Второе пришествие

В комнате, которую она называет «рубкой», стоит терпкий запах влажного дерева. Это приятно успокаивает, пока Деп царапает записки, склонившись над столиком с рацией. В первом послании всего несколько слов, но они даются ей с большим трудом. Второе уже длиннее, однако много времени она старается не тратить. «Если вы нашли эту записку, значит, я мертва. Кто бы вы ни были, желаю удачи в том, что вы ищите. Удачи там, куда вы идёте. А если вы знаете Ника, Джерома, Грейс Армстронг или «Акулу» Карла Бошоу, прошу, скажите им, что я очень сожалею. Они знают о бункере Ричарда Рузвельта. Вы можете пойти туда и найти человека, которого можно спасти. Его нужно спасти. Помогите ему, пока не поздно. Пусть Бог хранит вас». Несколько минут она просто глядит на то, что написала. Откуда в ней столько драматизма и сочувствия, Деп сама не знает. Поначалу она решает порвать записку, уже сминает бумажку в руке, но затем останавливается, складывает её аккуратно и кладёт во внутренний карман куртки. Помощница шерифа в последний раз пытается связаться с кем-нибудь по рации. Но в ответ получает лишь гробовое молчание. Почти полчаса она тратит на то, чтобы подняться со стула. Её едва ли не лихорадит от волнения, от того, что она задумала. Но выбора-то нет. Женщина встаёт, подбирает с пола заранее приготовленный рюкзак и выходит в коридор. Ноги чуть ли не ватные. Пока Деп приближается к комнате Отца, старается собрать всё своё мужество, потому что оно понадобится ей, и лишь упорство и сила воли спасут её в дальнейшем. Вера в Бога, в голоса и семью — это не для неё, только не теперь. Иосиф сидит на постели со своей книгой в руках. Он без рубашки и босой. Сегодня Деп замечает, что все синяки и отёки на его лице исчезли. Словно она так давно не смотрела ему в глаза, он кажется чужим. Незнакомцем. А между тем она знает, прошёл почти месяц с тех пор, как некая сила, по словам Отца, забросила их двоих сюда. Он говорил ей поверить, но это бесполезно. Здесь она только зря растратит время. — Я ухожу, — докладывает Деп, тряхнув рюкзаком за плечами. — Советую использовать рацию почаще и поменьше перегружать генератор… — Ты не сможешь уйти, — он не поднимает головы, не отрывается от книги. — Можете делать, что хотите, Сид. Используйте силу, включайте песню, болтайте о Боге, но меня вы не удержите. Я долго думала и… хочу извиниться. Как бы там ни было, ваших братьев уже не вернуть. Мне жаль. Не их, нет… потому что они были гадами, как и многие другие люди… Все люди по-своему сволочи, даже я сама… Короче говоря, я хотела, чтобы вы узнали перед тем, как я уйду… я сожалею. Несмотря на всё, что вы с братьями сотворили, я в одно верю: вы хотели создать семью, восполнить нечто, что было украдено у вас уже очень давно. В какой-то степени я могу понять, я тоже была любима когда-то… Она замолкает, потому что поражается тому, что болтает. Она не собиралась сочувствовать ему, она хотела убедить его в своих твёрдых намерениях покинуть бункер. Но Иосиф всё так же спокоен, он ничего не предпринимает. Поэтому Деп решает идти до