F.R.I.E.N.D.S

Немая сцена продолжалась ровно до тех пор, пока последняя запертая в квартире дверь не отворилась, и из своей комнаты не вышел Хичоль. — Мать моя царица небесная, — испугался он, схватившись за стену. — Вот это я удачно отлить вышел. Что это тут за полночное собрание, я не понял? Против кого дружите и заговоры строите? Он внимательно оглядел на каждого. Все сидели/стояли с круглыми стеклянными глазами и полураскрытыми ртами. Хи не на шутку струхнул. — Эй, вы меня слышите? — осторожно поинтересовался он. — Алло? Есть кто живой? Но ответа, как и в первый раз, не последовало. — Парни, вы меня пугаете, — пробубнил он. — Что-то случилось? И снова — ноль реакции. — Или сказки про зомби реальны? Вас покусали? Хьюстон, приём! Первым отмер Кюхён. Он несколько раз тряхнул головой, будто пытаясь забыть то, что только что услышал, и посмотрел на Хичоля. Тот бросил на него полный надежды ответный взгляд. — Хён, — пробубнил Кю. — Что? — Это пизд*ц. — А? — Вокруг — какой-то один сплошной еба*ый пизд*ц. — Лучше и не скажешь, — поддержал его Чанмин. — Я даже забыл, зачем из комнаты вышел. — А я забыл, почему плакал, — вторил ему Хэ. — Так, парни, — цокнул Хи, радуясь в глубине души, что его соседи и Донхэ всё-таки не зомби, — давайте по порядку. Что произошло? И тут, кажется, плотину прорвало. — Я не понимаю, как так вышло, — шмыгнул Дже. — Он меня боится! — вновь всхлипнул Фиши. — Я просто зашёл в его комнату... — А я вообще растущий организм! — фыркнул Шим. — Я же не знал, что он здесь! — вскинул руки Хёк. — А потом он резко... меня... или я его? — Кто вообще так делает? — продолжал Ынхёк. — А я чё? Я ничё, — Мин скрестил руки на груди. — Его губы такие... они были так близко... — Он про меня такое сказал! — уже в голос плакал Донхэ. — Как будто бы вы сами этого не делаете по ночам. — А его сильные руки... — Да кто же знал, что он там прячется? — Господи, я всё испортил! — Столько раз ходил, и всё нормально было, вы даже не замечали! — Такие гадости... и про меня... а я-то думал... — Как мне теперь ему в глаза смотреть? — А я же надеялся однажды... а он! — Нет, серьёзно, что в этом такого? Ну, да, я проголодался... — Да если бы я знал, что он тут, я бы никогда... Хичоль то и дело переводил ошарашенный взгляд с одного на другого. Этот неотфильтрованный поток речи и стенаний хоть и доходил до его мозга, но отказывался складываться в хоть какую-то понятную и адекватную картинку. Потому что все четверо одновременно вели как будто бы свои, только им понятные монологи. — Да как он мог! — Как я мог? — Да разве же я знал? — А что, собственно, такого? И как будто бы все разговаривали на своих языках. — Это всё он! — Это не я! — Это я! — А я тут вообще не причём! Хи и сам не знал, что его глаза могут настолько сильно выкатываться из орбит. — Что теперь мне... — А мне... — Но я же... — Так, стоп! — громко рыкнул старший Ким и хлопнул в ладоши для пущего эффекта. — Заткнулись все! Быстро! Все разговаривающие вмиг прикусили языки и стушевались. Хичоль, переведя дух, посмотрел на Кю: — Так, ты! — А я что? — ахнул тот. — Я тут вообще просто лежал, никого не трогал и... — Так, стоп! Только ты не начинай! — скривился тот. — Пока эти четверо галдели и несли какую-то поеб... кхм, то есть ахинею, только ты молчал и, кажется, понимал их. — Ну... — Поэтому сейчас говорить будешь только ты, — он скатился по стене и сел на пол, удобно устроившись и скрестив ноги. — Пожалуйста, объясни мне, наконец, что произошло. А то из их речей я них... ммм ничего не понял. — Но, — открыл было рот Мин, готовый