Новые грани после Авады

      Прием. Самый обыкновенный прием аристократии, элиты местного общества. Сколько посетил он подобных мероприятий за последнее время? Не счесть, сколько часов вышагивал с мерной грацией по залу. Дарил положенные терпеливые улыбки. Получалось даже немного натуральнее, чем у иных притвор, не то чтобы от этого ложь становилось правдой больше. Все также отмеряя чужое время, отмахивался небрежно от привычного чувства отвращения и приглядывался аккуратно к золотой и позолоченной молодежи.       И смотрел своими мертвецкими глазами, смотрел, скрывая это от всех. Искал в толпе не особо интересных ему смертных того, кто заставил его трястись от подспудного страха все это время.       Слизеринцы не идут на врага в лицо? К Мордреду в могилу эти дурацкие, придуманные им когда-то правила! Он не хочет бояться напрасно, не желает прятаться больше в «безопасную» норку, потому что понимает, что нигде нет на Земле места, где Смерть не достанет его.       Если то потребует ситуация, он отречется от прежних идеалов. Все, что его волнует — лишь путь, потому что цели конечны, а он нет. Пока не встретит ее/его. Свою Смерть. Ибо вестимо, она и есть его конец. Или нет — как карта ляжет. Не стоит загадывать на будущее, в чем-то клясться, когда не уверен, что не сможешь сдержать обещание.       Гарри Поттер это знал, понимал, но снова прочувствовал на себе. Любые убеждения — зыбь под напором времени и испытаний жизни. Изменения есть и будут, ведь они означают жизнь. Если ты остался слишком хорошим, сохранил и пронес через всю жизнь свои установки, то значит, что тебе повезло не натолкнуться на такие трудности, которые могли бы сломить тебя.       Если хочешь сохранить ясность рассудка — адаптируйся. И лишь привыкнув, обстроившись, придя в норму, пытайся что-то изменить. Иной путь — слишком ненадежный, сомнительный; гарантий не даст. Но кто их может дать в этой суровой, мрачной действительности?       Гарри смотрел на молодого Регулуса Блэка, представителя чистокровнейшей, одной из самых богатых, самых уважаемых семей магической Англии. И думал о том, что род его вскоре прервется, а сам наивный, худющий мальчонка сгинет в озере с инферналами.       И это было… больно. Такой молодой, невинный, отвергнутый своим братом, желавший только признания его, этого братства, очевидно. Счастливой, объединенной не только кровью семьи.       Сириус… ему очень тяжко вспоминать о них.       «Я их всех люто ненавидел — родителей с их манией чистокровности, убежденных, что быть Блэком — чуть ли не то же самое, что быть королевской крови… идиота братца, который по слабости характера им верил… Он был гораздо лучшим сыном, о чем мне постоянно напоминали. Безмозглый идиот… Он стал Пожирателем смерти», — с огромной горечью поведал Сириус своему крестнику когда-то.       Гарри знал, что Регулус не идиот (идиот бы не догадался о крестражах), не пример слабохарактерного волшебника (трус бы ни за что не умер за то, чтобы его врага сумел добить кто-нибудь другой. Наверное, в этом даже больше доблести — в безвестности подвига). И Поттер искренне жалел, что у Сириуса и Регулуса не было достаточно времени, чтобы оценить друг друга по достоинству… чтобы стать настоящей семьей.       Как не хватило времени и им.       Поколение его родителей было талантливо — сказать так, значит не сказать ничего. Вспомнить только одного Северуса Снейпа, самого молодого мастера зелий в Англии за последний век. Нищий, желчный, одинокий… а ведь для обучения зельям необходимы бесчисленные эксперименты, которые, в свою очередь, нуждаются в дорогих ингредиентах. Денег у Снейпа не было, а его способность к коммуникации оставляла желать лучшего.       Гарри предпочитал думать, что деньгами его обеспечил Волан-де-Морт для того, чтобы заполучить верного себе гениального зельевара. Но что могло бы быть, если бы у зловредной летучей мыши не было необходимости к такому шагу?       Скорее всего, он бы снова прибился к Темному Лорду, но уже просто как почитатель его идей… но Волан-де-Морта теперь нет. И не будет, если Смерть не опустится до такой безвкусицы.       «Чему быть, тому не миновать. На стороне Смерти в таком случае будет сам Мир с его дрянной Судьбой, а это, как я знаю, серьезное преимущество, чтобы его проигнорировать», — поморщился Геллерт под личиной, догадываясь, как Рейвен умер до того… как стать Рейвеном Певереллом. И сейчас от него ни слуху, ни духу. До сих пор. Это внушало здравое опасение как минимум. Что если уже все?.. Уже мертв, как и предсказывал?       Рейвена Певерелла не видел его пророческий дар, а потому он не мог сказать наверняка. Но ожидание порой было страшнее смерти.       