Приз для проигравшего

Эта ночь пахла волшебством, морозом и звёздами. Но Чонгук ощущал лишь одно — разочарование. Тяжёлое и обидное чувство будто имело запах, цвет и вкус. Пахло оно резко и тошнотворно, цвет имело чёрно-белый, словно старый фильм, а вкус — словно пепел на губах. — Спасибо, что согласился быть со мной этим вечером, — говорила ему девушка, имя которой он не запомнил. Она была красива и близка к его слизеринцу, этого было достаточно. По окончании бала они отошли на балкон, чтобы немного отдохнуть и послушать тишину. Точнее, это было желание Чонгука, и он никак не ждал, что слизеринка пойдет за ним. Чон безразлично взглянул на неё. Её темные глаза влажно блестели, в них отражались звёзды. Девушка смотрела на него без страха или слепого обожания, как это делали другие девушки, заинтересованные в нём. Чонгук спросил: — Что ты хотела сказать? — Ничего. Я хотела, чтобы мы побыли вместе немного. Для меня это важно. — Ничего не выйдет. Возвращайся к себе, здесь холодно. Айрин поджала губы, но не опустила глаза. Произнесла чуть дрогнувшим голосом: — Я знаю Юнги лучше всех остальных. И он не тот, кто… — Замолчи, — холодно прервал её Чонгук, бросив на волшебницу острый, словно кинжал, взгляд: Ты слишком много говоришь. Мне неинтересно. Айрин не оттолкнули его слова, она не испугалась, а взяла его за руку и попыталась коснуться кончиками пальцев его щеки, но болгарин уклонился, отбросив от себя её руку. Айрин быстро проговорила: — Ты действительно понятия не имеешь, как мало значишь для него, и как много для меня? Я смотрела на тебя с самого первого дня. Юнги — мой друг, и я знаю, что он говорит о тебе и о Тэхёне. Он влюблён в него, а тебя презирает. Он ненавидит таких, как ты. Чонгук усмехнулся, в голосе его был трескучий мороз: — Таких, как я? — Сильных, амбициозных лидеров, которые всегда хотят быть нечто большим, чем другие. Ярких. Он не посмотрит на тебя, никогда. Чонгук молчал, глядя на неё. Почувствовав, что это добрый знак, Айрин вновь набралась смелости и приблизилась к нему, аккуратно обхватила ладошками его лицо. — Мы с тобой одинаковые. Тебе нужна поддержка, мудрый и рациональный человек рядом, который сможет дать всё, чего ты хочешь и что тебе нужно. А я… Я так сильно хочу поцеловать тебя, что иногда это всё, о чём я могу думать. Никогда прежде Айрин не смотрела ни на кого так, как сейчас она смотрела на Чон Чонгука. Эти чувства были новыми для неё, и она боялась. Но её противоречивый характер был таков, что страх подталкивал её на самые смелые поступки. Делай то, чего боишься и желаешь больше всего, иначе проиграешь. Чонгук молчал, но когда девушка попыталась поцеловать его, и между их губами осталась всего пара сантиметров, он вдруг сказал: — Даже один его взгляд стоит больше тысячи твоих. И лучше уж сдохнуть в одиночестве, чем иметь змею в друзьях. И уж тем более, в возлюбленных. Чонгук брезгливо оттолкнул её, словно чумную. Айрин жутко побледнела. — Не стой между нами. Уничтожу. — бросил напоследок девушке Чонгук, затем ушёл, не оглядываясь. Стремительно шагая по коридору, Чонгук был мрачнее тучи, редкие встречные парочки шарахались в страхе от него, стараясь как можно скорее убраться с пути. И это было очень разумно! Сейчас Чон был на грани. Чуть тронь — и взрыв будет похлеще, чем от взрывопоттама. И лишь одному человеку настроение Чонгука было только на руку. — И в чём она не права? Чонгук остановился и с видом волка, учуявшего истекающую кровью добычу, оглянулся. На него, скрестив руки и лениво прислонившись к стене, глядел волшебник с лицом, точь в точь таким же, как у него. — Иди спать, Хосок. Ты слишком долго ошивался рядом со алко-столиком и перебрал. — Нет уж, ты послушай. Иногда человек, которого ты хочешь больше всего, это тот же человек, без которого тебе же будет лучше всего. Ты размяк. Маленький змеёныш не стоит этого, братец. Яркая красная молния вспыхнула так же быстро, как и погасла, но Хосок знал брата и успел отпарировать заклинание, как и последующее за ним второе, но от третьего защититься уже не успел, и рефлекса хватило лишь на то, чтобы успеть немного уклониться, и заклинание попало ему в плечо, сильно оттолкнув назад, отчего Хосок довольно сильно ударился о стену. В голове зашумело, а во рту появился знакомый металлический вкус. Яростный, словно смертельно-холодный северный ветер, Чонгук быстро приблизился к близнецу и ещё раз хорошенько припечатал его спиной о стену: — Каждый из вас считает своим долгом рассказать мне, что я должен чувствовать и как должен себя вести? На кого мне смотреть? Кого желать? Как добиваться? Засуньте в задницу ваши советы, советчики, да поглубже. Иногда приз