Приз для проигравшего

Большой зал был изумителен. Несколько елей, стоявших у стен, сияли серебром и украшениями. Стены и пилястры сверкали, будто покрытые волшебными изморозью и инеем. С высокого потолка, плавно танцуя в воздухе, падали снежинки, которые не успевали оседать, серебром становясь, медленно таяли и растворялись в воздухе. Столы из сияющего стекла были заполнены праздничными явствами и розовыми напитками. Сладкий и теплый запах праздника разливался в воздухе. Студенты весёлым и ярким потоком вошли и заполнили украшенный зал, устроившись так, чтобы в центре осталось большое пространство, а у входа образовался живой коридор юных и прекрасных волшебников трёх школ. — Переживаешь? — улыбаясь, спросил Тэхён. Юнги тихо кашлянул, затем уверенно взял Тэхёна под локоть: — Нет. — О, мило. Юнги не смог удержаться от того, чтобы не взглянуть на него, улыбнувшись: — Я милый? — Ты все время милый, но ты еще милее, когда ты взволнован и улыбаешься чему-то. Мне, например. Две пары волшебников встали одна за другой у входа в Большой зал, готовясь войти и открыть праздничный бал. Чонгук и Айрин были первыми, и Чон, с лицом мрачнее тучи, лишь единожды бросил полный раздражения взгляд через плечо, затем решил видимо полностью игнорировать двух своих соперников, воркующих между собой. Девушка, чувствуя настроение своего партнёра, лишь шепнула Чонгуку несколько слов и слегка погладила его по руке. Гук ничего не ответил и лишь чуть сжал холеные пальчики слизеринки. Дирижёр плавно взмахнул своей палочкой. Под торжественную и волшебную музыку, сопровождающуюся громогласными аплодисментами и восторженные восклицания, в зал рука об руку вошли две пары. — Это… Мин Юнги? Вместе с чемпионом из Франции, Ким Тэхёном? Вот это да! — Только посмотрите на них! Quel couple élégant! (Какая изящная пара!) — Ох, гляди, гляди! Кто эта девушка рядом с Чон Чонгуком? Такая красавица! Кажется, она слизеринка? — Ce Bulgare a l'air d'un vrai roi! Si noble et beau. (Этот болгарин выглядит настоящим королем! Такой благородный и красивый.) — Шампионът от Хогуортс и френският Тигър са наистина смели. И двамата са красиви. Само погледнете това сладко лице! (Чемпион Хогвартса и французский тигр действительно храбрые. А ещё оба красивы. Вы только посмотрите на это милое лицо!) — Два чемпиона вместе на Святочном балу! Вот это неожиданность! А ещё, похоже, слизеринцы решили взять на себя слишком большое внимание! Только подумайте — и эта девушка, сопровождающая Чонгука, и чемпион Хогвартса — из факультета Слизерин! Высокий темноволосый и темноглазый волшебник с благородным лицом, облаченный в красное, вёл под руку невысокую, но изящную и ослепительно красивую девушку, и оба, не глядя ни на кого, гордо прошествовали по живому коридору под восхищенные восклицания и аплодисменты. Они выглядели парой высокородных аристократов, будто князь и княжна. Следующие за ними Тэхён и Юнги оставляли похожее, но в то же время совершенно отличающееся впечатление. Тэхён, словно золотое солнце, был светел и приветлив, отвечая на приветственные крики яркой улыбкой, махая в ответ друзьям и незнакомцам. Юнги же, пусть и был более сдержан в проявлении эмоций, однако тоже не мог сдержать улыбки и радостно приветствовал волшебников и волшебниц. Тэхён, одетый в белое и золотое, словно волшебный принц, буквально сиял и чувствовал себя великолепно, с наслаждением купаясь во всеобщем внимании и любви, будто рыба в воде. Юнги же, одетый в чёрное с серебром, был словно старший, который вёл под руку непоседливого ребёнка. — Только погляди на них, — едко усмехнулся Хосок, приветствуя чемпионов ленивыми хлопками и провожая внимательными взглядом