вступиться за себя сам, но тут же замолчал, поймав на себе убивающий взгляд хёна. — Пожалуйста, — ещё раз попросил у Кю Хи, — пролей свет на ситуацию. И, прошу, с самого начала. В порядке произошедших событий. Чо обвел собравшихся робким взглядом и прокашлялся: — Ну, по порядку, значит, — он кивнул сам себе, посмотрев сначала на лежащего рядом Хёкдже. — Началось всё с того, что хён наконец-то вернулся из ванной, и у нас с ним завязался разговор. — Так, — одобряюще кивнул Хичоль. — Мы обсуждали их ссору с Юно-хёном, а потом я спросил у него, почему он не пошёл ночевать к Донхэ-хёну. Ну, типа, у него и места больше, и так у хёна будет меньше шансов пересечься с Юно-хёном в коридоре. — Так. — На что Хёкдже-хён мне ответил, что он откуда-то знает о чувствах Донхэ-хёна относительно него и поэтому его боится. Типа, он к ним не готов, так как видит в нем лишь друга и брата. И поэтому не хочет оставаться с ним наедине. Чанмин и Джеджун, тоже слышавшие эту историю впервые, перевели сначала свои сочувствующие взгляды на Фиши, а затем осуждающие — на второго Ли. — А Хэ нравится Хёк? — изогнул бровь Хи. — А, ну... — Кю прикусил губу и виновато посмотрел на Донхэ. Тот лишь пожал плечами и кивнул. — Хорошо, допустим, — Хичоль хмыкнул. — С этим мы разобрались: безответная любовь и случайно подслушанный разговор. Ну, типа, это же Донхэ, чему мы удивляемся? Ладно. Что дальше? — Ну, — Кюхён стрельнул глазами в сторону Мина, явно не зная, стоит ли говорить старшему о ночном дожоре. — Что этот олень натворил? — поняв всё без слов, спросил Хи. — Опять еду из холодильника ночами тырит? Дже строго посмотрел на младшего, а тот в свою очередь, с удивлением воззрился на старшего Кима: — Откуда ты это знаешь? — А я периодически слышу твоё самозабвенное чавканье посреди ночи, — скривился тот, — а пару раз так вообще видел твою выпирающую пятую точку прямо на месте преступления сквозь свою замочную скважину. Но я молчал до поры до времени в надежде однажды сдать тебя Дже за какой-нибудь косяк. Но, как видишь, пора настала раньше срока, — он развёл руками, — так что огребешь ты от него за это в ближайшее время. И, кстати, — наконец, Хичоль посмотрел на последнего виновника, тихо притаившегося у входной двери и надеявшегося, что до него очередь так и не дойдёт, — с этим что? — А тут самый пизд*ц, хён, — выдохнул Кю, — потому что Дже-хён, как он сам неоднозначно так выразился, случайно переспал с Юно-хёном. — Что? — ахнул тот и посмотрел на своего фамильного тёзку. — А, что, это бывает случайно? — Ну, — насупился Джеджун, — я... то есть он... — Так, всё ясно, — цокнул Хи. — Понятно в общем, что ничего не понятно. Но как-то всё же надо это дерьмо разгрести. После этих слов он встал и, демонстративно отряхнув пятую точку, первым делом указал на Дже: — Ты! Сейчас же идёшь на кухню, достаёшь ликёр, берёшь его, Донхэ, три стакана и марш ко мне в комнату. Нам четверым предстоит серьёзный разговор. — Четвертым? — не понял тот. — Четверым. У ликёра тоже есть чувства, знаешь ли. Робко кивнув, Ким и Ли последовали указанию. — Ты, — Хичоль посмотрел на Ынхёка, — как главный отрицательный герой сегодняшнего вечера остаёшься спать на диване один и всю ночь слушаешь, как за моей дверью плачет Хэ. Может, хоть это зародит в твоём черством, холодном и бездушном сердце сначала сочувствие, а затем и любовь к ближнему своему. Если нет, то хоть будешь мучиться угрызениями совести, если она у тебя, конечно, есть, и поймёшь, как сильно ты обидел и ранил своими словами своего лучшего друга, — он фыркнул. — И к нам можешь не стучаться