***
Следующая неделя пролетела для Адриана даже слишком быстро. Под гнетущим ожиданием, подстерегающим на каждом шагу, дни сливались воедино, а суть уроков с трудом удавалось уловить сквозь охватившую его интригу и азарт. Чувствуя на себе обжигающий взгляд Риддла, стоило им пересечься, Адриан понимал, что мужчина испытывает те же чувства. Это сводило с ума. Опьяняло. Даже неуверенность в том, что его ждёт — чего от него хочет Риддл — вызывала приятную истому внизу живота. Рейну невнимательность друга приводила в отчаяние: девушка закатывала глаза, замечая, что Адриан снова слишком глубоко погрузился в свои мысли. Хотя, если учесть, что это её слова беспрестанно вертелись у Адриана в голове, он полагал, что вполне справедливо будет именно Рейне справляться с его рассеянностью. Адриан знал, что подруга в любом случае не злится на него слишком сильно: всё же она неутомимо возвращала его с небес на землю. К полудню пятницы Адриан уже так перенервничал, что готов был взорваться от переполняющей его кипучей энергии. Спроси кто-нибудь, что он делал в тот день, и Адриан ничего не смог бы вспомнить; только когда они вернулись обратно в карету после уроков, его разум понемногу начал проясняться. Когда друзья сели за домашнее задание, Адриан покинул их, благодарный Рейне и Клэр за чуткость и поддержку, и отправился готовиться к грядущему вечеру. Парень принял душ, помыл голову, наслаждаясь яростным потоком воды, обрушившимся на него. Она стекала по телу, унося с собой напряжение, охватившее Адриана с тех самых пор, когда он получил от Риддла записку. Закончив, Адриан быстро вытерся и натянул нижнее бельё, после чего грубовато высушил волосы полотенцем, отчего те начали торчать во все стороны, словно одуванчик. Кожу головы немного саднило от столь сурового обращения, но зато к моменту, когда Адриан бросил полотенце в корзину для белья, волосы уже высохли и завились непослушными кудрями, как обычно. Парень вышел из ванной и направился к кровати, где уже была аккуратно разложена одежда. Он провёл пальцами по мягкой, прохладной ткани своей белой рубашки и улыбнулся. Пусть у Рейны оставались смутные сомнения насчёт свидания, это ничуть не умаляло её прекрасный вкус. Подобранный образ получился просто идеальным. Адриан начал одеваться, искренне наслаждаясь своим внешним видом. Разглаживая несуществующие складки на серых брюках, Адриан заправил рубашку за пояс и застегнул ремень. Затем взял галстук и на мгновение замер, любуясь им. На фоне его светлой кожи красный цвет смотрелся как драгоценный гранат, и тут Адриан вспомнил хитрый взгляд, которым его одарила Рейна, впервые показав галстук. — Шалунья, — с нежностью пробормотал он, подняв воротник и завязав шёлковую ткань вокруг шеи. Что бы ни испытывала Рейна по отношению к Тёмному Лорду: страх или справедливые опасения — очевидно, эти чувства были недостаточно сильны, чтобы удержать девушку от поддразнивания. Юноша прижал галстук к груди и, наконец, натянул жилет ему в тон, ловко застёгивая пуговицы. Прижав ладонь к животу, Адриан запрокинул голову и глубоко вздохнул, после чего повернулся к зеркалу в полный рост, стоявшему в углу комнаты. Он придирчиво осмотрел себя, исправляя мельчайшие недостатки: немного взлохматил волосы, поправил воротник, провёл по жилету, разглаживая складки — пока не удостоверился, что выглядит идеально. — Неплохо, — прокомментировал Адриан, отступив на шаг от зеркала и бросив на отражение последний беглый взгляд. Подняв руку, он произнёс: — Темпус. Задумчиво хмыкнув, юноша развеял чары. Если выйдет прямо сейчас, то успеет прийти в кабинет Риддла вовремя. Адриан схватил палочку и крепление, которые бросил на прикроватную тумбочку, прицепил всё это к поясу и направился к двери. Высунув голову в коридор, Адриан внимательно прислушался, пытаясь уловить голоса или любой другой посторонний звук. Давно минуло шесть вечера, так что все должны быть в Большом Зале на ужине, но рисковать не хотелось. Не сегодня. Тем более, учитывая, куда он собирается. Адриан вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, быстро навёл на себя дезиллюминацонные чары, а после минутного размышления ещё и заглушающие. Оставалось надеяться, что комплекса этих чар окажется достаточно, чтобы пройти мимо любого непослушного ученика, бродящего в такое время по коридорам. Адриан попытался успокоиться, после чего взял себя в руки и всё-таки вышел из кареты. Небо уже потемнело, а вечерний ветерок был достаточно прохладным, чтобы юноша тут же пожалел, что не захватил куртку. Он сунул руки в карманы и без палочки наложил на себя согревающие чары, чтобы отогнать пронизывающий холод. К счастью, по пути в замок Адриан никого не встретил, но когда очутился в охваченном оранжевым светом холле, почувствовал себя неуютно. Мимо него спешили ученики, некоторые в форме, но большинство — нет, однако все торопились к манящим дверям Большого Зала, привлечённые ароматами вкусного ужина. Адриан держался вплотную к стене, шагая на цыпочках, чтобы избежать случайного столкновения, и, в конце концов, сумел добраться до лестницы. Он так терпеливо, как только мог, выждал несколько минут, спрятавшись за доспехами, пока мимо не прошла стайка учеников. Когда путь оказался свободен, юноша запрыгнул на первую ступеньку и начал уверенно взбираться на нужный этаж. Чем выше он поднимался, тем тише становилось, и, стоило удостовериться, что рядом никого нет, как Адриан сбросил чары. К тому времени, когда он добрался до коридора, ведущего к кабинету Риддла, не было слышно ни единого звука, кроме приглушённого стука подошв его ботинок по каменному полу. Это — вкупе с факелами, вспыхивающими, когда Адриан проходил мимо, и потухающими, стоило ему отойти чуть дальше — создавало довольно жуткую атмосферу. В каком-то смысле добраться до класса Защиты было своего рода благословлением: хотя бы потому, что внезапно захлестнувшее его возбуждение избавило от малейшей нервозности и беспокойства. Адриан шагнул прямо в класс, держа руки вдоль тела. Лунный свет, струившийся из окон слева, озарял стену и привлёк внимание юноши к столу, стоявшему во главе помещения. Когда Адриан был в этом классе в последний раз — не считая уроков — он оказался прижат к этому самому столу, едва переводя дыхание и чувствуя, как горят засосы, оставшиеся от поцелуев Риддла. От одного лишь воспоминания об этом губы Адриана опалило жаром. — Не глупи! — прошептал он. — Ведёшь себя, как ребёнок. Он не стал бы целовать так ребёнка, — раздался голос у него в голове, подозрительно похожий на очередную колкость Рейны. Помолчи, — огрызнулся Адриан, покраснев от нахлынувших воспоминаний. Он с силой прижал язык к щеке, пока у него не заболела челюсть, а затем заставил себя пройти в конец класса и подняться по лестнице, скользнув ладонью по гладким перилам. Забравшись выше, Адриан замер, уставившись на тёмное дерево двери и чувствуя, как желудок сворачивается узлом. Юноша слишком хорошо помнил, что происходило всякий раз, когда он заходил в этот кабинет. Тем не менее, даже неожиданное замешательство не остановило его от стука в дверь. Та