Стокгольмский синдром

       Бывают такие моменты, когда голова отключается, мозг не реагирует ни на что, а сознание продолжает функционировать где-то на своей орбите. Тело двигается — и этого достаточно. Например, куда-то дойти или даже что-то сделать, сказать… а потом отрешенно очнуться и не помнить, что было пять секунд назад, а то и час? Провал в ее памяти затягивается, а девушка просыпается от мерзко-резанувшего по горлу звуку: дом №18 навис сверху как будто с ухмылкой. Небо сливается градиентом с улицами, лес на окраине поблек в тумане, дождь крадет все посторонние краски. А этот дом всё такой же — неизменный, будто посмеивающийся своими пустыми окнами «вернулась, дорогая?».        Калитка скрипит, но — надо же! — держится на месте, когда хозяин дома толкает ее в сторону. Эрика шагает следом, ватно опустив глаза. Сал ведет ее за запястье за собой, и если бы девушка сама не чувствовала, что переставляет ноги, у посторонних сложилось бы впечатление, что парень тащит силой. Только здесь нет посторонних, кричать бесполезно — Эрика прекрасно в курсе. Она не вырывается, и уж тем более не кричит. Поздно. Худые руки юноши только кажутся слабыми, на деле же они в состоянии удержать на месте или же переломать пальцы…        Трава во внутреннем дворе жалко разбилась под потоками мороси, а желтые одуванчики давно отцвели в некрасивые торчащие пустые стебли. Узкая зарастающая тропинка чавкает под подошвами, дальше — перекошенные ступеньки и тягучий звук скрипящих петель. Полоса света испуганно отпрыгнула за порог. Дверь закрылась. И стало тихо.        Окна занавешены, телевизор выключен, елочка куда-то запропастилась, по полу — осколки. Эрика узнала свою кружку.        И с опозданием внутри что-то забилось: тревожно, неприятно, только вот тревога эта не могла пробиться сквозь толщу атмосферного давления, окутавшего голову.       Сал усадил девушку на диван, а сам куда-то пропал. Эрика очнулась от того, что ей на голову упало большое махровое полотенце. В руках уже что-то горячее — пальцы обожгло. Эрика пусто уставилась на поднимающийся дымок над чашкой. Кажется, она не до конца соображала, что происходит. Очнулась от внезапного звука — кеды наступили на маленький осколок, раскрошив его, как кусочек сахара. Сал будто не заметил. Он снова куда-то отошел, и Томпсон могла видеть, как парень что-то подкручивает возле батарей — включает отопление по сильнее, догадалась она.       И всё это — молча. Без единого слова.       Пальцы, сжавшие горячие фарфоровые бока его кружки, задрожали. Эрика чувствовала, как с волос капает на холодные коленки, как по обивке диванчика расползается сырость с ее одежды, как скачет подбородок. Рот будто зашили, заклеили, завязали — она не могла разомкнуть губ.        Но, если совсем честно — она понятия не имела, что дальше. Не знала, что говорить. За какой-то маленький промежуток времени всё встряхнулось, как в барабане стиралки на режиме быстрой стирки — и Эрика теперь без понятия, как ей всё это разгрести, отделить нужное от ненужного, хорошее от плохого, правду от иллюзии — всё слишком перемешалось.       Он мог не взять трубку. Мог удалить ее номер, заблокировать мобильник. В самом деле, та аудиозапись… по содержанию, как нож в спину, худшее предательство. Конечно же, это не оправдывает пугающие стороны Салли, но Эрика только теперь, сидя вся мокрая, замерзшая и разбитая, с полным воды рюкзаком, таким же мокрым чехлом с битой и свернутым в комок кардиганом возле ног, поняла, что несмотря на это, Салли от нее не отвернулся. Всего три гудка — и он нашел ее в промозглом паршивом городе, с опасным безмолвием перехватил из лап проблем и увел в свой дом, под защиту. Тот самый дом, из которого она дважды сбежала.       Ладони покалывало от горячего чая. Эрике не хотелось ни пить, ни есть. Ей не хотелось ничего. И говорить тоже.       Журнальный столик вдруг отъехал чуть в сторону. Перед расплывающимся зрением оказались колени в рваных джинсах, а потом и сам хозяин, что присел на корточки напротив девушки. Каемка чашки опасно накренилась, но гостья уверена — даже если она сейчас нарочно перевернет чашку на пол — ей ничего не скажут. Это ведь не её дом, где за каждое пятно на обоях или царапину на столешнице промоют мозги. Не её дом…       Здесь всегда можно было делать, что вздумается. Говорить, что хочется.       Так почему так тихо?        Эрика совсем теряет зрение от пелены новых слез, когда юноша натягивает на ее макушку сползающее полотенце обратно, а потом мягко промакивает волосы. Это успокаивает. В гостиной ощутимо потеплело, а вот внутри — внутри всё наоборот. В какой-то момент Эрика не выдержала, чудом вслепую отставив кружку на пол, а потом просто вцепилась в Салли, крепко обнимая. Вжимаясь носом в горячую шею парня, пряча соленые ресницы в голубых волосах и стискивая того, кто вопреки нормальности стал дороже, чем кто либо.       — Я наделала столько глупостей, Сал… — прошептала Эрика, чувствуя, как его руки поверх полотенца, продолжают заботливо промакивать ее голову и плечи.        Салли ничего не ответил. Эрика ждала, что он скажет хоть что-нибудь — это ведь в его духе. Спросить, успокоить.       Но потом это ощутилось особо отчетливо. Эрика чувствовала его руки, чувствовала, как парень дышит, что он живой — конечно, ведь она обнимала его.       Но… это всё, эти движения, всепоглощающая тишина — будто звук на беззвучный поставили, а она одна в наушниках оказалась. Холодок прошелся по плечам.       — Слушай, та запись, которую тебе отправили — это не…       — Я знаю.       «Что?! Откуда?». Эрика медленно убрала свои руки и выпрямилась. Полотенце упало назад.       — Тогда… почему ты молчишь? — дрожащим голосом спросила она.       Сал, сидящий перед ней на коленях в глаза не смотрел. Несмотря на заботу, Эрика ощущала, что ее кожи он старается не касаться. Совсем.       — А что я должен сказать? — после долгой паузы донеслось из-под протеза. — Ты просила тебя забрать. Я сделал, как ты хотела.       Внутри Эрики сжалось. Ей и без того было паршиво, но от слов Фишера стало еще больнее. Он сказал это таким тоном, будто ее искренняя просьба, ее слабость, была лишь приказом, которого он не мог ослушаться.       — И это всё?        Она смотрит на край потертого протеза. Он — на ее мокрые щеки. Это остатки дождя или слезы?       — Я не понимаю, почему ты позвонила мне, — наконец, произнес он.       Эрика зачем-то покачала головой, будто отнекивается от ответа, который сейчас скажет.       — Мне больше некому…       — Не ври, Эрика. Ни себе, ни мне, — вдруг жестко оборвал ее Сал.       Каким-то образом парню удавалось давить словами, находясь ниже ее. Хотя, спустя секунду он поднялся, и эта тяжелая аура обрушилась на девушку огромной волной.       — Сал, пожалуйста… — зажмурившись, выдохнула Эрика.        Но он продолжал.       — У тебя всё есть. У тебя есть семья, есть друзья, есть неплохая жизнь. У тебя даже есть красивое лицо… — вдруг склонившись над девушкой, произнес он. Эрика покрылась дрожью. — А знаешь, что есть у меня? Кошмары. Один страшнее другого. В них столько крови, что Вендиго там потонет… я слышу голоса. Много голосов. Я вижу то, чего нет. Я знаю, что этого нет, но вижу и не могу не верить своим глазам, ты можешь представить себе, какого это? Вряд ли… я болен, Эрика. И ты это видишь.       — Зачем ты это говоришь? — она сжала голову руками.       — Да за тем, что тоже так не могу! — вдруг прошипел он.        Эрика не поняла, как оказалась на ногах, а юноша вцепился ей в руку.       Под ногой скрипнула ступенька. Еще меньше Эрика поняла, что они уже на втором этаже. Перед той самой комнатой. Дыхание заволновалось, сердце опомнилось, разгоняясь. Парень с голубыми хвостиками остановился. Чуть живой наручник на запястье поддернул приблизиться. Девушка пошатнулась, спотыкаясь, и так и уставилась на линию фальшивого подбородка перед собой, не поднимая глаз.        Сал поднял свободную руку и вдруг коснулся щеки гостьи, пуская сырые мурашки от скулы за шиворот. Его пальцы такие холодные. Шершавые подушечки провели вслед откуда-то взявшейся дрожи, под линию подбородка и спустились на шею, а потом указательный палец чуть царапнул под ухом. Эрика почувствовала, как согретая на груди связка маленьких ключей выскользнула наверх. Он мог аккуратно снять или попросить. Но для этого надо отпустить.        Юноша в протезе с пару секунд разглядывал ключи в своей ладони, придерживая за цепочку. А потом резко сжал в кулак и дернул вниз. Девушка покачнулась, ощутив, как лопнули серебристые звенья, не выдержав.        В ее голове словно прошептал ехидный голос: «Нет тебе больше доверия…»        Штыри дверного замка проскрежетали по этажу. Комната открыта.        Знакомый, чуть затхлый запах пыли задел нос. В этой комнате полумрак — единственное помещение во всем доме, где окна остались наполовину заколочены. Здесь ничего не поменялось. Совсем.        Допотопный зеленый диван задвинут обратно, на нем даже осталось постельное белье, бежевый ковер с пятном по краю чуть сбуровился. У окна — маленький стол, а вот стула больше нет. Комод. Дверь сбоку. Старая лампочка на выбеленном когда-то потолке.        Эрика будто во сне пошатнулась следом за хозяином дома, как блеск по краю глаза царапнул зрение: ключи. Они остались в замке.        Сал сделал еще шаг, переступив черту комнаты, а в голове Эрики будто взорвалось:        НЕТ!..        Стой!        