Телохранитель

Новый подъем энергии девушка испытывает к концу февраля, когда получает водительские права и сама за рулем Кайена едет на остров Лантау в исправительное учреждение Тхонфук. Сопроводить ее вызывается Чен, выделивший в своем затрудненном графике пару часов, говоря о том, что ее могут обидеть и она не знает как в тюрьмах все устроено. Цзянь рассказывает ему, что не спала всю ночь, так и не удалось сомкнуть глаз от волнения, но звучит это не как жалоба, а предвкушающе. Мужчина ведет себя хорошо, и ему разрешено первое свидание с близкими. На пропускном пункте их досматривают на запрещенные вещества и предметы, объясняют что делать можно, а что нельзя, сопровождают во внутренний двор. Получасовое свидание выпадает на прогулку на свежем воздухе, во дворе полно народу, в основном, заключенные; друзья и родственники, которых на досмотре было очень мало, приехали далеко не ко всем. Цю отыскать среди упакованных в синюю тюремную робу мужиков с короткими стрижками проще простого:  в общей массе он чуть ли не самый рослый и широкоплечий, шатается по территории в наушниках, ни с кем не идя на контакт. Цзянь с Ченом за плечом стремительно пересекает двор, расталкивая всех кругом локтями, и, подойдя, ловит его за расслабленную ладонь. Он, кажется, не верит своим глазам. Смотрит, как будто И - мираж, навязчивое видение, стадии от отрицания до принятия проносятся за секунду. Блондин сдирает наушники и отчаянно обхватывает девушку за талию, поднимая над землей. - Господи, неужели это ты! Я не верю, просто не верю! Ты наконец-то рядом! - целуя каждый сантиметр ее лица, он все шепчет и шепчет, как сильно скучал и как он ее любит; Цзянь ерошит короткие волосы на затылке, обнимает за шею, целует в ответ. - Эй, контакты запрещены! - орет наздиратель, грозя дубинкой. Цю тут же отпускает ее, ставя на землю, с улыбкой гладит рукой по щечке и здоровается с Хэ, крепко обнимаясь не смотря на предупреждение. Не размыкая крепко сплетенных пальцев, они ходят кругами по двору, рассказывая друг другу как дела. Цю, хотя и выглядит чересчур худым и изможденным, ни на что не жалуется, ни на питание, ни на охрану, ни на тяжкий шестнадцатичасовой труд шесть дней в неделю на пресс-формах по изготовлению протекторов на автомобильных шинах. Жаловаться не в правилах блондина, кроме того, за жалобы можно получить. Да и смысла в них нет, если возможность досрочно освободиться кроется в примерном поведении и усердной работе. За совокупность множества факторов, например, послушание, работа, соблюдение распорядка дня, не встревание в разборки, отказ от распространения и употребления наркоты, заключенным начисляются баллы. Заработать один балл означало вернуться домой на день раньше положенного срока. Сейчас у него четыре балла. Но за любую провинность их могли и отнять, поэтому Хуа Би вел себя тише воды. - Теперь ты рассказывай, красавица. Как у тебя дела? От его близости Цзянь просто плывет и на вопрос отвечает с опозданием, любуется им, хочет запомнить каждую деталь. Впитать выражение глаз с лучиками морщин в уголках, изгиб губ, уголки которых неумолимо тянутся вверх, хотя Цю пытается поджать их и сдержать глупую мальчишескую улыбку. Да он же все еще мальчишка! Озорной и веселый, под давлением жизненных обстоятельств и собственных ошибок вынужденный забыть истинного себя. Цзянь чувствует как в груди, где-то под ребрами теплеет от понимания, что у Цю прекрасное настроение, и как он рад их встрече после долгой разлуки. - Я... хорошо, Цю. Хорошо. Правда! Мы с Тянем, знаешь? Мы с Тянем теперь вместе учимся на юридическом. Там тяжело, и нужно очень много учить, но я справляюсь. Ем хорошо, Чен следит, чтобы я коньки не отбросила. И вот еще что. - И достает из кармана водительское удостоверение и показывает его Цю. Он безмерно гордится, прижимается губами к виску и долго дышит, вдыхая запах ее волос. Чену, который чувствует себя явно лишним, рядом неуютно наблюдать за этими нежностями, и он крутит головой по сторонам, разглядывая территорию и осужденных. - Моя умница. А как кот? - Прекрасно! Сам смотри. - она открывает галерею и фотку, на которой перед огромным зеркалом в ванной держит котяру. Барбатос скалится, болтая лапами и пушистым хвостом на уровне ее колен. Блондин вздыхает восхищенно, поражаясь каким огромным тот вырос. Пошутил, что если кот вот так прыгнет ночью, можно помереть от испуга. А потом тон его становится