отворилась мгновение спустя, и всё, что Адриан собирался сказать, тут же забылось, а во рту резко пересохло. Перед ним стоял Риддл, безупречно одетый и воплощающий все порочные фантазии, которые когда-либо приходили юноше в голову. Тёмные брюки плотно облегали ноги, почти неприлично привлекая внимание к бёдрам, а благодаря чёрной рубашке его и без того бледная кожа теперь и вовсе поблескивала в тусклом свете. Галстук мужчина надевать не стал, вместо этого расстегнув две пуговицы на воротнике, что могло быть лишь продуманной уловкой, поскольку открывало вид на кадык и давало возможность мельком углядеть изящные ключицы. Блять. К такому он был не готов. Риддл облокотился о косяк и невинно приоткрыл дверь пошире. Из-за этого нехитрого телодвижения рубашка плотно обтянула его плечи и грудь, и в течение нескольких чрезвычайно важных секунд Адриан не мог отвести от них взгляд. — Добрый вечер, Адриан, — поздоровался Риддл тихим, тёплым тоном, который приятной волной пробежался по позвоночнику юноши, вынудив его поднять голову. Он невольно вздрогнул, услышав, как мужчина произнёс его имя — точно смакуя сладчайший десерт. Оказаться источником чьего-то желания не было для Адриана в новинку. За эти годы он частенько ходил на свидания и прекрасно знал, что привлекателен: будь то в плане внешности, магических способностей и растущего влияния в обществе. Но именно в этом мужчине было нечто такое, отчего Адриана обуял нестерпимый жар. Риддл ухмыльнулся, немало довольный откровенными взглядами, которые бросал на него юноша, но это самодовольное высокомерие не вызвало и толики раздражения. Все негативные чувства перевешивало осознание, что Риддл оделся так именно для него. Оделся так, чтобы Адриан его захотел. И одной мысли об этом оказалось достаточно, чтобы выбить юношу из колеи. — Ты рано, — заметил Риддл, барабаня пальцами по деревянной поверхности. — В твоей записке было указано семь часов вечера, но я подумал, ты не будешь возражать, если я приду пораньше, — спокойно отозвался Адриан. Риддл хмыкнул, медленно обводя его взглядом. — Определённо не буду, — отозвался он, когда их взгляды вновь встретились. Мужчина отошёл и приглашающим жестом предложил гостю войти, не забыв вежливо поклониться. Адриан фыркнул, заметив насмешку, сквозившую в каждом движении, и перешагнул через порог, охотно подчиняясь игре Риддла, получая в ответ дерзкую усмешку. Стоило двери захлопнуться и щёлкнуть замку, как Адриан неведомым образом почувствовал себя свободным — впервые за всю неделю. Здесь было так здорово, никто ничего от него не ждал и не требовал. Чужая рука скользнула вниз по его телу и задержалась на пояснице, мягко подталкивая в нужном направлении. Удивлённый Адриан позволил проводить себя к накрытому столу, стоявшему в правой части кабинета. Юноша огляделся, подмечая едва уловимые изменения в планировке и кое-что ещё. — А где твой фамильяр? — с любопытством спросил он. Риддл искоса посмотрел на него и остановился возле стола. Огладив талию Адриана напоследок, мужчина отошёл. — Нагини? Сегодня она переночует в моём поместье. Ей не захотелось оставаться здесь. Адриан недоверчиво вскинул брови: — Она же… не злится до сих пор из-за Йоля, да? — Ты сейчас говоришь о той самой ночи, когда вломился в мой дом, напал на моего последователя и сунул мою любимицу в магический шар? — парировал Риддл. — А ты сейчас говоришь о той самой ночи, когда я спас свою мать, похищенную тобой, кстати; врезал человеку, когда-то предавшему нас, и не стал убивать твою змею? — резковато ответил Адриан. Риддл какое-то время смотрел на него, сузив глаза, а затем смягчился, лёгким кивком головы признавая правоту юноши. — Она хотела оставить нас сегодня наедине, — сказал он. Адриан склонил голову набок, борясь с желанием улыбнуться. — А зачем нам оставаться наедине? — застенчиво спросил он. Выражение лица мужчины осталось равнодушным, но в глазах заплясали смешинки. Затем, без всякого предупреждения, Риддл протянул руку и погладил большим пальцем нежную щёку Адриана, опустился к линии подбородка, но быстро прекратил это. Прикосновение было мимолётным, едва заметным, но юноша замер. — Садись, — Риддл поманил его за собой. Адриан машинально пошёл следом, рассеянно пробегаясь взглядом по столу и отчаянно отгоняя назойливое желание приложить ладонь к месту, где мужчина дотронулся до него. Стол был сервирован удивительно сдержанно: без вычурной вазы, по европейскому обыкновению стоявшей в центре обеденного стола, и без декора, так и кричащего о показной роскоши. Юноша как раз провёл пальцем по одной из серебряных вилок, когда Риддл отодвинул ему стул. Адриан прищурился и увидел очередную сияющую улыбку. Риддл многозначительно кивнул на стул, внимательно глядя на юношу, не скрывая нетерпения. Помявшись немного, Адриан сел: если уж Риддлу захотелось отыграть галантного хозяина вечера, то едва ли он станет ему мешать. — Вина? — предложил мужчина, порхая вокруг Адриана и пододвигая к себе его бокал. Между делом, Риддл вытащил бутылку из тёмного стекла из ведёрка со льдом, повисшего возле стола. — Да, пожалуйста, — кивнул юноша, борясь со смущением. Получить самого Тёмного Лорда в личное услужение — такого он точно не ожидал, особенно после первого прочтения записки. Увидеть домового эльфа — да, или уже накрытый стол… это было бы куда как логичнее. Но… такая забота оказалась очень даже приятна. Риддл щедро плеснул ему вина и протянул бокал так, чтобы они соприкоснулись пальцами. Однако Адриан упорно проигнорировал намёк, аккуратно забрал предложенный напиток и немного поболтал его, наблюдая, как тёмно-красная жидкость остаётся на стеклянных стенках; после чего принюхался, вдыхая пряный аромат. Несмотря на повсеместную популярность этого напитка, Адриан обычно не пил вино. — Как называется? — спросил он, изучающе разглядывая бокал. — Пино Нуар, — ответил Риддл, наливая напиток и себе, после чего сел напротив. — Мне показалось, что оно лучше всего подходит случаю, — пояснил мужчина, дважды поболтав бокал, прежде чем поставить его на стол. После Риддл наклонился поближе, удобно умостив локти на стол рядом с тарелкой и опустив подбородок на сцепленные пальцы. Адриан должен был почувствовать себя неловко. И мучительно неуютно. Но, всматриваясь в истинный облик Риддла, ощущая на себе взгляд этих багровых глаз и жар пламени, пляшущий по коже, юноша мог думать лишь о том, как же он красив. Было легко представить, как этот человек завоёвывает целую страну. Риддла окружала аура опасности, угроза, текущая по его венам с самого рождения — достаточно ненавязчивая, чтобы оставаться соблазнительной, а не отталкивающей. Непреклонная тяжесть взгляда мужчины говорила об уверенности, взращённой великим трудом: Риддл явно знал, что нет ничего, чего он не смог бы достичь, если бы захотел, и никто не посмеет сомневаться в этом. Но из всех людей в мире, с кем он мог бы поужинать, этот человек выбрал именно Адриана. — Как ты себя чувствуешь, Адриан? — участливо спросил Риддл. — Слышал, твои раны неплохо заживают. Юноша лениво поигрывал ножом. — Да, на прошлой неделе с меня