***
Тёплый день уступил место прохладному вечеру, времени, когда горячие обелиски прячутся за горизонтом, а мириады небесных тел рассыпаются по вселенскому небу, напоминая о грехах и подвигах предков. Этим вечером Эйя ощущала себя на удивление легко и спокойно, не смотря на утренний инцидент; связано это состояние было не то с отсутствием Эстер, не то из-за эля, плескающегося в её фарфоровом стакане. Она плавала в терме усыпанной лепестками и благоухающей маслами, лениво кидала взгляды на развивающиеся полупрозрачные тюли. Две служанки сидели у колонн, переговаривались и смеялись над какими-то новостями дворца, одна фрейлина сидела на краю бассейна и пела, разбавляя обстановку в мраморной зале — она пела о любви и птицах, о свободе и приключениях, о событиях в других мирах и существах, населяющих их, чарующий голос окутывал Эйю и успокаивал. Царевна присела на одну из ступенек, откинула голову назад, упирая голову в свёрнутое полотенце, которое уберегало её от острого мраморного выступа. Прикрыв глаза, Эйя позволила себе вздремнуть — она медленно выгорала изнутри. Эйя открыла глаза, как ей показалось, через мгновение, но в умывальне уже не было слуг и фрейлин. Она подняла голову, замечая Тора, расхаживающего по левую сторону от неё, тут же её руки прикрыли грудь, всплескивая всё ещё тёплую воду. Она невольно громко вздохнула, а потом оглянулась — её кувшин и бокал уже были отнесены на кухню, а ночное платье покоилось рядом со ступенями на мягкой подушке. — И что ты делаешь здесь? — злобно спросила она, убирая руки от груди. И что он там увидит? Он её муж, к тому же, абсолютно в ней не заинтересован — детский жест! — Локи… дозорные с рубежей нашли его. Он жив, — с грузом на сердце произнёс Тор. У Эйи перехватило дыхание, она удивленно взглянула на мужчину, что-то кольнуло её прямо в сердце, заставляя его неприятно сжаться. Она не знала что ей делать, она никогда не оказывалась в подобной ситуации до этого момента, что-то внутри толкнуло её идти к нему и успокоить, как мать, прижать к своей груди и уверять в том, что всё будет хорошо, но хорошо уже не будет. У неё дрожат руки и дышит она сбивчиво, рвано, когда выходит из бассейна, когда наспех надевает свободное платье, которое облепляет её сырое тело. Эйя ступает к нему, останавливается практически у самого его носа, а потом обнимает, не говорит ничего, но обнимает, проводя рукой по голове и шее, утыкается в стыки ключиц. Царевна бессильна в этой ситуации, но ей кажется, что Тору не нужны слова успокоения и бесплодные попытки глупого убеждения в лучшем будущем. Эйя соболезнует Тору, правда сожалеет этому горю, потому что она знает каков это — знать что человек жив, но не иметь возможности его увидеть, не понимать его поступков и ненавидеть всем сердцем любя при этом. Тор, кажется, впервые обнимает её, сжимая хрупкое тельце в своих сильных руках, впитывая запах масел и муската. — Я должен отправиться к нему, мы знаем, что он взят в плен, — тянет Тор, не отстраняясь от Эйи. — Понимаю, он твой брат и ты должен… — Я не знаю, что мне делать с этим, Эйя, я правда не понимаю… я жалок в собственных глазах. Я так зол и одновременно ощущаю облегчение, но вместе с тем непомерное чувство раздражения и предательства. За что он так с нами, что мы ему сделали, Эйя? — обречённо шептал он, отстраняясь от девушки, держа её локти в своих руках. Её рука легла на его щёку, она помотала головой, давая понять, что ответ на этот вопрос ему может дать только Локи. Тора всё съедало изнутри, он ощущал это мерзкое чувство разложения чего-то важного и ценного для него, точно гиены на запах мертвечины пришли и подъедали останки мёртвых чувств. Он хотел крушить всё вокруг, готов был выть волком, он намеревался разделаться со своим братом и