Новые грани после Авады

      Ровное дыхание. Жесточайший контроль над собой. Владея своим внутренним миром… можно править и реальностью вокруг себя. Действительностью, что, оставаясь яркими красками, стремится расплыться неразличимыми пятнами, скрыться за вспышками тьмы… когда все становиться настолько худо, что дышать порою кажется сложно.       Северус? Какой, к Мордреду, Северус, когда весь твой мир плавится по кусочкам? Когда твой друг гибнет где-то там от твоей руки… А ты стоишь в это время здесь и ничего не предпринимаешь?!       Нельзя сказать, что ты не пытался повлиять на ситуацию — сотню раз пытался — но каждую чёртову попытку ты оставался ни с чем.       Кто-то искренне считает тебя всемогущим… но ты лишь кусочек мгновения. Лишь часть чего-то несомненно могущественного… Вынужденный подчиняться правилам того, что выше тебя.       Вдох-выдох. Вдох-выдох. Мантрой твердишь ты себе.       Ты сдался. Ты не веришь боле. И умираешь от этого чувства беспомощности изнутри.       Вдох-выдох. Вдох-выдох.       Почему никто не слышит, как ты умираешь от боли? Как твоя душа разрывается, покрывается трещинами, сражается изломами, свет ее прорывается сквозь эти неровные щели?..       Почему никто не стремится услышать пение чужих душ? Такое чарующее, прекрасное, восхитительное, загадочное… Бездна чужого опыта и чужих страданий.       Как бы в мире все было проще, будь все такими, как ты. Это был бы невероятно скучный в своей идеальной беспричинности мир. Там бы не было боли, не было бы и жизни. Привычная связь, аналогия, ассоциация: жизнь — боль. Стереотип, плотно вошедший в сознание людей.       Неоднократно спрашивал себя: жаждет ли он существовать дальше? Салазар не уверен в ответе. В любом случае, у него нет выбора. Это очевидно.       Вдох… И прерывистый выдох. Реальная, ощутимая смерть на кончиках пальцев. Фантомная боль в руке, будто он стоит там, снова пронзенный клыком Василиска.       Привязанность — это боль. Так почему он позволил себе почувствовать её вновь?       Почему… не мечтает умирать сейчас, когда его верная костлявая подруга так и ждёт этого? Когда она готова принять его в свои объятия?       Вот, она стоит за спиной молодого Снейпа, а ты качаешь головой и… Она уходит на этот раз, ничего не предпринимая. Никак не вредя.       Вы оба знаете, когда все это закончится. Твоё время ещё не пришло.       И как бы ей не было печально от этого, его Смерть предпочтет проторенный вариант. Надёжный.       Ведь за столько тысяч лет Поттер научился подчиняться правилам. Это значит, что он от неё никуда не уйдёт. Нужно лишь… набраться терпения. Продержаться самую капельку из всех тех мучительных лет.       Скоро они станут свободны от собственной предсмертной воли. Скоро они обретут покой.       Судорожный хрип отрезвил сознание, напоминая о реальном… О том, что здесь и сейчас, а не вне времени. Темная, расплывающаяся в глазах фигура. Беспокойно вертящаяся туда-сюда. Туда-сюда…       Душа молодого человека перед ним… Несмотря на все испытания, несмотря на то погружение во тьму… Слизерин видел, что мальчик этот светлый, глупый, такой молодой и неопытный. Не умеющий жить, как и он сам… когда-то и до сих пор.       Он почти улыбнулся, прежде чем у его тела остановилось сердце и сознание погрузилось в путанную тьму.       Почему все считают, будто тьма что-то прояснит? Отсутствие сознания, отсутствие понимания еще более затрудняет мышление, чем что-либо еще.       В любом случае, он встал. И воспарил рядом с ранее пугавшей его тенью собственной Смерти. Здесь и сейчас они были в рамках одной роли — безопасной роли наблюдателя.       И у них не было поводов для вражды. Никогда не было, по правде сказать. Просто это ее… его работа — забрать Гарри Поттера, когда придет того час. А у мистера Поттера обратная цель — вовремя сдрапать от чрезвычайно надоедливой особы. Так и ходят по кругу, меряя шар.       И сейчас их вечная игра приостановилась. Временное перемирие, передышка, так сказать. Потрясающий момент, чтобы что-то спросить, прояснить нечто между ними.       Вот только рядом со Смертью… было уютно молчать. Так спокойно и легко. К чему слова? Не слышен шум и гам переполошившихся волшебников. Будто в этом мире только двое… или трое, учитывая объект их пристального внимания.       Перепуганный мальчишка протрепался Фламелю об его преждевременной гибели, которая, естественно, не стала для того неожиданностью. И как теперь оправдаться? «Слухи о моей гибели изрядно преувеличены?» О, он не Марк Твен, вестимо, чтобы это прокатило столько раз!       