Розовый я

                    1 ноября       УЖЕ СЕГОДНЯ Я В ЭТОМ ВНОВЬ НЕ УВЕРЕН!       Решил позвонить Яну — хочу заняться с ним алгеброй, чего бы он там ни думал обо мне!       Почему я решил звонить в ванной, уже и не помню — наверное, не хотел, чтобы домашние поняли, что я говорю именно с Яночкой. Включил даже воду, типа моюсь, отвалите, не мешайте.       Набираю номер. Не брал долго.       — Да?.. Говорите! Аллё!       Его голос. Я втайне надеялся, что стыренный номер может оказаться и не Янкиным. Мало ли кого он «мой» называет. Мой пёс, например! Мой любимый человек! Мой будущий репетитор по алгебре… Я так ничего и не сказал. Он нажал «отбой».       Набираю второй раз с решимостью уже заговорить.       — Алло! Вас не слышно… Кто вы? Говорите…       — Это я… — глухо сообщаю в трубку.       И розовый замолк, но «отбой» не нажимает. Я тоже молчу, хотя это как-то по-другому называется — скорее, пыхчу. Свернулось всё в низу живота в тяжёлый томительный ком, моя правая рука судорожно полезла в штаны. Член сам выпрыгнул — уже «ванька-встанька». Что же это? Немое кино отдыхает! Левой рукой держу трубку у уха, правой «шкурку гоняю», упёрся коленями о ванну, через мучительные минуты выстреливаю туда же и уже не могу сдержаться, громко всхлипываю. И с красным хуем голой задницей устало сажусь на пол, наклоняясь на стиральную машину.       — И как, полегчало? — прозвучало вдруг в трубке. Я-то думал, что он уже отключился!       — Ом-м-м… я это... — это всё, что я смог ответить. — Я перезвоню!       Это значит, что мне голоса его хватает, чтобы завестись, что ли? Ленку-то я мял долго перед этим самым! А что обозначают его слова? Это он так послал? Или, наоборот, одобряет? Позже звоню ему с улицы. Здесь надёжнее! На улице дрочить точно не буду!       — Ян, это всё-таки я.       — И?       — Я хочу к тебе завтра приехать, заниматься алгеброй, тебе надо, как бы ты там ко мне ни относился…       — Точно! Мы же до-го-во-ри-лись!       — Говори, где ты живёшь и на какое время договариваемся?       — Телефон, значит, у тебя есть, а адреса нет!       — Твой номер я переписал с контактов твоего же телефона, — честно признался я.       — Благородно!       — Не уходи от темы. Когда и где?       — А почему я звуков воды не слышу?       — Где ты живёшь?       — А если я тебе скажу: «Отъебись»?       — Не отъебусь!       — Круто! Улица Чкалова, дом 12.       — А квартира?       — Идиот, это дом.       — А-а-а, понял! Приеду завтра в 11.00.       — Не могу сказать, что буду ждать с нетерпением!       — Пока.       2–8 ноября       В одиннадцать утра я подъехал к симпатичному коттеджу, вышел из машины, позвонил в ворота. Мне открыл водитель, который за Яночкой приезжал в лицей. Я заехал во двор, внутри уютно.       В доме меня встретила его тётя — она жена брата его отца — зовут Тамара.       — Ян наверху, проходи.       Я поднялся по витой лестнице и зашёл в открытую дверь комнаты. Яночка сидел в кресле, перекинув ноги через подлокотник, слушал музыку и читал какую-то книженцию. Розовые волосы заплетены в косичку! Из-за этого его шея кажется такой тоненькой и смешной! Ян в серой трикотажной домашней пижаме, на руках нет браслетов. Увидел меня не сразу, сидел и, видимо, в такт неслышимой музыке ногой дрыгал. Потом заметил меня и медленно снял наушники.       — Всё-таки педагогический порыв не пропал? — вместо «здравствуй» сказала розовая косичка.       — И тебе привет!       — Что нужно? Учебник? Тетрадь?       — Доставай всё, что есть… Я принёс свои конспекты от репетитора.       