пару Тэхёна и Юнги. Чимин, позабыв о всех своих тревогах, заразился всеобщим восторгом и вместе со всеми громко хлопал в ладоши: — О-хо-хо, эти двое так хороши вместе! Просто картинка. Хосок скептично хмыкнул: — Ты правда так думаешь? Пак сладко рассмеялся: — Конечно! Тэхён во всём белом, и Юнги во всём чёрном…у тебя нет ощущения, что это двое молодожёнов? Хосок холодно улыбнулся, неприязненно поморщившись про себя. Тэхён был ему неприятен, почти омерзителен, а с Юнги они успели пусть худо-бедно, но поладить. — Черното изглежда много по-добре с червено (Чёрный гораздо лучше смотрится с красным), — лениво произнёс по-болгарски Хосок, небрежно обнимая Чимина за талию. — Что ты сказал? — Ничего. Наконец, обе пары достигли центра залы и каждый встал напротив своей пары. Чонгук властным, но обходительным движением привлек к себе Айрин, опустив ладонь на её тонкую талию. Платье девушки мягко колыхнулось, она расправила плечи, идеально держа осанку. Оба прекрасны и холодны, словно идеальная картинка. У них-то совсем никаких проблем. А вот у наших парней вдруг произошла небольшая заминка. Если у Чонгука и Айрин не возникало вопросов, кто должен вести, то в случае Тэхёна и Юнги…было сложнее. И почему они не договорились об этом заранее? Неоловко переминаясь и не зная, куда девать руки, юноши почти паниковали, пытаясь придумать что-нибудь. Краем глаза заметив, как дирижёр вновь поднимает свою палочку в воздух и музыка вот-вот заиграет вновь, Юнги вдруг решился и быстрым движением притянул Тэхёна к себе за талию, затем категоричным тоном сказал: — Я веду. На протест никто не оставил Тэхёну времени. Мягко и торжественно полилась музыка, и его увлекли в танец, в который, впрочем, он быстро влился, следуя за движениями Юнги и позволяя тому себя вести. Пусть он и был немного выше слизеринца, однако тот оказался блестящим танцором, изящно, искусно и плавно двигаясь, не позволяя им сбиться ни на шаг. — Ты прекрасно танцуешь, mon chéri, — прошептал ему на ухо Тэхён, оставляя невесомый поцелуй на светлых волосах. Юнги слегка погладил талию Кима, нежно взглянул на него: — Мой родители — помешанные аристократы. Разумеется, они учили меня, моего брата и сестру всему, что считали необходимым. В то числе, и бальным танцам. Тэхён мягко улыбнулся в ответ. «Комната полна людей, но ты улыбаешься мне, как будто мы здесь вдвоем». А вокруг кружилось волшебство. Оно серебрилось, пело и танцевало вместе с ними. Мягкие, сияющие снежинки путались в пепельных и золотистых волосах. Кружащиеся в танце юноши перестали замечать что-либо вокруг себя, глядя лишь друг на друга. Зелёные и золотые глаза сияли, словно драгоценные камни. Их стройные фигуры в плавном движении сияли жизненной радостью и силой. Глядя на них у многих волшебников и волшебниц на лице сама собой появлялась улыбка, а глаза превращались в мерцающие полумесяцы. Сердце Чимина тихо радовалось за друга, который выглядел так органично в паре с Тэхёном, который, пусть и был ему соперником на турнире, но вовсе не скрывал своей теплой нежности к слизеринцу. Но долго любоваться их прекрасным танцем в сторонке ему не дали; Хосок вдруг потянул его в центр, таким же властным движением, как и Чонгук ранее, привлекая Пака к себе (Боже, как же эти двое Чонов похожи, жуть!). Предупредив возмущения, Хосок крепко стиснул талию Чимина и шепнул пару слов: — Танцуют все. В конце-концов, расслабившись, Чимин хихикнул и позволил Чону увлечь себя в танец. Незаметно, к ним присоединялись другие волшебницы и волшебники со своими партнерами. До тех пор, пока весь зал не заполнили танцующие пары, в которых смешались все: болгары, обычно сдержанные и холодные, дали волю