серьезным. - Ты не делаешь больше глупостей? Цзянь отчаянно крутит головой. - Правильно. Не надо этого. Ни депрессий, ни плохого настроения. Теперь я рядом, можешь приезжать ко мне дважды в месяц. Ты ведь будешь? - спрашивает он, смотря с надеждой. Блондинка крепко сжимает его ладонь. - Конечно буду! Ты во мне сомневаешься?! - Ни капли. Но мне все же нужно удостовериться. Больше тюремной камеры убивает напрасное ожидание. - Я буду приезжать. А ты веди себя хорошо, чтобы нам не запретили свиданки. - Обещаю. В разговор вклинивается Чен, говорит, что на КПП они оставили большой пакет с продуктами, сигаретами и гигиеническими принадлежностями. - Спасибо. - Тебе надо что-нибудь еще? Может, что-то из одежды, почитать. Цю смеется, в благодарность за заботу снова лезет обниматься, пока надзиратель не смотрит. - Малыш, я очень хочу домой, и мне некогда читать. Мое термобелье привези, и носки теплые. Блондинка кивает и улыбается так, что щеки болят. Искреннюю радость от встречи с Цю, пусть и такой убогой, невозможно унять. Он тоже счастлив, это видно. Наскучался, изголодался по вниманию, ласке, жмется как бездомный пёс и смотрит такими глазами, что хочется сгрести его в охапку и забрать домой, спрятать ото всех и никого не подпускать на пушечный выстрел. Только гладить по щекам и плечам, человать и утешать, что ни одна гадина больше не посмеет причинить страданий и боли. За болтовней полчаса пролетают как одно мгновение, свидание подходит к концу, и Цю, отпросившись у охранника, идет проводить их на пропускной пункт и забрать пакет, пока содержимое не растащили. Вышагивая по извилистым коридорам, Чен толкает их за угол, скрытый от посторонних глаз, и стоит несколько минут на шухере, пока они самозабвенно целуются. - Ребят, хорош. - предупреждает он, и приходится друг от друга оторваться. - Это тебе. - Цзянь прячет ему в нагрудный карман под липучку пачку купюр. - Чен сказал, понадобится. Цю кивает, целует еще раз и, прижавшись лбами, умоляет простить его за все сделанное и сказанное. - Мне так жаль, что мы с тобой так круто попали. - Просто я тебя больше никуда не отпущу. Держись тут, понял? Я люблю тебя. Они прощаются до следующей встречи. Цю крепко, с чувством пожимает Чену руку и обнимает, благодаря за все, что он сделал для него, включая присмотр за Цзянь. На пути домой все пятьдесят минут И расспрашивает Хэ о всех возможных и законных путях освобождения мужчины, уступая водительское кресло. Хотя на закон ей уже наплевать. Предложи кто выкрасть любимого из тюрьмы, она бы согласилась, не раздумывая ни секунды. Но, все же, немаловажным было признание, что он освобожден обоснованно и честно. Чен трет подбородок задумчиво, переключает передачу и выжимает из машины всю мощь, мчась по жилому комплексу. - Эй! Сбавь скорость. Раздраженно выдохнув, он отпускает газ, плавно выезжая на свою улицу, и едет до самого ее конца, где особняк Чена и дом Цю стоят напротив друг друга. - А тот ваш юрист, который тогда вытащил Цю, можно с ним поговорить? - Нет, к сожалению. Господин У отошел в лучший мир четыре года назад. - Эх, жаль! Единственный человек, который мог ему помочь выбраться, и тот мертв. - Подумай сама, что можно сделать? Ты же на юридическом. Проведи исследование, собери инфу, поговори с преподами. Так, чисто издалека, чтобы не подумали ничего такого. - Да что такого они могут подумать! - возмутилась она, выходя из машины. - Он не виновен, и сидит за каких-то уродов, которые свалили на него всю вину. Когда автоматические ворота гаража поднялись вверх, они поменялись местами, и И под четким руководством брюнета припарковалась. Разместиться на огромном Порше с его габаритами в гараже, не задев опоры и Ауди, тяжело, но И справляется. Когда брюнет показывает ей поднятый вверх большой палец, девушка глушит мотор и нажимает кнопку стояночного тормоза. - Чен! - заорала она. Хэ вошел в гараж, уходя со слякотной улицы. - Я пока что не глухой. - Я придумала! Кое что очень крутое! Слушай, ты знаешь, что практикуется такая хрень, как отсидка срока за гонорар? - он кивнул, и она продолжила. - С юридической стороны это вообще ни разу не законно, но если есть деньги и связи, возможно все! Чен выгнул бровь, скрестил руки на груди и спросил: - Ты хочешь посадить вместо А левого человека? Это не прокатит. - Да ты не понял! Надо выйти на тех людей, которые участвовали в том нападении в ЭлЭй и за деньги уговорить