Розовый я

2–9 января       Утром проснулся раньше всех, так как меня качало на винных волнах и водочных парах всю ночь. Нафига намешал вчера? Ян спал на диване, но не в моей комнате — в гостиной. После душа и одинокого распития ведра крепкого чая вернулся к себе. На столе заприметил коробочку — Янкин подарок. Отрываю, что там? Хм… Он ничего не перепутал?       В коробочке знакомый золотистый флакончик с тушью какого-то французского названия, только новый, с пломбочкой на стыке. Зачем-то чёрный мелкий толстенький карандашик. И ещё круглая коробочка со стразами! Это что, намёк на ролевые игры? Или что? Та-а-ак, пьянству — бой! Туплю… не въезжаю. Почему бы и мне в машинку что-нибудь не подарить? Что за…       В комнату зашёл Яночка в пижаме. Увидел открытый подарок, удивлённого меня на краю кровати, улыбнулся и спросил:       — Ну как, нравится подарок?       — Ага, не терпится попробовать…       Ян нахмурил лоб и непонимающе посмотрел на меня внимательно:       — Ты, наверное, ещё просто не проспался!       — Э-э-э… Возможно... А что мне с этим набором делать?       — Ну, ты и дура-а-ак! — нежно сообщил он и взъерошил мне вихры на голове.       — Это ты сейчас понятно всё объяснил…       — Ладно, забудь, лоханулся я, видимо, с подарком. Сорри! Переподарю что-нить другое: капу боксёрскую, например, или пену для бритья! Подарок — мечта!       — Да уж нет, оставь стразики! Протрезвею, расшифрую, не расшифрую — накрашусь!       — Ух ты! Как бы не пропустить это шоу!       — Я тебя позову-у-у… — Я потянул его на себя, поставил между коленок, обнял за талию, прижался лицом к его животу под пижамой. Мне кажется, что он пахнет кипячёным молоком:       — Ты молочный поросёнок… — прогудел ему в живот.       — Между прочим, твой отец тоже встал, — лукавым шёпотом сказал поросёнок. — Он-то не Машка, точно без стука к тебе зайдёт!       Реально напугал, но у меня хватило выдержки не оттолкнуть его от себя, а рывком по-братски посадить рядом на кровать.       — Ты, вообще-то, как после вчерашнего? — смущённо спросил Янку.       — Жить можно! Хотя в туалет ещё не ходил, страшно… — прохохотал Ян.       — Идиот, что смешного? Я серьёзно спрашиваю!       — Не грузись, пережил! Думаю, тебе гораздо хуже…       На самом интересном месте зашёл отец:       — Михаил, мне кажется, что ты спиваешься! Может, пора к специалисту обратиться? — то ли шутит, то ли серьёзно, и это вместо «доброе утро, любимый единственный сын».       — Пап, я сорвался, на меня дурно влияет социум…       — Короче, надоел мне твой социум! Больше заняться нечем кроме того, как напиваться?       — Пап, всё, я завязываю, чес-слово!       — А ну-ка, оба на кухню, завтрак стынет…       Уж не знаю, как бутерброды могут стынуть!       На сегодня у нас был запланирован боулинг с отцом и его друзьями-врачами. Ян пошёл с нами. Пока врачи что-то, как обычно, про работу говорили, мы с Яном весело проводили время. Он, оказывается, мастер шары кидать.       Вечером мы с Яночкой пошли «гулять». Катались с горки во дворе и играли в снежки. Он, правда, попытался посреди этих милых младенческих забав пойти покурить. Но был жестоко наказан старшим товарищем — лицом в снег. Ещё качались на скрипучих дворовых качелях. Я спросил у Яна:       — Почему ты сказал, что после вчерашнего мне «должно быть хуже», чем тебе? Я ни о чём не жалею…       — Это сейчас, а если твои друзья узнают? — тихо ответил розовый.       — Думаешь, сломаюсь?       — Думаю, что им не нужно знать!       — Ты боишься… такой славы?       — Ха! Я уже отбоялся «такой славы». Я боюсь за тебя…       Я долго обдумывал его слова.       — Ян, ты очень сильный, ты знаешь, я поражаюсь этому каждый раз, и мне не сравниться с тобой…       Пауза… и Ян выходит из минора:       — Но носишь-то на себе меня ты! И ещё бьёшь постоянно! Изверг! — он начал загибать выразительно пальцы в перчатках. — Футболку мне порвал — это раз, из школы похищал — это два, алгеброй насиловал — это три, маслом облил — это четыре… Да ты садист!       — Это потому, что ты мерзкий, упрямый, укуренный, непослушный, наглый розовый урод, матершинник, двоечник, прогульщик и развратный тип! — почти веселясь, вторю я ему.       Ночью мы только целовались, я не посмел касаться его задницы, она ещё болела. Засыпая, я подумал: а свою задницу я бы подставил? Стопудово, нет. Чего боюсь? Н-н-не знаю, может, боли? Нет. Это для меня рубеж, точка невозврата, пожизненное — вот чего боюсь.       Каникулы оказались счастливыми и быстрыми. Пятого отец вновь погрузился в работу, какой-то вызов срочный. Шестого приехала Светуля и Машка. На протяжении этих дней успел встретиться с друзьями: мы ходили на каток. Ян отказался, я не уговаривал. Ещё ходили в клуб, где Кот нализался так, что пришлось его нести домой. Думаю, его музыкальная мама издала много неприятных нот в его адрес. Я же не пил: мужик сказал — мужик сделал! Спешил домой, там меня ждал Ян — моё антиалкогольное средство. Парни не знали, что розовый живёт у нас.       Седьмого приехали родственники Яна из Дубая. Я был приглашён на поедание восточных сладостей. Как приехал, так и остался ночевать в его белой комнате. Смотрели кино, ужасы. Ян ржал до колик над этими ужасами! Испортил всё впечатление, гад, а я давно хотел посмотреть этот фильм. Потом, правда, он извинялся. Извинялся страстно: мы трахались на его белой кровати. Ян ничего не боялся, начал сам. Хотя когда он меня уже распалил своими пальчиками, на него вдруг напала какая-то детская стеснительность, а я уже дорвался до добычи, завладел покрасневшим объектом и не мог остановиться. Робкие протесты Яночки уже были бессмысленны. Вместо масла в этот раз какой-то жирный крем на презерватив (это я такой заботливый! Или озабоченный?). И хриплое дыхание, и блуждающие по моей спине его руки, и вновь сердце, которое металось от меня в него и обратно. В этот раз благодарный я даже впервые попробовал взять его член в рот — очень странное ощущение, вряд ли это был хороший минет. Да и проглотить я не смог… Но мне показалось, что Яночка не понимал моей неопытности, он был в бреду. Хуже всего было то, что ему опять было больно, опять была кровь.       После душа, уже засыпая, Ян меня спросил:       — А сегодня любовь или секс?       — И то, и другое, — уже уверенно ответил я.       Он открыл глаза:       — А ты мне не врёшь?       — Да я вообще никогда не вру!       — Вот и не ври.       9 января — тайм-аут, день тишины, карантин. Светуля нашла в кастрюлях Янкины напульсники. Вопросительно протянула их мне за обедом:       — Он сам их снял?       Блин, я покраснел:       — Ну, почти сам… я нажал только чуть-чуть.       — Чуть-чуть нажал? — это отец зыркнул грозным глазом.       — Че-е-есно! Попросил.       — Попросил, и он сразу снял? — не унималась Светуля.       — Ну… не совсем сразу.       — Круто, может, тебе нужно на психолога учиться? Как-то быстро ты его вытащил из кожуры…       — Вы не представляете, что он мне подарил! — наивно полагая, что меняю тему, выпалил я и сорвался в комнату за коробочкой.       — Блистю-ю-ючки! — восторженно прошептала Машка, когда я открыл коробочку и выложил содержимое между тарелками.       Отец и Светуля многозначительно переглянулись и уставились на меня.       — Что?       — Круто! — сказала Светуля. А отец, тщательно подбирая слова и смотря в суп:       — Сын, это очень ответственно, приручать человека. Я надеюсь, для тебя это не игра?       Вечером был ещё звонок от Яночки:       — Ми-и-иш, принеси в школу напульсники, пожа-а-а-алуйста…       — Какие напульсники? — включил я дурака.       — Миш! Я не могу без них!       — Ты неделю жил без них. И даже не вспоминал.       — Откуда ты знаешь, что не вспоминал? Короче, найди их у вас, принеси… Ладно?       — Я подумаю.       — Миша! — возмущённо выкрикнул он.       — Спокойной ночи, мой поросёнок! 10 января       Никакого восторга по поводу вновь начавшейся школьной жизни никто не испытывал. Настроение не боевое. И потом, пришлось играть равнодушие к Яночке. Розоволосый в моём пиджаке, ненакрашенный, из железок — только кольца в ухе, но, чёрт, на руках какие-то уродские напульсники! На первом уроке он шёпотом, двинув локтем, спросил:       — Ты принёс?       Я изобразил злость и вперился в тетрадь…       — Ми-и-иш! — тыкал он меня локтем до конца урока. Записи в тетради стали просто супер!       На большой перемене потащил его в туалет, но в этот раз закинул его в кабинку, прижал в стенке. И, во-первых, поцеловал в губы. Во-вторых, схватил его за запястья и распорядился:       — Снимаем!       В это время кто-то зашёл в туалет.       — Не-е-ет, Миша, нет, я не могу.       — Можешь, — я напирал. — Я чуть-чуть тебе помогу. Давай это снимем.       Уж не знаю, что подумал некий случайный посетитель туалета, но он тут же выбежал вон. Пофигу!       Я проворно снял напульсники с растерянного Яна. Потом дотянулся до манжеты рукава розовой (!) рубашки под пиджаком и натянул его ниже. Я снял с себя часы на металлическом широком браслете и надел на Яночку, на левую руку, где стыдный шов на коже был ниже.       — Дарю.       Ян удивлённо рассматривал часы.       — Но носить часы на двух руках не нужно. Ян, оживай! Я выбросил твои напульсники (это ложь, конечно) и эти выброшу.       — Ты мной командуешь, ты не считаешься с моими желаниями, как будто я твоё домашнее животное! — обиженно выпалил Ян. Его живот возмущённо вздымался в мой живот.       — Да, командую! Потому что твои желания мне не нравятся! Да, как со своим! Только не с животным, а со своим… парнем.       — Да?       — Да, балда! Пойдём на уроки, а то сейчас сюда спецназ прибежит спасать розовое чучело от рук маньяка-насильника… — И выволок его из кабинки. Отобранные напульсники (как выяснилось, просто старые) я действительно выбросил.       Часы он не снял, разумеется, но два урока сидел, озираясь по сторонам. Потом, видимо, понял, что никто на его руки не пялится, и несколько успокоился. Домой отправился один.       Но некоторые всё-таки заметили отсутствие напульсников и мои часы.       — Миха, просто высший пилотаж! Как ты добился от ублюдка снять браслетики? — восхищался Кот (он, кстати, на домашнем аресте после клуба).       — Я их просто сам снял.       — Бил? — равнодушно спросил Дюха.       — Нет.       — А часы не жалко? — подключился Муха.       — Нет.       — А ты, Миха, упёртый крендель, — порадовался за меня Кот. — Наш розовый человеком становится. И всё ты! Только не пойму, когда ты успел его обработать?       — Мы продолжаем заниматься алгеброй! — на этом месте Дюха недоверчиво взглянул на меня…       — Ты розгами-то его бьёшь на занятиях? На горох ставишь? Думаю, он тебя уж-ж-жасно боится, — засмеялся Кот-арестант.       — Надеюсь, — ответил я, и заскребло что-то внутри. — Всё, замяли! Мне в секцию.       Вечером позвонил Яночке и назначил время для занятий по алгебре, надеясь, что будет не только математика...