стоит крови. А я буду делать то, что считаю нужным. Хосок улыбнулся, на зубах его алела кровь: — Извини, брат, хотел бы тебя переубедить, но не могу быть столь же убедительным с таким количеством крови во рту. Чонгук отпустил брата и, смерив его напоследок ледяным взглядом, ушёл. *** В комнате было темно. Не горели лампы, свечи не зажигались. Лишь живой огонь камина ярко пылал и отплясывал свой причудливый танец на углях. В комнате было тихо. Даже Брауни куда-то исчез, чтобы вернуться под утро. На фоне камина сплелись друг с другом два человека, расположившиеся на шкуре медведя. Громкое, горячее дыхание, влажные, будоражащие звуки и редкие тихие стоны сливались и иногда заглушали треск пламени. Тишина ночи была такая, что оба слышали каждый вздох и стон друг друга. Юнги почему-то не хотел открывать глаза, каждым участком кожи, каждой клеткой тела отдавался он накатывающим ощущениям. Тем самым, что дарили губы и язык Ким Тэхена, ласкавшие его шею и грудь. Или пальцы, что влажно и медленно входили в него. Ох, эти длинные, ловкие и умелые пальцы, ласкающие его, скользившие внутрь и обратно… С жалобным, сладким стоном Юнги обнял любимого за шею и притянул к себе, крепко целуя его. Торопиться не хотелось, и даже поцелуй, влажный и страстный, был медленным, тягучим, словно струя мёда. Тэхен и Юнги занимались любовью медленно, пробуя друг друга неторопясь, наслаждаясь каждой секундой. Лениво отстранившись друг от друга, они встретились взглядами. Пелена желания и нежности туманила взор обоим. Тэхен прижался лбом к нему, ласково потерся носом о его нос. — Юнги… Юнги…мой хороший… Мин обнял его за плечи, быстро поцеловал в губы, прижался щекой к щеке и коротко шепнул: — Войди. Пламя колыхнулось, медленно поедая дерево и угли. Затрещало. Короткий, пронзительный вскрик. Болезненный стон. Непослушными, одеревеневшими от боли и странного наслаждения пальцами Юнги впился в спину и волосы на затылке Кима. Оба юноши плавно и размеренно покачивались в такт толчкам, и их влажные горячие бедра крепко прижимались друг к другу. С губ Кима сорвался низкий, невероятно будоражащий звук, юноша приподнялся, нежным и аккуратным движением усадив на себя Юнги, который тут же крепко зажурился и зашипел от боли, проглотив болезненный стон. — Тшш, сейчас всё пройдёт, сейчас будет лучше, — успокаивающе шептал Тэхен, зацеловывая лицо и плечи слизеринца, большой и горячей ладонью поглаживая его спину и поясницу. От этих нежных прикосновений по телу Юнги расходились волны тепла и успокаивающей магии, пульсирующая боль стихала, оставляя лишь ощущение горячей заполненности и наслаждения. Всхлипнув, Мин Юнги прижался к Тэхену, вновь целуя его, глубоко, с той невероятной мягкостью, которую хотел передать в этом поцелуе. «Я не буду сожалеть. Ты первый, а остальное неважно. Пусть так и будет.» Они занимались любовью долго, медленно, а после весь остаток ночи разговаривали, неторопливо, небрежно целовались, слушали медленное тяжелое дыхание, терлись и прижимались, засыпая в объятьях друг друга, и сонно посмеиваясь, если кто-то из них чихал оттого, что медвежья шерсть щекотала им нос. Оба утомленные, но счастливые, уснули под утро. *** Юность не даёт шанса решить раз и навсегда. Профессия? Любовь? Дружба? Желания? Нет, юность подскажет, но выбор пути занимает годы, десятилетия. У Мин Юнги нет лет, нет десятилетий. У него нет даже нескольких месяцев, ведь скоро всё закончится. Нужно вернуть свою бедную сёстренку. А что он? Ну хватит. Долгое время разум и все мысли его были полны печали и безнадёжности, и единственная ясная цель толкала идти вперёд. «Это ты виноват» — бросил отец. «Почему она, моя маленькая девочка?!» — рыдала мать Я виноват. Она должна была жить. Почему она? Верну её. Ценой жизни верну. Установка в его голове была такова, и цель ясна. И лишь этой ночью, лёжа в постели в объятьях небезразличного ему человека, впервые за долгое время Юнги почувствовал, как бьётся его сердце. Юнги понял, как мало он живёт в своём теле и как мало он видел. Жить! Любить! Чувствовать! Взрослеть. Путешествовать. Учиться. Стареть… Он ещё столько всего хочет сделать. И чтобы рядом был Ким Тэхен. И ещё… ещё… Но это была лишь мечта, а ночь прошла. Наступал новый день, и тьма возвращалась вместе с реальностью в его мысли, и старая цель мрачной тенью накрыла сказку о невозможной будущей жизни, что испарилась и растаяла, ускользнула в приоткрытое окно, растворившись в холодном утреннем тумане, словно и не было её никогда. *** Несколько дней спустя. В кабинете истории магии на втором этаже Хогвартса всегда пахло книгами и пылью. Вряд ли профессор Бинс часто проветривал это помещение, призракам