядел так, как о нем писали в газетах. Психопатом. Все находящиеся в классе затихли, не спеша прийти на помощь встрявшему, поочередно поглядывая на участников спектакля. Сал морально и физически вытеснил одноклассника из ряда парт и вышел сам. — Ну? Кидай. Что, не попадешь? — переспросил он таким уничтожающим шелестом, что парень напротив сглотнул и его голова сама замоталась в разные стороны. — Тогда тебе следует потренироваться еще. Для меткости. С этими словами Салли-Кромсали развернулся, дошел до окна и… выкинул мяч на улицу. — Да ты!.. Ты че, совсем?! Ты совсем что ли, бля?! — аж забыв все оскорбления выдавил парень. Сал обернулся и парень резко заткнулся. Чисто по габаритам Фишер выглядел, как тот, кому очень легко навалять. Однако психологическое давление, исходящее от него, буквально парализовало. — Ты что-то сказал? — переспросил он. Одноклассник сжал и разжал кулаки, еще раз мельком покосился на не шелохнувшегося Флетчера и резко поменял приоритеты. — Ебанутый!.. — бросил он и выскочил искать мяч. Эрика, которая в этот момент вернулась в класс, едва не упала от столкновения. — Эй, осторожнее! Парень сфокусировал взгляд на девушке, что, по слухам, встречалась с Салли-Кромсали и шарахнулся во второй раз, пробормотав что-то о том, что все вокруг чокнулись. Эрика удивленно проводила его взглядом и вошла в кабинет. Все уставились на нее. Чирлидер застыла. Сал стоит у почему-то распахнутого окна, две сидящие возле ряда у подоконника девушки пытаются незаметно отодвинуться подальше, а Рой так остервенело тыкает что-то в своем телефоне, что экран трещит у него в руках. «Что тут происходит?» Эрика словила на себе взгляд Салли, но юноша тут же отвернулся и ушел за свою парту, не сказав ни слова. Но то, что мелькнуло там, за протезом, за эту мимолетную секунду, не нравится Томпсон. «Останься после урока. Надо поговорить» — приходит смс с его номера во время последнего урока. Нехорошее предчувствие сжимает легкие. Эрика заворачивает испорченную прядь за ухо, стараясь не смотреть на хихикающих близняшек Майерс. Весь урок проходит, как неудачное медитирование на ржавых гвоздях. Когда последний ученик покидает аудиторию, голос за спиной отчетливо произносит: — Мы сейчас выйдем в коридор и ты меня ударишь. — Чт… чего-о?! — опешила Эрика, резко развернувшись. — В каком смысле?! — В прямом. Я подойду к тебе, а ты мне врежешь. И желательно так, чтобы увидело как можно больше людей. Эрика надеялась, что ей послышалось, но ей нихрена не послышалось. — Зачем?! — только и выдавила она. — Чтобы все увидели, что я тебе никто. И больше в колледже я к тебе не подойду. И ты ко мне тоже. Эрику как будто саму ударили. Голос Сала настолько убийственно убеждающий, что видно — он уже все решил. Он придумал, как решить эту проблему. — Сал, нет, — отрицательно покачала головой девушка. — Эрика, да. Или будешь терпеть это дальше? Если на твою сторону вернется хотя бы команда, остальные отстанут. — Ага, а ты так и будешь ходить, как в начале года, один, и ни с кем не разговаривать? — Меня это вполне устраивает, если тебя перестанут трогать. — Так, Салли, — разозлилась от этого самопожертвования девушка. — Во-первых, это унизительно. Во-вторых, ни за что! Я не могу так и… — Я переживу, а вот тебе еще учиться здесь. — Тебе тоже, между прочим! — Я привык к такому. А ты нет. В этом разница. Поэтому… — Нет, Сал. Я не буду этого делать. Сал обессиленно сжал кулаки, сверля глазами девушку. — Эрика, пожалуйста. В чем проблема просто мне врезать и вернуть все на свои места? — Проблема! — взвинчено повысила голос Эрика. — Почему нельзя просто подождать и всё устаканится?! — Да потому что ты не знаешь, что тебя ждет! — вдруг рявкнул Салливан. Он встал, обогнул свою парту, подошел к девушке и взялся за ее подпаленные волосы. — Думаешь, это всё? Максимум? Да это просто цветочки! Они пока разогреваются, прощупывают