своей юношеской натуре и с улыбками приглашали на танец француженок. Суровый Зоран со всей нехарактерной ему галантностью пригласил на танец мадам Зои, и та охотно согласилась. Шармбатонцы, как всегда игривые и прелестные, кружились в танце с британцами и болгарами. Тут и там мелькали дурмстрангцы в паре с милыми юношами и девушками — студентами Хогвартса. Не было никаких рамок или дурацкой предвзятости. Всё просто — молодые люди веселились от всей души, с упоением и безбашенной радостью жизни. Вдыхая волшебство, Юнги прикрыл глаза, отдаваясь во власть этой атмосфере всеобщего праздника и веселья. В эти краткие мгновенья он почти мог ощутить, что счастье почти осязаемо и оно скользит сквозь его пальцы, словно щёлк. Юнги не замечал, как внимательно за каждой его эмоцией, за каждым жестом следит пара чёрных, словно ночь, глаз. Музыка вдруг изменилась, стала быстрой и зажигательной. Волшебники и волшебницы подхватили её ритм с радостным восторгом, ударяясь в беспорядочные танцы, оставляя позади утонченный вальс. Тэхён вместе со всеми подхватил быстрый ритм, с упоительным весельем вливаясь в танец, потянул Юнги за собой. Однако тот отстранился, повысив голос произнёс: — Я немного устал. Пойду принесу нам какие нибудь напитки. Тэхён, стараясь перекричать громкую музыку, ответил: — Ладно, главное не теряйся. Я буду здесь. Мин кивнул и, ловко лавируя между танцующими телами, покинул танцпол. Он направился к фуршетному столу, стоявшему дальше всех, потому что там было совсем немноголюдно и спокойно. Быстрая утомляемость была одной из самых слабых сторон слизеринца, а толпа людей в одном месте так и вовсе лишала последних сил. Небрежным движением расстегнув пуговицы, Мин охотно скинул с себя тяжёлую мантию, оставаясь в белоснежной рубашке с галстуком и брюках. Бегло оглядев содержимое стола, юноша остановил свой выбор на холодном напитке бледно-розового цвета. Он протянул руку и взял себе высокий бокал и собирался было опрокинуть в себя содержимое, как кто-то ловко забрал напиток из его рук. Мин бросил недовольный взгляд на наглеца: — Твои манеры раздражают даже больше, чем манеры твоего брата. Точнее, их отсутствие. Здесь больше двух десятков бокалов, а тебе нужно было забрать мой. Хосок, улыбаясь хитрыми глазами, одним глотком опустошил содержимое бокала, затем громко и удовлетворённо вздохнул, причмокивая. С улыбкой взглянул на слизеринца: — Я верю, что ты всегда берёшь себе всё самое лучшее, поэтому я уверен, что этот был самый вкусный. Не обижайся. Мин Юнги не удостоил его ответом, взял себе другой напиток и сделал несколько глотков. Хосок тем временем встал рядом с ним, разглядывая танцующих и веселившихся волшебников в центре Большого зала. Небрежно поигрывая пустым бокалом, с привычной ленцой вдруг спросил: — Вы с этим французом вместе что ли? Юнги бросил на него быстрый взгляд, но ответил не сразу: — Не твое дело, Хосок. — Да ладно, мне просто любопытно. Давай так: ты мне расскажешь, что у вас за отношения, а я отвечу на любой твой вопрос, баш на баш. — Ты просто сплетник. — Есть такое. Ну что? Юнги хотел было прямо сказать, что он думает о Хосоке и его плутовких затеях, но вдруг вспомнил, что есть кое-что, о чём ему действительно хотелось бы узнать. — Ладно. Но сначала ответь на мой вопрос, а потом я отвечу на твой. Хосок усмехнулся, откусывая приличный кусок от яблока, которое он ловко стащил со стола: — Спрашивай, змейка. — Почему Чонгук до смерти боится обнаженных женщин? Юнги не смог сдержать мстительной улыбки, когда Хосок почти подавился куском яблока и теперь смотрел на него глазами, полными смехом вперемешку с паникой. Слизеринец сложил руки на груди, терпеливо