Да что ты делаешь, идиотка?! Он сейчас зашвырнет тебя сюда и просто запрет снова! Ты же видишь КАК он на тебя смотрит?! Ты прекрасно знаешь, чего он хочет — ты уверенна, что хочешь того же самого?! Что, по этому ты соскучилась? По одуряющей тишине, по страшным звукам по ночам? Или, может, по неволе? Бесконечные часы одного и того же вокруг и всего один-единственный собеседник, сводящий с ума… Очнись, Эрика!!!        Ты не домашний питомец, не кукла на подставке в красивом платье, так какого черта?! НУ?!        Ноги резко заупирались, стоило перешагнуть порог. Эрика будто сморгнула злые чары, заглотнув воздуха и вынырнув из воды. Она попыталась попятится, но Сал держал крепко, и тут рука опередила мысль, начав выкручиваться из чужих пальцев.        — П-пусти…        — Нет.        Это прозвучало так… так пугающе спокойно, но непоколебимо.        Эрика прозрела окончательно: она шагнула в капкан! Сама! Совсем уже?! Вот-вот захлопнется, беги!        Девушка взбрыкнула, схватившись за дверной косяк, парень обернулся в этот же миг, сжав руку уже совсем не так, как вначале, а сдавив до боли. Кожу обожгло. Нет! Нет-нет-нет!.. Пусти, отпусти! Испугавшись, когда Сал шагнул к ней, Эрика со всей силы дернулась назад, буровя ногами ковер и царапая косяк. Следы ногтей прорезали обои, локоть ударился о деревянный угол. Шаг, выдох, удар, рывок, назад!..       …спина врезалась в стену, тело покачнулось, оглушенное этим звуком. Эрика вытаращилась прямо перед собой, забыв о дыхании.        Сердце стучало, как бешенное, ноздри вздулись, не справляясь с кислородом, губы приоткрылись в не вырвавшемся крике.        — Открой, — донеслось с другой стороны так внезапно, что девушка вжалась назад. Кожа на запястье горела огнем, проявляя отметину от хватки, а в пальцах — болтается цепочка. Эрика уставилась на закрытую дверь перед собой, с трудом сообразив, что только что случилось.        Что?.. Она закрыла его? Закрыла.        «Я заперла Салли в комнате… что я? О, черт…»        В той самой комнате, в его собственном доме, еле успев и чуть не оказавшись там вместо него!        — Эрика. Открой дверь.        — Нет… — прошептали губы без разрешения.        Эрика тут же зажала рот ладонью, отчего-то испугавшись своего ответа. Пальцы тряслись и потели, ключ подрагивал в руке. Удар по ту сторону — как выстрел. Девушка мелко затряслась, всхлипнув, и сползая спиной по полосатым обоям. Что она сделала? Господи, что она делает сейчас?! Что сделает он с ней, когда выберется?!        Внутри крошится, ломается, воет — Эрика в полной мере ощущает себя той самой разбитой на осколки кружкой на полу в гостиной. Рассыпающейся на мельчайшую острую крошку от каждого вдоха. Такие уже не склеить обратно.        Она ведь до сих пор отчетливо помнит взгляд хозяина этого дома, когда он занес нож над ее головой. Острый, будто потрошащий уже, только изнутри. Этого вспыхнувшего крика памяти достаточно для включения сирены истерики в мозгу. Эрика всхлипнула еще раз и, развернувшись по стене плечом, кинулась вниз. Двадцать одна ступенька в три поскальзывающихся прыжка. Она уже не помнила зачем вообще позвонила ему, каким образом дошла до такого опустошения, что позволила забрать себя… осколки… входная дверь в конце туннеля, как вечная молитва пленницы. На этот раз девушка хотя бы уверенна, что там открыто, а если и нет — у нее есть чем открыть. Скорее, беги, на улицу, и больше никогда не возвращайся!        Никогда, Эрика…        Эрика пробежала по этажу, хрустнув фарфором. Мимо дивана и телевизора на подставке, мимо кухонной арки. Манящая свобода была в считанных сантиметрах. Девушка схватилась за ручку, распахнула дверь, и уже практически выскочила из дома… как застыла на месте.        Шаг стих.        Пальцы вцепились в прохладную лакированную поверхность, нога замерла над порогом, а девушка будто врезалась в невидимый барьер. И всё.        Дождь совсем померк, превратившись в мелкую морось с туманными клочками по углам. Калитка открыта. Хочешь — беги.        Эрика посмотрела перед собой.        Ее не держит тут абсолютно ничего — физически. Спрыгни с порога и лети, пока не стала невольницей, но…       …проходит секунда, три, десять…       …а девушка так и стоит на месте, глядя на дождь. На промозглую зелень перед забором, на край леса. На путающиеся в тумане фонарные столбы, которые давно не работали.        Позади — ни звука. Что происходит на втором этаже — без малейшего понятия. Сал ударил по двери всего один раз. И его голос звучал довольно злобно, даже угрожающе. Эрика одновременно испытывала висельное ликование, что сообразила так выкрутиться… и в то же время промораживающий страх, что за этот поступок ей придется ответить, если он выберется. А еще она вдруг чувствовала накатившее нечто. Оно посмеивающейся хрипцой облизало горло, прошептав:        «Что же ты стоишь? Хочешь — беги, ну!.. вот же! Финал твоего идеального плана… побега отсюда, прочь и навеки. Беги!.. Вспомни, как же хотелось повернуть эту чертову ручку и выскочить, как хотелось глотнуть свободы, свежего воздуха, как горели пальцы, ковыряя штукатурку. Ты ведь всегда боялась заходить снова в ту комнату. Просто виду не показывала, отрицала всё, что там произошло. Но ты ведь не забыла верно? Так беги! Ну? Беги!.. Что, нет?»              Эрика стоит на месте, не шелохнувшись.        Всё это смахивает на изощренные игры разума, будто она зритель сложного психологического триллера, где до последнего непонятно — а что, собственно, происходит?        Потому что, действительно: что происходит? Что дальше? Какой будет ее финал?        Убежит она… и всё?        Эрика всё еще стоит на месте. Одежда липнет к телу. Внутри разом не остается ни ликования, ни разочарования — вообще ничего. Пусто.        И даже мысль: а заделал ли Салливан ту дыру и не выбрался ли уже — какая-то тусклая. Излишне флегматичнее, чем должна была быть. Сейчас самое время ему вышагнуть из-за угла и схватить невежливую гостью за глотку, вталкивая обратно в дом, чтобы закончить начатое. Но ничего такого.        Эрика стоит. Смотрит перед собой.        Была ли она уверена, что Сал ничего ей не сделает? Если честно — нет. Ей хотелось так думать. Хотелось в это верить, старательно выбеливать образ, сомкнувший пальцы под кожей у самого сердца. Эрика помнила, как она нарочно прощупывала эти границы, провоцировала специально — подонок, или нет? Салли-Кромсали, зараза такая, проверку прошел на отлично. Будто бы заслужил все извинения, вернул себе образ приличного и сдержанного юноши. Хорошего парня со сложным прошлым. Нормального. Да только блок в голове сломался. А потом сломался и сам Салли.        Она всегда хотела это забыть. И мозг ей подсобил. Какой молодец — заботится о свой хозяйке, оберегает.        Эрика потеряно глядела на дождь, и в этот раз нарочно вытащила из-под сознания те действия, когда он делал, что хотел, а она не могла дать отпор. Особенно тот день. Эта эмоциональная встряска, что шокировала ее личность. Странно, но это не был день, когда она не вернулась домой. И даже не тот час, когда неизвестный голос выдвинул ей правила для внезапно похищенных, нет-нет.        Это был день, когда он захотел к ней прикоснуться без ее согласия, а она не смогла ничего с этим сделать. Лишь трястись от ужаса, умирая в собственном теле да чувствуя чужие пальцы на коже. Тогда они не были приятны, они были обжигающе-отвратительны. Что, если он сдерживает внутри себя что-то гораздо страшнее? Что было бы, утони он в этой власти полностью? Что, если бы Эрика не стала заглядывать дальше старого протеза? Что, если бы она содрала с него этот протез, не спросив?        Секунды тянутся, дождь моросит, дверь открыта. И ни одного шага дальше.        Сал не появился.        Может, как раз занимался размуровыванием прохода. Эрика не знала.        Представлять себе это — действительно жутко… но, а что, если нет? Гребанная человечность, эта излишняя чувствительность, всегда с ней — нарочно изводит. Эрику Томпсон уже не должно это волновать, но какого-то черта волнует в шаге от правильного решения. Сколько Сал там просидит, пока его не найдут? Один. Если не найдут? А ежели найдут — дальше-то что?        Внутри, как издыхающее, да без особой радости: так ему и надо. Заслужил.        И что-то погромче: ты в курсе сколько человек может прожить без воды и еды. О, она-то в курсе. Разумеется.        Как ролями поменялись, а декорации те же. Эрику передернуло от самой мысли в этом направлении. Она опустила глаза на ключи в ладони. Рванная цепочка заболталась над порогом.        Знала ли она, что делать дальше? Нет.        Понимала, что это — нездорово с обоих концов? О, да… прекрасно понимала. Поддерживала все до единого вопящие выкрики остатков разума.        Вот только…        Эрика вымученно обернулась назад. Обвела взглядом гостиную, край выглядывающей кухни… Диван и кресло, дурацкую пыльную елочку, которая, оказывается, просто свалилась на пол. Осколки. То самое место у журнального столика, где с перерывом в пару недель ее дважды опрокинули на пол. Сначала вскинулось клацнувшее лезвие, а потом по нижней губе царапнул ноготь, заставляя приоткрыть рот и поддаться поцелуям.        Ты готова отказаться от этого?        Эрика обернулась на улицу, глядя на дорогу за забором.        Здесь были не только скованные руки, замки, таблетки и кошмары.        Здесь были венки из одуванчиков, песни наспор, хрипловатый смех и точащие кожу особые прикосновения.        Здесь было всё…        Внутри трескалось, ломало, болезненно ныло, борясь с сознанием и чувствами. Разум знал, что чувства эти — больные, выращенные на кошмарах и закопанные под диагнозом всем известным. Сердце же билось, будто истекая кровью прямо внутри.        