как раз сняли повязки. И заверили, что шрамы постепенно исчезнут, а никаких неприятных последствий не предвидится. — Прекрасно. Было бы обидно, если бы это повлияло на твоё… выступление. На следующем испытании, разумеется. — Разумеется, — отозвался Адриан ему в тон; его губы дрогнули в намёке на улыбку в ответ на шутливое замечание. Свою улыбку Риддл прикрыл ладонью. — Раз уж мы заговорили об этом, что думаешь о третьем испытании? Адриан пожал плечами и отвёл взгляд. — Ничего особенного. Полагаю, будет дуэль трое на трое? — спросил он и, дождавшись кивка мужчины, продолжил: — Я справлюсь. — Не сомневаюсь в этом, — согласился Риддл, и Адриан бросил на него позабавленный взгляд. — Как тебе, наверное, известно, на данный момент я являюсь непобедимым чемпионом в дуэлях Бобатона. Уверен, что смогу выжить — конечно, если снова не произойдёт что-то из ряда вон выходящее, — язвительно добавил он. От этих слов в глазах Риддла вновь вспыхнул застарелый гнев. — Специально для этого задания мы утроили охрану, да и всё будет происходить в рамках квиддичного поля. Благодаря типу и расположению этого сооружения его легко охранять и размещать чары, — заверил он юношу. — То же самое можно было сказать и о первом испытании, — заметил Адриан. — Что не помешало мне со всего маху влететь спиной в стену после выполненного задания. — Результат работы с неисправными артефактами — ошибка, которая больше не повторится, — мрачно пообещал мужчина. — Всё будет иначе. Как минимум, тебе не придётся встречаться лицом к лицу с опасными тварями. — Ну, не знаю, — сухо отозвался Адриан, пробежавшись пальцами сверху вниз по ножке бокала, — я бы не стал забывать о Кайзер. — О? — промурлыкал Риддл, его напряжение быстро улетучилось. — Ты волнуешься? Адриан рассмеялся: — Если кому и нужно волноваться, то только ей. — Затаил на девочку обиду? Улыбка юноши превратилась в оскал, когда он ответил: — Она пыталась убить меня. Отобрала мою палочку. И не собиралась её отдавать. Ты бы спустил такое с рук? Взгляд Риддла оказался куда красноречивее слов. Будь он на месте Адриана, Кайзер не выбралась бы из леса живой. — Учитывая то, что ты не проявлял и толики враждебности по отношению к ней в последние недели, это можно принять как полнейшую незаинтересованность в конфликте. Или осторожность, — мужчина лукаво ушёл от ответа. — Полагаю, Вам лучше всех должно быть известно о том, как важно уметь усыплять бдительность врагов, мой Лорд, — протянул Адриан, снисходительно заметив, как Риддл сразу же встрепенулся, услышав такое обращение. — Я доберусь до Кайзер на арене. Нет никакого смысла тратить силы и время до этого прекрасного момента. Кроме того, она знает, что грядет, и ничего не может поделать — такой расклад мне тоже вполне по душе. — А ты у нас, оказывается, мелочный? — поинтересовался Риддл, не скрывая нежности в голосе. А каким ты хочешь меня видеть? Адриан прикусил язык, чтобы этот вопрос не сорвался с его губ, вместо этого отсалютовал мужчине бокалом и сделал долгий глоток. Богатый аромат напитка помог странным мыслям быстро улетучиться. — Суть третьего испытания — не такая уж великая тайна, однако я знаю, что все с нетерпением его ждут. Зрители жаждут увидеть нечто экстраординарное, учитывая невероятные способности, которые ты продемонстрировал во время второго испытания, — Риддл посмотрел прямо на него, задерживаясь на всех участках тела Адриана, открытых его взору. — Беспалочковая магия подобного уровня встречается довольно редко. И очень немногие способны научиться такому владению этого тонкого искусства. Неприкрытое восхищение мужчины окатило Адриана тёплой волной удовольствия, которая, впрочем, быстро остыла, стоило Риддлу продолжить: — Ты продемонстрировал непревзойдённое мастерство. Сомневаюсь, что среди зрителей нашёлся хоть один человек, оставшийся равнодушным к тому, как стойко ты перенёс все испытания в лесу. Тот бой был…поистине невероятным. Адриан уткнулся взглядом в стол, немного поморщившись от такой похвалы. Юноша сглотнул, пытаясь не вспоминать звук, с которым переломился позвоночник оборотня, когда он швырнул его в дерево. Риддл, всегда подмечавший мелочи, сразу уловил его неловкость. — В этом нет ничего постыдного, — мягко произнёс он. — Ты сделал всё, чтобы выжить, да ещё и умудрился спасти другого человека. Большинство лишь одобрило бы твой поступок. — Я не стыжусь, — твёрдо отозвался Адриан, говоря чистую правду. Риддл, слишком увлечённый желанием разузнать всё, о чём юноша умолчал, склонил голову, теперь больше походя на птицу, чем на своих обожаемых змей. — И что же тогда тебя так расстроило? Отсутствие угрызений совести? Адриан уставился на книжную полку, видневшуюся за плечом мужчины, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Полагаю, я просто представлял себе это совершенно иначе. Я же рос с осознанием, что однажды стану убийцей, но на деле всё… — он неопределённо махнул рукой, пытаясь облечь мысли в слова. — Не соответствовало твоим ожиданиям? — закончил за него Риддл. Адриан фыркнул и покачал головой. — Ты же понимаешь, что я собирался убить именно тебя? — Естественно, — отозвался Риддл, сверкнув белозубой улыбкой, — и хотя меня несказанно радует, что о своих планах ты говоришь в прошедшем времени, я могу признать, что одобрил бы любую твою попытку. Что-то мне подсказывает, что это был бы лучший бой в моей жизни. — А ты сегодня буквально кладезь комплиментов, да? — пробормотал Адриан, но тень сомнений, закрадывающаяся в его мысли, оказалась тут же отброшена будоражащим головокружением, вызванным словами Риддла. Он ненадолго умолк, пытаясь вспомнить пришедший ему в голову вопрос. Задумчиво пробежавшись языком по ровному ряду зубов, Адриан задумался, стоит ли вообще его задавать, но ничего не смог с собой поделать — любопытство было сильнее него. — А сколько тебе было, когда ты впервые убил кого-то? — Намеренно или косвенно? — поинтересовался мужчина, и это было настолько жуткое уточнение, что Адриан с трудом удержался от недоверчивого смеха. Он проглотил смешок, запоздало подумав, что для большинства подобная реакция будет неуместна. — Неужели это так кардинально изменит ответ? Риддл кивнул, улыбнувшись чуть сдержанней. Он не выглядел сильно обеспокоенным тем, какой оборот принял их разговор — а впрочем, к чему беспокойство? Чего ему бояться? Этот человек построил свою карьеру на войне и крови. Тёмному Лорду не нужно мучительно подбирать слова или лгать, потому что кто вообще сможет осудить его? — И то, и другое, — после секундного размышления ответил Адриан, внезапно приободрившись. Риддл склонил голову, будто в одобрительном жесте, и юноша беспомощно подался вперёд, не сумев сдержаться. Мужчина сделал долгий глоток из бокала, а затем заговорил: — Если говорить о косвенном убийстве, то первой моей жертвой стал священник — один из тех, кто частенько наведывался в наш приют, где я вырос, — его рассказ был таким воодушевлённым и чарующим, что Адриану потребовалось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. Риддл одарил его обворожительной улыбкой; по-видимому, позабавленный искренним