ожидая самый интересный рассказ в своей жизни. Хосок тем временем рассмеялся, игриво подбрасывая надкушенное яблоко в воздух. — Знаешь, а ведь мой дорогой брат скорее всего убьёт меня, если я хотя бы заикнусь о том случае. Мин надменно вскинул бровь: — О? Боишься, что твой собственный близнец надерет тебе зад из-за такой ерунды? Вот ведь высокие братские отношения. Не хочешь — не рассказывай, мне плевать. Хосока, казалось, позабавили его слова: — Если бы спросил кто нибудь другой, я бы вывернул его наизнанку, чтобы мерзавец и думать забыл о том, чтобы любопытствовать сверх меры, — голос Хосока был мягкий и немного игривый, но то, как он говорил, не вызывало сомнений в правдивости сказанного: — Но ты, я уверен, болтать не будешь. Есть в тебе что-то такое, вызывающее доверие. Уверен, и Чонгук думает так же, хотя и никогда не расскажет об этом, потому что хочет казаться крутым, ха-ха. Я расскажу тебе ТОМ САМОМ случае. *** Метла, которую он держал в своих маленьких, по-детски пухлых, ручках, была слишком велика для него. И имела свой, по-северному необузданный, нрав. Мальчик поджал губы и поднял взгляд своих огромных темных глаз на отца. Во взгляде этом была неуверенность и детский страх. — Отец… Стройный мужчина сорока лет, с лицом, испещренным шрамами и ожогами, нахмурился, тень раздражения на его лице придала его облику ещё больше мрачности и строгости. Отец Чонгука был неумолим в своей уверенности в том, что его сыновья должны были с самых малых лет привыкать к опасности, будь то высота или пламя дракона. — Страхът и опасността трябва да бъдат укротени. Трябва да станете техен господар. Или вие контролирате страха, или страхът контролира вас. Това ще бъде вашият живот. (болг. Страх и опасность надлежит приручать. Ты должен стать их господином и повелителем. Либо ты управляешь страхом, либо страх управляет тобой. Такова будет твоя жизнь.) Маленький Чонгук услышал слова отца, и, как и всякий восьмилетний ребенок, как послушный сын, принял эти слова как непреложную истину, как заповедь, которую следует неукоснительно соблюдать. Тень страха и неуверенности песчаным осадком осела в глубине его сердца, и песок этот словно застрял в горле, забрал себе всю влагу. Восьмилетний Чонгук должен обуздать высоту и оседлать ветер. — Хосок уже смог пролететь над Холодным лесом, метла служит ему. Почему же ты так слаб? — низким, но холодным и злым голосом спрашивал его отец. Близнецы переглянулись, и Хосок ободряюще улыбнулся брату, но не посмел его коснуться, потрепать по плечу. Когда отец отчитывает, нужно стоять смирно и не шевелиться, пока не разрешат. — Я сделаю это, — твердым, не по-детски уверенным голосом ответил Чонгук. Отец сощурился, но удовлетворенно кивнул, решив не замечать слабую дрожь в голосе сына. Зима была холодной. Двор запорошило снегом, а мороз покусывал пальцы. Чонгук, плотно закутавшись в шерстяной плащ, натянул перчатки, и, перекинув ногу через черенок метлы, крепко ухватился за основание. Страх кусал его за затылок, песок продолжал сушить горло, не давал вздохнуть. «Я справлюсь. Я сильный. Ветер и высота послужат мне, и так будет всегда.» Справа от него Хосок уже беззаботно готовился к своему второму в жизни полёту, улыбаясь и подбадривая брата веселыми словами. Но его искренняя поддержка была для восьмилетнего Чонгука хвастовством и надменностью, насмешкой над его собственной никчемностью. Отец смотрел на своих сыновей, стоя чуть поодаль. Серьёзный, строгий и страшный, словно дракон. Чонгук отдал приказ метле, но та не стала его слушать, лишь дернулась в сторону, пытаясь сбросить с себя ребенка. Мол, сопляк ты ещё, чтобы мною командовать! Я рождена из столетнего