Волосы упали на глаза тенью, плечи затряслись, Эрика стиснула зубы. Сжала ключи до царапин. Надо просто взять и уйти. Выдрать из себя эти остатки, покончить с этим сумасшедшим домом. Девушка взялась за прохладную ручку двери, покачнувшись к выходу…       …а потом как грохнула дверью что есть силы.        — Черт!..        По щекам заскользили слезы.        Всё.       …только на улицу Эрика не вышла. Осталась внутри.        Зубы сжались до побелевших скул. Пошатываясь, девушка процарапала корни волос, пятясь назад, в гостиную. Пошатнулась, упав плечом на стену. Перекатилась на спину возле висящих на вешалке куртки и зонта, продолжая сжимать волосы. А внутри буквально выворачивает нахрен.        Невыносимо… как же, блять, это всё невыносимо!..        Почему?!       Томпсон протащила ладонь по лицу, размазав слезы. Со второго этажа ни звука. Ни шага, ни скрипа — вообще ничего, черт бы побрал этого парня! Девушка повернула голову в сторону лестницы, глядя туда с какой-то беспомощностью. Будто это поможет с какими-то сложными ответами. Но нет. Ничегошеньки.       Носок кроссовок наступил на один из десятка осколков фарфора. Эрика опустила глаза, рассматривая его.        А потом как пнула осколок, что он отлетел в сторону.        Психушка плачет по Эрике Томпсон. Зазывает, флагами машет, брошюрки в руки пихает, так и рекламирует.        Всё не то, чем кажется. Всё намно-о-о-ого хуже…        Эрика простояла так некоторое время, а потом отшатнулась от стены. Пройдя мимо столика, она плюхнулась на диван, на то самое место, где сидела когда-то, прикованная за край ножки. Сейчас руки свободны, но, сука, почему?! Почему она не может уйти?!        Эрика откинулась на спинку, бросив ключи рядом и вдавив ладони в глаза. Дышалось с большим трудом, будто легкие торчали где-то отдельно — на искусственной вентиляции с поломанным аппаратом.        «Чертов Салли-Кромсали, почему ты даже не пытаешься взломать замок и выйти?! Наверняка запасные ключи у тебя в кармане! Какого черта торчишь там, делая вид, что попался?! Не заставляй меня подниматься, идти к тебе… я даже не знаю, на что ты способен… я… ничего не знаю. Ни о тебе, ни о твоём прошлом. Не знаю, правду ты сказал или мастерски играл, не знаю — кто ты на самом деле… ты ненормальный, ты не в себе».        А сама-то ты — в себе, Эрика?        Эрика долго сидела вот так, будто ладонями держа свою голову припечатанной затылком к спинке дивана. Ждала, что раздадутся шаги, а угрожающий голос выдернет из этой паузы… но, блять, нет! Ничего! Нихрена подобного! Она будто одна в этом гребанном доме, сидит себе, как дура, и ждет непонятно чего. Будто итак непонятно, что всё понятно.        Убийство — единственная гарантия, что всё закончится здесь и сейчас. Между ними. Эти мучения обречены на бессрочность. Один не отпустит другого, пока жив второй. Никогда.        «Осторожно, ваш недуг славится опасной зависимостью, непереносимостью антибиотиков и невозможностью завязки».        Что, это совсем плохо, да?        Да пиздец, если честно…        Эрика вывернута наизнанку, понимая, что уже почти мертва. Без него.        Тихий полумрак дома №18 на Северном Авеню — особенный. Пугает тишиной, давит мрачностью, и почему-то одновременно с этим дает чувство полной защищенности от внешнего мира. Чувство умиротворения. Эрика медленно отняла ладони от лица, смазав их вниз по щекам и вдавив пальцы в губы. Всё превратилось в самую настоящую психушку, эдакое притупившееся безумие — причем, с обоих сторон.        Как, оказывается, легко было ненавидеть — просто и понятно. А уж вкупе со страхом — как говорится: элементарно.        Когда же случился этот один шаг до другого чувства? В какой момент разум дал сбой?        Глаза высохли, ровно как и дорожки слез на скулах. Эрика еще некоторое время смотрела потолок, будто принимая что-то очень тяжелое на свои плечи. Дурацкое смирение сдавило ошейником.        Эрика подняла голову, находя свое отражение на пузатом зеленоватом экране выключенного телевизора. Это отражение видело ее измученной, подавленной унижающим проигрышем и скованной. Видело ее возбужденной, отдающийся ласкам своего похитителя. Каким, блять, образом ее старания отодвинуться еще хоть на сантиметр подальше обратились в тактильную зависимость? Если так подумать — как вообще это получилось?!        А сейчас что? Эрика посмотрела на себя. Она выглядела так, будто просто пришла, чтобы досмотреть тот старый сериал и узнать: эй, Сал, а кто всё-таки убил эту Лору Палмер?        Захотелось подорваться, подобрать с пола дурацкую искусственную елочку и швырнуть в этот экран, разбивая его вдребезги.        Наверху всё еще тихо. Будто дом и вправду пустой.        Эрика сидит, глядя на свое отражение.        Эй, Салли, а куда пропала Эрика Томпсон?        Девушка со светлыми волосами покачнулась вперед, упершись локтями в колени и сжимая голову, как будто та вот-вот расколется на части. Взгляд — дико задолбанный, горький, но уже заплывающий пониманием. Она прекрасно помнила, как сама оставила черную атласную ленту в своем кармане.        Что ж… значит так. Глубоко выдохнув, девушка склонилась, нашарив брошенные ключи. Затем поднялась на ноги, пьяно покачнувшись на месте. Вскинула глаза на лестницу.        Двадцать один шаг, как подъем по сломанному эскалатору, который едет вниз. И ты понимаешь, что тебе надо сменить путь, но все равно продолжаешь идти. На свинцовых ногах девушка поднялась на второй этаж. Дверь с врезанным замком зловеще молчит. Ждать можно — чего угодно. Она заебалась ждать, представлять, мусолить и прогнозировать. К черту, это не хуже, чем понимать, что твоя любовь — это какой-то сранный термин в психологическом перечне парадоксов. Стихийное бедствие нельзя приручить, от него даже нельзя ждать чего-то конкретного — она может творить всё, что угодно, и никто не сможет это предсказать. А Салливан Фишер — он в стократ хуже любого аномального явления.        Штыри замка поворачиваются на удивление легко и быстро. Эрика не дышит. Она просто резко проворачивает до конца, а старые разболтанные петли делают работу дальше, открывая комнату. Руки перестают слушаться.        Эрика видит его сразу.        Сал сидит на полу, привалившись спиной к дивану и подогнув к себе одну ногу. Прямо напротив. Словно точно знал, что она вернется.        Он даже не пытался выбраться.        Смирился, сдался или знал, что так выйдет? Эрика не знала.        Она беспомощно опустила руки вдоль тела, глядя в глаза своей болезни. Лучше бы караулил сбоку и сразу кинулся, чем так смотрел. Лучше бы сразу дал знать: что, ну чего от тебя ждать, мальчишка без лица, живущий в кошмарах?! Но этот парень — непредсказуем совершенно. Поэтому Эрике ничего не остается, как сдаться самой и просто смотреть.        — Ты?!        — Ты скажешь хоть что-нибудь?!        — А ну открой немедленно! Эй, Фишер! Ты вообще думаешь, что творишь?! Тебя посадят!        Как забавно вспоминать об этих криках, а потом молить своего похитителя забрать тебя обратно к себе.        Спустя бесконечную паузу, Фишер шевелится. Как поломанная проекция персонажа из игры, он поднимается на ноги и идет навстречу. Эрика не пятится. Лишь смотрит в эти чертовы глаза, не моргая, словно стоит это сделать — и глотку вырвут. Сейчас самое время узнать, кто же был прав, называя мальчика чудовищем.        Девушка дышать перестала, когда он поднялся. Но ей отчего-то не страшно.        Кислород в легких, оказывается, такая дефицитная штука. Сал подошел почти вплотную, а потом… прошел мимо.        Девушка не шелохнулась, слыша, как закрывается эта дверь, а затем вызывающий тряску щелчок замка. Изнутри он звучит абсолютно иначе. Но так знакомо… Ресницы затрепетали. Эрика слышит, что шаги остались в комнате, а значит, теперь они оба взаперти. Вместе. Там, где всё началось, и там же, где, видимо, всё закончится.        Эрика не шевелилась, тлеющий туман парализовал ее полностью. Пальцы парня проехались по кофте на спине, скользнув к плечу. А потом легли ладонью на шею, вдруг став горячими. Вторая рука, как ядовитая змея обвила поверх живота, притягивая поперек талии. Шагнул ближе, почти вплотную.        Край маски обжег скулу. Девушка прикрыла глаза, слыша приглушенное дыхание над ухом, но волосы не трепетали — протез не давал потокам воздуха проникнуть на кожу.        Пальцы на горле сжимают почти ласково. Они пока не душат, но Эрика уже задыхается.        Сал обошел девушку и толкнул к стене, прижав к запертой двери.        Его глаза — его чертовы глаза, сковавшие внутри зрачка мертвый пепел, они будто смотрят прямо через нее, замораживая, лишая воли. Один раз заглянешь в этот темно-синий лес — и всё, будет мерещиться до конца жизни.        У ее взгляда напротив — медленно выгорающая обреченность, добровольная зависимость, за которой прячется что-то не менее влекущее.        Эрика подняла руки наверх. Будто и не придав значения ладони на своей шее, и выше: пальцы легли на прохладный пластик, грея фальшивые скулы. Не разрывая зрительного контакта, девушка подалась навстречу: аккуратные губы замерли в считанных миллиметрах от протеза, одаривая тонкими разрядами расстояние между настоящим и искусственным…        Линия губ иссохла, пока подушечки пальцев скользили по протезу, на потрепанные ремни к застежкам в голубых волосах.        Щелк. Щелк.        Теперь она знает, как это расстегивается, а он не пытается ее остановить.        Пульс ударил по ушам. Эрика отняла протез от его лица, придерживая защитное подобие кожи. Опустила руки, не глядя положив протез на столик сбоку.        