конца, пока есть шанс. — Поскольку теперь есть только вы и я, существуют две правды. Одна из них ваша, а другая заключается в том, что я хочу уйти, — она отступает, подтягивая рюкзак. — Кстати, возле рации вы найдёте записку. Она для вас. Он не пытается её остановить, хотя весь путь до лестницы она прислушивается к малейшим шорохам. Громкоговорители молчат, и это есть хороший знак. Натягивая перчатки, Деп глядит вверх и почему-то никак не может сделать первый шаг к выходу. — Чего ты боишься? Она резко оборачивается. Позади неё Отец всего в паре метрах. Будь его воля, мог бы и оглушить, раз она была настолько поглощена своими мыслями, что даже не заметила его приближения. Но он не выглядит угрожающе. Его лицо ничего не выражает, и на мгновение в душе женщины вспыхивает огонёк радости. Возможно, он смирился с её решением. — Раньше я боялась тебя, потому что знала, как ты влияешь на людей, — признаётся она неожиданно. — Но теперь нет. Не тебя… я боюсь того, во что ты веришь. — Почему? — Потому что это может оказаться правдой. А значит, всё напрасно. Он делает шаг вперёд, его руки позади. И хотя взгляд бесстрастный, но то, как Отец говорит, выдаёт всю его страсть и каменную веру в то, о чём он говорит: — Нет. Не напрасно, дитя. Пусть предсказанное случилось, но мир не погиб. Он очистился. Благословенный огонь стёр все людские грехи и пороки… кроме одного. Деп видит, что он всматривается в «гнев», заметный в вырезе её куртки. Но вместо «гнева» там должна быть «гордыня». Он всё ещё намекает на это. — Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. Что ж… считая, что смогу тебя спасти, спасти нас обоих и то, что мы могли бы вместе принести новому миру, когда он возродится, я забылся в своём стремлении исполнить волю Божью, — Иосиф вдруг протягивает ей фильтрующий противогаз. — Это может пригодиться наверху. Сегодня я отозволяю тебе уйти. Молодая женщина в полной растерянности, но маску забирает. Она еле-еле выдавливает из себя «спасибо» и размышляет над тем, как этот человек позаботился о том, что она должна была взять с собой в первую очередь. Видимо, перспектива сбежать и не быть пойманной в конец её обезоруживает. И где находятся её мозги? — Я никогда не думал об эгоизме, который проявляю в страстной заботе о Слове, что несу в этот мир, — на лице Иосифа возникает едва заметная улыбка. — Считаешь, что эгоизм можно принять за один из смертных грехов? Она хмыкает себе под нос, надеясь, что он не заметит этого. — Боюсь, для этого слова на тебе уже недостаточно места. При других обстоятельствах даже их расставание могло бы пройти иначе. Но она не верит ему, не верит в него, а он никогда не откажется от своего Бога, поэтому всё остаётся прежним. Иосиф протягивает руку, указывая наверх, к закрытому люку, и Деп взбирается по лестнице, ни разу больше не оборачиваясь. Он не следит за тем, как она отпирает люк, толкает крышку и выбирается наружу. Захлопнувшийся люк грохочет, вскоре шум стихает. Иосиф уходит в комнату с рацией и подбирает записку, которую женщина нацарапала перед уходом: «Спасибо, что спас».