древа, и не тебе, юнцу восьми лет отроду, мною помыкать! Но Чонгук, упрямый от рождения, лишь разозлился и не только удержался на метле, но и крепче сжал её, ногами зафиксировал положение бунтующей метлы. Сердито прошипел: — Ти ми се подчиняваш, парче дърво, нещастно парче дърво! Иначе ще те изгоря в огън, ще видиш! (болг. Ты повинуешься мне, кусок древесины, жалкое полено! Иначе спалю тебя в костре, вот увидишь!) Борьба продолжалась ещё какое то время, но вскоре метла присмирела, подчинилась мальчику. Чонгук, победно усмехнувшись, вновь мысленно отдал приказ метле, и в этот раз плавно поднялся в воздух. У него получилось! Хосок счастливо расхохотался и взлетел вслед за братом. Холодный ветер бил ему в лицо, снежинки царапали кожу, но это всё было ему безразлично. Холодный воздух и аромат хвои были запахом победы. Чонгук весело рассмеялся вслед за братом, и их голоса слились в один счастливый хохот. Они поднимались выше, скользили по ветру, словно оседлав его. Будто рыба, лавирующая по волнам, они скользили по воздуху, и высота была для них ничем, и страх ушёл, навсегда уступив место воле. — Давай до деревни, а потом до нашего замка, кто быстрей! — Крикнул ему Хосок, без предупреждения ускорившись, и вырвался вперед, обогнал брата. — Я не уступлю тебе! — Чонгук тут же припал грудью к метле, отдавая мысленный приказ. Метла, послушная заклинанию мальчика, тут же метнулась вперед, словно стрела, нагоняя второго близнеца. Впереди замелькали знакомые крыши деревни. Мальчишки приближались к ней, попеременно перегоняя друг дружку, но не уступая лидерство. Оба были упрямы и хотели победы всегда и во всём. Но тут метла Чонгука, словно подлая склочная баба, долго таившая обиду, резко дернулась вправо и мстительно сбросила с себя ребенка. Мальчик, не ожидавший такой подставы, лишь удивленно вскрикнул и понял что произошло лишь тогда, когда его маленькое тело рухнуло вниз. Это была верная смерть, и метла, хоть и деревяшка, но понимала, что смерть ребенка — это ужасно и чем ей это грозит потом, поэтому сбросила Чонгука над соломенной крышей одного из деревенских домов. Мальчик с криком упал и проломил крышу, упав на кучу чего-то мягкого. В лицо тут же ударили жар и влага. «Я умер, я точно умер, и сейчас великая Тиамат жарит меня на своем огне!» — О, кой е този тук с нас? (болг. О, кто это здесь с нами?) Голос был ласковый и принадлежал женщине лет двадцати пяти-шести. Чонгук, услышав его, осмелился приоткрыть один глаз и тут же накрепко пожалел об этом. Его окружили около десятка женщин, полностью обнаженных, с лоснящейся и румяной от влаги и жара кожей. Тут были и молодые девушки, и зрелые женщины, и дряхлые старухи. И все они окружили ребенка, с любопытством разглядывая его. Нет, это не загробное логово Тиамат и не Преисподняя. Нет, это гораздо, гораздо худшее место. Женская баня. Он упал на кучу сваленных вместе банных веников. Мальчик крепко зажмурился, пытался вдохнуть ртом, но горячий воздух обжег его горло. Он закашлялся, слезы брызнули из его глаз. — Вы только посмотрите, — хихикнула одна из женщин: Маленький стервец! Решил подглядывать? Молоко-то на губах не обсохло, а всё туда же… — Хи-хи, маленький какой, а всё любопытно! — подхватила вторая. — Вы гляньте какой он маленький, миленький! Глазки большие, темные, а носик какой! Смотрите, совсем как испуганный крольчонок, хи-хи. Несколько пар рук обхватили его, стали тискать, обнимать, щипать за щеки. Жар был невыносимый, хотелось спрятаться, исчезнуть, убежать отсюда, но Чонгук лишь испуганно замер, смущение, стыд и страх накрыли его с головой, а жар бани не давал дышать. Обнаженные женщины, тискающие и обнимающие его, невыносимый