The Gilded Cage (Золотая клетка)

Гермиона хотела еще многое обсудить, надеялась, что у них будет больше времени, но таймер, отсчитывающий минуты до Нового года, показывал уже почти полночь. Она рассеянно уставилась на светящиеся зеленые цифры, понимая, что как только пробьют часы, ей останется лишь поздравить его и уйти. Нельзя сказать, что год пролетел быстро и почти незаметно, но во многих отношениях так оно и было. Она мысленно отметила все более-менее значимые события этого года и не нашла ничего особенного. За последние двенадцать месяцев она запустила три новых изобретения. Еще шесть находились на разных стадиях производства. Еще двадцать пять встали по разным причинам, но продолжение их разработки планировалось в ближайшем будущем. Работа-работа-работа… Что еще? Она побывала на празднованиях дней рождений всех своих друзей, и снова, как и каждый год после войны, проигнорировала свой, в этот раз это далось легче, друзья стали привыкать… Она вышла замуж. Замуж. Ее сознание пошатнулось и остановилось, наткнувшись на невидимый барьер. Да уж, это было не как обычно… Пожалуй, самое лучшее, что она могла сказать об уходящем году — это то, что она вышла замуж. Пока смерть не разлучит нас, и все такое… Самое лучшее, чего она могла ожидать в будущем году — это проводить как можно больше времени с мужем. Гермиона взглянула на Северуса. Он медленно подошел к ней, глядя прямо в глаза, а потом скользнул за спину. Очень осторожно положив руки ей на плечи, он притянул ее к своей теплой груди и застыл. Казалось, он не дышал, опасаясь, что она отвергнет его близость. Она не сделала этого. Ей было приятно. Гермиона откинулась назад, как бы одобряя его действия, ее глаза смотрели сквозь меняющиеся цифры, не замечая их. Опираясь на грудь Северуса, она неожиданно расслабилась. Ее не смущало, что она так близко к нему, что чувствует запах его тела, отдающий травяным мылом, слышит его сердцебиение. Легкая улыбка появилась на ее губах: этот мужчина принадлежал ей. Так же, как она принадлежала ему. Эта мысль испугала Гермиону, но она мгновенно подавила приступ зарождающейся паники. Вот и полночь. Двенадцать. Звякнув бокалами, они допили шампанское. С Новым годом. Одиннадцать. Кажется, последний бокал был лишним. Богемское стекло выпало из ее рук, но Гермиона не заметила. Она плыла, чувствуя лишь тепло его тела за спиной. Десять. Северус скрестил руки на ее груди, его пальцы нежно скользнули к ее шее. Девять. Гермиона закрыла глаза, позволяя ему обнимать себя. Казалось, его тепло обволакивает ее, она чувствовала себя защищенной, желанной и даже, возможно, любимой. Восемь. Северус прижался щекой к ее щеке. Его кожа была более гладкой и мягкой, чем она себе представляла, ужасная сухость давно прошла, и лишь легкая щетина щекотала ее кожу. Семь. Кровь стучала в ушах. Сердце бешено колотилось под грудью, вторя ритму татуировки, даже через слои одежды она чувствовала его пульс там. Шесть. Гермиона позволила ему развернуть себя. Теперь его руки удерживали ее лицом к нему. Пять. Она интуитивно обняла его за талию. Казалось, она упадет, если не будет держаться. Четыре. Она пристально разглядывала ряд матерчатых пуговиц на его груди, не в силах поднять на него глаза. Мозг отключился, все мысли улетучились, остались только ощущения. Все нервные окончания в ее теле звенели и искрились от каждого легчайшего прикосновения. Три. Его пальцы запутались в ее волосах, расслабляюще массируя узел у основания шеи. Гермиона боролась с желанием не стонать, но не преуспела. Два. Она осознала, что он собирается поцеловать ее, и у нее перехватило дыхание. Один. Он не шевелился. В