почву. А потом войдут во вкус, и знаешь что? Тебе ни один ботан не позавидует! Я сам тебе не позавидую. Потому что парни в этом плане не так изобретательны. Максимум отпинают где-нибудь под лестницей. А вот тебе стоит бояться — девушки куда более жестоки. Сначала они начнут с тебя, а потом перейдут на тех, кто за тебя заступается… От этих слов мурашки скользнули за шиворот. Эрика замолкла, не зная, что сказать и просто глядя на Салли. Он не приукрашивает перспективы. Он открывает ей глаза на то, что действительно будет. И любая попытка в неуместный оптимизм прозвучала бы сейчас не очень. Даже слишком не очень. Линия кардиограммы зашлась широкими росчерками. Сал порядком устал за этим пытаться убеждать себя, как и Эрика, весь месяц. Быть вне себя от злости в школе, а после приходить домой и не спать ночи на пролет, терзаясь мыслями. Желая выть. От своей никчемности, от моральной нестабильности. Изо всех сил он старался не показывать этого девушке. Но она слишком внимательна, чтобы не раскусить его попытки. Это решение будет единственным верным. — Если тебе нужно — ты можешь говорить обо мне, что хочешь. Можешь лгать, смеяться, можешь делать вид, что ненавидишь меня. Можешь не обращать внимания или игнорировать — если это хоть как-то поможет… чтобы все закончилось быстрее — не думай обо мне, хорошо? Я подыграю, как надо. Сделай вид, что все это — большое недоразумение. Эрика не верит, что слышит такое. Она уперто качает головой и поднимает глаза на Сала. — Хорошо? — говорит Сал, будто уже зарастая безэмоциональной коркой. — Нет. Я не буду этого делать. Даже не проси. — Да, черт возьми! — всплеснул он руками, отшатнувшись на два шага и выругавшись. Как она не понимает?! Что ему еще сказать, чтобы ее убедить?! Или выкинуть какую-нибудь гадость, чтобы она обиделась?! Но тогда кому он сделает хуже? Он дергано проходит по кабинету туда-обратно и возвращается к девушке. Та с холодным вызовом смотрит в ответ. Одновременное чувство беспомощной злости и восхищения ее непоколебимостью раздирают Салли. — Эрика. Пожалуйста, — с обреченным нажимом процедил парень. Девушка долго не отводит взгляд. Затем поднимается и подходит. Останавливается напротив. — Сал, ты понимаешь, что дело не в тебе? Будь на твоем месте другой парень, они бы нашли что выдумать в любом случае. Это всё из-за того раза… ну, тогда, в зале. Фишера это не убедило. И представлять кого-то еще на своем месте он не собирается. Они сверлят друг друга голубыми глазами минуты две. Сал протягивает пальцы к лицу девушки, мимолетно касаясь щеки. — Мне страшно за тебя, — прошептал он, оглаживая чуть загоревшую кожу ее скул. На лице Эрики тоже выступили веснушки. — Я справлюсь, — прошептала она в ответ, чуть склонив голову и вжавшись щекой в шершавую ладонь. Я не справляюсь уже. Но… это в любом случае не стоит жертвы, которую предлагает Салли. — Мы придумаем что-нибудь еще, — пробормотала Эрика, когда юноша притянул ее к себе, успокаивающе поглаживая по спине. Только не понятно, кого больше — ее или себя. Он чувствует тонкие плечи и тепло ее кожи сквозь ткань футболки. — Ладно? Только без вот этих дурацких идей… Промолчав на слова Эрики, Сал смотрит на пустой кабинет перед собой, чуть касаясь подбородком головы девушки. В нем горит мрачная непоколебимость. Он уже все просчитал и продумал десять раз. Нет смысла ждать. Раз Эрика не соглашается, он всё сделает сам. Ни парень, ни девушка не замечают лишние уши в щели приоткрытой двери. Они больше ничего не говорят, просто прижавшись друг к другу, будто пытаясь напитаться энергией от соприкосновения тел. Укрыться ощущением надежности. Стоящий со скрещенными на груди руками с противоположной стороны двери Рой пошевелился. Немного подождав, он отлипает от вертикальной поверхности и уходит прочь, хмуро глядя себе под ноги.***
