Телохранитель

Цзянь почти все время плачет, или сидит, уткнувшись носом в колени, на лавке на заднем дворе. Она практически не ест, не спит, ни с кем не общается. Для успокоения матери пишет ей смски, что все в порядке, Зэну, садясь в машину, хмуро кивает и сообщает время окончания пар в университете. Дом покидает только для того чтобы съездить на лекции, и больше нигде не задерживается. В груди все еще теплилась надежда, что вот-вот откроется входная дверь, и Цю покажется в дверном проеме. Он обнимет ее, поцелует куда-нибудь в волосы, позволит расплакаться, станет успокаивать тихим шепотом. Потом выйдет покурить на задний двор, перекинется с Зэном и его женой парой приветствий через забор, скажет, что завтра на занятия повезет ее сам. Раз в несколько дней приходил Чен с огромным пакетом продуктов, спрашивал, ничего ли не надо больше, и сообщал иногда, что Зэн будет заниматься своими семейными делами, и завтра ее сопровождает Джин, или Гуанг, или Яоза, или Шен. Под сочувствующим взглядом матери и недовольным от отца, когда они приезжают в загородный поселок, И без слов обновляет расписание авиа рейсов, на каждый новый день устанавливает будильник, на час позже времени прилета. Каждый новый день, каждый звонок будильника не несет за собой долгожданной встречи, одно лишь разочарование. В таком режиме проходит два года, Цзянь не перестает пугать и волновать окружающих. Тянь то и дело хватает ее за рукав толстовки после последней пары, зовет потусоваться где-нибудь в центре, подхватить Шаня из меда, пропустить по бокалу пива, наконец, но она всегда отказывается. Мама уговаривает съездить на каникулах куда-нибудь за границу, позагорать и отдохнуть, но при слове "заграница" перед глазами встает американский флаг, и начинаются рвотные позывы. Психолог, наблюдающая за этим сумасшествием все два года, объясняет резко накатывающее желание вырвать неприятными ассоциациями, прописывает сильнейшее успокоительное и настоятельно просит сменить обстановку и поле деятельности. Чен никуда не зовет, ни о чем не просит и не уговаривает: молча хлопает входной дверью, берет ее под локоть и ведет безвольно перебирающую ногами куклу к машине. Визиты такие случаются всегда под вечер, около семи часов, и под закатным солнцем он летит по трассе к морскому берегу, по которому они до поздна бродят, утопая босыми ногами в песке. К началу зимы И пытается покончить с собой. Развинчивает баночку с прописанным врачом транквилизатором, запивает по одной все таблетки Нитразепама и долго смотрит на свое отражение в зеркале ванной. Вдруг приходит понимание о том, что натворила, охватывает дикий страх. Надо срочно набрать Зэна и попросить прийти. Немедленно. Без вопросов. Телохранитель вздыхает в трубку устало, входит в дом уже через минуту. В шортах, сланцах и пуховике с густым мехом на капюшоне. - Ну что? - тянет он, оценивает жуткий вид девушки, понимает что что-то не так. - Что такое, кроха? Цзянь объясняет. А потом сознание куда-то уплывает, тело становится ватным, и подгибаются ноги. Зэн орет кому-то в трубку, чтобы пришли. Что он не знает что делать. Прежде чем глаза окончательно закрылись, она видит чьи-то ноги, переступающие порог. В себя приходит в больнице. В палате аншлаг: Тянь с Шанем пристроились на широком подоконнике, мама сидит в кресле, а позади нее отец с задумчивым видом мнет пальцами ее плечи. Чен, разглядывая приборы, тихо говорит по телефону. Зэн на табурете у самых дверей жует сэндвич. Все с таким видом, будто случилось страшное. - Я что, умерла, и теперь наблюдаю за траурным молчанием? Народ дергается от неожиданности, мать хватает ее за руку и расцеловывает ладонь. Чен скупым прикосновением смахивает с ее лица волосы, наклоняясь, и спрашивает: - Как ты? Врача позвать? - Нет. Нормально. Он кивает и снова прикладывает телефон к уху, говорит кому-то "Очнулась. Язвит. Вроде нормально", долго слушает кого-то, раздраженно бьет пальцем по экрану и прячет смартфон в карман брюк. Смотря на собравшихся, отрицательно покачивает головой. - Меня тошнит. - сообщает И; мама жмет на кнопку вызова персонала. В палату тут же входит медсестра, окидывает недовольным взглядом жующего Зэна, но ничего не говорит. Только выслушивает жалобу и достает из шкафчика под раковиной небольшую емкость. Блондинку рвет до болезненных судорог в мышцах живота, ей дают сделать несколько глотков воды и укладывают на подушку. Медсестра уходит за доктором. Все понемногу расслабляются, и окончательное понимание, что исход из сложившейся ситуации более чем благоприятный, приходит, когда блондинка просит есть. Посмеиваясь, Зэн, святой человек, отдает ей оставшуюся треть сэндвича. Под взглядом входящего в палату врача Цзянь жадно откусывает, роняя на грудь кусочек ветчины. - Мне плевать, что вы скажете. - говорит, прожевав, - Я хочу есть. И я поем. - Не многовато ли народу для одной палаты? Отец категорично заявляет, что здесь все близкие, и как бы намекает: если доктору здесь тесно, его могут выкинуть в окно. Док замечаний больше не делает и приступает к осмотру. Потом говорит, что состояние стабильное, выписаться можно уже сегодня, через пару часов. Большинство с улыбками выходят вон, разъезжаются. Зэн подмигивает ей на выходе. Остаются только родители и Чен. - Прости меня, И. - сокрушенно начинает отец, - Это все из-за меня. Из-за меня вы с Хуа Би поссорились, из-за меня он уехал, я слишком на него давил. Безосновательно ревновал к нему. И из-за меня ты сделала... это. Цзянь моргает, бездумно пялясь на дверь из палаты. Да, может, это действительно так. Если бы отец оставил их в покое, как И и простила, Цю не пришлось бы делать всего этого дерьма, и его бы не мучила совесть, которая не позволила ему жить в одном городе с девушкой, которую он вот так подставил под угрозу. - Меня теперь упекут в психушку? За попытку суицида. - Нет, милая. - госпожа Цзянь гладит ее по виску и потускневшим сальным волосам. - Мы договорились. В истории болезни напишут, будто у тебя непереносимость назначенного препарата, и только. - Круто. Не хочу, чтобы мои усилия в универе потерпели фиаско. - Поедем потом домой? В смысле... - Нет, - она отвергает предложение вернуться в старую квартиру, - я поеду туда, где живу. - Ну ладно. Мы пойдем договоримся насчет выписки. Они выходят, мама оглядывается, и Цзянь выдавливает из себя улыбку. Чен с грозным видом садится на ее место. - Ты ведь понимаешь, что так проблемы не решаются? Более того, никаких проблем у тебя нет. Цзянь это злит. Чен, можно подумать, много понимает в вопросах чужих терзаний. Она тихо шепчет "отстань", и переворачивается на бок. Засовывает под прохладную подушку руку. Закрывает глаза. - Я сообщил ему. - Тебя просили об этом? - Я обещал присматривать за тобой. Это мой долг. И хватит гнать на меня, не я сожрал месячный запас транков. В палате воцаряется тишина. Брюнета это гнетет. Мужчина сверлит взглядом женскую спину, уходит в свои мысли, пока его внутренний диалог с самим собой не прерывает трель входящего звонка. - Что? - Чен спрашивает кого-то, в голосе не скрываемая враждебность. - Нет, я не дам. Он долго молчит, Цзянь не особо-то интересно кто там звонит, наверное, его очередной подчиненный спрашивает совета. Но Чен пихает ее в спину пальцем, прямо под лопатку, и сует в руки телефон с потухшим экраном. - На. Это тебя. - Кто это? Мама? - Он. ОН. Ставший уже далеким призрачным воспоминанием, звонит, опровергая все выдумки о том, что ему на нее наплевать, что он ее не помнит и не хочет знать. Цзянь принимает телефон и долго молчит в трубку, слушая ответную тишину. Сердце громыхает в груди, как отбойный молоток, не желая успокаиваться. Приборы заходятся писком. И смотрит на Чена, а Чен смотрит на