Пока он всё доставал и раскладывал на столе, я рассматривал комнату. Какая-то нежилая. Вся белая. Побелённые стены, белые плотные шторы, белый ворсистый палас. Белая мебель. И ярко-синее кресло, в котором Яночка и сидел. На стене большая фотография. На ней маленький курносый кучерявый мальчик лет пяти с шариком одуванчика в хрупкой ручке недоверчиво смотрит в фотокамеру. Рядом красивая черноволосая женщина, тоже со вздёрнутым носом и чёрными глазами, а с другой стороны улыбается, показывая все тридцать два зуба, мужчина-блондин с несколько тяжеловатой челюстью. Зачем спрашивать, и так понятно, кто это…       Без церемоний мы сели заниматься. Оказалось, всё не так уж и безнадёжно. Ян был внимателен, трогательно двигал бровями (ненакрашенными! без колец!), если чего-то не понимал. Грыз ручку. Когда он решал примеры самостоятельно, я его рассматривал. Если он это замечал, то поднимал на меня вопросительный взгляд. Через два часа Тамара нам принесла обед. У меня сложилось впечатление, что сделано в каком-нибудь ресторане и там же сервировано.       Пока жевали, я, набив рот, спросил Яночку:       — А тебя в соцсетях нет?       — Нет.       — И тебе совсем не интересно? Надо же с кем-то общаться…       — Не всем надо.       — М-м-м! Ты в своём телефоне меня случайно в чёрный список ещё не внёс?       — Пока нет.       — Это значит, что я смогу тебе звонить… иногда?       — Ты только не часто, это вредно, наверное!       Я чуть не подавился! Закашлялся, а Яночка только похабненько улыбнулся мне и захлопал ресницами. Решил, что уж лучше помолчу.       Потом мы ещё занимались полтора часа. Когда производные уже лезли из ушей, я завершил сеанс обучения. Сказал, что завтра в одиннадцать. Ян провожал меня до дверей. И напоследок я сказал ему:       — Спасибо, что ты пирсинг снял, так гораздо лучше… — И провёл пальцем по брови.       Мы занимались с ним всю неделю. Программа была всегда одна и та же: четыре часа математики и царский обед посередине. Посторонних разговоров не было. И ещё, он умело уходил от всех моих прикосновений. Вот казалось бы, люди касаются в быту друг друга тысячи раз, не придавая этому никакого значения. А те касания, которых добивался я, другие, они пронзали меня и томили. Дотронуться до локтя, типа неправильно решаешь, остановись. Пододвинуться ближе, почувствовать коленкой его ногу, типа слежу, какую формулу он применяет. Встать за его спиной и низко наклониться, уперев руку в столешницу, типа ну-ка, ну-ка, что там у тебя получается. Положить руку на его плечо и легонько сжать, типа молодец, парень, получается уже! Водить пальцем по тетради и как бы нечаянно задевать его пальцы… Так вот, всё это удавалось только однажды — второго такого прикосновения он не допускал.       В субботу я к Яну не поехал, у отца день рождения. Вечером, после домашних посиделок, отправился к Коту, продолжили «праздновать», я был конкретно пьян, поэтому позвонил домой и серьёзным голосом уговорил отца разрешить мне у Кота остаться.       Ночью проснулся в чужой комнате, мутит. Вышел на балкон. Достал телефон, звоню ему.       — Алло… — сонный голос. — Что случилось? Ты в курсе, сколько времени?       — Угу.       — Что ты хочешь?       — Я-а-ан-ка-а-а! — протягиваю я.       — Ты пьяный, что ли?       — Да, в хлам!       — Рассол, что ли, принести?       — Не-е-е…       — А что тогда?       — Себя!       — И как это понимать?       — Я тебя сегодня не видел! — начинаю натурально хныкать.       — Не беспокойся, я не изменился.       — Я-а-ан-ка-а-а!       — Всё, я иду спать, задрал!       — Я хочу с тобой спать!       — Иди на хуй! — И короткие гудки.       Ну я и пошёл. Здравствуй, моя правая рука! Янка-а-а!