возмущении она вскинула на него глаза, и они остановились на его блестящих черных радужках. Гермиона, пойманная его пронзительным взглядом, ответила ему тем же. Она будет ругать себя и делать вид, что ничего не произошло позже. «Сейчас, — мысленно приказала она, желая, чтобы он знал, — поцелуй меня». Гермиона услышала резкий выдох, прежде чем его влажные губы нерешительно прикоснулись к ее, словно прося разрешения. Волна желания пробежала по ее телу, и он начал посасывать ее губы. Ее будто пронзило молнией, она впилась пальцами в его бока, сжимая тонкую ткань, притягивая его к себе. Приоткрыв рот, она нежно провела языком по его нижней губе. Северус мягко отвечал ей взаимностью, увлекая ее в танец языков, поощряя ее отзывчивость, наслаждаясь ее вкусом, отдающим нотками шампанского. От его нежного поцелуя у Гермионы закружилась голова, и она тихонько застонала. Пальцы, поддерживающие ее голову в удобном для него положении, массировали ее шею сзади и посылали волны возбуждающих покалываний вниз по позвоночнику к вершине бедер. Ее колени уже не справлялись с ее весом, и если бы не его крепкие объятия, она бы стекла к его ногам. Как в бреду Гермиона неодобрительно вздохнула, когда Северус оторвался от ее губ. Она на мгновение замерла, все еще хватаясь за него, чтобы восстановить равновесие. Мир медленно обретал четкость, а она устойчивость и понимание. Она поцеловала Северуса Снейпа. Охотно. Она отступила на шаг и попыталась вернуться к логике. Не думать о том, что это был лучший поцелуй, который она могла вспомнить… лучший. Изгоняя из головы чувства и желания, игнорируя то, что она хотела этого и мечтала повторить, прогоняя возбуждение, которое все еще скручивало ее живот, она пыталась сосредоточиться на факте: она поцеловала Северуса Снейпа. Гермиона хотела было изобразить отвращение, но не смогла. Зато ей удалось упрекнуть себя в слабости: она напилась и ведет себя ужасно. Северус сразу заметил, как скривилось ее лицо. Черт, он так и думал. История повторялась. Лили Эванс, Гермиона Грейнджер… не имело значения, результат не менялся. Его личная грустная сага о магглорожденной гриффиндорской ведьме, которая ведет его к саморазрушению. Она тоже не полюбит его, она не выносит даже его прикосновения. Он лишь надеялся, что на этот раз девушка проявит хоть каплю сострадания к нему, прежде чем разобьет его сердце. — Это традиция, — он пытался смягчить ее реакцию. — Конечно, — тупо кивнула Гермиона. Эта утешительная отговорка могла оправдать поцелуй. Но она не могла оправдать ни ее ответа на поцелуй, ни желания повторить его… Боги, она хотела намного большего, чем простой поцелуй. Они так не договаривались. Она определенно не планировала такого. Она не должна этого делать, не должна позволять себе желать своего бывшего профессора. Как она сможет теперь смотреть людям в глаза? Как она посмотрит в глаза ему? Ведь он поймет, что она хочет его? О, он будет дразнить ее, издеваться над ней год за годом. Как ее угораздило выйти замуж за человека, который постоянно смеялся над ее слабостью, он посмеется над ее желанием. Он воспользуется этим. Нет. Этого не будет. Она не допустит. Она не позволит ему понять, что у него есть оружие, способное сломать ее. «Это традиция», — сказал он. Просто традиция. Поцелуй ничего для него не значил. На самом деле он не хочет ее. И он лишь поглумится над ней, если поймет, что она хотела большего. — Черт, — выдохнула она. — Твою ж мать! Паника захлестывала ее, она дышала все быстрее, но все более поверхностно, как будто в воздухе не хватало кислорода. Теснота в груди давила все сильнее, практически прерывая ее дыхание, и Гермиона рванула к своей расшитой бисером сумочке. Казалось, ледяные пальцы смерти сжимают ее грудь. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет… — как заведенная повторяла она. Это было неправильно. В ее голове и сердце все казалось ужасным и окрашенным в серый цвет. Все более нервными движениями она рылась в своей сумке. — Гермиона? — крикнул Северус, полным тревоги голосом. Она судорожно сглотнула и проигнорировала его. Зачем он притворяется, что беспокоится о ней? Она только обманывала себя, позволив себе принимать его заботу. Северуса Снейпа не волнует никто, кроме его самого. — Где она? — прошипела она, почти уткнувшись лицом в сумку. О чем она только думала? О, она явно не думала. Ни о чем. Она чувствовала присутствие Северуса, где-то там за спиной. Он, наверное, злорадствует. Разве не она утверждала, что никогда-никогда не прикоснется к нему? Этот самодовольный ублюдок, должно быть, радостно потирает руки, планируя ее гибель и пожирая ее глазами, пока она безуспешно рылась в проклятой сумочке. Вспомнились слова Рона из далекого прошлого, он тоже насмехался над ней: «Ты ведьма или нет»? Вытащив палочку, Гермиона направила ее на синюю сумку и пронзительно закричала: — Акцио аптечка! Онемевшими от волнения пальцами Гермиона открыла футляр и быстро нашла пузырек цвета виски, который так отчаянно искала. Где-то далеко, будто в конце длинного туннеля, кто-то кричал ей, чтобы она не пила эликсир. Гермионе было наплевать на голос, она влила золотое облегчение в свое горло. Она закрыла глаза, отрешаясь от всего. Когда они откроются, ее мир приобретет яркий, слегка янтарный оттенок, на мгновение ей захотелось удержать ощущение бегущего по ее венам зелья. Ей просто нужен был этот миг блаженства. Нравилось чувствовать, как ее птичье сердцебиение возвращается в норму, как капли пота перестают быть липкими и начинают нести прохладу разгоряченной коже. Где-то там на периферии сознания слабо слышался голос, но она равнодушно пожала плечами. С голосом она разберется позже. Когда-нибудь. Сейчас же у нее кружилась голова, сильнее, чем в те чудесные времена, когда директор Дамблдор улыбался ей и предлагал лимонные леденцы. Северус инстинктивно сжал руки, безмолвно молясь о самообладании. Он ни разу не сорвался и не проклял ученика, за один этот подвиг ему положен орден Мерлина. Но сейчас он не знал, сможет ли удержаться и не задушить жену. Он не мог ударить ее. Северус сглотнул, зная, что не может прикоснуться к ведьме в таком состоянии. Если он тронет ее, то никогда не остановится. Его кулак врезался в проклятый дуэт календаря и часов, и они грохнулись об пол. Без особых усилий он пнул их через всю камеру, разбив о стену. Этого явно было мало. Пока Гермиона смотрела на него полузакрытыми сонными глазами, Северус хватал каждую книгу, до которой мог дотянуться. Издалека она услышала, как разрушается камера. Громкие звуки заставили ее вздрогнуть. Чужие пальцы сомкнулись вокруг ее собственных: кто пытался выхватить у нее уже опустевший пузырек. Она открыла глаза и уставилась в разъяренное лицо Снейпа, его неровные зубы были прямо перед ней, так близко, что она почувствовала запах клубники и алкоголя. Гермиона смутно поняла, что он кричал. По мере того как ее зрачки то сужались, то расширялись, отдаленный крик становился все отчетливее, резче… Казалось, он ждал от нее какого-то ответа. Она не понимала, о чем идет речь. Что ж, какой бы ни был вопрос, это не имело значения. — Я не отчитываюсь перед тобой, Снейп, — вежливо ответила она, чувствуя, что это утверждение вполне уместно при любом заданном им вопросе. — Черта с два, — прорычал он. — Да что с тобой