кого-нибудь дать показания, что это был он, а не А Цю. Будет выглядеть просто как явка с повинной, и с Цю снимут обвинения. Кроме того, - она замялась, - там не было убийства, и даже не стрелял никто. Так, пистолетами помахали, и все. - Кажется, в тебе просыпаются гены господина Цзянь. Неплохо. Даже очень неплохо. Ты молодец. В бандах всегда есть люди, которым проще находиться в тюрьме, чем на воле. За хорошие деньги, думаю, какой-нибудь урка согласится. Там уже и показания свидетелей будут не так важны, их слова можно списать на шок и страх. Если потребуется, можно найти и лжесвидетелей, или подкупить уже имеющихся. - Вот именно. Самый главный фактор преступности - это бедность. Деньги все решат! - окрыленная Цзянь И напрыгнула на брюнета, чмокнула в щеку, чуть не выдрав клок волос, закрыла гараж и понеслась в дом. - Только, Цзянь, я не могу дать денег. Если заплачу я, Цю действительно будет мне очень должен. Сейчас я помогаю как друг, безвозмездно, но деньги ему придется отработать. - У меня есть отец, тоже лидер Триады! И деньги! Много денег! Чен насторожился, спросил сколько, и И провела его на второй этаж, подняла основание кровати, верхняя часть с постелью на ней поползла вверх, являя во внутренних отсеках аккуратные стопки денег. - Ты что, обнесла банк? - А ты не смейся. Это выкуп за меня, с того раза. Миллиард Юаней, и я готова его вложить, не жалея ни одно фыня. - Хорошо, я подумаю как осуществить твой план. - Нет. Пришло время активизироваться моему отцу. В первых числах апреля аферу с подставным чистосердечным признанием удалось провернуть. Разузнав, что один из доверенных людей банды и по совместительству будущий зять одного из боссов, лидеры 14К обещались помочь, говоря емкое и уверенное "мы своих в беде не бросаем". Отец нашел какого-то заумного и очень влиятельного американского юриста, который подсобил с делом. Отсидеть оставшиеся пять с половиной лет согласился молодой афроамериканец по имени Джейкоб из Бладс, выходец из Гетто, у которого не было ничего, кроме банды, внушительного списка мелких преступлений, больной раком молочной железы матери и старшей сестры, вынужденной торговать собой, чтобы хоть как-то обеспечивать свое существование. Вот тебе и Америка, великая нация. Выяснилось также, что несколько месяцев назад в Центральную тюрьму Лос-Анджелеса села пара его соратников, которые могли бы обеспечить ему защиту. Парень согласился сразу, стоило засветить пару миллионов долларов, и еще пару перевести на лечение его матери. В тот же день Джейкоб пришел в полицию с признанием, и еще через несколько дней состоялся суд. Проблем не возникло абсолютно никаких: вновь вызванные свидетели дали показания против него, не особо вникая, кто и за что сидит, главное - преступник задержан. Цю, за закрытием дела и снятием обвинений, освободили в середине апреля, прямо перед днем рождения. Цзянь ждет на парковке около двадцати минут, усевшись на теплый капот автомобиля, и гипнотизирует контрольно-пропускной пункт Тхонфук, в дверях которого мелькает народ. На улице тепло, в тонкой джинсовке не холодно и не жарко, откровенно хорошо. Только легкие порывы ветра ерошат перекрашенные в черный отросшие до груди волосы. Вступая в новый жизненный этап, Цзянь ощутила потребность измениться и самой, пойдя на кардинальные изменения во внешности. В кармане вибрирует телефон; достав его, И улыбается. Абонент Милый появился в сети. Значит, вещи уже отдали, сейчас переоденется и выйдет... Не успевает И додумать, как неожиданно дверь наспахивается и ударяется о стену с такой силой, что чуть не слетает с петель, а овчарки заходятся неистовым лаем. Цю мчится ей на встречу в застегнутой только на половину пуговиц рубашке, расхлябанный и счастливый. Оделся абы как и - бежать! Без слов налетает, впечатывая в капот Кайена, и засасывает так, что промежность обдает жаром. Остранить его не так-то просто, и даже уперевшись ладонями в плечи, оттолкнуть не получается. - Хочешь трахнуть меня прямо здесь, на глазах у смотрящих из окон зэков? Цю оборачивается через плечо, пробегается взглядом по бледным лицам в окнах на первом и втором этажах, поджимает губы в ответ на требующий продолжать свист. - Нет, прости. Я что-то голову потерял. - он в затылке чешет с досадой и виновато улыбается. Гладит по плечам ладонями и шелковым волосам, накручивает прядь на пальцы. - Тебе очень идет, малыш. Подлецу все к лицу, да? Цзянь