Гарри Поттер же так долго ждал Смерть, что успел позабыть о ней. И тут она снова посылает свои знаки.       Снейп. Человек, отдавший за него жизнь. Гарри не мог не попытаться отдариться в ответ. Как мог, как умел… Хотя бы так.       Положил анонимный счет в банке гоблинне под проценты на имя Снейпа. Вырастет — воспользуется сам.       Лезть же к нему сейчас, пока он маленький, Гарри не хотел. Это было слишком эгоистично, но он желал, чтобы Снейп не менялся: был той же язвительной заразой, цеплявшейся к нему каждый урок.       Как будто мир рухнет, если он станет другим.       … на самом деле, Гарри просто не знал, как Снейпу можно помочь еще. Подъехать на кривой козе с помощью к гордому человеку — ни себя, ни его не уважать.       Когда Гарри жил у Дурслей, его никто же не забрал. А детство у боящихся магию магглов было, так-то, не очень легким.       Так что этого, вестимо, достаточно. Наверно, даже более того, учитывая, что защита Гарри Поттера лишь дань памяти Лили, в смерти которой Снейп был косвенно виноват.       …хотя Гарри, вестимо, еще подумает в будущем, как вытащить умирающего Снейпа из хижины. Но и все.       Потому что вряд ли бы он смог пройти мимо.       Ведь это все — дети. Пропащее в огне войны поколение. Молодые, сильные, здоровые, горячие… Это не их долг, не их судьба — воевать. Умирать должны старики, а не дети, жизни не видавшие.       Страстная ненавистная воительница Белла Блэк, доведенная до откровенного садистского безумия своей любовью, полная тихого достоинства слава Мерлину, живая Нарцисса, чьи чувства к сыну, очевидно, превышали все, что она когда-либо имела к своей истеричной сестре, упрямая потерявшая всех в проклятой магией войне, кроме внука, Андромеда, что вышла замуж вопреки всему…       Рабастан и Родольфус Лестрейндж… гордые, молчаливые парни. Младшему брату предрекали великое будущее в Рунологии, старшему грезился свет далеких звезд. Гарри даже подумывал бы о космической программе у магов — во всяком случае, искушение было велико, за исключением того, что не выйдет ничего все равно с этой войной.       Молодой Люциус Малфой, старательно подражающий своему отцу Абрахасу. Талантливый финансист и благоразумный меценат. Та еще скользкая змея. Не всегда в дурном смысле.       Сириус Блэк, залихватски подмигивающий своему новому другу Джеймсу Поттеру, в пояснениях очевидно не нуждается.       Скольких он увидел на этих приемах детей? А если вспомнить про их родителей? Ведь все они так молоды… есть еще куда жить, когда клячи вроде Бэгшот и Мюриэль Уизли еще компостируют этот мир. (Никому не говорите, что Лер назвал свою тетушку клячей. Даже если с возрастом ее характер значительно испортился в сторону того, чтобы промывать ему прегрешным Альбусом мозги, пикси ее возлюби).       Многие из шагнувших тогда в огонь войны (он не уточнял, какой войны) детей были сиротами. Все они погибли примерно в одно время по неясным причинам.       Пропащее поколение… да и не одно.       Вместо того, чтобы двигаться в будущее, они его теряют. Так бездарно, так напрасно… Сколько могло быть захватывающих дух открытий? Сколько изобретений? Сколько новых семей и цветения жизни — новых детей?       Сколько бы всего, если не была бы таковой Судьба.       «Я восстал против нее уже давно. Я столько лет борюсь… Я изменю. Я дам пожить им подольше, больше успеть», — думал зеленоглазый, смутно узнаваемый по прошлым приемам, но, в целом, ничем не примечательный брюнет, пока снова не задержался взглядом на тоненькой фигурке младшего брата Сириуса и не поднял взгляд на его лицо…       Владелец глаз редкого оттенка изумрудного встретился с восхитительной штормовой синевой, отчего-то испуганной, зашуганной, оглушенной. Потянулся за этими странными мыслями и утонул во тьме. В чужой тьме.       Слезы-эпидемия-некрологи. Опустевший (Воющая ива воющей хижины — Сириус стремится, словно лошадь под когти дикого оборотня. Нет-нет-НЕТ!!!) дом. Опустевшие родовые (адски смеется Белла, выпуская Круциатус на смутно знакомых волшебников) гнезда. Статистика. Искореженные трупы в очевидно чьем стиле.       Мальчишка, испуганно пялящийся на его не особо внушительную фигуру, — заметил-таки, какой молодец! — молодой провидец. С настоящим даром. Не самым счастливым, ибо способен видеть только плохое будущее, но все же…       Теперь, благодаря его нечаянным усилиям, Гарри Поттер знает, что унесло жизни старшего поколения альбионской аристократии. И когда это случилось.       Эпидемия драконьей оспы, 1974.       Ты думаешь, Смерть, что повторяться — это хорошо?..       Гарри Поттер докажет тебе всю глубину ошибочности твоих суждений.