И… нет, что-то еще не так…        Он почему-то позволяет, хотя она не особо-то спрашивает. Будто и позабыв о ладони на шее, девушка снова поднесла руки к голове юноши. Аккуратно подцепила ногтем резинку, распуская один хвостик, затем второй. Голубые волосы упали на шрамированные скулы. Теперь пойдет, определенно.        Теперь можешь сломать свою жертву, Салли-Кромсали, и, наконец, оставить ее себе.        Я никогда не причиню тебе вреда, — однажды сказал один.        Ты мне нравишься, — однажды сказал второй.        Проверим?        Эрика чувствует, как пульсирует жилка на ее шее под чужой ладонью, но Сал не спешит. Он медленно проводит большим пальцем вверх вниз, не убирая руку. И снова. В комнате полумрак, обостряющий даже дыхание. Нервы колючими искрами отпечатывают каждое прикосновение, а с учетом того, что означают эти прикосновения для них в этой комнате — задыхаться получается и без всякого внешнего давления.        Юноша проводит пальцем еще раз. Смотрит. Точно в глаза. Он будто нарочно тянет это время — дает пропитаться моментом полного подчинения. Его раздражало, когда она его боялась, но сейчас она не боялась — почему?        Вдруг он оказывается ближе — вплотную, почти соприкасаясь грудью. Его ладони выпускают, плавно перемещаясь на тонкие запястья, чтобы сомкнуться оковами живых кандалов. Руки Эрики заскользили наверх против воли, но о какой вообще воле речь, когда нет сопротивления? Запястья девушки уже над головой, а суставы даже не дернулись.        Твердая поверхность дерева впивается в затылок. Она смотрит в ответ точно так же. Ждет, что будет дальше. С очень странным интересом.        Ведь синоптики могут увольняться, когда дело касается Салливана Фишера. В самом деле странно — провести с человеком столько времени наедине, и не знать, что от него ждать. Сдавит горло? Нежно поцелует и извинится, начнет сбивчиво что-то бормотать? Сдернет и сбросит на пол? А может, скользко усмехнется, потому что этажом ниже, в подвале, валяется книга, к примеру, с таким названием: «Психология влияния. Искусство манипулировать людьми», — прочитанная от корки до корки, с закладками на нескольких страницах? Кто знает…       …вот только не у него одного такая прекрасная коллекция странностей, верно? Пока другие люди проходили мимо с равнодушием, она зачем-то остановилась разглядеть поближе, вывернула его мрачное сознание наизнанку. Пока он крепил ключи от этого дома на цепочку, его собственный мозг был заперт в тюрьму своих мыслей — и ключи от его персональной клетки небрежно вертит в руках эта девушка. И кто же кого запер?        Это словно игра, соперники в которой выкинули свои последние карты, оставшись лишь с одними королями на пустом поле, сдвинули в центр все фишки, поставив на последний раунд абсолютно всё.        Невидимые часы тают иссекающим терпением.        — Ты могла уйти.        — Могла.        — Почему снова не убегаешь?        — Не хочу.        Слова звучат приглушенно, еле слышно. Будто боясь этой ровной тихой интонации от говорящих.        Сердце же бешено колотится. Только оно выдает Эрику с головой. Хозяин этого дома будто забавляется ответами. Может, он и удивлен. Может, поражен. А может, он знал, что так и будет.        Эрика без понятия. Салли близко, а сердце колотится, разрывая грудную клетку на тысячи адских бабочек. Его лица практически не видно с одной стороны, что в тени. Он смотрит на девушку, а она смотрит в ответ. Не уворачивается, не дергается, не пытается оттолкнуть, несмотря на дежавю ощущения, будто она подвешенный за лапки зверек, что беспомощно ждет, когда его выпотрошат, как кролика в пасти волка, которого с издевкой спрашивают: куда-то собралась? С чего именно такие ассоциации — Эрика тоже не знает. Между ними слишком мало пространства, чтобы дышать. Сал наклонился ближе.       И тут случается странное.        Ухмылка-улыбка неожиданно перечеркнула ее лицо — лицо с идеальной ровной кожей, единственными отметинами на котором были лишь маленькие редкие родинки. Ты ведь всегда хотел себе такое же: целое, красивое, поэтому с трепетом касался, будто примериваясь снять тонкий слой кожи? Поэтому ты никогда до конца не верил, что обладатели таких лиц могут полюбить такого, как ты? И эта боязнь отравила тебя…        Сал перехватил оба запястья девушки одной рукой над ее головой, а освободившейся вернулся к лицу. Шершавые пальцы коснулись подбородка, мимолетно задев нижнюю губу, но зрительный контакт не сорвался. Это русская рулетка — пять холостых уже прозвучало. Остался последний выстрел. Они точно знали последствия этого безумия. Подушечка большого пальца царапнула по краю губы.        — И чего же ты тогда хочешь?        Эрика чуть шевельнула пальцами над головой.        — Тебя.        Слова разбились хриплым выстрелом в темноте. Пальцы на губе чуть дрогнули.        Сал разорвал мизерное расстояние между лицами, обжигая поцелуем кожу. Никто не будет больше переспрашивать или уточнять — к черту. В отличии от ее ухоженных мягких губ, смахивающих на сладкий мармелад, его собственные губы — вечно сухие, искусанные до мелких ссадин. Они такие же чуть шершавые, как и истерзанные струнами гитары подушечки пальцев, что скользнули под майку. Но от этой разницы еще одуряюще — чувствовать этот контраст кончиком языка.        Затылок ударился о запертую дверь, когда Салли прижал ее назад всем телом, но Эрика этого не почувствовала. Зато она почувствовала, как ослабла хватка на запястьях и сбросила их с себя. Только не затем, чтобы оттолкнуть, а наоборот, чтобы самой зарыться пальцами в эти ненормально-голубые волосы, наплевав на всю аккуратность, и прижать их хозяина к себе еще сильнее.        Дышать — не сейчас, извините. Несмотря на то, что парень сорвался первый, кто инициатор — вопрос интересный. Это сложно назвать поцелуем: они будто душили соперника, нарочно впиваясь пальцами в кожу, кусались, не давали друг другу дышать. И даже зажатая между стеной и телом парня гостья ничуть не уступала этой дикости, беззастенчиво разрешая проникать языком глубже, в ответ мстительно огрызаясь по его нижней губе.        Кажется, от жара меж тел одежда высохла в один миг. Его руки сжали тонкую талию, вновь придавив назад. Холодные пальцы забрались за спину.        Пришлось оставить волосы Салли-Кромсали в покое и восстановить это равновесие прикосновений на коже — Эрика спустила ладони на неприкрытую шею парня. Сал дернулся. Если к ее поцелуям и ее пальцам на лице еще можно было успеть привыкнуть, то тело, всегда спрятанное не хуже лица от взглядов и тем более от прикосновений — реагировало, как прокаженное. Ладони пробрались под кофту, случайно царапнув по ремню, а ласковые руки согрели старые шрамы без малейшего отвращения.        Сал не долго пребывал в напряженной растерянности от этой смелости. Кривая улыбка последовала вслед шраму, рассекающему губу с одной стороны.        Он обхватил голову девушки руками, зарывшись пальцами в короткие светлые волосы, а затем чуть сжал костяшки, оттянув назад и разорвав поцелуй. Чтобы тут же припасть губами к беззащитной шее, поддернув девушку обратно к себе. Ее ноготки на груди мигом впились колючками в ребра. Салли дернулся и зашипел. Кто кого, значит?        Шершавые губы в один миг сменились языком. Пальцы сильнее сжали волосы, не давая ей опустить голову, а влажный жар проскользил от шеи к мочке уха, щелкнув клыками возле золотистой сережки. Эрика вздрогнула, судорожно сжав губы, но не проронила ни звука.        На секунду — на жалкую секунду — она зачем-то представила это со стороны, и кожа вспыхнула против воли, щеки раскрасились в алый: она еле стоит на ногах, дрожа от ласк парня, которому едва не снесла голову месяц назад, а он делает с ней, что хочет. Салли тут же воспользовался слабиной, и снова прижал девушку к стене, сбив локтем со стола что-то на пол. Кажется, это был протез. Но переживать по этому поводу он будет потом.        Парень склонился ниже, прикусывая тонкую кожу на пульсирующей яремной венкой, и в этот раз Эрика не сдержалась, тихо застонав. Мурашки взорвались по позвоночнику.        Салли нравится этот звук. Салли нравится, как девушка рассыпается в его руках, как будто бы сдается без воли, но сама никуда не отпускает — пересчитывает тонкими пальчиками его вздымающиеся ребра, позволяет брать себя так, как ему хочется. Нравится, как изгибается навстречу, словно малейшее расстояние между ними причиняет ей боль. Ему это нравится, нравится, нравится…        Особенно, когда причина — его поцелуи, и стонала она тоже — в его руках. Разум сносит одним порывом ветра. Ткань одежды внезапно стала раздражающе мешать. Что это было? Майка, футболка? Салли не запомнил, зато он прекрасно помнил, что снять ее с девушки, которая отвечает на твои поцелуи — не такая уж проблема.        А вот собрать дыхание, не хватая его ртом — проблематично.        Виски пульсируют, легкие жгут, и Эрика представить не могла когда-то: что целоваться — так приятно. Потому что ни с кем и никогда ей не было так приятно, как с Салли.        Казалось, инстинкты задурили головы без тормозов: Эрика не поняла в какой момент Сал стал настолько близко, что она закинула ногу ему на талию, позволяя подхватит себя под коленки и усадить на широкий комод. Внизу живота стянуло в тугую пружину, юбка задралась, пальцы задрожали, футболка упала куда-то на пол.        Эрика давно поняла, что Фишер не из тихонь, но когда его переключало так резко — девушка терялась под ощущениями обладания. Мысли накладывались противоречащими слоями образы парня, что как огня шарахался близости, и парня, что без стыда и сомнений срывал обертки, прикусывал губы, водил языком по коже и вжимал ее бедрами в комод, не особо скрывая свои желания. Не собираясь уступать этому и впускать в себя страхи или сомнения, Эрика тоже потянула с Сала кофту. Кожа к коже, как же горячо, жарко, невыносимо влажно…        Лямка лифчика спала с плеча, подцепленная чужими пальцами. Эрика запоздало почувствовала, как наливаются краской скулы уже не поверхностно, а за ними уходит в лихорадку и шея.        