нее таким же взглядом. Тоже не знает чего ожидать. - Ты че там вытворяешь? - тон у Цю холодный, почти равнодушный, но за ним слышится злоба и немного волнения. - Ты слышишь меня? - Да. - Ты ебанутая? - С тобой все в порядке? - Спрашиваешь, все ли со мной в порядке? - он хрипло смеется, - Да, Цзянь, я лучше всех. Зачем ты делаешь такие глупости? Неужели из-за меня? И напрягается, не зная, что сказать. Она сделала это потому, что невыносимо жить в доме, где каждая вещь впитала его запах, где у каждого предмета своя история. Вместе с тем было невыносимо покинуть это место, тая в сердце надежду, что Цю вернется, рано или поздно. Невыносимо было набирать его номер по ночам, чтобы состыковаться по часовым поясам и ненароком не потревожить его сон, и слышать из раза в раз, что данного номера больше не существует. - Не надо, И. Просто не нужно этого делать. И ждать меня больше не нужно. Чен сказал, что ты смотришь расписание рейсов каждый день. Это правда? - Почему ты связался со мной именно сейчас? - Сказать, чтобы ты не сходила там с ума и не травилась таблетками. Я оформляю вид на жительство. Вот, бегаю, собираю бумажки. - он хохотнул в трубку, а потом зашипел сквозь зубы, будто ему стало больно, а на фоне тихий женский голос говорит по-английски "please be sustain, now it will become easier". Блондинка взволнованно перехватывает телефон. Если бы Цю не занимался с ней английским в школе так усердно, вряд ли она бы поняла сейчас о чем идет речь или даже просто пропустила мимо ушей, но произнесенные слова впечатываются в мозг. - Начинаю новую жизнь, так сказать. И тебе тоже стоит начать все заново. - Как ты можешь решать за меня? Ты не смеешь. Не говори мне этого. Меня не интересует жизнь без тебя. Мне трудно так жить, Цю, одной. Без твоего плеча. Я не могу так. И что там у тебя происходит на заднем плане? Цю вздыхает в трубку слишком тяжело. - В смысле? Ничего такого. - Тебе сказали потерпеть, что станет легче. Что станет легче? Отвечай! - Тебе послышалось. - За дуру меня держишь? Он снова вздыхает, говорит, нет, ты очень умная, но ничего и вправду не случилось. Он сидит в очереди в консульстве, какая-то женщина рядом говорит по телефону. И словила обрывок фразы. Только и всего. - Не ври мне. Я знаю, что ты лжешь мне, и думаешь, что я сожру и еще попрошу. Вид на жительство? Какой нахуй вид? Это кто бы тебя отпустил, после того что для тебя сделали! - Я свое отработал, И. - Свой неслучившийся укол смерти ты тоже отработал? Блондин осекается, спрашивает, откуда она знает. Цзянь говорит, что это уже неважно. Важно лишь то, что она хочет видеть его рядом и ждет не смотря ни на что. Цю плавно съезжает с темы, приближаясь к завершению разговора. - Давай ты мне пообещаешь кое что: ты не делаешь больше глупостей и берешь себя в руки. Начинаешь жить нормальной жизнью девятнадцатилетней девчонки, радоваться жизни, проводить время с друзьями, тусоваться. Забудешь меня. Я не вернусь, И. Прими как должное. Мне пора. - Подожди!... Цзянь, выронив телефон из руки, разрыдалась. Хэ пересел из кресла на край кровати, приобнял поперек костлявой спины, позволил уткнуться носом в открытую шею. - Тише. - Чен провел рукой по волосам, улёгся щекой на макушку, покачался. - Цю меня тоже укачивал... когда кошмары... А теперь он говорит забыть о нем. - Возможно, так и стоит поступить. - прошептал он. - Цю не вернется. Не сможет. Даже если бы захотел. Он ведь сказал тебе? И поднимает заплаканное лицо, чуть ли не сталкиваясь губами с губами Чена, чуть отстраняется. - Нес какую-то чушь про вид на жительство. А теперь ты скажи мне правду, Чен. Ты ведь мне не солжешь? Лицо Хэ преобретает непривычное выражение, будто он удивлен и затронут мягким, но требовательным тоном, но быстро справляется с собой. И начинает рассказывать все. Вываливает на нее умалчиваемую правду, как ведро с дерьмом. Про