Я присмотрю за тобой

      Наверно, ему все же стоило спросить: что не так, когда руки у Лили оказались слишком горячими, на лице появились лихорадочные пятна, а сама она начала кутаться и ушла спать, как только по спрятанным за облезлым пейзажем в рамке письмам восстановила ему список всех тех зелий, что сварила без его ведома. Северус, уткнувшийся в половину листа писчей бумаги, решил списать ее поведение на то, что в их отношения вновь влезала Темная Магия.       Но Лили вопреки ожиданиям была осторожна, в списке не было ничего противозаконного и ничего, что требовало использования палочки в процессе варки. Даже почерк был таким же, как он помнил: ровным и крупным с совершенно не несущими никакого практического смысла завитушками у заглавных букв. Единственным пунктом, который действительно требовал внимания, было зелье контроля пола ребенка во время зачатия.       — Серьезно — ты думаешь: я стала бы спрашивать имя? — отмахнулась женщина, когда он указал ей на пробел таблице рядом с этой строчкой, — С подобными вещами, как со средством от гонореи. Нормальному человеку, желающему хоть немного приватности, не захочется идти в аптеку, потому то в магическом мире с его сплетниками завтра же о твоем заказе будет знать каждый. Не мне тебе говорить, что за молчание многие готовы платить двойную цену.       — Так можно влипнуть в историю, — пробурчал Северус себе под нос, прекрасно понимая, что та по-своему права и полез в письма.       Заказчик пожелал остаться анонимным, но опознать широкие буквы, в частности, похожие на лягушек буквы «а» авторства Люциуса не представляло никакой сложности. С Малфоем могли возникнуть серьезные проблемы, пусть по признанию Лили она могла сварить это одно из сложнейших зелий даже пьяной в стельку. Дело было не в качестве исполнения (хотя о нем тоже можно было переживать), а в том, что сиятельный знакомый никогда не писал писем, предпочитая просить о зельях лично, да и с какой стати ему, уже имеющему наследника, контролировать подобные вещи? Тем более Нарцисса больше детей иметь все равно не могла.       Снейп решил отложить размышления на потом и тоже лечь. С проблемой надо переспать, да и вымотала его, если честно, эта тянувшаяся, как резина, поездка. Лили, к одиннадцати вечера, как хронический жаворонок, привычно клевавшая носом, к тому моменту, когда он поднялся наверх уже крепко спала, завалившись в сырую кровать прямо в одежде, и едва слышно постанывала. Северус зачем-то кинул в нее одно из заклинаний, предназначенных для отпугивания ночных кошмаров у детей, и закрыл приоткрытую дверь до конца.       Он всегда вставал поздно, предпочитая все дела решать под покровом ночи, а его нынешняя соседка по дому пробуждалась до рассвета. По этой причине после пары дней препирательств они пришли к консенсусу и теперь завтракали порознь, но утром Лили не спустилась вниз в обычное время — это было видно по даже не чуть-чуть теплому чайнику на плите и стоявшим точно так же, как вечером, в сушилке кружкам. Все вместе это являлось тревожным звоночком. Северус оторвал ладонь от холодного бока чайника и набрал воздух в легкие.       — Лилс! — старое обращение сорвалось с языка, прежде чем он успел его поймать. Лили снова играла в молчанку. Он проверил на всякий случай гостиную — там никого не было и снова поднялся на второй этаж. Эванс лежала на кровати пластом, накрывшись лишь простыней (и когда раздеться успела?), волосы разметались по подушке, и только тяжело вздымающаяся грудь говорила о том, что та все еще жива.       — Лили, хватит дрыхнуть… Время почти полдень.       Ответом ему был болезненный стон.       — Лили?       Вот только простуды ему сейчас не хватало. Хотя от простуды чихают, да сопли льются ручьем. Эта же просто лежит как труп… Очень горячий труп, как показала быстрая проверка ладонью ко лбу.       — Я очень надеюсь, что это не поздний откат от зелья, — скорее для собственного успокоения побурчал Северус, присаживаясь на край кровати.       — У-у… — проснувшаяся от всех его телодвижений Лили перевернулась на левый бок и с трудом сфокусировала мутные глаза, прежде чем прохрипеть, что она уже наглоталась хинина и к вечеру должно уже отпустить.       — Ты вся горишь… — Северус позволил себе дотронуться до совершенно сухой ладони оказавшейся совсем рядом. Кожа у больной — в том, что Лили была в данный момент сильно больна, не было никаких сомнений — выдавившей в ответ из себя кривую улыбку, наощупь напоминала сероватую папиросную бумагу.       — Хорошая фраза. Контекст не тот.       — Ты, похоже, знаешь, что с тобой, — он отвел глаза и поспешил встать, стараясь не смотреть, как женщина с трудом садится и пытается пригладить пятерней волосы напоминавшее сейчас воронье гнездо, — Но я все равно принесу градусник.       — Угу. Было бы неплохо. Рецидивы малярии случаются в самый неподходящий момент.       — В Британии отродясь этой гадости не было.       — Зато в Африке полно…       — Ты?       — Преподавала там полгода. Хватило, чтоб привезти подарок.       Несмотря на то, что ртуть застыла на отметке в тридцать девять и шесть, и сама Лили едва стояла на ногах, она все же нашла в себе силы сползти по лестнице вниз, держась за стену, а для того чтобы накормить ее бульоном понадобились шантаж и угрозы. Однако все же большую часть дня рыжая гостья просидела в отвоеванном у хозяина дома кресле, закутав ноги пледом, и дремала. К утру жар спал, а женщина, казалось, за эти сутки потеряла пару фунтов весу, что она, конечно же, отказывалась признавать, снова пытаясь жить только на кофе и сигаретах и основательно своим упрямством проверяя навыки самообладания у Северуса.       Так что в том, что сборы вещей вечером тридцать первого проходили для профессора Снейпа более, чем напряженно, не было ничего удивительного. Во-первых, они означали, что ему предстоит провести следующие десять месяцев в обществе постоянно хулиганящих, неаккуратных и не особо смышленых детей, живущих в Хогварсте двадцать четыре на семь и по какой-то глупости считающих себя взрослыми. Во-вторых, Лили оставалась здесь неприсмотренная и, если пребывая с ним под одной крышей, она умудрилась скрыть варку зелий по ночам и почти скрыла малярию, то масштаб проблем по возвращению в Коукворт сложно было даже предсказать. Нет, судя по всему у этой Лили действительно были знания о Зельеварении, а не его постоянные подсказки, и даже звание Мастера. Но какое-то гадливое чувство говорило о том, что он может вернуться в совершенно пустой дом. Успокаивал только поход к Олливадеру — тот тоже ее видел, так что версию, что никакой женщины тут никогда не было, а он сам помешался от своего одиночества, можно будет сразу отмести по возвращению.       Все что Северус хотел — это переложить содержимое шкафа в дорожный сундук и спокойно обмозговать сложившуюся ситуацию, но Лили вплыла в спальню уже через несколько минут и теперь стояла, в поисках опоры прислонившись спиной к стене у двери, и молчала, разглядывая его спину добрые полчаса. Он честно крепился, но игнорировать тяжелые вздохи становилось все сложнее.       — Что опять не так? — шипение, подобное этому, вызывало у школьников панические атаки и желание пятиться назад, но, то ли он шипел недостаточно злобно, то ли у Лили не было инстинкта самосохранения: та оторвалась от затёртых синих обоев, с которыми почти сливалась по тону кожей, и направилась к нему, в несколько шагов преодолевая всю, не особо большую комнату.       — Ты рубашки неправильно складываешь, — заявила она, останавливаясь в жалких полуметрах, и, по привычке провела правой рукой по основанию шеи, ища на ней цепочку от ампулы.       — Мне тридцать лет, думаешь, я не знаю: как их складывать?       Лили разочарованно замотала головой и буквально вырвала у него очередную сорочку из рук, чтобы разложить ее лицом вниз на покрывале, которым была застелена кровать.       — Так остаются заломы.       — Так хочется почувствовать своё превосходство? — ехидство буквально сквозило в его словах. Руки женщины, несмотря на заметную дрожь, действовали привычно, так что все действо заняло от силы половину минуты, однако получившаяся конструкция действительно выглядела куда аккуратней, чем те практически комки, что Северус отправлял в безразмерный сундук и это было болезненным ударом по его гордости.       — Это называется забота. Давай сюда еще одну, — она потянулась за следующей вещью, но Северус уже сложил руки на груди, заняв оборонительную позицию. Воздух неприятно, как перед грозой, заискрил.       — Может, ты и в белье нос сунешь?       Что-то в его голосе заставило Лили смутиться и опустить ладонь — там определенно был намек, значения которого она не понимала.       — Северус… Я просто пытаюсь помочь.       — Твоя помощь не раз выходила боком, — он прицельно швырнул скомканную рубашку в открытый сундук — для той Лили это бы значило, что разговор окончен. Она бы надулась и ушла, ему бы пришлось опять выжидать, пока подруга остынет и потом приносить извинения за то, в чем были виноваты оба. Лили бы милостиво его простила, и они бы снова сделали вид, что все хорошо. Но эта не была его Лили, и Северус все время забывал об этом. Эта не сбегала от проблем и не делала вид, что ее все устраивает. Нет. Эта Лили наступала и загоняла в угол почище дементора.       — Перестань. Делать. Это.       Северус открыл было рот, но женщина вскинула левую руку, и в голосовые связки ему будто залили клей. Он силился произнести хоть звук, но Силенсио, хоть и было стихийным, держалось более чем крепко — чтобы снять его пришлось бы тянуться в карман брюк за палочкой, а делать этого было категорически нельзя. Это он понял сразу, в другой раз из своего панциря Лили, за все два месяца не проронившая ни единого слова больше необходимого минимума, могла не выбраться. Даже сейчас же ее голос был на удивление спокоен, несмотря на то, что она говорила и то были слова совершенно измученного, уставшего от жизни человека. Северус крупно сомневался, что причиной был лишь вчерашний приступ.       — Знаешь, очень удобно соорудить у себя в голове идеальный образ и молиться на него аки на икону. Покойник не сможет его опровергнуть. Но я живая. Из плоти и крови и ко мне надо относиться как к живой. Считай меня хоть совершенной незнакомкой, той самой Эвой Александр, какой я представилась Олливандеру или считай меня тезкой той Лили, ведь у нас даже имена не полностью совпадают — мне все равно, что ты решишь. Но мне уже поперек горла стоят эти твои полные осуждения взгляды, когда ты думаешь, что я их не вижу. «Та Лили не стала бы» — я слышу, как ты ловишь эту фразу, раз за разом, на кончике языка. Проблема в том, что ты не можешь знать, какой она стала бы к тридцати годам. Та Лили мертва почти десятилетие… И я не она. Я никогда не была ею, я не знаю и не могу знать, что произошло между тобой и той Лили. Да, ты не тот человек, которого я знала.       Она втянула воздух через зубы, собираясь с духом.       — Мы не можем продолжать обвинять друг друга в том, что никто из нас не делал в своем мире. Зато можем сделать вид, что вообще не знаем друг друга. Я могу исчезнуть, и по твоему возвращению здесь не будет ни малейшего следа моего пребывания. Но для этого тебе придется посмотреть мне в глаза и произнести это вслух, потому что мне уже осточертели эти игры, полунамеки и догадки… Если ты считаешь, что такой Лили Эванс нужно уйти, то просто скажи мне убираться. А пока ты думаешь, дай мне сложить за тебя вещи, потому что ты их только комкаешь.       Не дожидаясь ответа, Лили практически вытряхнула все содержимое сундука на кровать хозяйской спальни и принялась по новой складывать каждую вещь, накладывая на одежду чары, заменяющие глаженье. Привычка держать палочку левой рукой была еще одной деталью, которая нарушала для Северуса привычный образ. Эта Лили была правшой, как и покойная Поттер, но некоторые заклинания, если не все, давались ей одинаково хорошо с обеих рук.       — Как будто ты не сравниваешь меня с ним, — почувствовав, что он снова может издавать звуки, хмыкнул Северус и отвернулся обратно к полкам в поисках свитеров, чтобы ничего не видеть. Вслух он мог говорить что угодно, но правда была в том, что он не чувствовал, что Лили сравнивает его и того Северуса с тех самых пор как они более или менее разобрались что же произошло. Это безоговорочное принятие пугало, ибо больше было похоже на равнодушие.       — Мужчин в моей жизни было слишком много, чтобы я еще тратила время на глупые сравнения.       За грудиной у Северуса от этих слов как-то болезненно кольнуло, и он приказал своему любопытству, из вредности подмывающему спросить о том, сколько же это «много» в цифрах, заткнуться и обратить внимание на более безопасные вещи.       — Оставайся здесь сколько влезет… Дом все равно пустует, — свернутый восьмеркой шарф, что он запустил в Лили как метательный снаряд, до нее не долетел, оказавшись перехваченным заклинанием, бережно отправившим его на дно сундука. — Только избавь меня от своих благодарностей.       