Сал замечает, как дрожит Эрика, но игнорирует это, списав на желание — ведь она сама вернулась? Он был сдержан слишком долго, ждал до неприличия непробиваемо, пока она наиграется, так что теперь его очередь. Он уже сделал всё самое худшее, что только смог выдумать. Пусть теперь смотрит, чувствует его, настоящего — Салли надоело метаться между самим собой. К тому же, он ощущает, насколько она возбуждена, чтобы сдерживаться самому.        Поцелуй на губах распался. Салли снова смотрит. Черт, почему-то сейчас от этой пристальности хочется спрятаться, но Эрика не прячется. Смотрит в ответ, пока вторая лямка сползает точно также. Ее плечи остаются прямыми, хотя внутри всё дрожит, сердце штормит, внизу закручивается, как просыпающийся вулкан, а взгляд парирует в ответ синему льду. Ни дать ни взять — заколдованное отражение.        Эрика не хочет переживать ту же неловкость с тонкостями застежек еще раз, только со своей стороны, и пока в голову не пролезло еще чего, вроде сомнений, девушка сама извернула руку и одним ловким движением пальцев расцепила крючки, держащие бюст.        Наверное, ее лицо горит так ярко, что видно даже в полумраке. Последний элемент гардероба выше пояса распался, упорхнув по коленям вниз.        Эрика машинально дернула руки к груди, по впитанной привычке — прикрыться. Сал перехватил ее руку.        Она чувствует, как из легких вышибло воздух, а глаза заблестели. Всё-таки стыдно. Очень. Только непонятно от чего больше — от того, что он медленно опустил глаза вниз, или от того, что она поддалась желаниям? Она хотела, чтобы он смотрел. Смотрел только на нее именно таким взглядом.        Сал машинально заправил сбившиеся волосы за одно ухо. Несколько прядей торчали в разные стороны, но даже так, с этой качающейся сережкой в ухе, то, что он парень, а не плоская девчонка — видно очень даже отчетливо: по острым линиям скул под шрамами, по линии кадыка, по угловатым плечам, выступающим в полу сумрачном свете. А еще по рельефу рук, испещренных отметинами собачьих зубов вперемешку с едва-заметными венами. Именно они тянутся вперед, заставляя мелко дрожать.        Колючие точки подушечек коснулись вздымающегося от волнения участка кожи чуть ниже плеча. Красиво. Он даже забыл, что сам остался в одних джинсах, открывая уродливое перешитое тело ее взгляду, потому что на деле — самое потрясающее в этом: доверие. Эрика всегда думала о нем слишком хорошо, а он думал, что она это зря. Теперь его сокровенные фантазии воплощаются в реальность, и вживую это — в стократ лучше. Насыщеннее.        Сал навис перед девушкой, опершись руками о комод. Эрика выглядит потрясающе — лохматая, тяжело дышащая изгибами аккуратного декольте, выделяющегося в полумраке бледными росчерками кожи на округлых линиях. Ее губы припухли, ресницы трепыхались.        Эрике кажется, что глаза у Фишера светятся в темноте, хотя ничего такого быть не может — может, поэтому она не может оторвать больше свой взгляд.        Хотя от того, как его пальцы скользят ниже — хочется спрятаться куда угодно, только бы не умирать от этого пронзающего взора. Будто разрастающийся ожог по коже — и умереть хочется уже от самой себя, потому что это — слишком приятно, чувствовать плавно стекающие руки парня к обнаженной груди.        Пламя сжирало изнутри, колени дрожали, пытаясь скрыть это, но возможности свести их не было — ведь Салли стоял аккурат между. Юбка давно задралась уже совсем ничего не скрывая, да и вообще казалась бесполезным куском ткани. Девушка чувствовала внутренней стороной бедер контраст талии и края джинсов на парне.        Он тоже это чувствует. И будто нарочно измывается сам над собой, желая запомнить этот момент, растянуть это изучающее удовольствие — ладонь осторожно накрыла мягкое полушарие, а потом чуть сдавила. Эрика снова дернулась, вцепившись зубами в нижнюю губу и машинально сжав ноги, чем прижала парня к себе еще ближе. Салли повторил движение, наслаждаясь реакцией, а еще полу стоном, вырвавшемся через ее стиснутые губы.        В комнате отнюдь не холодно, но Салли чувствует, как маленькие точки твердеют под его ладонями, а дыхание девушки срывается всё прерывистее. Она тянет юношу на себя, ближе, будто желая спрятать этот стыд от удовольствия, позволяя прижаться к себе ближе, кожа к коже: его некрасивые перештопанные переплетения, будто линии рек на старой карте, и ее — идеальные гладкие изгибы с россыпью родинок, будто редкие звездочки.        Дышать становится совсем невыносимо.        Салли вдруг отстраняется, и его голубая макушка оказывается под шеей, а руки придвигают к себе рывком. Горячий язык касается затвердевшего соска, а потом чуть всасывает его, заставляя задушено вскрикнуть, и тут же прикусить распухшие губы из-за того, как это было громко. Что он творит вообще?! Стыдно, как же это стыдно, но…        Эрика солгала бы, отрицая, что ей напрочь крышу снесло от этого.        Салли одними прикосновениями доводил ее и раньше, водя по абсолютно скромным местам — от того, как он гладил кожу, чуть царапал бока, изучал подушечками живот и поясницу, мягко вдавливал ладони под затылком и лопатками — хотелось таять, нервно елозя на месте, но стыдом затыкая пошлые мысли. Она же при-лич-на-я-де-ву-шка… была. Явно до того, как личная шизофрения с голубыми волосами и шрамами на всё лицо вздумала забраться под корочку мозга. И не только туда.        Эрика сама запустила пальцы в локоны сумасшествия, нежно массируя кожу его головы, и смелее опустила глаза вниз. Одного вида кончика языка возле темного ореола кожи на груди хватило чтобы поперхнуться и понять, что эта картина спать ей спокойно больше не даст. Эрика пропустила голубые волосы между пальцев и переместила ладонь на затылок юноши, выгнувшись навстречу. Ещё… Смотреть на такое — невыносимо.        И, как, видимо, ему больше тоже.        В какой-то миг поцелуй вернулся на губы, а ладонь парня легла на колено, огладив кожу вверх — в сторону бедер. Ему даже касаться там бы не потребовалось, чтобы понять, что она взмокла везде. Кожа была влажной, слишком горячей. Это дурит и восторгает. Эрика чувствует, как его прикосновения становятся сильнее, властнее, и она больше не разделяет эту власть.        Пальцы скользят под юбку, колени подрагивают. Сал стягивает последний элемент одежды, оставшийся на ней.        И вот в этот момент случается короткая паника. Абсолютно ненужная и такая глупая. Эрика знает, что это маразм, потому что она сама этого хочет — действительно хочет, да блять, она сама вернулась в этот дом, к этому парню с мрачным прошлым и заскоками спятившего, она сама вцепилась в него, как в любимый недуг, она же сама целовала его губы, давала себя трогать, она просила его об этом, стонала под его прикосновениями, и…        Его пальцы сместились на внутреннюю сторону бедер, а ее голос предательски дрожит:        — Сал… я… — еле слышно, почти шепотом. — Ты у меня… первый.        Пальцы юноши замерли.        Эрика ждет, закусив губу. Лицо горит. Она просто хотела, чтобы он об этом знал. И только. Наверное, для партнера это важно — ведь парни в этом плане довольно…        Девушка не заметила, как вцепилась в шею Салли, выпалив это.        Она ждала, что Фишер сейчас отомрет и продолжит. Может, даже скажет, что-нибудь успокаивающее, но не остановится, точно нет. Не сейчас. А может, напротив, обрадуется — немного по-собственнически, возомнит себя доминантным в этой ситуации и воспользуется ею. Серьезно, Эрика вообще после некоторого общения с мужским полом, как девушка — считала, что, видимо, это нормально для них. Поддаваться инстинктам, требовать обладания — разрешили же, ну ладно. И несмотря на то, что Салливан Фишер вел себя всегда немного иначе, он все-таки парень, и он не железный. Тем более, когда он… так хозяйничал на ее теле.        Но Эрика ошибается.        Потому что вместо того, чтобы поступить, как она ждет, Сал, который секунду назад казался совсем не держащим себя в руках, вдруг медленно убрал эти самые руки с ее колен и поднял их ладонями вверх. Его губы в сантиметре от ее губ, но только что стеклянный, заплывший возбуждением и кажущийся абсолютно безумным взгляд вдруг становится кристально-чистым. Серьезным.        — Мне перестать?        У Эрики на секунду пропал дар речи. Она даже позабыла, что сидит раздетая с раздвинутыми, как в лучшем рейтинговом кино, коленями перед таким же не совсем одетым парнем. Который только что походил на того, кто просто заломит ее над этим самым комодом и получит то, чего так хочет. Не то, чтобы она будет сильно сожалеть, нет, но неприятный осадок останется…        Он дышит так же тяжело, как и она. Она слышит, как бьется его сердце. Но поднятые вверх ладони — жест добровольного смирения — поражает девушку до глубины души. Потому что короткое замыкание Фишера с этой дурацкой запертой дверью, по сравнению с таким уважением к ее желаниям, несмотря на собственные — ошарашивает.        Так… ну, и кто здесь псих? Где?! Что вообще происходит, какого черта?! Почему стоит поверить в это безумие, и сдаться ему добровольно, как психопат испаряется по щелчку пальцев?!        Сал ждет.        — Ты серьезно отойдешь, если я скажу «нет»? — прошептала она.        Его пальцы чуть шевельнулись, но руки не опали. Губы по-прежнему близко. Напряжение между ними ощущается слишком сильно. Но парень ничего больше не делает.        — Я не трону тебя, если ты этого не хочешь… — проговорил Салли хрипло.        И Эрика ему верит.        Но проверять она не будет.        Она видит с каким трудом он это выдавил. Этого достаточно. Невероятно. Невероятное самообладание.        — Нет… я хочу, чтобы это был ты, — прошептала она в ответ, закрыв глаза, и расслабляя плечи.        Ее пальцы легли на изуродованное лицо и притянули к себе.        Он судорожно выдохнул.        А вот ему легче не стало. Если честно, он думал, что Эрика не девственница. Потому что то, как она в первый раз уселась ему на колени — наводило на мысли об определенном опыте. Да и ее этот чирлидинг с этими танцами и раскрепощенные компании старшекурсников. Черт, а ведь потом тоже — она ни слова не сказала! Ой, дура-а-а-ак…        Салли почувствовал запоздалый стыд, и в то же время понял, как екнуло его сердце от этого маленького признания. Ему доверяли. Несмотря на всё, ему верили. Его хотели. Его, Салли-Кромсали.        «Я хочу, чтобы это был ты…»        Он вернул руки на колени девушки, только уже более спокойно. Нежнее огладил покрывшуюся мурашками кожу. И поцеловал Эрику также — больше не пытаясь задушить нехваткой воздуха, кусая губы, а осторожно, ласково. Он понимал, что для нее это значит, теперь. И хоть внутри скрутило от ситуации пуще прежнего, он не имел право больше быть таким диким. Только, если она сама этого не попросит.        Вдруг Эрика резко замерла. И как сжала голубые волосы, что Сал ойкнул от неожиданности.        — Постой… Ты специально меня сюда утащил и вел себя, как последний маньяк?!        — Ну-у… У меня кончились все идеи, как еще тебя напугать, — сознался Салли. — Я не знал, что еще придумать.        — Нафига?! — возмутилась девушка.        — Чтобы ты сама поняла, что тебе нужно. Я не давал тебе выбора.        — А если бы я не вернулась?!        — Но ты вернулась.        Тишина опала на плечи, а Салли тихо улыбается уголками губ. Его взгляд из дико-холодного впервые за столько времени становится настолько теплым, что внутри щемит. И там всё: немая благодарность, нежность, легкая усталость и не утихшее желание.        Эрика хочется застонать в голос, только уже от полной психушки происходящего.        Она точно оторвет ему эту бестолковую, чокнутую голову за эти издевательства. Когда-нибудь. Обязательно. Потом. Точно оторвет.        — Выйди из комнаты, Фишер, — процедила она, что в переводе означало всё с точностью, до наоборот. Сал отлично это прочел.        — Да ни за что. И вообще, это мой дом, хожу, где хочу, — отчетливо проговорил он, приближаясь обратно к губам девушки.        И где таких наглых психов берут?        В один миг его теплый невинный взгляд засверкал бесятами в синей радужке, заставив побагроветь с такой скоростью, что ей стало жарко, будто она свалилась в кипящий котел.        Эрика просто напрочь не понимает, как мальчишка, который от смущения забывает, как выговаривать слова, может бросать такие раздевающие взгляды. Он смеется глазами, в них сверкает счастье, жадность и немного нежности, а улыбка опять уходит в провокационную ухмылку, потому что шрам на губе всегда это подчеркивает. Так, ну всё.        Она пытается держать этот взгляд, одновременно чувствуя, как соприкасается ее обнаженная грудь с его грудью, и это волнует ее куда больше, чем она пытается показать, потому что Салли прекрасно это замечает, и его улыбка становится еще шире — ведь на лице Эрики написано, что врезать ему ей хочется намного меньше, чем продолжить начатое.        Эрика в этот раз недолго потерялась от вида такого Салли. Да, к черту… в самом деле — притворяться здесь нет никакого смысла. Эта синевласая провокация всю душу уже из нее вытряхнула. Стыд свалил куда-то в том же направлении.        Такой Салли — красивый до одури, и доставляет невыносимое удовольствие знать, что ей получается его таким видеть. Губы пересохли, трескаясь от нехватки внимания. Эрика нарочно выдержала свой взгляд, медленно облизнув их кончиком языка. Сал проследил за этим движением, теряя ухмылку, зато там, в настоящем глазу вспыхнуло обратное пламя.        Эрика сжала колени, скрестив ноги за спиной юноши, давая ему подхватить себя и унести в сторону дивана. Они отвлекаются на поцелуи, поэтому в том, что Фишер споткнулся о ковер, и они рухнули вниз не очень изящно — нет ничего удивительного. От этого одновременно немного смешно, и в то же время — чуть менее страшно. Потому что Эрике всё равно страшно. И пусть это Салли, который не будет делать больно нарочно — от неизвестности всегда паника.        Он нависает сверху, вдавив подушки дивана по бокам от тела, и продолжает целовать — целует везде и сразу, одной рукой восполняя нехватку тактильных ощущений, вновь водя по коже. Он опять кусается, но не больно — Эрика только позже поняла, что всякий раз после близости с Салли, на ее теле нет и не будет никаких отметин. Никаких пресловутых засосов, этих якобы отметин настоящего мужчины на теле женщины. Потому что Сал считает, что портить ровную кожу даже временно — это неприемлемо и кощунственно. Поэтому его острые зубы впиваются ровно настолько, чтобы выгнуться от разряда тока или застонать от мазнувшего следом жара, но никак не от неприятной боли, нет. А еще это заразно — кусаться. Это Эрика поняла, незаметно для себя переняв дурную, но такую сводящую с ума привычку…        Салли вжимает ее этими поцелуями-укусами в тот самый диван, на котором она испуганно отползала от него же подальше, и Эрика это помнит. Помнит слишком хорошо. Ей стоит повернуть голову, чтобы увидеть центр этой комнаты, там, где когда-то стоял тот несчастный стул, к которому она была привязанная. Разница — в каком-то маленьком согласии, а чувства абсолютно другие… надо же.        Горячий язык парня спустился ниже, уходя на изгибы декольте и задевая кончиком языка вновь затвердевшие соски. Эрика судорожно выдохнула, сжав пальцами его острые плечи, и притянула Сала ближе. И еще ближе. Позволяя обхватывать приятными, стертыми музыкальным инструментом ладонями грудь, уже совсем не стесняясь. Ее тело просило само — оно покрылось бусинками влаги, отдаваясь пульсациями жара внизу живота, оно распускалось, как красивый цветок в кромешной темноте ночи.        Она знала, что ему нравится ее тело, нравится по особому, и даже сейчас, в контексте происходящего — взгляд Сала на увиденное не такой, как у других парней. Это что-то иное, как взгляд на античную скульптуру Венеры, которая тоже не особо ценила одежду в руках своих создателей. И как пережившей собственные страхи тела и касаний, Эрике льстило такое восхищение от единственного зрителя. Стыд есть, но не уничтожающий с головой. Скорее, это естественный стыд, потому что… потому что еще никто и никогда не видел Эрику такой — если бы она только знала, какая она была красивая в этот момент — но у Салли нет слов, чтобы описать это.        Юноша хоть и ведет себя уверенно, однако от интересной новости становится волнительно — он как бы тоже парень без опыта, но в конце-концов, не в лесу же родился. Любопытство подростка и компания Ларри с его коллекцией всякой непотребщины, старательно заныканной от Лизы под грудами хлама (Салли всегда был уверен, что миссис Джонсон как раз-таки в курсе), в свое время теперь пришлись как никогда кстати. Да и собственное тело подсказывало, что нужно…        Хотелось чувствовать больше, быть ближе.        Пепельно-золотистые волосы разметались по простыни. Голубые волосы рассыпались поверх, путая цвета. Хрупкое тело выгнулось, оставляя еле заметные царапины по спине юноши между шрамов, потому что первый раз — всё же больно. Но это — приятная боль, наполненная. Да и она быстро исчезает, потому что юноша тут же отвлекает новой порцией поцелуев, и короткое шипение сменяется на приятный уху звук наслаждения.        Мама точно ее прибьет. А папа добавит. Но это будет потом… пока же можно забить на всё это, и по полной программе оправдать все грязные слухи колледжа, выдыхая губами имя, доводящее до трясучки половину города и весь полицейский департамент в придачу.

***

       Жар вечера давно сошел на нет. Эрика сонно повела головой, ватное тело слушалось плохо, но девушка сразу поняла, что парня в комнате нет. Свесив ноги с кровати, она огляделась. Когда она успела задремать, а он перенести ее в свою комнату?        Эрика огляделась, машинально прикрываясь одеялом. От воспоминаний о произошедшем начинало гореть лицо. Но стоит подумать, что для Сала сейчас, наверное, не менее неловко, то дышать получается чуть ровнее.        Ее вещи куда-то пропали. Эрика с трудом осознает, что они остались в другой комнате… Она уже хотела было закутаться в простынь, как разглядела на спинке стула возле окна знакомое желтое платье. Подумав, что ее вещи, наверное, напоминают несуразные комки, Эрика перегнулась через кровать и дотянулась до платья, сдернув его со стула. Странно, что парень оставил именно его. Это какой-то намек? Или не стал заморачиваться, просто вытащил первое, что нашел? Наверняка второе.        Эрика поколебалась, но быстро влезла в платье. Ткань одарила чувством спокойствия и привычного — в принципе, это платье ей нравилось, просто надевать его снова было… странно.        Внизу живота немного саднило, но лучше, чем она ожидала. Девушка взбила волосы, расчесав их пальцами за неимением расчески, и спустилась вниз. И удивилась, что на улице уже светло. Сал возился на кухне.        Томпсон без понятия, как ведут себя парень и девушка после того, как переспали друг с другом, поэтому зачем-то спускается на цыпочках. С одной стороны — как бы… стесняться уже нечего, да и Сал, ну… это же Сал. С другой стороны — это как сцена с рейтингом, включившаяся очень не вовремя, и тебе хочется поскорее ее перемотать, чтобы не чувствовать это легкую панику стыда.        — Доброе утро, — раздался его голос, не оборачиваясь.        Услышал, значит. Эрика вздохнула и смелее прошла на кухню. Усевшись за стол, девушка почесала кончик носа. Босые ноги перебрали пальчиками.        — Доброе…        Разговор завязался как-то спокойнее и плавнее, чем она ожидала, да и будто бы ничего не изменилось. Словно ничего не произошло, они снова такие, какие есть. Салли заварил чай, заполняя паузу, а потом забрал кружки и поставил на стол, придвинув одну к Эрике. Девушка незамедлительно уцепилась за фарфоровые края, всё еще чувствуя эту неловкость. Отхлебнула горячей жидкости, запоздало пожалев, что не догадалась попросить кофе. Ну, да и ладно, Фишер не официант же в самом деле.       — Посмотрим кино? — вдруг спросил юноша, не притронувшись к своему чаю, зато как-то скомкано пошкребя указательным пальцем по столешнице.       Эрика отняла кружку от губ, избегая смотреть ему в глаза. Ей было не менее некомфортно, но она заставила себя с этим справится.       — Э-э… давай, но попозже, ладно? Мне надо домой. Мама, наверно, потеряла меня — думала ей позвонить вечером и забыла.       — Может, просто сейчас позвонишь?       Эрика отставила кружку. Она понимала, что Салли хочется побыть с ней, да и черт знает сколько он спал, пока они были в ссоре, но если миссис Томпсон не увидит свою дочь ближайшие часы — она явится сюда с полицейским эскортом.       — Извини, не получится. Не обещаю, что смогу вернуться сегодня, но завтра точно останусь. Ладно?        Сал подогнул палец, вскинув взгляд. Он продолжает странно пялиться, и Эрика отчего-то нервничает. Она поправляет волосы, одергивает платье. Тело всё еще ватное, плохо реагирующее. И голова немного болит. Какие-то не такие последствия она ждала…        — Ты выглядишь устало, — заметил это Сал. — Я думаю, тебе лучше пока остаться.        Эрика выпрямилась, потерев глаза. С чего вдруг так захотелось спать?        — Сал, я же сказала не могу. Родители, да и колледж… — язык заплелся на ровном слове, и девушка окаменела.        Она медленно отняла руки от лица и посмотрела на Салли. Он смотрел в ответ, не моргая. Голубые волосы в хвостиках, на лице протез — разве он был в протезе, когда она спустилась? Зачем он вообще его надел? И…        — Не пойми меня неправильно, — с трудом вернулась к мысли Эрика, желая объяснить. — Я хочу сказать…        Пауза.        «А, что… что я хочу сказать?» — отрешенно осеклась Томпсон. Ее повело. Она положила ладони на столешницу, почувствовав, как та закачалась, будто стол стоял на палубе плывущего корабля.        — Я… Салли, что со мно…       И тут она уставилась на полупустую кружку. Губы резко пересохли, сердце екнуло. Сал не шелохнулся. Эрика посмотрела на его загнутый опущенный указательный палец, который только что постукивал на месте, будто отсчитывая секунды. А затем провела языком по губам, запоздало ощутив странный привкус. Странный, но… знакомый.        Девушка медленно подняла глаза на сидящего напротив юношу. Его кружка была всё еще полной. Он сидел ровно и просто смотрел на гостью. Внутри свернулось как-то резко: Эрика метнула взгляд на гарнитур за спиной хозяина дома, и с ужасом заметила возле заварочного чайника и специй вскрытую баночку со снотворным.        Салли склонил голову на бок, рассыпав хвостики, и глядя пронзительно.        Осознание подскочило ужасом к голове. Девушка подорвалась, пытаясь соскочить с места, но колени не послушались, и она просто дернулась на месте, как парализованная.        — Салли, ка… какого черта?! — вырвалось с губ вяло.        Эрика оттолкнулась что есть сил, впившись пальцами в столешницу, но просто начала падать. Сал стремительно перегнулся через стол и подставил руку, чтобы она не упала. А пальцами второй аккуратно выудил из-под ее руки кружку и отставил в сторону, чтобы та не опрокинулась и не разбилась.        Эрика только и могла, что дико смотреть на него, обмякая, как тряпичная куколка.        — Тшшш… тише, Эрика. Всё хорошо. Я не причиню тебе вреда, я же говорил. Просто останься здесь, ладно? — ласково прошептал он, глядя разными глазами насквозь.        В следующее мгновение Эрика только и могла беспомощно смотреть, не в состоянии пошевелить хоть пальцем. Сал достал из кармана джинс наручники. Длинная цепочка распалась со звоном. Браслет сомкнулся вокруг запястья. Эрика попыталась сделать рывок, но тело уже ее не слушалось — чужие руки подхватили падающую девушку у пола…                            …Эрика соскочила так резко, что едва не свалилась с дивана. Рука, что только что больно сжимала плечи в кошмаре, безобидно соскользнула по талии, а ее хозяин тихо спал сбоку.        «Господи, всего лишь сон», — с трудом разобрала девушка, оглядевшись. Салли рядом, никакого чая и таблеток на горизонте, никаких платьев, парень просто спит. Но до чего же это было реалистично… Эрика выдохнула, проведя рукой по лицу. Жуткий и неприятный сон, прерванный каким-то странным звуком.        С еле слышным стоном растерев лицо, она заозиралась. В углу комнаты, на брошенных вещах светился телефон на беззвучном, вибрируя об пол. Девушка неуверенно оглянулась на спящего парня и, поборов смущение, осторожно коснулась его плеча.        — Сал, у тебя телефон звонит.        Сонный Фишер — самое милое, что можно было видеть сейчас, хотя бы потому, что таким растерянным его приходилось видеть редко.        — Что?.. — заплетающимся языком переспросил он, приподнявшись над подушкой.        — Телефон, говорю. Звонит. Твой.        Сал тоже протер живой глаз. Запутанные голубые волосы упали на его лицо, путаясь с челкой.        — Мне не может никто звонить.        — Это точно твой, я отсюда вижу.        «Кто мне может звонить, если Эрика здесь?» — тормозя, завис парень, потому что экран продолжал светиться — кто-то явно настойчиво желал услышать Салли-Кромсали именно сейчас.        Юноша, не отошедший от долгожданного сна без сновидений, перегнулся через подлокотник, выудив мобильник с пола. И удивленно посмотрел на знакомый набор цифр. Время на часах 22:17.        Медленно сев обратно, Сал всё-таки принял звонок, точно зная, чей голос услышит, но сильно озадаченный самим фактом.        — Да? — глядя на Эрику, вопросительно изогнул бровь он.        — Скажи, что она у тебя, — обеспокоенно раздался голос Андреа в трубке.        Лицо Эрики вытянулась от удивления — она всё слышала. Сал завис.        — У меня, — помедлив, ответил парень, глядя на девушку.        В динамике раздался выдох облегчения.        — Господибоже… скажи ей, чтобы включила свой мобильник и позвонила матери! Я солгала миссис Томпсон, что она у меня, но та уже звонит мне третий раз, и я не знаю, что еще соврать!..        — Эм… ладно, — только и ответил Сал.        — Спасибо, — буркнула Льюис и сбросила вызов.        — Вот черт, мама!.. — шепотом выругалась Эрика, скатившись с дивана, в поисках своего телефона, пока Сал ошарашенно смотрел на свой телефон, отняв его от уха. А потом также зависла. — Почему Андреа звонит тебе?!        — У меня вопросов не меньше.        Пока Сал пребывал в растерянности, Эрика спохватилась.        Несмотря на внезапный звонок Льюис, это не вышибло из сознания то, что здесь произошло парой часов назад. Уши Эрики вновь налились краской. Она резко почувствовала волнение, потому что Салли тоже явно проснулся. И… как бы ситуация откатилось к той самой — безнадежной, неловкой и тупой. Что говорят люди после… такой близости в первый раз. Что они вообще делают? Хотя, по нормальному, так не происходит… И утро с завтраком в постель кажется, напротив, каким-то слащавым бредом слишком идеализированных сказок.        — Что-то не так? — раздалось позади.        Блять.        Эрика зажмурилась. У-у-уй, как неловко-то…        — Ты всё-таки жалеешь об этом?.. — тихо спросил Сал позади, отведя взгляд.        — Что?! — Эрика обернулась. — Н-нет!        Она посмотрела на Салли, и слова опять вышибло с пути разумной подачи смысла.        — Всё было… в смысле я не… — чем больше она пыталась что-то сказать, тем сильнее кололо лицо от духоты. — Т-ты… всё было хорошо, мне… понравилось, — на этом Эрика уронила лицо в ладони и тихо застонала с мучением, не выдержав. — Боже, почему так сложно, можно я не буду ничего не говорить?        Диван сбоку ощутимо продавился — Сал оказался ближе, чуть касаясь кончиков обрезанной пряди девушки. Эрика отняла ладони от лица и повернулась к нему, заставив побороть себя это невыносимое ощущение, но блестящие глаза ее выдавали.        Они недолго смотрели друг на друга, а потом Эрика просто уронила голову Салу в плечо, пряча своё лицо и крепко обняв парня, прижавшись к нему всем телом. Салли тихо выдохнул с улыбкой на губах, забрав девушку в свои объятия. Внутри приятно елозило. Томпсон вспомнила об одной важной вещи.        — Я так и не поняла, откуда ты узнал про запись.       — Льюис мне рассказала.        Эрика опешила.        — Андреа? Сама созналась? Тебе?        Сал кивнул. Эрика чуть отстранилась и теперь пялилась на парня удивленно.        — У тебя странные друзья.        — Как давно ты знаешь? — не обратив внимания на реплику, напряженно переспросила Эрика. — Почему ты ничего не сказал?        Салли глянул на девушку и вздохнул. А потом встряхнул головой. Поверхность запружинила, покачнув Эрику. Девушка машинально подтянула простынь по обнаженным плечам, хотя смысла в этом не было никакого.        — Ты сама видела, как я сорвался, — опустив глаза в пол, поджал губы Фишер. — Не думаю, что такая… реакция тебе понравилась. Я… не знаю, что на меня нашло. Правда. Я пытался найти слова, чтобы оправдаться перед тобой, но так и не нашел. Я знаю, что это ненормально.        Эрика подобрала к себе коленки, обняв их и слушая Сала.        — Ты ведь тоже это понимаешь? — еле слышно прошептал он.        — Да… — немного помолчав, ответила она.        Голубая челка упала на глаза, Сал сжал собственный локоть.        — С другой стороны — я это понимаю, и всё равно здесь. Получается, я тоже ненормальная, — без тени улыбки, продолжила девушка.        Мир спятил, но, в принципе, ощущения не самые критичные. Эдакое осознанное легкое сумасшествие, маленькое помешательство. Потому что оно — взаимное. Эрика смотрела вокруг, на эту комнату, и ей было спокойно. Ее не пугал вид закрытой двери, ее не перекашивало от этого интерьера, пусть и видимого сейчас еле-еле. Она знала, что так быть не должно. Но было, и ее это устраивало.        — Я не хочу тебя отпускать… — вдруг сказал Сал.        Эрика вздрогнула, распахнув глаза и покосившись вбок. Что несет в себе смысл этой фразы — да что угодно, но после стремного сна Эрика напряглась.        Салли встал с кровати, убрав объятия, и под настороженный взгляд девушки подошел к двери.        — …но если ты не перезвонишь своей матери, у нас явно будут гости, — закончил мысль Сал.        Но руку с ушка ключа не убрал, остановился, будто разглядывая что-то.        Он открыл дверь, однако не успела Эрика выдохнуть последствия страшного сна, как вдруг парень сжал руку в кулак и с размаху ударил прямо по оставшемуся в скважине ключу.        Эрика вскрикнула, подскочив на месте. Брызнула кровь. Головка ключа загнулась, чуть треснув у основания. Теперь замок сломан. А капли с прорезанной раны так и закапали на бежевый ковер.        — Черт возьми, что ты творишь?! — девушка отбросила одеяло, соскочив. Она схватила Салли за руку, повернув раной на свет. — Твою мать, Сал!..        «Придурок, черт его дери, совсем уже?!»        Она метнулась вниз, сцапав парня за запястье, и затащила его в ванную комнату. Там, где лежали лекарства, всё еще покоился тот самый вскрытый бинт. Эрика отпустила Сала, забрав бинт, и чуть трясущимися руками вытряхнула тот из упаковки. Включила воду.        — Дай сюда, — пропуская рвущиеся наружу ругательства, сказала Эрика.        Сал не сопротивлялся, смотрел, будто и не чувствуя боли, с каким-то посторонним интересом, как кровь утекает по белой раковине.        Эрика кое-как остановила кровь. Уже заматывая ладонь, она мрачно спросила, перехватив пальцами узел:        — Зачем?        Фишер пожал плечами.        — Теперь эта дверь никогда не закроется.        «Замечательный ответ, спасибо!»        Ей чертовски захотелось нарочно нажать на алое пятно, чтобы ему стало больно. Конечно же она этого не сделала, но ей очень хотелось.        Эрика обернула покрасневший бинт еще раз, как заметила, что юноша чуть улыбается уголком губ, совершенно не беспокоясь, что ранен. Во всяком случае, не больше ее самой. В какой-то момент Эрика остановилась, просто глядя на бинт. А потом ткнулась вперед, лбом, в грудь хозяину этого проклятого дома. Его кофты всегда приятно пахли.        — Не делай так.        — Ладно.        Он просто сказал это, а потом притянул к себе девушку и крепко-крепко прижал к себе, завалившись спиной на кафель. И одновременно хотелось: смеяться и плакать. Эрика вжалась в теплые объятия. Какое-то время они стояли так в полной тишине.        Он мог просто выкинуть эти долбанные ключи, если уж так решил показать, что эта комната отныне — всего лишь комната. Без замков, без плохих воспоминаний. Комната, которая никогда больше не будет закрыта, никогда ее не напугает. Но нет. Он точно конченый, и доведет Томпсон до срыва.        — Мы сможем быть… без вот этих твоих, — «ебанутых привычек». — …странностей?        Улыбка Салли коснулась уха.        — Не-а. Это по умолчанию.        Базовые настройки, так сказать. Привыкайте. Эрика тяжело выдохнула. А Салли все еще улыбается, ведь она согласна на это. Девушка мысленно отсеивала остатки нервных клеточек по пакетикам и отправляла их в мусорку. Они уже не пригодятся.        — Тогда верни хотя бы одно зеркало в дом.        — Хорошо, — усмехнулся он.        Они оторвались друг от друга и вышли в гостиную, как вдруг парень схватил девушку за плечо.        — Осторожно.        Эрика опустила глаза на раскиданные осколки, едва не наступив на один из самых больших. Босые ноги неуютно закололо в ступнях.        — Я сейчас уберу, — пробормотал Фишер, скрывшись где-то сбоку.        Девушка же аккуратненько прошла на носочках по полу и забралась с ногами на диван, захватив по дороге свои вещи. В поисках смартфона она краем глаза наблюдала, как Салли вернулся подмести осколки. Пока по старому паркету шуршал веник, Эрика вытряхнула мокрое содержимое своего рюкзака на столик. Тетради пострадали не сильно, что немного обрадовало. Аккуратно подняв с пола единственную выжившую кружку, Эрика отнесла ее на кухню.        — Сколько кружек мы уже разбили? — чисто риторически спросила Эрика, найдя телефон и быстро отщелкав маме смс-ку, что жива, здорова и скоро вернется.        — Пора покупать бумажные стаканчики, — со смешком отозвался Фишер. Он ушел и вернулся уже без веника, как заметил брошенный у кресла странный предмет. — Это что, бита?        Эрика оторвала взгляд от телефона, увидев, как Сал рассматривает лакированное деревко с крайним интересом, вытащив биту наружу, и закашлялась.        — Я надеюсь, это не для меня?        — Что?! Нет! Я… п-просто одолжила попробовать.        Правда, что именно «попробовать» — Эрика не уточнила. Салли задумчиво что-то промычал себе под нос, вернув биту в чехол, и сел рядом. Эрика же уставилась на телевизор.        — Сал.        — М?        — А кто всё-таки убил Лору Палмер?        — А черт её знает… я так и не понял.        Они повернулись друг к другу. А потом как расхохотались, запрокинув головы назад.        Эрика махнула рукой, утирая выступившие в уголках глаз слезы. В принципе, терять было нечего. Она возвращалась сюда убитой и раздавленной, с этой тлеющей решимостью, которой вечно не хватало, которая так и затухала позорным огарком слабенькой свечи, но всё опять с ног на голову — и вдруг опускать руки и прогибаться под обществом и правилами, под этой общепринятой моралью — больше не хочется. Один раз познав эту властную решимость сложно от нее отказаться. Мысли очистились, пришли в свой порядок.        Девушка выпрямилась и поглядела на парня.        — Ты говорил, у тебя есть ноутбук.        Сал, который тщетно пытался пригладить торчащие во все стороны голубые волосы, такой сменой темы не ожидал. Вопрос Эрики его удивил.        — Ну, есть.        — А принтера часом нет?        Он отрицательно покачал головой.        — Жаль, — протянула девушка. — Можно мне воспользоваться ноутбуком?        — Да пожалуйста…        Сал подумал что-то про учебу, и без лишних вопросов сходил за ноутом.        — Спасибо… пароля нет? — открывая крышку, поинтересовалась гостья.        — Нет.       Однако, когда он вручал технику Эрике через спинку дивана, то заметил на журнальном столике странную деталь. Это был телефон. Но это был не его телефон и не телефон Эрики. Эрика носила свой в блестящем серебряном чехле, а этот был другой фирмы с ярко-розовой каймой по краю.        Ожидая загрузки, Эрика сидела напротив телефона, закусив ноготь большого пальца и сверлила его взглядом. Когда Сал подошел, она спохватилась. Будто колеблясь, но потом решилась.        — Слушай. Помнишь ты рассказывал, что со своим другом вы как-то остались на ночь в школе? Сейчас чисто в теории: а в наш колледж можно попасть ночью, как думаешь?       Так-так-так, а это звучит крайне интересно.       — Не думаю, что в нашем колледже есть хоть одна сигнализация, кроме пожарной. Проще простого, — нарочито спокойно ответил Фишер, будто вопрос его не удивил. Он бы и не удивил, если бы спрашивала не Эрика. Эрика Томпсон, мисс прилежность, что-такое-нарушать-правила, «списывать — это нечестно»?       — Хорошо, — кивнула мисс прилежность, и скомкано кашлянула в кулак. — А чисто в теории: можно это сделать, к примеру, сегодня?       — Если чисто в теории: вполне, — насмешливо отозвался парень. В разных глазах зажегся интерес.        Сал медленно оперся руками о спинку дивана, нависнув у девушки над плечом. Он как-то внезапно вспомнил дрожащий голос, которым Эрика попросила его забрать, ее убитый потерянный вид, звонок обеспокоенной Льюис — явно не от особого желания слышать Салли-Кромсали… затем окинул взглядом чехол с битой и, наконец, понял, что случилось что-то крайне интригующее, пока он выпал из своего разума.       Девушка, что месяц назад мялась в кабинете директора, стыдливо пряча глаза, сейчас спрашивала, как пролезть ночью в колледж, и что-то подсказывало Салливану — она туда не контрольную списать собралась погулять.        — Ты сходишь со мной?       Разумеется, он сходит. Она на кладбище за ним пошла, а он не сопроводит ее в какой-то колледж ночью? Спать, конечно, хочется, но он же попросту задохнется от любопытства — зачем ей это понадобилось? Но сперва…        — Эрика, — склонившись над ухом девушки, крайне заинтересованно начал Сал. Девушка покраснела, но не отстранилась. — А чей это телефон?        Эрика посмотрела на Салли. Скрывать нет смысла, ведь Сала это тоже касалось. Девушка молча подняла телефон и нажала экран блокировки. Зажегшейся цветами прямоугольный отобразил сорок три процента заряда, авиарежим и сэлфи владелицы новенького смартфона — с экрана ребятам улыбалась Трейси Симонс.