Когда это случилось в «первый» раз, Иисус удалился в глушь отшельничать. И даже чего-то там постиг. Разумеется, определённо не то, чего бы пожелал для него его Учитель, но все же. Это, впрочем, не мешало этому просвещенному стоять при их последующей встрече с выпученным, как у рыбы на суше, лицом и жадно охватывать взглядом его, Гарри, похудевшую плоть.       А после ударил. И не раз, и не два. До смерти чуть не запинал… Ах да. Поттер же не может так просто умереть.       Про тот случай можно сказать, что он заслужил… и даже не раз и не два заслужил, а ровно то количество, что и выдал его верный ученик. На душе было так горько. Подала впервые за множество лет голос совесть, заставляя премудрого старца в душе краснеть так, будто он все еще малец с не обсохшим молоком на губах.       Прибыли бравые вояки французского аврората, о которых Салазар был изрядно прискорбного мнения. С другой стороны, это не лизоблюды альбионцев, так что жить, наверно, с этим можно.       Отвлекся Слизерин от информации с допросов свидетелей его гибели, (О, как это звучит!) заметив, что его подопечного вплотную окручивает недруг Снейпа Борджиа…       Удивил, конечно, но они не держали информацию об ученичестве в таком уж и секрете — любой мозговитый вполне мог провести соответствия. Однако сам факт подачи…       «Надо бы мальца проверить на всякого рода воздействия,» — подумал отстранено Слизерин, проскальзывая сквозь бесплотные тени людей. Ощущения были, словно он в Омуте памяти. Такие же зыбкие и туманные.       Не мертв и не жив. Застрял меж двух миров. Ни туда уйти, ни сюда вернуться не мог…       Салазар шагнул вперед. В Пустоту. К родным, отчаянно ждущим воссоединения с ним. Матильда, Елена, Кадмус… Ровена. О Ровене не стоит, наверное, говорить. Эта сила желания… Он хотел было шагнуть, но не в его силах оторваться от этого надоедливого ребенка (почему-то по другому, после всамделишней встречи с молодым Снейпом, по другому профессора называть не получалось). Якорь. Тянущий на дно прицеп.       Как псина на цепи, когда дом в огне. Беспомощность.       Такое разочарование. Он наконец-то свободен, наконец-то волен встретиться и жить со своей семьей, как эта встреча вдруг откладывается на неопределенный срок. Неприятно.       Но терпимо, ведь Снейп так или иначе придет в Хогвартс, а там его истинный дом.       В связи с этими планами театр одного актера со стороны Фламеля изрядно напрягал. Стирать память Мастеру Менталистики? Серьезно?       Что на этот раз затеял его Ученик?       Сомневаться не приходилось — сей деятельный народец вечно строил козни за его спиной, упоминая после всуе свои хорошие намерения…       Всегда есть достойный повод, причина, оправдание причиненному ему неудобству. Как легко и просто, привычно, жить в дискомфорте непонимания, неприятие, крушения части планов.       …дежавю. Бесконечное повторение. Снова и снова, раз за разом. Сколько таких ситуаций с ним было? Не счесть, наверно.       — Меееееерлииин! — призрачный рокот раскатывается эхом в ушах. Не-тело трепещет, вспоминая полузабытое ощущение. Несуществующий жар за спиной, будто вот-вот опалит…       — Килгарра, — судорожно вздохнув, — как же легко было забыть, что не нужно это ему теперь! — ошалевший от переполнивших враз чувств Эмрис обернулся, чтобы увидеть…       Чтобы увидеть…       …смутно различимый силуэт громады. Плохо видимый не от того, что блекл, а от того, что сияет так, что приходиться подавлять желание захлопнуть очи руками, которых теперь нет.       Дракон. Настоящий дракон! Воплощенная Магия.       Его друг, как и прежде.       Эмрис грустно улыбнулся. С именем Великого было связано многое из того, что он предпочел бы забыть.       Артур Пендрагон, например. Камелот. Их дружба.       …скольких он терял? О скольких горевал? О стольких, что боль от этого неподъемного груза кажется воистину бесконечно-нестерпимой.       — Я бы сказал, что мы давно не виделись. Я бы сказал, что бесконечно рад тебя видеть — ведь так оно и есть. Но я знаю, что ты никогда бы не явился просто так. Столько лет я звал тебя, кричал, взывал к тебе… тщетно. Что же случилось сейчас, что ты решил предстать предо мной? — сказал он ровно, вспоминая тяжко, как они прощались, казалось, навсегда.       Дракон знакомо ухмыльнулся, склоняя голову пред ним. Будто они снова в пещере под городом. Будто та эпоха не канула в Лету.       А серые своды — лишь тень реальности — расплывались все сильнее и сильнее, отчего их и взаправду можно было принять за камни.       — Он вернулся.       Эмрис дернулся, как от пощечины. Разумеется, он понимал, разумеется, он этого ждал…       ЛОЖЬ! Не верил уже, позволил себе забыть, затерять под гнетом лет.       Дыхание учащается. К чему же эта психосоматика, если ему даже не нужно дышать? Как можно терять эту возможность, жалкий пережиток прошлого, когда он вовсе теперь не необходим?       — Великий Король Прошлого и Грядущего вернулся, чтобы спасти Альбион от напасти, нависшей над его Королевством.       — Королевства теперь нет, — шепчет безумно Салазар, отказываясь верить вновь. Он больше не купится на этот трюк старого, давно сгнившего пройдохи! — Короля теперь нет!       «И что за напасть?»       — Неверие — один из страшнейших пороков для чародея, не-юный маг!       «Я знаю».       Загадки-загадки-загадки. В этом весь Килгарра. Метафоры, мудрость, скрытая в них. Настоящее мозголомство. Голова болит с непривычки, хоть зелья котлами пей.       — Я должен ему помочь?.. — безнадежно спросил Салазар, не представляя, что он может сделать теперь, когда находится в столь удручающем положении. Хуже беспомощности, наверно, не было в его жизни. Даже когда все шло крахом, он был в состоянии хотя бы попытаться…       — Ты ему уже помогаешь, — заметил веселящийся дракон, отчего приблизившийся к его пасти колдун вздрогнул. Опять. И запрокинул голову наверх, чтобы уставиться в самую глазовыносящую точку окружающего его света. — Артур вернулся уже давно.       «Он давно уже рядом с тобой, Эмрис. Найди его».       Дракон исчез и — сколько бы не кричал седобродый старик, — не возвращался боле.       Встреча должна была случиться сейчас — она свершилась. Когда пришла пора уходить, Дракон ушел.       Не то, чтобы Мерлин не понимал эти каноны… но этого знания становилось не легче. Он всю жизнь шагал, словно марионетка Норн, вынужденный подчиняться этим неписанным правилам.       Килгарра мог быть его другом, но он был в первую очередь Драконом, созданием Магии.       Стоит ли спрашивать, чью сторону Великий займет в любом случае?       Он проследил за написанием Книги Бытия, он взрастил символ Инквизиции, он отрекался от своего прошлого почти всю жизнь. Врать самому себе вошло в привычку, в тот самый рефлекс, который не замечаешь, выполняя заложенный алгоритм опять и опять.       Что он ищет? Ради чего живет на самом деле?       Разве было нужно тогда идти на поляну?       Салазар остановился и замер.       Тихое шипение на грани сознания. Оправдывающее его злодеяния, когда он стоит в шаге от пропасти.       Бэзил его простил. Простил отца, убившего своего сына.       Все так же призрачные слезы катились по щекам.       Где-то там — в другой грани реальности — кричал Альбус, взывая к нему, Геллерту.       А он не отвечал. Не мог ответить, не найдя ответы на свои вопросы.       Для чего он живет?..       Почему жил до сих пор Снейп? Цепи прошлого приковали его к Гее крепче, сильнее, чем жаждал ее Уран.       Прошлое Гарри Поттера было заперто пылью веков надежно — не откопаешь без нужды. Необходимость возникала крайне редко.       Так в чем же причина возвращаться? Почему он застрял меж Небом и Землей?       Время утекало сквозь пальцы. Неупокоенные души не замечают тиканье часов.       -!..       — Салазар!.. — кто-то звал его? Его? Звал?       — Учитель!.. — было страшно. Печально. Тоскливо. С чего бы это?       -… !.. !!! — не разобрать. Он не глух, но просто… не хватило сил дозваться до него?       -…Папа! — хотелось плакать. Хотелось обернуться, найти. Но где?..       — Геллерт!!! — крик пронзал что-то глубоко внутри. Там, где должна быть его душа, которой нет.       -… помоги, — шепотом просил Альбус.       И, конечно, его друг отыскал дорогу назад.       Как вернуться на бренную землю, если твое время еще не пришло?       Всего лишь вспомнить, что значит жить.       А после — вновь в оковах из плоти и крови — отматывать время назад под жуткий оскал Вечной Невесты (которой он снова не друг в этом чуждом ей мире — и порою, действительно жаль).       И думать о том, как прирезать несостоявшегося (или уже вполне себе да? Не хотелось об этом думать) убийцу Снейпа, чуть не спутавшего ему все карты. И спасшего его абсолютно непреднамеренно (ведь он чуть не ушел туда, откуда дороги нет).       Лишь бы не забивать себе голову всем этим… всей этой чертовщиной. Быть просто Га… быть просто собой.       Не думать о зле. Не видеть зла. Не слышать зла. Не поминать его всуе, не обращать внимания.       Правило мудрой обезьянки.       Правило мертвой обезьянки.       И он, отвергнувший Рим, шлепает по земле ногами, как легионер. Впитавший чуждое в себя, Салазар шепчет.       -…       Какое дело до его шепота природе? Ветер согласно шумит, морозя голые лодыжки. Шелестят опавшие ветки и листья под ногами, впиваясь в нежную (уже нет) кожу пяток.       Он мертв. И Он жив.       Король умер. Да здравствует Король!       И кто из них кто — не ясно даже самому Миру.       Может быть, дело в том, что они едины средь линии веков? Одна монета. Одна медаль.       Один Рубикон на двоих.