смеется и целует его в уголок рта, обхватив ладонью волевой подбородок, вкладывает в руку брелок с ключом. - Я знаю, ты соскучился по ней. - О да. - тянет он мечтательно, спуская Цзянь на землю. - Только сначала надо обновить права. У меня срок истек. Не хочу загреметь в тюрьму в тот же день, как освободился. Девушка забирает ключ, заводит мотор, и они ползут домой, на север, через весь Гонконг, в сонной утренней пробке. Начинает накрапывать мелкий дождь. И всю дорогу колотят капли по стеклу, дворники туда-сюда, тихие за толстым бронированным стеклом повизгивания клаксонов. На светофоре И украткой бросает взгляд на блондина. Уснул, свернувшись клубочком в кресле, насколько позволяло его разложенное положение. Домой по пробкам добираются через час с небольшим, И будит мужчину легким потряхиванием за плечо, и он приоткрывает сонные глаза. - Приехали, милый. - Надеюсь, у тебя никаких дел нет сегодня? - Цю потягивается, зевает сладко. Брюнетка говорит, есть сегодня четыре пары, но она уже позвонила куратору и предупредила, что не придет по семейным обстоятельствам. - Хочу в душ, и спать. С тобой. - Хорошо. Горячий душ разморил его еще сильнее, и блондин едва ли находит в себе силы доесть плотный завтрак. Лениво жует и залипает, прямо за столом погружаясь в состояние полудремы. Кот, тут же вспомнив своего хозяина, начал неистово орать, ругаясь за долгое отсутствие, и теперь лежал на его коленях под столом огромным меховым облаком, громко урча. Цзянь, убирая в мойку посуду со стола, целует Хуа Би во влажную макушку, выпроваживает в спальню, и он уходит, держа в крепких объятиях Барбатоса. И присоединяется к нему через несколько минут, сменив уличную одежду на огромных размеров старую футболку Цю. Сейчас он такой худой, что она и на нем, наверняка, тоже висела бы мешком. Устроившись у нее под боком и обняв рукой поперек талии, он долго молчит и хлопает глазами, смотря в панорамное окно на зеленеющие деревья. Девушка тянется, укутывает их обоих в плюшевый плед по самые уши, обнимает Цю за плечи, прижимая к себе. Этот миг единения был таким долгожданным, что сейчас это похоже на сладкий сон, а молчание - уютнее и уместнее, чем любые слова. - Почему не спишь? - Боюсь спать. - отвечает он шепотом. - Боюсь проснуться в своей камере и понять, что ничего этого нет. - Нет, Цю, это не сон. Теперь все хорошо, все позади. Ты увидишь. - Цзянь И прижалась к его макушке щекой. - Все хорошо.... Он все же засыпает, ворочается недолго, а потом проваливается в сон. Девушка лежит с ним около часа, вслушиваясь в посапывание и вдыхая забытый запах. Это действительно было непохоже на реальность, спустя столько лет Цю снова рядом, но кожа под подушечками пальцев, колючий ежик волос и дыхание в изгиб шеи говорят, что это все на самом деле. Блондин переворачивается на другой бок, спиной к девушке, и зарывается в плед сильнее, дрожа от холода. Продрог в сырой камере и на стылом сквозняке, недокормленный, измученный. Такой... слабый, трогательный. И понимает, что не может он быть всегда сильным и несокрушимым. Цю тоже нужен приют, успокоение, грамма заботы и тепла. Хотя бы изредка, хотя бы сегодня. Цзянь готова дарить свою любовь каждый день. Она дает ему выспаться, будит ближе к вечеру, оседлав бедра и расцеловывая голые плечи в красочных узорах. - Милый, пора поужинать. Цю копошится сонно, мычит в подушку недовольный, переворачивается на спину, закрывшись предплечиями. И щекочет ему подмышки, реакции не добивается. Для Хуа Би щекотка - все равно что медоеду пчелиный укус. То есть, ничего, абсолютный похуй. И меняет тактику, проводит языком от пупка до солнечного сплетения, по ложбинке между сладкими кубиками, ставит пару засосов на не видевшей солнца коже. Покусывает, целует, наглаживая бока, искоса смотрит как Цю просыпается и следит за ней одним глазом, облизав сухие губы. Взгляд масляный, довольный, искрится желанием. Цзянь грудью, которой лежит у него между ног, чувствует как в боксерах становится напряженно. - Издеваешься? - спрашивает он хриплым и глубоким ото сна голосом. От этого голоса пробивает дрожью, до мурашек по загривку, такой он сексуальный. - Издеваюсь... вверх или вниз? Он отнимает от лица руки, сгребает в горсть волосы на затылке, то ли ерошит, то ли наоборот собирает с хвост, выше тянет, вынуждая улечься себе на грудь. В рот впивается долгим, развязным и ленивым поцелуем. - А теперь вниз.