потрясением на лице юноши. Однако вся его легкомысленность тут же испарилась, стоило ему продолжить: — Магические выбросы у меня начались в очень раннем возрасте, и хотя к шести годам я вполне сносно научился справляться с ними, произошло достаточно много инцидентов, чтобы заработать определённую… репутацию. По затаённой горечи в словах мужчины Адриан понял, что это была за репутация. — Для нашей чересчур религиозной матроны я казался, в лучшем случае, воплощением дьявола. А в худшем, демоном, который пришёл в приют изводить её и детей, чтобы потом затащить их души прямиком в ад, обрекая на вечные муки. В любом случае, со мной определённо надо было что-то делать. В отчаянных попытках как-то «исправить» меня она обратилась к отцу Джошуа, который согласился с тем, что я обладаю «нечестивыми» силами. Во время рассказа поза Риддла оставалась ленивой, даже скучающей, но его взгляд был мрачен и полон презрения. Магия мужчины витала в воздухе, тяжёлая и удушающая, а Адриан остолбенел от ужаса. Юноша уже догадывался, чем закончилась эта история, и хотя отчасти ему до жути не хотелось этого знать, он всё равно жаждал услышать продолжение. Багровые глаза пристально смотрели на него. — Скажи, Адриан, ты много знаешь об экзорцизме? Видел хоть один обряд? Руки юноши дрогнули, а дыхание сбилось, стоило услышать этот вопрос. Он почти видел, как перед глазами Риддла проносятся неприятные воспоминания. — Нет… — тихо ответил Адриан. Мужчина перевёл взгляд на камин и, поджав губы, всмотрелся в огонь. — Должен признать, я тоже. Мои воспоминания о том дне довольно обрывочные — от пережитого стресса, наверное. Я помню верёвки, которыми меня связали, побледневшее лицо отца Джошуа, но больше ничего. После я очнулся. В комнате царил хаос, люди валялись вокруг без сознания. А святой отец Джошуа лежал мёртвым на полу прямо передо мной. Маска безмятежности исчезла, сменившись чем-то похожим на злобное удовлетворение. — Думаю, причиной смерти стал сердечный приступ. Скорее всего, он просто стоял слишком близко, когда моя магия попыталась меня защитить, и заплатил за это высокую цену. Адриан с трудом перевёл дыхание: — А что случилось потом? — спросил он. Риддл посмотрел на него, медленно моргая, будто пытаясь прийти в себя и отогнать внезапное оцепенение. — Я очнулся. Верёвки сгорели, так что я вернулся в приют в полнейшем одиночестве. Не думаю, что кто-то из присутствующих помнил, как они там оказались и чем занимались. Наверное, таковы оказались последствия моего магического выброса, поскольку эта тема больше никогда не поднималась. Проведя пальцем по краю бокала, Риддл улыбнулся: — Потом нас привели на его похороны. Очень мрачное событие. Адриан выдержал пристальный взгляд мужчины, не переставая думать о том, что Риддл рассказал ему. В это трудно было поверить, но юноша слишком хорошо знал, что подобные истории отнюдь не редки. Одарённые магией дети частенько калечат людей, когда напуганы или испытывают боль; могут даже убить, если ситуация покажется им слишком опасной. За эти годы Адриан слышал множество пугающих рассказов своих магглорождённых однокурсников. Это было нормально. Даже ожидаемо, несмотря на ужас произошедшего. Юноша подумал, насколько сложно поверить в то, что Риддл оказался в числе таких бедолаг. Адриан нахмурился, пытаясь представить, каково ему было: маленькому мальчику, до смерти напуганному и сбитому с толку, связанному и окружённому взрослыми. Он вообразил громкие голоса и святую воду, льющуюся по крохотному, вырывающемуся телу. Верёвки, натирающие нежную кожу до крови. Мольбы о помощи, оставшиеся без ответа. Если честно, всё это походило на отвратительный кошмар, но Адриану всё ещё не удавалось сопоставить услышанное с тем, что он знал о человеке напротив. Он даже подумать не мог, что Лорд Волдеморт способен испытывать страх, как бы глупо это ни звучало. Молчание растянулось ещё на несколько секунд. Риддл выглядел довольным тем, что Адриан обдумывает услышанное, не выпускал из рук бокал и наблюдал за эмоциями, сменяющимися на лице юноши. Мужчина вновь заговорил лишь тогда, когда они встретились взглядом, намеренно выбрав совершенно безжалостный тон. — Впрочем, первым человеком, которого я убил намеренно, стала Миртл Уоррен. Мне было пятнадцать. А она… всего на год старше. Кстати, её призрак до сих пор обитает в женском туалете на втором этаже, если не ошибаюсь. — Погоди… что? — переспросил Адриан, сбитый с толку резкой сменой разговора и быстро пришедший в ужас от осознания этих слов. — Ты убил кого-то в Хогвартсе? Будучи учеником? Зачем ты убил её? И как, чёрт возьми, это сошло тебе с рук? — Не так уж легко, — проворчал Риддл, откинувшись на спинку стула. Он выглядел раздражённым, будто весь этот разговор причинял ему множество неудобств. — Я вообще тогда не знал, что Миртл сидела в том туалете, но она стала свидетелем того, о чём никто не должен был знать, вот я и убил её. Потом мне пришлось подставить другого человека, чтобы Хогвартс не закрыли. Всего один из преподавателей заподозрил мою причастность к этому происшествию, и я даже умудрился получить награду за Особые Заслуги, так что, думаю, в итоге всё закончилось неплохо. Адриан вспомнил, как читал старую статью, когда только начал увлекаться изучением жизни Риддла. — Мерлин всеблагой, какой же ты придурок, — выдохнул он, испугавшись явной желчи в словах мужчины. — Ты что, никогда не слышал о чарах, стирающих память? Обязательно было убивать её? — При обычных обстоятельствах я бы стёр ей память, да, но тогда ситуация была патовой. Кроме того, — Риддл небрежно махнул рукой, — мне требовалось мёртвое тело, так что я просто воспользовался удобным случаем. — Зачем тебе потребовалось… а, впрочем, думаю, я не хочу этого знать, — остановил свой порыв Адриан, немало обеспокоенный возможным ответом. Навскидку он мог припомнить бесчисленное множество ритуалов, для которых был необходим свежий труп, но что-то не хотел портить себе аппетит. Достаточно угнетающе было знать, что призрак бедной девочки всё ещё не может покинуть школу, где теперь преподаёт её убийца. Виделся ли Риддл с ней после этой трагедии? Говорил ли с ней вообще? Помнит ли девочка, что он виноват в её смерти? И каково это — знать, что твой убийца до сих пор на свободе? — Уверен? — подстрекнул его Риддл, подперев подбородок ладонью. — Если спросишь, я расскажу тебе чистую правду. — Я пас, — твёрдо ответил Адриан, и по какой-то причине его отказ заставил мужчину проглотить смешок. — А кстати, что тебе вообще понадобилось в туалете для девочек? Странноватое место для проворачивания тёмных делишек. — Возможно, однажды я покажу, — предположил Риддл, таинственно улыбаясь. — Но в другой раз. Нам нужно поесть. Стоило мужчине сказать это, как на их тарелках с тихим щелчком появился ужин. Кабинет наполнился восхитительными ароматами, хотя Адриан всё ещё был под впечатлением от их разговора. — Со своими переживаниями ты опоздал примерно на шестьдесят лет, Адриан, — сказал Риддл. Когда юноша взглянул на него, выражение лица Тёмного Лорда не дрогнуло. — Я никогда не был хорошим человеком. И