Прощались они поутру так же неуклюже, как и существовали в одном доме все эти два месяца. Лили по старой привычке попыталась обнять его, но Северус, по одному ему известной причине, шарахнулся от нее как ошпаренный, запутался в ногах и слетел с края заднего крыльца прямо в натекшую с водостока лужу, вымочив брюки почти до самого колена. Лили честно пыталась не рассмеяться, но сначала прыснула, а потом и вовсе расхохоталась, правда, ненадолго.       — На удачу, — разобрал он между всхлипываниями, пока накладывал на пострадавший габардин очищающее.       — Дубль два? — упрямо предложила женщина, разводя руки в стороны в приглашающем жесте, когда он закончил, — Я не кусаюсь за пределами спальни.       Со второй попытки объятья все же получились и его ребрам ощутимо досталось давления. Северус невольно уткнулся носом в нечесаную копну, напоминающую по цвету мрамор. От этой Лили пахло вовсе не лавандовым мылом и соевыми конфетами, и даже не приватизированными у миссис Эванс духами, нет, ее волосы пропитались чем-то горьким и совершенно не женским: в основном, дешевым и крепким кретеком* из магазина в шести кварталах от тупика Прядильщиков и хинином.       — Я упаковала тебе черносмородиновый пирог и банку с вареной картошкой. Форма трансфигурированная, от Фините обернется куском пергамента. Пакет лежит на вещах в сундуке. Он зачарован так, что ничего не помнется и не протечет. По опыту знаю, что первого сентября до самого приезда орды школьников приходится голодным сидеть.       — И когда ты успела?       — Вставать надо раньше. А теперь проваливай, а то Альбус явится сюда за тобой.       — Дамблдор это может. Под видом беспокойства творить такую ересь… — Северус замотал головой как недовольный дикий кот прежде, чем аппарировать. «Я проверю тебя на Хэллоуин. Не сравняй дом с землей!» — было последним, что Лили услышала, прежде чем мужчину и сундук, на который он положил руку в последний момент, затянуло в подпространство.

***

      Банку и пирог, аккуратно завернутый в слой фольги и несколько пакетов, Северус действительно обнаружил, как только после педсовета, затеянного Дамболдором, открыл крышку сундука у себя в покоях. Внешний вид еды был далек от ровной и шаблонной магазинной выпечки и в лучшем случае заслуживал удовлетворительно в качестве оценки. Зато пахла нехитрая стряпня (хотя вряд ли нехитрая, пусть меренга сверху явно немного подгорела) так, что проще было удавиться, чем сразу не заполучить себе в желудок часть этой покосившейся на одну сторону конструкции.       Проверка спален и Слизеринской гостиной могла немного подождать. Самую малость. В таком виде — сидящим на сундуке и поедающим ложкой пирог прямо из формы его и застала профессор Макгонагалл, тем самым напомнив ему сменить прошлогодний пароль на дверях.       — Северус… — гриффиндорский декан застыла у порога с недоуменным выражением лица, заставившим Северуса поспешно и как-то даже воровато проглотить недожёванный кусок.       — Вы что-то хотели, Минерва?       — Пару недель назад я писала тебе по поводу мази от артрита. Та, что ты сварил перед окончанием учебного года, почти закончилась. И я даже по началу обрадовалась, думала, что ты в кое-то веки ответил, а не решил аппарировать к крыльцу… Каково было мое разочарование, когда я развернула, то что принесла сова.       Пока Макгонагалл говорила Снейп уже мысленно начал проклинать Лили. Минерва тоже была в ее роковом списке, но почему-то он предал этому факту куда меньшее значение, чем упоминанию Малфоя, а зря, и теперь те проблемы, которые он ждал со дня на день, приближались со скоростью бладжера, хорошенько отбитого загонщиком.       — Я твой почерк еще со времен учебы знаю: курица была пьяна, сломала лапу и писала в темноте, пристроив лист на чьей-то спине, здесь же почти каллиграфия, а не буквы. Но я все равно заказала… Вот, — женщина вытащила из одного кармана жестяную банку из-под монпансье и сложенное треугольником письмо из другого и протянула все Северусу, — То, что этот человек прислал, пахнет как-то по другому. В общем, довожу до твоего сведения, что кто-то ворует твои заказы на зелья, и настоятельно рекомендую сходить в Аврорат. И я бы хотела получить твою мазь от артрита, пока я еще могу подниматься по этим бесконечным лестницам.       — Хорошо… Но не раньше десятого. А пока…       Он открыл крышку банки, и в нос доселе скрытый барьерными чарами тут же ударил запах сосновой хвои — такой резкий, что даже заслезились глаза. Сама мазь была ярко-бирюзового цвета, вместо положенного грязно-синего и напоминала консистенцией обычный жирный крем для рук. Северус подцепил немного этой субстанции на мизинец, растер между подушечками пальцев, а потом и вовсе мазнул ею по внутреннему краю своей нижней губы, проверяя на вкус, чтобы тут же стереть жгущий состав тыльной стороной ладони.       — Годно… — вынес зельевар свой вердикт, возвращая банку Миневре, — Что намешено в дополнение к классическому рецепту, сказать без возгонки не смогу, но отсутствие язв и ослиных ушей могу гарантировать, это по-прежнему мазь от артрита.       — Годно? Да из твоих уст это высший комплимент.       — Едва ли.        Играть для Минервы злость или жажду мести он не собирался, да Эве Александр (Северус решил все же даже в голове называть ее так) понадобится как можно больше вот таких якорей, прежде чем она сможет явить себя магической общественности. Старая кошка заглотила его немного смущённый взгляд в долю секунды, как-то хитро склонила голову на бок и подслеповато прищурилась, из-за чего ее очки съехали с переносицы вниз, да так и остались на кончике носа.       — Ты знаешь кто это сварил… По глазам вижу, что знаешь. Не знаю, зачем тебе это, но все же я советую тебе не спускать все на тормозах. Не смею больше тебя отвлекать. Поезд со школьниками прибывает в семь сорок две. Постарайся не опоздать к ужину, — она многозначительно кивнула в сторону отставленной формы и покинула его покои.       — Расскажу правду и упекут в дурку, — пробурчал Северус уже пирогу. Аппетит и без того паршивый по жизни и вовсе пропал, оставив в животе лишь какое-то чувство неголодной пустоты… Его даже не удивило, что после лета пароль, выданный портрету Джонатанна Нолана, когда-то создавшего зелье Глотка Надежды, внезапно оказался звучащим как «Северные пингвины». Седой старик даже удивленно переспросил: все ли он правильно расслышал, но, к сожалению, это было единственным известным слизеринскому декану фактом о ЮАР. На том и порешили.       Следом Северус проверил окна в гостиной и спальнях вверенного ему факультета на наличие протечек, убедился в их стерильной чистоте, в оной оставалось им пребывать совершенно недолго, в отсутствии забытых — внезапно с учетом наличия домовиков — носков где-то под кроватями. Он даже разжег камин, справедливо полагая, что дети после каникул едва ли могут вспомнить банальное Инсендио. Потом пришла пора полок в лаборатории и в кладовке с ингридиентами. Сюда вездесущим служащим Хогвартса профессор зельеварения заходить запретил, так что все колбы, бутыли и банки по итогам его двухмесячного отсутствия покрылись ощутимым слоем пыли. С большей части он мог убрать грязь парочкой заклинаний, но остальные требовали бережного обращения, и целую тучу времени, учитывая, что доверять нерадивым студентам это дело во время отработок он не собирался. От такой помощи всегда было и будет больше проблем, нежели пользы: все, что могло взорваться от неосторожного движения — взрывалось, плохо приклеенные ярлычки путались, порошки просыпались, жидкости проливались и так далее и в том же духе. Занявшись этой методичной уборкой, он едва не пропустил момент, когда следовало подниматься в Большой Зал.       Распределение было скучным и нудным, ничего фееричного Шляпа в этом году не выкинула, отправляя всех первокурсников приблизительно туда, куда им и следовало попасть на первый взгляд. Северуса больше беспокоил седьмой курс, а в частности ходячий смерч по имени Нимфадора Тонкс, вокруг которой каждый раз была воронка из разрушений. Хуже всего было то что, в оке этой бури по окончанию урока обнаруживалось зелье, сваренное точно так, как требовалось. Без таланта, без чутья… как будто по поваренной книге. Скрипя зубами, приходилось ставить ей заслуженную оценку, но задания с каждым годом становились все сложней и Северус с ужасом ждал урока с Жидким Пламенем, но не пожара ему следовало бояться. Не пожара.       Второе практическое занятие в сентябре у студентов седьмого курса, взявших Зельеварение для ТРИТОНов, значилось как Амортенция.