такое, Грейнджер? — Перестань кричать мне в ухо, — глухо сказала она. — В этом нет необходимости, я рядом. — Я буду кричать, если захочу, черт побери, ты — идиотка! — В таком случае, мне лучше уйти, — Гермиона подхватила аптечку и собиралась положить ее обратно в сумку, но Северус выхватил ее из ее пальцев. — Как бы то ни было, — закатила она глаза, — я заберу ее позже. Ее новенькое пальто валялось на полу, пропитанное водой, где она бросила его, когда пришла. Будь проклят этот человек, он забрал у нее и это. Гермиона попыталась посмотреть ему в глаза… с трудом сохраняя открытыми свои. Он все еще кричал. Его гневная тирада состояла, пожалуй, из одних ругательств, оказалось, что он довольно не плохо их знает. Он кричал настолько яростно, что в прямом смысле брызгал гневом. Такое странно увлекательное зрелище. Гермиона, как зачарованная, смотрела на его летящую слюну, в голове медленно сформировалась мысль, что смотреть на нее считается невежливым. Она вновь подумала, что ей нужно уйти. Северус забрал аптечку, пальто и, возможно, не отдаст сумочку… она должна быть где-то поблизости… но у нее есть палочка, Гермиона направила ее на него в угрожающем жесте. Ей было очень трудно сфокусироваться, потому что мир вокруг кружился, но это не имело значения. Главное выйти отсюда, если она не сможет Аппарировать, то она всегда может остановиться и немного выпить и отдохнуть с ребятами. Гермиона повысила голос, чтобы перекричать его рычание. — Если вы закончили, то я пойду. Она повернулась слишком быстро, пьяно споткнулась и бросилась к выходу. Уже почти у двери его руки крепко сжали ее плечи, заставив ее пискнуть. — Если ты сделаешь еще один шаг, я действительно дам тебе повод повизжать. Было что-то зловещее в его напряженном голосе. То, как Северус тихо капал ядом, прорезало густой туман вокруг ее головы, и она поверила ему. Гермиона слегка покачнулась, не зная, сможет ли дать ему подходящий отпор. Он схватил ее за предплечье и потянул обратно к кровати, где бесцеремонно бросил ошарашенную девушку на постель. Северус отчаянно пытался вспомнить, почему ему нельзя убить ее. Была какая-то причина, по которой он не должен был убивать магглорожденную ведьму, но будь он проклят, если помнил почему. Убийство казалось отличной идеей… если, конечно, она не умрет сама, от передозировки. Он опустился на колени между ее ног, пристально вглядываясь в ее лицо. Обеспокоенные глаза Северуса скользнули по ручейкам пота, водопадом стекавшим по ее лбу. Гермиона видела, как шевелятся его губы, пытаясь сфокусировать на них взгляд, он вроде бы был так близко, но она никак не могла сосредоточиться. Она немного улыбнулась: его глаза сливались, превратившись в один огромный, сверкающий гневом темный провал. Смешно. — Гермиона, — снова и снова приставал он к ней, повторяя ее имя, пока не увидел, что она слышит его. Ее пугающе стеклянные, широко раскрытые глаза и слегка приоткрытые губы. Ее дыхание, после недавнего панического всхлипывания, ставшее таким невесомым, что ее грудь едва колыхалась. Ему не нравилась внезапная болезненная бледность ее кожи. Как бы ему не хотелось избить ее до бесчувствия, выливая на нее ярость, вызванную ее глупостью, всю ночь ругаться на нее матом и, возможно, сунуть ее голову в ванну со льдом, но он искренне беспокоился за ее самочувствие. Даже имея в своем распоряжении ее огромную аптечку, он не мог дать ей ни одного зелья. Лучшее, что он мог сделать, это ждать и надеяться, что у нее не начнется лихорадка. — Глупая девчонка, — прошептал он ей в волосы. — Нельзя смешивать алкоголь с антидепрессантами. Гермиона хихикнула. Он воспримет это как хороший знак.