напомнить ему, кто является для него настоящей семьёй. Отец обязательно вынесет справедливый приговор и он, будучи под тяжестью своих преступлений, должен будет понять все свои ошибки. Тор хотел бы чтобы было именно так, но надежда тлела, а вместе с ней и здравомыслие царевича. — Я всё ещё зла на тебя, но не могу не принять во внимание факт этой катавасии с твоим братом. Я может и не ощущаю себя твоей женой, нет у меня и тайных мечтаний стать тебе сестрой или подругой — это абсурд, но всё же, выполни мою просьбу, — она взглянула на него из-под ресниц, складывая руки в замок на уровне солнечного сплетения. — Вернись в Асгард, не оставляй меня, прошу… Тор опешил, увидев в глазах жены проблески слезинок. Разумеется, она боится, что он оставит её, встретится с Джейн и останется с Фостер. Он ужаснулся, когда понял, что причиняет мучительную боль Эйе, пусть и не специально, но он всё же продолжает топтаться на её чувствах своим небрежным безразличием — он знал, но поделать с собой уже ничего не мог. Эта девушка, законная супруга, совсем юная, с оленьими глазами и кучей веснушек, стала его женой и держалась гордо перед царским двором, она же, когда-то в будущем, должна будет подарить Асгарду наследника, он знал это наверняка, потому что тело земной девы не сможет сдержать в себе мощь ребёнка громовержца. Долг Эйи быть подле мужа, так неправильно, ведь он по сути дурачит обеих разом — любя одну, он точно знает, что вернётся к другой пусть не любимой, пусть не к единственной, но к той, кто предназначена ему неведомой судьбой, к той, что станет для его ребёнка матерью, к будущей царице. Как бы горько от этого не было — у него есть долг, обязанности и он не может отречься от них, не может оставить то, что так долго возводили его пращуры, даже если бы очень этого хотел. Ребёнок, которого с детства готовили к правлению не может неожиданно предать свой народ. Он долго смотрит в её глаза, подносит свою руку к её лицу, проводит по виску, убирая намокшую прядь волос выпавшую из причудливой конструкции на голове, его ладонь медленно двигается к макушке, а потом идёт вниз к шее; рука у него до безумия тёплая и богиня, слегка холодная от воды, инстинктивно льнёт ближе к нему. Тор смотрит на неё и ей кажется (впервые она видит в его глазах эту эмоцию), что он беспокоится за неё и впервые хочет угодить, не хочет расстраивать. Внутри Эйи всё по-особому цветёт и теплеет, завязывается в первый бутон весеннего цветка, она даже улыбается ему, по-настоящему, как соратник. Он слабо кивает, прежде чем запечатлеть короткий поцелуй на её виске, губы у него тоже тёплые, но сухие и совершенно не мягкие. Пусть Тор и безволен в вопросах выбора суженой, но он знает одно точно — причинять боль своей жене в этот раз он не намерен, приняв весь удар на себя, но уж лучше так, чем терпеть тяжёлый взгляд супруги и это детское лицо с явно читаемой обидой. — Будь осторожен, — её голосок нежный и мягкий, он дымкой растворяется в тиши ночи. И Тор, поддавшийся на неведомый по отношению к ней порыв, просто продолжает смотреть в её глаза, улыбаясь, как бы говоря, что ничего не может обещать. Он в последний раз смотрит на жену, а потом исчезает вместе с Мьёльниром сияющей в небе звездой. Мысли о нём одолевают её и когда служанки надевают шёлковый халат, когда доводят до покоев, когда предлагают помочь в опочивальне — Эйя отказывается. Она надеется, что муж вернётся до того, как придёт время менять простыни, пропахшие им: царевна не может уснуть без своего царевича, за это непродолжительное для богоподобных время, она уже свыклась с ощущением тепла чужого тела рядом и к тяжёлому плечу рядом с лицом, к запаху волос. Эйя быстро привыкала к новому и трудно отвыкала, так что ей пришлось просить Эстер остаться рядом — она не могла просить спать её в кровати супругов — традиции воспрещали это, потому девушка просто осталась на софе в комнате супругов. Она, уставшая от всего происходящего, утомлённая тяжёлым днем, не могла уснуть до самого рассвета, разглядывала орнаменты спальни, трепещущую занавеску и закрытую лёгкой хлопковой тканью клетку, где сидели её златопёрые птицы — подарок супруга. Она и предположить не могла, что чем глубже она заходит в этот новый мир, тем больше он преподносит ей даров и не все они сверкают и манят.Часть 7