На следующий день, во время большой перемены, Эрика ходит только в сопровождении Андреа. На всякий случай. Не выдержав истязающих душу мыслей, она в общих чертах поведала подруге о том, что предложил Сал. — Единственная здравая идея от этого парня, — помолчав, выдала Льюис. Блондинку уже потряхивало от волнения за капитана чирлидер-команды. — И ты туда же! — ощетинилась Эрика. — Нет, ну, а что? Как вариант… Если… Договорить Андреа не успела и осеклась. Эрика тоже затормозила, увидев Сала. Он шел прямо к ним. Нехорошее предчувствие екнуло в груди. Томпсон думала, что Фишер просто пройдет мимо, избегая подходить к ней на людях, как и всегда. Но парень уверенно шел точно к девушкам, хотя вокруг перемещался целый поток учащихся. Эрика невольно сбавила шаг. Тревога усилилась, несясь на таран потерявшим управление танком. Сал поравнялся перед девушкой и… все же прошел мимо. Чувство облегчения накрыть не успело. Девушка отчетливо услышала краем уха негромкое: — Прости меня... — А? За что?.. И тут Сал выкинул что-то совсем из ряда вон выходящее. Он резко шагнул к Эрике, обнял ее со спины и вдруг так сильно ущипнул за бок, что девушка взвизгнула дурным голосом. Реакция спортсменки не заставила себя ждать. — Ты сдурел что ли?! — завопила Эрика, дернув рукой и на чистой инерции замахнувшись ладонью, ударяя парня по руке. На вопль повернулись все, кто был в радиусе двадцати метров. Эрика была готова поклясться, что только вскользь достала до края его кофты. Но Сал шарахнулся прочь так, словно его не шлепнули по рукам, а зарядили с ноги. И тут, добив всех окружающих окончательно, он неожиданно громко выпалил: — И-извини!.. Я… я думал… Прости! — что он там «думал» — Дьявол его знает, но с видом дворняги, которой протянули руку, а потом ударили, он дергано отшатнулся и попятился прочь. На мгновение в его глазах мелькнуло раскаяние, а потом вновь жалкое извинение донеслось из-за протеза. Сказать, что Эрика ахуела и не выхуела — ничего не сказать. Когда Фишер скрылся из виду на эту сцену уже пялилось человек тридцать. Ошарашенная, она так и замерла на месте с не менее вытянутым, чем у Андреа, лицом, медленно осознавая, что Салливан только что натурально наебал всех вокруг и смылся, решив всё за двоих. Предпочел роль одинокого изгоя в стенах колледжа, чтобы не тащить ее за собой. Взбесившаяся запоздало чирлидер глухо скрипнула зубами и чуть не кинулась в догонку за «актером года». Но не вышло. Льюис, пришедшая в себя, тоже сообразила, что произошло. Она шагнула к Эрике и стремительно перехватила подругу, больно сжав под локоть. — Не делай глупостей! — процедила блондинка тихо и сквозь зубы. А затем громче произнесла: — Вот психопат, что он о себе возомнил? Эрика шокировано повернулась. Что Андреа несет?! — Правильно, давно пора было ему показать, чтобы отстал от тебя. — Какого… — Заткнись и иди за мной! — прошипела Льюис, и силком утащила подругу за собой. Сал куда-то пропал, так и не появившись на уроке, а уволокшая капитана в укромное место Андреа еще минут десять вталдычивала девушке, чтобы она не портила зародившееся сомнение в сплетнях Симонс и оставила, как есть. Если уж Фишер сам на это пошел — надо просто так и сделать. И «всем будет лучше». Сама Эрика была настолько сбита происходящим, что молча выслушала, ничего на это не сказав. Но когда Льюис попыталась приободрить, Томпсон глухо отрезала: — Оставь меня в покое. Пожалуйста.***