ты всегда об этом знал. Неужели услышанного окажется достаточно, чтобы изменить твоё мнение обо мне? Едва ли, хотя Адриан чувствовал, что должно бы. Риддл, несомненно, на протяжении всей своей жизни совершил подчас невероятные поступки, чтобы добиться того, что имеет сейчас. Он завоевал целую страну и разработал систему, из-за которой детей теперь выкрадывали из их семей. Он причинил боль стольким людям, а убил вообще бесчисленное множество. Риддл убил отца Адриана. Похитил его мать. И причинил самому Адриану немало боли. Он был ужасным человеком. Он был Тёмным Лордом. Адриану стало известно об этом давным-давно — однако теперь, когда перед ним открылись все карты, он почувствовал себя… виноватым. Его снедали сомнения. Боги, что Адриан вообще здесь делает? Что он за человек такой, если прекрасно знает, на что способен Риддл, но всё равно пришёл сюда, задушевно болтая и ведя себя так, будто это не имеет ровным счётом никакого значения? Что бы сказала мама, узнай обо всём? Нет. Адриан закрыл глаза и стиснул зубы. Он не позволит этим дурацким мыслям сбить себя с пути. Надоело уже жить по чужой указке. Адриан поклялся, чтобы больше не подчинится ни одному требованию матери. Он хочет освободиться от чувства вины хотя бы на один вечер. Хочет наслаждаться только им, не переживая о том, как это воспримут другие. Хочет хотя бы разок побыть эгоистом. Адриан поднял голову, вздохнул и расслабил напряжённые мышцы. — Нет, — заявил он. Если Риддла и порадовал такой ответ, он предпочёл оставить мысли при себе. Вместо этого, он взмахнул рукой, приглашая юношу присоединиться к трапезе. Адриан взял необходимые столовые приборы и отложил заботы на потом, решив воздать должное еде. Поудобнее взяв нож, он немного отодвинул овощи в сторону. — Утка? — искренне удивился юноша. Ему ни разу не доводилось отведать её после приезда в Британию. Подняв взгляд, Адриан увидел, как Риддл вытаскивает вилку изо рта, явно наслаждаясь вкусом блюда. — Это особенный вечер, — вот и всё, что сказал мужчина. Адриан искоса посмотрел на него, затем на тарелку, потом на бокал с вином. Улыбнулся втихомолку и принялся за ужин.***
Тонкс сидела в сторонке, спрятавшись за перилами лестницы. Её взгляд был прикован к одному старому, пустующему и пыльному портрету, висевшему на одной из стен прихожей. Свежий вечерний ветерок был полон напряжения, разрушающего изнутри, проникающего до самого мозга костей и причиняющего нестерпимую боль, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Девушка впилась ногтями в коленки, слушая спор, разгоревшийся в соседней комнате: голос Ремуса звучал растерянно и разочарованно, пока он пытался выяснить — снова и снова — что случилось с Лили и Сириусом. Тонкс перестала обращать внимания на ответы, поскольку её собственные мысли были слишком лихорадочными, чтобы вслушиваться в речи Дамблдора и остальных членов Ордена. Ремус заговорил громче, не скрывая гнева. Тонкс никогда прежде не слышала у него такого яростного тона. Она очень хотела рассказать ему всё. Рассказать хоть что-нибудь, лишь бы уменьшить боль, поселившуюся в его глазах. С того ужасного собрания прошло уже больше двух недель. Больше двух недель с тех пор, как весь её мир рухнул, а Сириуса назвали предателем и посадили куда-то под замок, и Тонкс до сих пор не знала, как этому относиться. Она хотела бы разозлиться. Хотела бы затаить обиду. Ей ужасно хотелось найти Сириуса и хорошенько встряхнуть, чтобы добиться от него ответов — только вот она понятия не имела, какие вопросы задавать. То, в чём Сириуса обвиняли Грюм и Дамблдор… в это всё ещё верилось с трудом. Сириус всегда был самым убеждённым сторонником Ордена. Самым верным. Именно он постоянно подвергал себя опасности ради добычи необходимой информации и ресурсов, и все эти годы оставался самым ярым противником правления Волдеморта. Он был старшим двоюродным братом Тонкс. Её защитником и опекуном, на которого девушка всегда могла положиться. Сама мысль о том, что он мог предать их, казалась ей полнейшей чушью. Сириус никогда не совершил бы ничего подобного. Не сдал бы их Нарциссе Малфой, которую ненавидел наравне с Беллатрикс; его голос всегда срывался на рычание, стоило упомянуть тётушек Тонкс. Но Грюм точно не стал бы лгать о таком, да и сам Сириус практически признался своими резкими словами. Тонкс зажмурилась, чувствуя, как защипало в глазах — признак надвигающихся слёз. Она подняла руки и схватилась за голову, вцепляясь пальцами в волосах, отчаянно пытаясь найти хоть что-то, способное не дать ей разбиться вдребезги. Сверху послышались шаги, и Тонкс стиснула зубы, проглотив вставший ком в горле, когда почувствовала, как Седрик устраивается на ступеньку рядом с ней. Сквозь бьющийся набатом в ушах пульс девушка с трудом различила знакомый тембр Дамблдора, но почему-то от этого ей стало только хуже. Просто в сознание закладывается некая идея, которую он затем воплощает в жизнь. Мерлин, даже просто вспомнив эти слова, Тонкс затряслась от прошибшего её озноба. Она прикусила губу, чувствуя, как по шее побежали мурашки. Вреда не причинит, а сам факт проведения даже не будет заметен. Тёплая рука нежно обхватила её запястье и отодвинула вцепившуюся в волосы руку. Тонкс, не теряя времени даром, сжала ладонь Седрика. Ей не нужно было даже смотреть на него, чтобы знать — он столь же обеспокоен случившимся, как и она. Тонкс подумала об Адриане, насколько он был зол. Девушка не очень хорошо его знала, но даже их недолгого знакомства оказалось достаточно, чтобы понять — он симпатичен ей. В Адриане горел огонёк, который Тонкс с лёгкостью заметила: едва заметный намёк на озорство, всякий раз вызывающий у девушки широкую улыбку. Она представила его сияющие глаза пустыми и безжизненными. А полное эмоций лицо — безмятежным и унылым, каким оно и будет под действием принуждения. Смотрю я на вас и вижу лишь людей, готовых спрятаться за спиной ребёнка. Слова Сириуса не выходили у неё из головы, и Тонкс сгорбилась под тяжестью стыда, охватившего её сердце. Адриану всего семнадцать. Во имя всеблагого Мерлина, он ещё школьник. Тонкс не разрешали присоединиться к Ордену, пока она не достигла совершеннолетия. То же можно сказать и о Седрике, и обо всех детях Артура и Молли. Тогда почему подобное отношение к Адриану казалось чем-то нормальным? — Что будем делать? — едва слышно спросил Седрик. Никогда прежде его голос не звучал так нерешительно. Тонкс стиснула пальцы юноши и покачала головой. Ответила она, почти не шевеля губами: — Не знаю.***