13 декабря 2019 г. в 23:40
Эйя оглядывалась вокруг, ища глазами посла, который должен был прибыть из Альфхейма для аудиенции с царицей. Её глаза светились огнём нетерпения, она протаскивала платок сквозь пальцы, поглядывая на мертвенно-спокойную Фригг, которая, словно, и не была заинтересована в этих переговорах. Царевна хотела бы походить на матушку, но не могла — она вся горела от желания, а когда в саду наконец-то появился сир Агвид в сопровождении благородных воинов и парочки служанок, она даже вскочила с мягко обитого стула и улыбнулась, кивая улыбающемуся мужчине. Этот немолодой муж знаменитого дома в Альфхейме тепло улыбнулся и поклонился царице, а потом и царевне.
— Долгой жизни и процветания Асгардскому роду, — отчеканил мужчина, — я рад увидеть вас.
Он дождался, когда Фригг и её подопечная сядут, а потом присел и сам, поглядывая на служанку, которая наполняла фарфоровую чашку ароматным чаем. Его взгляд пробежался по счастливому лицу Эйи, а потом по блаженно спокойному выражению лица Фригг — они были необыкновенно похожи, у Агвида аж сердце на мгновение сжалось.
— Как вы добрались? Надеюсь, не было в пути никаких проблем? — учтиво поинтересовалась царица.
— Хвала вашей охране всё прошло благополучно. Я, с вашего позволения, преподнесу подарки правящей царице и нашей княгине.
Фригг кивнула, плавно проводя рукой по воздуху в сторону царевны. Эйя только сейчас заметила, что слуги несли с собой сундуки с гербом её рода, означающим, что эти дары им передал князь Вёлунд. Она перевела взгляд на Фригг, которая приказала отнести их в её покои и покои Эйи, а потом снова взглянула на Агвида с нескрываемым подозрением — начинать разговор с даров, в их мире, было знамением недобрых вестей.
— Я не знал как рассказать, но и утаивать не могу, ваше величество, наш мир находится в опасности: со всех рубежей нас окружили, нам пришлось прибегнуть к помощи ваннов, но и их мир находится в опасности, прошу вас, бросьте силы царской Династии на наши рубежи.
Не смотря на то, что речь его была обращена к Фригг, он не сводил взгляда с Эйи, которая удивлённо хлопала глазами, не понимая причины такого резкого переброса сил, ведь полгода назад, когда она покинула свой мир, с Алфхеймом всё было в порядке. Она боязливо взглянула на смятённую Фригг, а потом перевела взгляд на советника отца.
— Почему вы обращаетесь с этой просьбой ко мне? Я руководствую оказанием гуманитарной помощи, но не могу взять под контроль воинов, лишь царь имеет на это право. Мои возможности ограничены, царь наложил право вето на распоряжение его войском. Или же… мой муж не ответил на это прошение, и вы пытаетесь подкрасться через меня? Вам известно, что брак вашей княгини и нашего царевича был залогом помощи, но вы так же должны помнить об условии рождения наследника престола! Пока она даже не беременна, а вы имеете смелость просить нас о помощи?! Мы и так бросили достаточное войско на оборону вашего мира и рубежи ваши укреплены большею частью нашими войнами, никто ещё не прорвал оборону… Князь Вёлунд хочет отвести от себя беду или взять наше войско для того, чтобы йотуны набросились на Асгард?! Наш мир уже претерпел подобное без помощи дражайшего князя, так что прошу вас, оставьте свои просьбы.