***

Иосиф понимает, что она возвращается, и улыбка озаряет его лицо, потому что Голос снова донёс ему правду. Так было предначертано ещё задолго до того, как он узнал. Хвала Всевышнему, Он не оставил его! Забрав его семью, его паству, Он обрёк его на новое испытание и всё же благословил эту миссию. Увиденное в блаженном свете сбывалось, совсем как раньше. Он слышит, как что-то сваливается в бункер, и спешит возвратиться к лестнице. Лампы озаряют ему путь, Отец видит лежащий на полу рюкзак, осыпанный рыжей пылью. Поражённый, он глядит вверх, где хлопает крышка люка, где женщина чересчур быстро спускается. Так быстро, что примерно в метрах двух от пола она падает на спину, Иосиф едва успевает отступить. То, что он видит сейчас, он вспоминает из своих видений. Мыльная фигура человека в маске, усыпанная слоем пепла и грязи, человека, стоящего посреди пустоты. — Боязливых и убийц, и неверных, и всех лжецов участь в озере, горящем огнём и серой, ибо это смерть вторая! — шепчет он торопливо, глядя, как женщина пытается подняться. — Ты узрела очищенный мир и вернулась назад! Говорил же, это Божья воля, и нам вместе суждено нести крест того, что совершили, в новый Эдем… Он наклоняется, чтобы помочь ей, но Деп отмахивается и шарахается назад, как от прокажённого. Спиной врезается в первую ступеньку лестницы и лихорадочно стягивает с себя куртку, с которой сыплется не то песок, не то пепел. Иосиф слышит её тяжёлое частое дыхание сквозь противогаз, словно она задыхается. Наконец Деп срывает с себя маску, встаёт на колени и громко втягивает воздух раскрытым ртом… На мгновение Отец не верит в то, что успевает рассмотреть в её глазах. Он видел эти глаза в своих снах. Он носил эти глаза в детстве, когда старый пьяница Сид избивал его до потери сознания. А после он закрывал эти глаза, не позволяя себе слёзы, потому что Господь говорил с ним, благословляя, возрождая. Это были глаза мученика. Она срывается на отчаянный крик, хриплый и недолгий. А после, то падая назад, то снова на колени, она воет, как побитая волчица. Она стонет, и ревёт, хватаясь дрожащими пальцами за голову, царапая ногтями лицо. Иосиф наблюдает за её сумасшествием со стороны, он не в силах сдержать улыбку. Она проступает на губах сквозь сочувствие и скорбность, потому что он, наконец, добился своей цели, и она не просто увидела Коллапс. Она вдохнула его лёгкими, ощутила руками, окунулась с головой. Голоса мёртвых звучат в её мозгу. Миллионы грешников в бушующем пламени взывают к Богу, но Он их не услышит. А она теперь стала такой же, как он. С ним Всевышний говорил, а ей позволил увидеть. Иосиф ненадолго склоняет голову и сжимает чётки в руке, благодаря Бога за то, что вразумил его дочь и вернул эту несчастную мученицу назад. Он присаживается на корточки рядом, пока Деп, согнувшись пополам, протяжно стонет, скрывая лицо в ладонях. Когда его ладонь ложится ей на плечо, она выпрямляется и скидывает его руку, затем хватает с пола противогаз и швыряет куда-то в стену. На её раскрасневшемся лице, пошедшем пятнами, Иосиф видит искажённую яростью муку. В последний раз она всхлипывает и садится на колени. Её взгляд стекленеет, пока слёзы стекают по щекам, и истерика заканчивается. Женщина утихает, плечи её опускаются, и Отец понимает: она перерождается. Чтобы не дать ей угаснуть, чтобы она навсегда не ускользнула от Него, он должен её спасти. Так же, как спас когда-то своих братьев. — Теперь ты видишь, дитя? Теперь ты веришь? — он тянется к ней рукой и касается горячей ладонью её влажной от слёз щеки. — Что бы ни происходило, как далеко мы не были бы друг от друга, сквозь смерти и страдания мы возвращаемся в наше убежище… и сейчас ты знаешь, о чём я говорю. Ты хотела, чтобы я простил тебя? Вот же Божье всепрощение. И моё тоже. Она не реагирует, когда он поднимается на ноги вместе с ней, когда берёт её лицо в ладони и покровительственно и с нежностью смотрит в омертвевшие глаза. Она не реагирует даже, когда он касается губами её холодного лба, оставляя на ней долгий поцелуй благословения. Она замирает, когда он принимает её в свои объятия; почти падает в раскрытые руки, ложась щекой ему на грудь. — Забудь обо всём, что знаешь, ибо всё, что ты знаешь, было уничтожено, — произносит Иосиф, держа её в объятиях, пока стены вновь сотрясает грохот с поверхности. — Больше не будет ни боли, ни страха, ни болезни. Оставь позади иллюзии, окружавшие тебя. Семьи, которые не были твоими семьями. Мир, который не был твоим миром. Пусть этот театр теней сгорит в огне.