Волдеморт наблюдал, как Адриан допивает остатки вина, и наслаждался удовольствием, сияющим в этих зелёных глазах. Юноша опустил бокал и медленно облизнулся, собирая крохи вкуснейшего напитка, оставшегося на губах; а когда их тарелки испарились, он наклонился поближе, устраиваясь поудобнее. Адриан рассеянно поигрывал нижней губой: то, нежно ущипнув светло-розовую кожу, оттягивая её, то снова отпуская. Это было так восхитительно, что глаз не отвести. Впрочем, в этом весь Адриан. Волдеморт никогда прежде не встречал человека, так легко утянувшего его в свои сети, как этот юноша. Было приятно наблюдать, как во время ужина он потихоньку расслабляется; к счастью, их разговор не загубил всё до невозможности. Вечная ершистость Адриана начала смягчаться; мальчик постепенно оттаивал по мере наступления ночи. Такую его сторону Волдеморту прежде удавалось увидеть лишь мельком, урывками, а теперь он мог насладиться этим сполна. — Так, у меня вопрос, — сказал Адриан, прерывая повисшее молчание. Он неосознанно коснулся пальцами уголка рта, явно не замечая, куда смотрит Волдеморт. Мужчина ободряюще кивнул. — Ты… упоминал, что вырос в приюте, — медленно проговорил Адриан, опуская голову и бросая на собеседника взгляды из-под чёлки. Помимо заинтересованности в них крылась настороженность. Волдеморт должен был догадаться, что это привлечёт его внимание. Мужчина откинулся на спинку стула, прихватив со стола наполовину початый бокал, и ответил: — Верно. Он выжидал, заинтригованный, к чему приведёт этот разговор. Несмотря на отвращение к самой теме, мужчина был впечатлён тем, что Адриан осмелился поднять её. — Можешь рассказать поподробнее? — спросил юноша, искрясь от любопытства. Волдеморт вскинул брови. — Не сказал бы, что моё раннее детство заслуживает особого внимания, — поддразнил он собеседника. Открытое выражение лица Адриана сменилось явственным негодованием — давненько он не видел подобную эмоцию, обращённую к себе. Словно сказка. Волдеморт на мгновение внимательно посмотрел на юношу. Немногие настолько заинтересованы его прошлым, чтобы рискнуть и задать вопрос; ещё меньше тех, кому хватало смелости продолжить его расспрашивать, уже услышав множество животрепещущих моментов из жизни самого Тёмного Лорда. Всякую охоту отбивала мрачность повествования и совершенно неуместные рамки приличия. — Почему ты хочешь узнать об этом? — спросил он. — Потому что знаю тебя, — ответил Адриан. — Знаю, но на деле, мне ничего о тебе не известно, — юноша улыбнулся нежно, но вместе с тем вызывающе. — Может, я хочу узнать, как ты стал мужчиной, который сидит сейчас передо мной. Волдеморт сдержался и не выдал инстинктивную реакцию на такое заявление, но жар, охвативший всё его тело, был невыносимо горячим. Потому что знаю тебя. Какое высокомерное заявление. Какая пугающая, головокружительная мысль. Взгляд Адриана, брошенный через стол, оставался твёрдым и спокойным. В равной мере непреклонным и пронизывающим. Никто и никогда не вёл себя с ним так панибратски, но если кто-то и мог решиться на подобное — решиться понять его — то только Адриан. Эта мысль оказалась столь же неприятной, сколь воодушевляющей. В следующее мгновение он заговорил, мысленно прошептав: «да». — Я родился и вырос в приюте Вула в Лондоне. Моя мать была слабой женщиной, как в магическом, так и в физическом плане. Она успела лишь дать мне имя перед смертью, и я оказался на попечении матроны и её помощниц. — А как её звали? — настойчиво спросил Адриан, пристально глядя на мужчину. — Меропа Гонт, — коротко ответил Волдеморт и продолжил рассказ прежде, чем юноша успел узнать ещё хоть что-то. — Первые годы жизни я почти не помню, но с ранних лет я знал, что отличаюсь от других детей. Я мог управлять животными силой мысли. Мог причинять людям боль, не касаясь их и пальцем. Он скользил пальцами по замысловатым узорам на резной ножке бокала. Воспоминания, которые мужчина так долго хранил взаперти, вырвались наружу. — Я был эмоциональным ребёнком, но, признаю, мне было трудновато сочувствовать окружающим. Куда проще давались насилие и ложь. Расти при экономике, разрушенной войной, оказалось невыносимо тяжело, наши ресурсы были ограничены, и подобная среда поощряла, хмм, скажем, так, «беспощадность» по отношению к другим. Оказалось сложно объяснить это тому, кто не пережил подобный опыт. Грызущий голод. Вечный, непрекращающийся холод. Унижение и издевательства из-за сострадания. Волдеморт позаботился о том, чтобы никогда больше не жить в таких условиях, но внезапно сама идея рассказывать правду Адриану показалась ему совершенно не привлекательной. Юноша слишком жалостлив, пусть и способен на невероятную жестокость. Даже сейчас он видел, как мрачнеет лицо Адриана от переживаний. — Когда я, наконец, целиком и полностью осознал, насколько отличаюсь от других, всё стало гораздо проще. Я оттачивал своё мастерство в перерывах между домашней работой и уроками; а после неудавшегося обряда экзорцизма научился лучше заметать следы. При упоминании этого неприятного события в глазах Адриана промелькнуло сочувствие, быстро сменившееся шальным весельем: — Бьюсь об заклад, в жизни тебе это пригодилось, — заметил он. — Ещё бы, — согласился Волдеморт, широко ухмыльнувшись. Мужчина сделал глоток вина, после чего продолжил: — Большинство детей оставило меня в покое. С теми, кто ко мне лез, обычно приключались всякого рода несчастья, потому очень и очень немногие имели смелость даже подходить лишний раз. К тому времени, когда я получил письмо из Хогвартса, большая часть приюта уже была у меня в руках. Однако когда я узнал, в чём заключается суть моих способностей, и что я не один такой… это стало несказанным облегчением. — Могу себе представить, — отозвался Адриан, лениво переплетая пальцы и неотрывно глядя на Волдеморта. Хотя такое внимание было приятно, мужчина сразу ухватился за невольно предоставленную возможность: — А что насчёт твоего детства, Адриан? Мальчик удивлённо моргнул, оторвавшись от разглядывания собеседника. Промелькнувшее на лице беспокойство он быстро скрыл небрежно вскинутой бровью. — А откуда мне знать, что это не очередная проверка на честность? Ты же наверняка знаешь о моём детстве куда больше меня самого. Хорошая попытка отвлечь от темы. Как жаль, что Волдеморта не так-то просто сбить с толку. Мужчина предостерегающе прищёлкнул языком: — У меня есть целая папка с подробным описанием всей твоей жизни, Адриан, — признался он, просто чтобы увидеть волну возмущения, вызванную этим незначительным фактом. — Но прочитать о чём-то — это одно, а услышать из первых рук — совсем другое. Я хочу узнать, каким было твоё детство от тебя самого. Выражение лица Адриана сменилось чередой эмоций, быстрой настолько, что не удалось распознать ни одну из них. Мальчик отвёл взгляд, закусил губу и, задумавшись, прищурился. Прошла почти минута, прежде чем Адриан, наконец, вышел из оцепенения. Юноша поднялся из-за стола, нервно заламывая руки, и подошёл к ближайшему книжному шкафу. Волдеморт наблюдал за ним, прикрыв глаза, позволяя увеличить дистанцию между ними — на время. Адриан провёл пальцем по гладкому, лакированному дереву одной из полок, повернувшись к мужчине спиной. Не имея возможности разглядывать его лицо, Волдеморт принялся внимательно изучать напряжённые плечи. Каждый вдох юноши был безукоризненно ровным. — Оглядываясь назад, я понимаю, что моё детство выдалось… далеко не самым обычным. Меня скорее дрессировали, а не воспитывали. Но такой образ жизни был единственным, что я знал, потому не считал его странным. Адриан вздохнул и повернулся обратно к Волдеморту. Он скрестил руки на груди и осторожно прислонился к книжному шкафу, глядя на