это было ни к чему, а про всё ещё живых учеников, имеющих чувствительность к пыли, он немного забывал, так что здесь чаще, чем в любом другом кабинете, можно было услышать раскатистые чихи и покашливания несчастных студентов. Кабинет был весьма непримечателен, не было клеток с различными волшебными тварями, как в кабинете защиты от темной магии, или причудливых растений, как в школьной оранжерее. Зато были книги. Много-много, сотни и тысячи книг. И огромная, занимающая треть стены, меловая доска, на которой сейчас красовалась надпись «Свет и Мрак. Происхождение материй». Юнги в то утро был несобран и даже рассеян, вполуха слушая занудную лекцию призрака профессора Бинса. Его умную голову занимали мысли о Святочном бале, той самой ночи, скором испытании, подготовке к ритуалу и… о двух особенных для него волшебниках. Один — северный ветер с обжигающим взглядом. Второй — ласковый свет с веселой улыбкой. Голова бедного слизеринца разрывалась, он не спал всю ночь, размышляя обо всём на свете. С тихим вздохом он опустился на парту, разглядывая пляшущие в солнечном свете пылинки. Их было так много и все они, будто живые, танцевали друг с другом. Глядя на это, Мин вспомнил о блуждающих огоньках, малышах-призраках, что также игриво плясали вокруг него. Слизеринец помнил, как они напевали свою тихую призрачную песню, кто-то из них плакал, кто-то смеялся, словно маленькие дети. — Свет — больше, чем плоть и кровь, именно его стремятся заполучить темные существа из подпространства и низшие волшебные твари нашего мира. Внутри каждого волшебника и волшебницы, маггла и сквиба, есть свет, жизненная материя, без которого тело является только пустой оболочкой. Как зовутся твари, что обманом смогли заполучить себе тело без материи Света? Несколько студентов подняли руки. — Угу-угу. Мин Юнги? Спешно поднявшись и сев ровно, Юнги взглянул на учителя. Профессор со скукой и деланным недовольством отчитал его: — Неужели звезде школы так скучно посещать уроки у нас, простых смертных, что вы буквально спите на моих уроках? — Их называют Ошмётками, — равнодушно ответил Юнги, проигнорировав колкое замечание: Обычно сущности из подпространства занимают тела мертвецов, превращаясь в ходячие и летающие ошмётки тел. Если тёмные твари обманом завладели телом живого человека, то их зовут умертвиями, упырями. Разновидностей довольно много, профессор. — Хороший ответ, 5 очков Слизерину, — сдержанно похвалил его Бинс: Свет — довольно гибкая материя, и может проходить через многие метаморфозы и превращения. И одно из них — перетекание материи Света в материю Мрака, однако обратный процесс не наблюдался ни разу. Задумайтесь об этом, если решите практиковать Темную магию! И я уж не говорю о мракоборцах, которые швырнут вас за это в Азкабан. Кто расскажет мне о свойствах мрака? Студенты не успели поднять руки, мужской голос со стороны входа в кабинет произнёс: — Мрак — основная составляющая темных тварей и места их обитания, также темных подпространств. Эта материя неустойчива и может через некоторое время рассеяться, но, попав в тело живого человека, растёт и развивается, как паразит, превращаясь в обскур. Все студенты разом, как по команде, обернулись на голос. Юнги и гадать не нужно было, он знал этот голос, знал, кому он принадлежит. «Умник чёртов, кто бы мог подумать, что он не только палочкой размахивать умеет, но и думает иногда, даже слова умные говорит. Чудеса!» — Чемпион Дурмстранга, неожиданно, что вы решили посетить наш урок. Присоединитесь? Чонгук, одетый в форму своей школы, выглядел спокойней и дружелюбней, чем обычно. Он, вежливо отказавшись от приглашения, сказал: — Мне нужен Мин Юнги. Это касается Турнира, очень важно. Бинс немного подумал и согласился: — Что ж, хорошо. Идите, мистер Мин. Юнги немного растерялся, но быстро собрал учебники и вышел за Чонгуком из кабинета истории магии. Сомнения одолевали, и молчать он не стал: — В чём дело? — Расскажу, когда придём. Нет, ни черта это не успокоило. Сомнений стало только больше, но с ними и любопытство (черта характера, которую Юнги до недавнего времени особо в себе не замечал). И странное волнение. Волнение плотным комочком собралось внизу живота. Чонгук вёл его наверх, минуя третий и четвертый этажи. Они прошли мимо статуи Бориса Бестолкового, остановившись у четвёртой двери слева. Юнги подозрительно покосился на Чонгука, отпиравшего дверь чёрт знает откуда взявшимся у него ключом. — Ванная старост? Чонгук взглянул на слизеринца, и впервые за несколько недель улыбнулся ему, жестом пригласил войти. Юнги засомневался, но отступать было поздно, а убегать — позорно. Он смело шагнул в темноту комнаты.