то, что от лица 14К Цю налаживал сотрудничество с враждующими преступными группировками Крипс и Бладс, в свободное время безбожно пил и трахался, не разбирая пола и возраста. Что год назад его подставили, и осудили за вооруженное нападение. Что сидит он в Центральной мужской тюрьме Лос-Анджелеса. Что там ему удалили два верхних зуба-восьмерки, потому что у Чена есть копия медицинского свидетельства об оказанных услугах. Что Цю участвовал в тридцати двух драках с заключенными, в семи из которых был зачинщиком. И что там же Дэвид Логан, член Арийского братства, два дня назад нанес ему ножевое ранение в левый бок во сне. - Я сделал все, что смог. Использовал свои связи, ездил туда. Ему скостили срок с двенадцати до семи лет, и я добился экстрадиции. Если бы его не пырнули, Цю был бы в Гонконге через неделю. Теперь перевозка отложена на неопределенный срок. - Но его ведь все равно перевезут, да? - Было бы удобнее решать его судьбу в Китае. В США у нас не так много нужных знакомых, у меня связаны руки. Поэтому я повторюсь: сделал все, что смог. Когда он приедет, будем беседовать со знакомыми из органов судебной власти о досрочном освобождении. Цзянь впала в состояние глубокого шока. Уже смирившись с новостью о том, что у Цю кто-то появился, возможно, родился ребенок, такой правды она услышать не ожидала. Искренне надеялась, что ему хватило мозгов не влезать в эту помойную яму под названием "преступность", якобы начав новую жизнь и уехав. А еще шок вызывали возможности Чена. Если он называл столько сделанного "связаны руки", то что он мог здесь? И просто не хватало ума и фантазии представить. Безусловно, 14К не на просто так слынет самым влиятельным преступным синдикатом не только в Гонконге, но и в Республике, раз один из четырнадцати лидеров в состоянии буквально выкупить своего человека у другого государства. - Можно последний вопрос? Чен погладил ее рукой по волосам. - Разумеется. - Почему ты его вытаскиваешь? Потому что он работает на тебя? - Я могу нанять кого угодно. Я делаю это, потому что он мой друг, я люблю его, хочу для этого невезучего по жизни парня лучшего. Я делаю это для тебя, потому что ты хорошая девчонка, и мне больно смотреть как ты страдаешь по нему. Я пойду, схожу к твоему доктору. Спрошу насчет рекомендаций. - Чен подмигивает и встает, одергивая джемпер. - Поспи немного, потом поедем домой. Дверь за ним закрывается с тихим щелчком, и И ошарашенно смотрит в окно. Может это таблетки так действуют, и этого диалога и не было, просто галлюцинация, как страшный сон. Почему тогда в этом сне не было слов о том, что он мчится в аэропорт и завтра будет рядом. С каждой минутой сомнений в том, что это реальность, было все меньше. Хэ не стал бы обманывать ее, ему это незачем. От мыслей пухла голова, и Цзянь прикрыла глаза, укладываясь на подушку. Если Цю врет ей так уверенно, значит не хочет ее волновать, это логично. После попытки суицида человеку об угрозе жизни любимого и его проблемах нужно знать в последнюю очередь. Она бы тоже соврала, не задумываясь. Но почему он так хочет, чтобы И забыла его? Думает, не дождется? Семь лет - это много. Уже шесть. Девушка прерывисто выдохнула. Должно быть, для него тюрьма - настоящий ад. Может, там он сидит один и думает, думает, думает, позволяет проникать в голову мыслям о том, что шесть лет никто его ждать не будет, что он будет не нужен, и проще и лучше построить новые отношения. Может, и лучше. Может, и Чен прав в том, что стоит его забыть. Может, в этом вообще нет никакого смысла, если он так легко отказался от нее, хотя у них и был уговор, не смотря ни на что бороться друг за друга. Никто ведь не знает, что будет через шесть лет, возможно, эти чувства совсем затихнут. Но пока И любит так, что невозможно дышать, она будет бороться до конца, тем более, что у нее есть такая надежная подмога.