мужчину с опаской. — Когда мне исполнилось семь, мы с матерью вовсю вели политические дебаты. Каждая дискуссия была своего рода испытанием. Она намеренно вводила меня в заблуждение, загоняла в угол аргументами, учила улавливать скрытые смыслы и подтексты. Мать научила меня относиться с подозрением ко всем, держать окружающих на расстоянии вытянутой руки и доверять лишь ей одной. Губы Адриана скривились в горькой усмешке, взгляд стал далёким и печальным. — Я был… очень прилежным учеником, внимательно прислушивающимся к её урокам, — тихо произнёс юноша. — О Боги, — фыркнул он. — Я, наверное, всем казался таким странным, когда только поступил в Бобатон. Я был восьмилетним ребёнком, искренне уверенным, что моя мать — умнейшая женщина в мире. Каждую неделю я писал ей: целые эссе о своих уроках, преподавателях и однокурсниках. Кто из какой семьи, чем занимаются их родители, и могут ли они быть полезны. Потерев лицо ладонью, Адриан тяжело вздохнул, ещё сильнее облокачиваясь на шкаф, и слепо пробежался взглядом по кабинету. В его глазах отчётливо виднелась разъедающая душу вина. — Она заставляла меня писать отчёты, — сказал Адриан. — Каждую субботу в обязательном порядке, в течение многих лет. И я никогда не сомневался в правильности этого решения. Начальные классы Академии я прошёл, будучи маленьким бездушным роботом, делающим всё, что она прикажет. Я безумно боялся её расстроить, не выносил даже мысли об этом. Я даже не был человеком. Так… послушное орудие в её руках. Волдеморт вспомнил, как Лили Поттер захлёбывается собственной кровью, и внезапно пожалел, что не поступил хуже. Адриан запрокинул голову и уставился в потолок: — Только повзрослев, я начал становиться самим собой. Не могу точно сказать, когда это произошло: будто однажды я превратился из Гарри Поттера, притворяющегося Адрианом Эвансом в… просто в Адриана. Настоящее имя юноши подействовало на Волдеморта точно ушат ледяной воды. Мужчина так давно не думал о нём, как о Гарри Поттере, что даже слышать это имя из его уст было как-то неправильно. Это точно не тот ребёнок, которого он одержимо выслеживал годами. Не золотой билет в будущее Дамблдора, и не орудие Лили Поттер. Не его напророченный враг. Кем бы ни был Адриан сейчас, всем вышеперечисленным он никогда не будет. — Граница меж ними двумя настолько размылась, что, по ходу дела, они поменялись местами. — Адриан Эванс стал притворяться Гарри Поттером, — заключил Волдеморт. Адриан медленно кивнул, задумчиво разглядывая свои ботинки. — Смешно, да? — грустно пошутил он. — Моя маска оказалась настолько хороша, что стала куда более настоящей, чем я сам. — Ничего смешного в этом нет, — поправил его Волдеморт, поднимаясь и поставив свой бокал на стол. — Твоя мать поступала просто отвратительно, и то, что она считала, будто ты сможешь сохранить свою личность нетронутой со всеми этими масками, только подчёркивает её глупость. Адриан краем глаза наблюдал, как мужчина приближается к нему, однако, стоит отдать юноше должное, остался на месте. — Ты был ребёнком, на которого возложили, откровенно говоря, абсурдные надежды, вынудив разбираться с независящими от тебя проблемами, — проговорил Волдеморт, останавливаясь прямо перед юношей, едва не прижав его к книжному шкафу. Адриан тихо фыркнул, запрокинул голову и посмотрел на мужчину с вызывающим блеском в глазах. — Давай не будем забывать, кто ответственен за это на самом деле, — заявил он, вскинув подбородок и поджав губы. И невольно в словах юноши промелькнула нотка собственнической гордости. Адриан стал таким из-за него. Всё, кем этот юноша являлся и в кого превратится, было благодаря Волдеморту. Мужчина глубоко вздохнул, почти опьянённый осознанием этого. Адриан не сводил с него потемневших от невысказанных слов глаз. — Большую часть своей жизни я провёл, готовясь победить тебя, — признался он, протягивая руку к груди Волдеморта. От жажды прикосновений мужчина буквально горел. — Именно ты, мысли о тебе — то немногое, что заставляло меня чувствовать хоть что-то. Я так боялся тебя, но отчасти безнадёжно стремился к одному лишь твоему образу. Знать, что ты где-то там, и однажды мы встретимся… — Адриан умолк и скользнул пальцами в вырез рубашки Волдеморта. — Ты оказался не таким, как я себе представлял, — прошептал он. — Совсем не таким. — А какой ты представлял себе нашу встречу? — спросил Волдеморт, постепенно придвигаясь всё ближе, безнадёжно очарованный сладкими речами юноши. Адриан лукаво посмотрел на него, медленно переведя взгляд с места, где они касались друг друга. Юноша криво ухмыльнулся, а от прежней меланхолии не осталось и следа. — Ну, я определённо и представить не мог, что однажды мы сядем и вместе поужинаем. Рука Волдеморта медленно поднялась и замерла возле щеки Адриана, подушечками пальцев едва-едва касаясь тёплой кожи. Чёрные ресницы трепетали, на долю секунды пряча эти невозможные зелёные глаза. Как же он красив. — А я не мог представить, что ты будешь так смело бросать мне вызов раз за разом. Знаешь же, что играешь с огнём? Улыбка Адриана стала на редкость озорной, когда он ловко углубил вырез на рубашке Волдеморта, обнажая шею. — Говоришь, прямо как Рейна, — заметил он. Пыл Волдеморта немного угас, стоило услышать о симпатичной подружке юноши, да и улыбка несколько увяла. — Какая высокая похвала, — кисло отозвался он. — Так и есть, — согласился Адриан, понимающе посмотрев на мужчину повеселевшим взглядом. В груди неприятно заныло. — А твои друзья знают, где ты сейчас? — небрежным, но немного требовательным тоном спросил Волдеморт, одной рукой сжимая край полки у самого бедра юноши, а другой обхватил изящную челюсть. Они знают, где ты? Знают, что ты со мной? Волдеморт хотел избавиться от любви, сияющей в глазах Адриана. Хотел стереть с лица земли всех, кто касался его, задушить воспоминания о них на корню, чтобы юноша мог думать только о нём. Он хотел забраться глубоко под нежную кожу, чтобы ничто и никогда не смогло вырвать его из сердца и мыслей Адриана. Юноша расслабился, непреклонный перед лицом страстных желаний, пылающих в его глазах. — Рейна и Клэр точно знают, где я, — ответил он, опуская руку ниже, пока кончики его пальцев не коснулись груди Волдеморта. — Они думают, ты пытаешься меня соблазнить. Гнев мужчины тут же исчез, сменившись самодовольной наглостью. — А ты что думаешь? Ободрённый прерывистым дыханием Адриана, Волдеморт преодолел оставшееся расстояние между ними и прижался к юноше. Наклонившись ещё ближе, он ласкающе коснулся губами уголка чужого рта и промурлыкал: — Позволишь мне соблазнить тебя, Адриан? Пламя не оставило столько болезненных ожогов, сколько жуткая потребность коснуться его. — Да, — выдохнул Адриан, вцепившись в рубашку мужчины, и обвил рукой его шею. Волдеморт порочно улыбнулся, когда юноша поцеловал его. Обрушился, точно весенний паводок. У губ Адриана оказался божественный вкус. Вкус победы.***