жар и ужас, что он испытывал, были сильнее, чем детское сознание и тело могли вынести. «Мама, забери меня отсюда, кто-нибудь! Пожалуйста! Лучше бы я разбился насмерть…» Мир вокруг начал темнеть, и он потерял сознание. *** — Ну? Чего не смеешься? История-то вполне себе забавная, — усмехнулся Хосок, хоть в его голосе не было и намека на веселье. Юнги еще несколько долгих секунд смотрел перед собой, затем одним махом осушил свой бокал. Горечь и досада осели на губах. — Нет, — коротко ответил он: Это вовсе не смешно. — Хорошо, что ты это понимаешь. Значит, я в тебе не ошибся. Юнги не понял, что имел в виду Хосок, и предпочёл не спрашивать. Чон снова улыбнулся ему и, решив сменить тему, произнёс: — Ну, теперь ты. Что у вас с ним? — Хосок взглядом указал на весело беседующего со своими однокурсниками Тэхёна. Юнги проследил за его взглядом. — Мы вместе. Хосок фыркнул, как будто насмешливо, но Юнги смог разгадать в его голосе какое-то раздражение. — О? Как скучно. — Мы вместе, — повторил Юнги, почувствовав, что тоже начинает раздражаться: Какая тебе вообще разница? — Есть разница. Ты слишком жадный. — Что ты несёшь? — Нельзя любить их обоих. Юнги смолк так резко, словно его по голове ударили. Нет, это был удар по лицу. Хосок так хлестнул его своими словами, с размаху, беспощадно, что Мин почувствовал, как немеет кожа на его голове. — Да пошёл ты, — прошипел Юнги и ушёл, сильно задев Хосока плечом. — Нет, пошёл ты, маленький прожорливый змей, — бросил ему в спину Хосок, и на лице его больше не было той привычной для него улыбки или даже намека на неё. Он был зол, и в злости своей был похож на Чонгука сильнее, чем когда-либо ещё. Юнги был не в себе. Это слишком! Слова дурмстрангца глубоко засели в его голове, эхом звучали и повторялись постоянно, непрерывно. «Нельзя любить их обоих» Раздери его мертвец, так вот оно что! Вот как, да? Это оно? Не зная, что же творится с ним, куда он идёт, Юнги оказался в центре залы. Вокруг танцевали и кружились пары, смеялись юноши и девушки, музыка лилась, казалось, отовсюду. Быстрая и нарастающая, словно громовое облако, словно вьюга или ливень. Или ураган? Или сердце, что вот-вот остановится? «Нельзя любить их обоих» Кровь стучит в его висках, он слышит стук собственного сердца яснее, чем эту проклятую музыку, чем эти проклятые голоса. Люди танцуют, а он словно щепка в море этих одинаковых синих и голубых платьев, затерялся, не знает, что ему делать и куда идти. Лица смазываются в одно пятно, сияние залы, словно солнце на снегу, слепит. «Нельзя любить их обоих» — Юнги? Ты в порядке? Гул в ушах прекращается. Юнги встряхнул головой и увидел перед собой улыбающееся лицо Тэхёна. Его медовые глаза нежны и словно в них сейчас весь мир. — Ты так красив, — Слова, сорвавшиеся с его собственных губ, ввели Юнги в ступор. Что за глупости? Это он сказал? Ким, услышав это, счастливо рассмеялся и погладил его по щеке. — Ты тоже. Ты очень красив, Юнги. Тэхен берет его за руку и тянет за собой, уводит в этот круговорот, и Юнги больше не щепка, но часть моря и волн. И снова играет музыка, он слышит, и люди смеются как разные люди, а не как один гул, похожий на шум океана. Они танцуют. Медленно, в своем ритме, так интимно. Тэхён больше не улыбается, а смотрит на слизеринца неотрывно. Медовые глаза стали глубокими и темными, полными чувств. Да, их желания и чувства похожи на мёд. Тягучие, густые и сладкие. Ладонь Юнги скользит по спине Тэхёна и он прижимается щекой к его щеке. Тихий шепот доносится до ушей Тэхена: — Останься со мной этой ночью. Давай сделаем это. «Нельзя любить их обоих?» «К чёрту. Я буду любить их обоих. Я буду.» Святочный бал подходит к концу.