И вот опять она сидит абсолютно одна и думает. Импровизированный спектакль закончился, оставив у Эрики чувство тлеющего гнева, что всем вокруг раздали свои роли, кроме нее. Она дернула шнурки развязавшихся кроссовок так, что до крови расцарапала кожу на сгибе пальца. Словно издеваясь над похеренным самообладанием, стоит Эрике собраться и пойти искать Салли, чтобы высказать ему, всё, что она думает по поводу его поступка, как девушка врезается в Роя. Наверно, у нее все на лице написано, потому что футболист проронил, глядя в сторону: — Он свалил еще на прошлом уроке. — Да? Тебе-то что?! — взвилась заведенная девушка. Как ее достало, что все попрекают! Надоели! И даже друзья не упустят момент поддакнуть, как нужно! — Тоже пришел рассказать как мне лучше жить?! Спасибо, обойдусь без консультаций! Позже девушке будет очень стыдно за то, что она накинулась на друга. Эрика понимает это и сейчас. Но ее настолько бесит происходящее, что она поддается тянущей черной жиже внутри, загребая на самое дно. Чирлидер почти проскочила мимо Флетчера, как он схватил ее за локоть. Эрика готовится к привычному гарку, в стиле: «Херли ты орешь на меня, я еще ниче не сказал!». — Симонс караулит тебя у школы, — вместо этого сообщил парень. Томпсон замерла. Затем недоверчиво посмотрела исподлобья на Роя. От этой новости стало дурно. Но… — И? — так и не заткнув свою гордость, задрала голову девушка. Рой посмотрел на нее сверху вниз, как великан смотрит на глупого хоббита, собирающегося атаковать дракона деревянной палкой. — Не «икай». Собирай свои вещи и пошли. — Куда? — не поняла Эрика. — Домой. Твоему придурку не пришло в голову очевидно проводить тебя до дома после этого цирка? Они там чуть ли не интервью собрались записывать, — сплюнул Флетчер. При слове «интервью» Эрику перекосило от воспоминаний. — Давай реще, мне еще по делам надо, — буркнул парень и развернувшись, пошел к выходу. Чувство стыда нагнало девушку. Опомнившись, Эрика быстро схватила рюкзак и побежала за Флетчером. Виноватая благодарность кусала в пятки. Стоит капитанам выйти, как Эрика сразу замечает Трейси с компанией. Девчонки шушукаются, а при виде Томпсон, Анни пихает Трейси и кивает обернуться. Неприятный холодок проходит по шее от понимания, что Рой только что спас ее от чего-то страшного. Уже подобравшиеся девчонки разочарованно тормозят, завидев маячившего возле плеча Эрики высокого парня. Светловолосой девушке хочется спрятаться за широкую спину друга. Впрочем, в этом нет необходимости. Парень и девушка покидают территорию нокфелловского колледжа без происшествий. — Теперь они придумают что-то про нас с тобой, — кисло пробормотала чирлидер. Идущий рядом Рой, засунул руки в карманы и чисто философски ответил: — Вот тебе не похуй ли уже? Эрика поглядела на него. Задумалась. И правда. Что еще ее удивит? Они молча идут несколько кварталов. Тишина заполняется долбающим девушку стыдом, поэтому она решает поговорить с парнем, как прежде — просто ни о чем. Просто поболтать. Привычка Флетчера материться через предложение режет по ушам, но еще чем-то цепляет и успокаивает. Он вообще не парится по жизни. — Как мама? — перешагнув лужу, спросила Эрика. — Рисует свою херню целыми днями, — помолчав, ответил он. Они дошли до дома Томпсонов незаметно. Эрика развернула к Рою перед калиткой. — Заскочишь? — Не, итак опаздываю, — сказал он, глянув на время. Подняв глаза, он чуть перевел взгляд в сторону, замечая новомодную прическу подруги. — Че с волосами? Эрика коснулась сморщенной пряди. — Да… это так получилось. — Вечно у тебя херня с башкой. — Ну, не судьба, видимо, — хмыкнула Эрика, ничуть не обидевшись. Рой почесал затылок. — Кароч, ладно, я пойду. Давай. — Спасибо, Рой, — просто произнесла девушка, благодарно заглянув в глаза парня. — Угум. Флетчер махнул рукой и отвернулся, уходя. Эрика отперла дверь, скрываясь в недрах дома. Больше всего она сейчас хотела позвонить Салу и высказать ему всё, что она думала по поводу его выходки. Если бы не Рошель, которую нужно забрать из больницы — девушка бы лично доехала на Северное Авеню, хорошенько вытрясти из Фишера его дурацкое самопожертвование. Отошедший на соседнюю улицу Рой остановился и обернулся на дом Эрики, задумчиво глядя на аккуратный домик с бежевыми стенами и кирпичным забором, покрытым живой изгородью. Немного постояв, парень отвернулся и пошел вперед по улице.