Дверь, захлопнувшаяся за Аластором и Ремусом, резанула сгущающееся напряжение, точно нож — масло; оставив подвешенными в зияющей пустоте целый ворох невысказанных слов и недомолвок. Разгорающиеся угольки её гнева потухли, лишившись растопки, и Эммелин недовольно вздохнула. Женщина закрыла глаза и потёрла лоб, пытаясь избавиться от мучительной боли, опоясывающей голову, точно колючая лоза. Она слушала, как Альбус — единственный, кто остался здесь, кроме неё — устало опустился на стул, зашуршав длинными мантиями, что прозвучало даже слишком громко во внезапно воцарившейся тишине гостиной. Поправив шаль, Эммелин развернулась и подошла к своему наставнику. Она долго стояла справа от него, молча буравя изучающим взглядом. С каждым днём Альбус выглядел всё более измученным. За последние месяцы морщины на его лице стали ещё глубже, а под глазами залегла тень, очень беспокоившая женщину. Прошедшие годы не назовёшь простыми, но Эммелин подозревала, что бывший директор чувствует тяжесть постигших Орден потерь сильнее их всех. Альбус усыхал на глазах, при каждой новой встрече становясь худее и худее. Они теряли позиции, и это было очень плохо. В этой войне они проигрывали уже больше десяти лет, загнанные в угол и безуспешно пытающиеся восстановить силы. Эммелин с трудом могла вспомнить времена, когда они не прятались в подполье. Было так неприятно осознавать, как низко они пали. Снова тяжело вздохнув, женщина опустилась на стул рядом с Альбусом и спрятала лицо в ладонях. Стресс прошлой недели, наконец, добрался и до неё, грозя доконать окончательно. Сначала Сириус и Лили отказались сотрудничать, а теперь и Ремус начал вставлять палки в колёса. Вдобавок ко всему, судя по тому, что заметила Эммелин, ни Нимфадора, ни Седрик не выглядели особо довольными происходящим. Орден разваливался на части. Женщина зажмурилась, пытаясь избавиться от сухости в глазах, и прижала ладони к лицу. — Нам нужно присмотреть за Ремусом, — устало сказала Эммелин. — Он слишком эмоционален, ещё дел натворит. За Дорой и Седриком тоже — мы не можем позволить себе так рисковать, нельзя давать им возможность раскрыть наши планы. Альбус не ответил, но она чувствовала, что наставник согласен с ней. — Если правда раскроется… если они вывернут её по своему усмотрению… сам знаешь, Артур и Молли сразу откажутся участвовать в этом. И не дай Бог, обо всём узнает Гарри. Эммелин разговаривала с Гарри лишь однажды, но много слышала о мальчике от остальных. Она с интересом следила за его успехами на Турнире и прекрасно понимала, на что тот способен. Эммелин даже думать не желала, как отреагирует Гарри, узнай он об их намерениях. С тяжёлым сердцем она умоляюще посмотрела на наставника: — Правильно ли мы поступаем, Альбус? Он вскинулся и встретился с ней взглядом. В синих глубинах его глаз крылось болезненное сожаление, теряющееся на фоне пылающей решимости. — Это должен быть Гарри, — сказал Альбус, проигнорировав её вопрос. — Из-за Пророчества? — вымученно спросила Эммелин с дрожью в голосе. Она искренне уважала дар прорицания, правда. Это была тяжёлая и ужасающая сила, обладать которой могли лишь очень немногие. Да, уважала, но доверять Пророчеству Эммелин категорически не нравилось. Уж явно не после того, как женщина потеряла десятки друзей в ожидании, когда же оно исполнится. Эммелин знала, что остальные члены Ордена твёрдо придерживаются Пророчества, верят в него всем сердцем, впрочем, немудрено — Альбус много лет пропагандировал его непреложную истинность. Эммелин знала, что он считает, будто именно Гарри должен победить Волдеморта, и потому была так шокирована последующим ответом: — Нет. Женщина резко выпрямилась, глядя на наставника широко раскрытыми глазами, полными недоумения. — Нет? — повторила она, неосознанно комкая шаль. — Я думала, ты веришь… — Моя собственная вера в Пророчество не имеет ровным счётом никакого значения, — мягко перебил её Альбус. — Пророчества всегда сбываются — такова уж их суть. К тому же на путь его исполнения Гарри давным-давно поставила мать. Он тренировался всю жизнь, чтобы исполнить своё предназначение. Его подталкивали и муштровали для одной-единственной цели, и потому Гарри — лучший кандидат. Благодаря помощи окружающих Гарри вполне удовлетворяет все требования Пророчества. Эммелин нахмурилась, буравя взглядом собственные колени. Она была потрясена этим откровением. — Но даже если бы Гарри не был Избранным, он всё равно оказался бы наиболее подходящим кандидатом для исполнения Пророчества, — продолжил Альбус, отводя взгляд, затуманенный размышлениями. — О чём ты, Альбус? — спросила Эммелин, когда наставник надолго замолчал. Бывший директор повернулся к ней, покорно улыбаясь. — У Тома слишком мало слабостей, — начал Альбус, сбив женщину с толку, пока она не вспомнила, что это настоящее имя Волдеморта. — Но для человека, столь убеждённого в собственном превосходстве, он всегда был слишком эмоциональным мальчиком. Поддающимся своим желаниями и страстям. Том возжелал Гарри, захотел заполучить его себе — это видно по его усиленным стараниям рассорить Лили с сыном. Потребность Тома ставить своим последователям метки, требовать от них послушания… тоже говорит о многом. Альбус сложил руки на коленях. — Пока Гарри важен для Тома, мы можем это использовать. Том не решится убить его просто потому, что тогда потеряет последний шанс обладать им. Он скривил губы в уничижительной ухмылке: — Том всегда хорошо заботился о своих игрушках. Уничтожить Гарри, убить его — всё равно, что признать поражение. Значит, он недостаточно хорош, чтобы найти другое решение проблемы, а это неприемлемо для него самого. Эммелин растёрла руки — отчего-то после слов наставника ей стало зябко. Альбус моргнул и вновь посмотрел на женщину. — Гарри — лучший кандидат для исполнения Пророчества, потому что у него есть то, чего нет ни у кого другого. Доступ к Тому. Он единственный, кого Том подпустил к себе так близко за все эти годы. Он единственный, кто сможет причинить ему вред. И единственный, на кого Том не сможет напасть в ответ. — Говоришь так, будто он любит Гарри, — заметила Эммелин. — Не думаю, что его сердце вообще способно на подобные чувства. Альбус усмехнулся, склонив голову. — Ты ошибаешься, моя дорогая. Том, безусловно, ценит его и отчасти даже заботится, но всё это продиктовано лишь тем, чем Гарри может быть для него полезен. Альбус посмотрел в тёмное окно. — Единственное, на что Том категорически не способен — любить кого-то.***
Примечание автора: Дамблдор: Том не может никого любить. Том: лол кек, погоди, сейчас поцелую своего парня. В любом случае, оставшуюся половину свидания Риддла и Адриана мы увидим в следующей главе! А пока мне бы очень хотелось узнать ваши мысли по поводу происходящего! Как и всегда, мой таблер открыт! Заглядывайте, если хотите почитать различные теории, покричать, обсудить новые главы или оставить пару слов относительно полюбившихся сцен. Спасибо всем! Примечание переводчика: Адриан: о боже, что я делаю на этом свидании, он же убийца, что бы сказала мама… Тоже Адриан: о, это что, утка? Давно не ел утку. Поздравляю всех с наступающим или уже наступившим Новым Годом! Желаю вам всем обрести взаимную любовь (по отношению к себе тоже — это важно), а если уже обрели, то пусть она никогда не угасает!