Фригг меняла свою интонацию на протяжении всего монолога, она повышала тон и понижала, грубо и жёстко возвышала голос, а потом снижала его и зло глядела на посла. Когда она затронула тему особого условия соглашения её отца и Одина, Эйя вздрогнула — ребёнок должен был стать залогом спасения её мира, а не она! Конечно, что за глупость? Как она могла стать залогом, всего лишь женщина, какая-то неприметная девчонка из чуждого мира, как она могла спасти своё государство? Только рождением наследника, лишь понеся ребёнка от царевича, она могла рассчитывать на процветание Алфхейма… а отец? Он спас её из опасного мира, поместив в другой, не менее опасный, надеясь на её благоразумие и умение завладеть вниманием и расположением мужа и царицы.
Эйя, еле сдерживая свои эмоции, нетерпеливо взглянула на Фригг, которая кивнула послу головой и встала с места, приглашая уединиться во внутреннем саду за чашкой чая. Царица попросила Эйю остаться и не следовать за ними — тема дальнейшего разговора не для её ушей, словно монолог Фригг до этого предназначался специально для неё! А может и впрямь для неё? Если так, то царица очень жестока.
Эйя решила задержаться в беседке, понаблюдать за плавным шелестом листьев и трепыханием лепестков маргариток, она хотела разглядеть птиц-сплетниц и поющих златопёрых невеличек в гнезде. Лазурное небо покрывали редкие перистые облачка и обелиски светил, незапамятно существовавших здесь — древнейшие боги, которые отправляют павших воинов в Вальхаллу. Сад, раскинувшийся рядом с озером, имел форму похожую на людские сады, кажется, такие же были в Версале — Эйя до определённого момента обожала романы Мидгардцев и даже бывала на этой чудотворной земле. Ровно подстриженные кусты в две линии выстилались вдоль широкой тропы, которая вела в густые заросли диких деревьев — там растут редкие цветы и обитают птички-подражательницы.
В Асгарде всегда было лето, а вот в Алфхейме времена года сменяли другу друга, там был снег и сугробы, были замёрзшие воды и стаи диких зверей, выходивших в поселения зимними ночами. Здесь, конечно, был снег, но он был редкостью и появлялся под настроение царской семьи. Эйя начала скучать по родине, ведя скудную переписку с Вивой. Она не знала о чём говорить, да и писать никогда не умела, а уж теперь в её настоящем положении она ощущала себя ещё более разбитой и неправильной. Она не понимала, почему Вива не написала ей о ситуации в их государства, почему она умолчала об этом ужасном событии на их родине?!
Княгиня медленно развернулась, наталкиваясь на взгляд Фандрала; широкоплечий мужчина сейчас был не в боевой броне, а в обычной светской одежде с распахнутым воротом рубашки на груди. Эйя бы сконфузилась в другой ситуации, опустила бы взгляд и снова развернулась, пытаясь погасить внутри своё нелепое смущение, но вместо этого она лишь кивнула, обращая взор на озеро, смахивая непрошенные слёзы, выступившие на ресницах. Она выдохнула и слабо улыбнулась, вновь разворачиваясь в сторону бравого бойца. Его золотистые глаза сверкнули недобрым огоньком, он медленно спустился со ступенек беседки вниз, видимо, готовясь в любой момент уйти, если его попросят.
— Я не хочу вас беспокоить, ваше царское…
— Не надо, прошу, — подняла она руку, — не называйте меня так, я начинаю раздражаться… Сир, вы ни коим образом мне не помешаете, уверяю вас, я просто задумалась.
Она склонила голову, а он только этого и ждал, поднялся по ступенькам и медленно подошёл к ней, растягивая губы в привычной располагающей улыбке.