и не проситься. Ибо в мою комнату могут заходить только добрые и сердечные люди и алкогольные напитки, умеющие чувствовать и сопереживать. — Но... — Цыц, я сказал! — перебил Ынхёка Хи. — Живи теперь с тем, что ты по иерархической лестнице для меня стоишь ниже ликёра. А если тебе что-то не нравится, то в квартире напротив есть свободная комната. Кстати, твоя же. После такого замечания Хёк насупился и, всё-таки промолчав, скрылся с головой под одеялом. — Славно, — ухмыльнулся самый старший, — теперь макнэ-лайн. — А я-то что? — обиженно пробубнил Кю. — Я тут вообще жертва обстоятельств! Поэтому возьмите меня к себе в комнату! Я сердечный, правда! И ликёр люблю! — Не любишь, — цокнул Шим. — Нет, ты идёшь спать в комнату Чанмина. — Ха? — скривился Кюхён. — Что? Это ещё почему? — вторил ему Мин. — Он будет следить за тем, чтобы ты не объедал нас, — парировал Хичоль. — А то, ишь, приноровился! Такими темпами ты скоро в свои джинсы влезать перестанешь! А мы, наоборот, с голоду из своих выпадывать начнём! Так что, цыц, мелкотня, и марш выполнять команду старшего! Он любезно пропустил в свою комнату Дже, Хэ и ликёр, попутно наблюдая за тем, как обреченно скрываются в комнате Шима младшие и как Хёкдже демонстративно делает вид, что спит. — То-то же, — наконец, до конца проследив за исполнением своих приказов, Хи тоже зашёл в свою спальню и закрыл дверь на замок. "Помню, что тогда я серьёзно обиделся на него за этот его приказ и никак не мог понять его логику. А ещё потому, что мне самому было чертовски интересно послушать подробный рассказ Дже-хёна о том, что же всё-таки произошло между ним и Юно-хёном. Но увы. Хотя теперь, спустя столько лет, подробно описав этот инцидент и будто заново его пережив, я понял всё. Я понял, что тогда из всех нас только Джеджуну и Донхэ нужна была психологическая помощь. Именно они пережили наиболее сильное потрясение в ту ночь, а потому не должны были оставаться одни, наедине со своими мыслями. И наедине только друг с другом — тоже, иначе они съели бы каждый другого живьём и утонули бы в своих переживаниях, не в силах справиться с ними. Им нужен был спасательный круг — здравый и ясный ум в лице Хичоля, который помог бы им советом. Которому они оба доверяют и могут открыться. И, естественно, сделать это легче наедине, когда вокруг нет посторонних и явно лишних глаз вроде меня или Мина. Ситуация с Хёкдже-хёном мне была понятна ещё тогда. Чувство вины — одно из самых сильных. Обычно оно заставляет людей действовать вопреки всему. Поэтому надо признать, что это был весьма продуманный и гениальный ход со стороны хёна. К тому же, оставить Хёкдже-хёна без моей поддержки и в одиночестве под дверями спальни с плачущим Хэ... повторюсь, это было сильно! А что касается нас, то мы с Чанмином были действительно лишь жертвами обстоятельств. Нас просто заперли в одной комнате без задних мыслей, надеясь, наверное, в глубине души, что хотя бы мы двое сможем этой ночью поспать. Правда, тщетно. Ведь хён даже не догадывался, что своим нелепым на первый взгляд приказом он запустил в моём сердце механизм, который был неподвижен последние несколько месяцев. Он покрылся пылью, слезами, давно уже умершими надеждами и моим отчаянием. Его так долго никто не трогал, что я уже начал сомневаться, а запустится ли он когда-нибудь вновь. Сможет ли заржавевшая конструкция справиться с окружавшим её безразличием и смятением и снова начать работать? Целы ли детали механизма? Помнят ли они ещё, как нужно двигаться? Почувствую ли я когда-нибудь ещё раз его? Ведь имя этому механизму — любовь".