— Так вы оказались здесь совершенно случайно, верно? — не смотря на него, вопрошала она.
Улыбка говорила за него, Эйя неожиданно засмеялась, так легко и просто, он ранее не слышал её смеха, и этот смех показался ему по-настоящему необыкновенным. Такой красивый и певучий хохот свойственен многим благородным дамам, так зачастую смеются придворные девы привлекательному сиру — этот порыв не вязался с образом Эйи. Он не выглядел наигранным, но он был… не таким, каким он себе представлял его оттого и необычным, странным, непонятным. И её горящие глаза сейчас выглядели иначе, словно она смеялась над ним или над тем, что было в его голове, образе, в нём самом.
Эйя глядела на играющих фрейлин. Игра в перезвон была её любимой, так что она с завистью благородной девы смотрела на это — одна из нимф повязала шёлковую ленту вокруг глаз служанки, а Эстер с другими фрейлинами, весело смеясь, начали расходиться по территории широкой полянки, звеня хрустальными колокольчиками. Служанку покружили вокруг оси, а потом пустили искать колокольчики; она хлопала руками и смеялась, когда шёлк чужих платков скользил меж её пальцев.
Эйя вновь оказалась в Алфхейме со своими сёстрами, с бегущим ручейком у дворца, с большим искрящимся фонтаном, она вдыхала свежесть леса и подставляла лицо золотым лучам — младший брат играл на флейте, окутывая мягкими мелодиями молодых девушек. Ржание лошадей доносилось до её уха, крики дворцовых гончих, выехавших на охоту, заполонили сад, ароматы пряных трав, росших у княжеского дворца, ударили в ноздри — она прекрасно помнила свою родину до мелочей. Она, рьяно доказывающая мужу своё нежелание ехать на родину, скучала по отчиму дому, тосковала по родным и топила это чувство в наблюдениях, в мелких склоках и поучениях, в одиночестве и тишине. Её непостоянство требовало постоянной смены окружения: ей всё быстро надоедало и приедалось, в конечном счёте, надо было остановить этот порочный круг — выбраться из него с помощью каких-то резких решений. Правда, она не знала каких — обыденность охватывала её, даже царица не могла более поднять её настроение…
Фандрал ощутил странную неловкость, теснящую всё внутри, обычно он вгонял девушек в такое состояние, а тут…
— Я не столь глупа, как многим видится. Заметила вас наблюдающим за переговорами, а потом слышала ваши шептания с Эстер. Если уж вы и впрямь хотите встретиться с ней, то прошу, не утомляйте меня своими просьбами и мольбами. Отправьтесь на базар — я прекрасно справлюсь и без неё, — кинула она, отступая от перил беседки, намереваясь пойти в свои покои. — Только вот, не разочаровывайте её, если она для вас пустое — оставьте всё и не играйте с чувствами. Это низко.
Эйя не смотрела на него, повернула голову в сторону и глядела на колону, произнесла последние слова со злостью вперемешку с горечью. Она помедлила уходить, кажется, хотела дождаться его ответа, но теряла эту надежду с каждой секундой.
— Я и не думал… — выдохнул он, выставляя руку вперёд, словно этот жесть должен был уверить её во всём.
— Я и не сомневаюсь, просто напомнила, что мы пришли сюда из другого мира, а наши нравы весьма суровы. Она не стала асгардкой, так что я бы остерегалась на вашем месте, — оскалившись, кинула царевна.
Она направилась дальше, смотря вперёд себя и более не оборачиваясь на сира. Фандрал ощутил, как по телу бежит неизвестный холодок, такой проникновенный и обжигающий, словно йотун коснулся его тела — всё онемело. До того стало неприятно от этого ощущения, что кожу захотелось содрать с себя, до мяса, до костей — вот что значит обиженная женщина! С такой и общение не выстроишь и смотреть на всех мужчин она будет с ненавистью. Жуть, да и только.