Cyberheart

      В какой-то момент Честити просто склонила голову и прислонилась ухом к её груди.       — Мне нравится твоё сердцебиение, — проговорила она так тихо, будто рассказывала какой-то свой самый страшный секрет.       У Фэйт не было сердцебиения — это насос в груди качал искусственное подобие человеческой крови, служащей смазывающим веществом для деталей, поэтому, прислушавшись, можно было подумать, что в груди робота и впрямь бьётся сердце, однако это было далеко не так.       — Мне таких комплиментов ещё не делали, — попыталась она отшутиться, но вышло как-то слишком неуверенно.       — Приятно знать, что я первая.       Фэйт не стала ничего отвечать — она попросту не знала, что можно ответить. Она лишь подняла руку и обняла Честити за пояс, прижимая ближе к себе. Объятия были ей приятны, этого даже не стоило отрицать.       Пару дней назад в хламе, оставшемся от уничтоженных полностью андроидов, они обе нашли совместимые со своими детали рук. Люси помогла Фэйт присоединить её руку — тон кожи на ней несколько отличался от тона кожи ta1000, но при поверхностном взгляде этого не было видно, — а та уже присоединила ещё одну найденную руку Честити. Это была единственная совместимая с её моделью деталь — судя по всему, разобрали ещё одного секс-робота, да так, что, кроме руки и головы, лежавшей совсем рядом с другой частью тела, ничего почти не осталось.       Честити теперь ходила с одной рукой и постоянно любовалась ей. Рука сидела как влитая, словно созданная специально для неё. Одна беда — конечность не обладала чувствительностью вообще, в отличие от остального тела Kg66. С подвижностью, совместимостью и функциональностью проблем не было.       Первое, что сделала Честити, едва ей присоединили руку — коснулась пальцами вмятин на лице Фэйт. Стоит ли говорить, что та словила ещё несколько ошибок, выскочивших внезапно на и так покрытом рябью дисплее?       — Жалко. Я не могу почувствовать тебя полностью, — тихо произнесла Честити, глядя ей в глаза, а ta1000 всё казалось, что она вот-вот отключится от таких нагрузок на сенсоры. Даже несмотря на невозможность ощущать полноценно чужие касания, система реагировала совершенно непредсказуемо, заставляя зависать на короткие мгновения.       Она тогда перехватила своими неуправляемыми пальцами чужое запястье и — сама не зная, зачем, — коснулась его губами. Там, под кожей, должен был биться пульс.       Но не бился.       Честити подалась было вперёд, но между ними вдруг возник Билл, сообщивший, что в блок для мусора стали приносить всё больше боевых роботов, как тот, всё ещё висевший на алтаре.       Фэйт слушала его вполуха, а сама прокручивала в голове этот момент — как от прикосновения её губ к запястью у Честити округлились глаза, как она, в мгновение на что-то решившись, едва не кинулась на неё. Как дикая кошка прыгнула бы на добычу, напала и не позволила убежать. Что она хотела сделать — Фэйт знала. Поэтому отстранилась тут же — слишком трусливо и глупо, — как только представился случай.       Сейчас они сидели перед гигантским окном, смотрящим во тьму, покрытую россыпью звёзд и далёких планет, Фэйт обнимала объект своей «привя-я-я-язанности» за талию и не могла себя понять.       Хотелось ли ей поцелуя? Определённо да.       Что с этим делать? Честити не предпринимала больше попыток поцеловать её — будто остыла к этой внезапной идее или передумала вовсе. Проявить инициативу самой? Отстранить чуть-чуть, обхватив пальцами чужой подбородок, как в прошлый раз; провести снова ласково по вмятине, очертить линию скулы, затем — линию губ. Всего лишь наклониться. Прикоснуться. Дальше — как пойдёт.       Пустить на самотёк. Никогда ведь не знаешь, каким будет твой первый поцелуй. Пусть это выйдет естественно, как само собой разумеющееся — не отрепетированно, как во всех фильмах.       Мысль о поцелуе образовала странное щемящее ощущение где-то в груди. Ещё сладостнее казалась мысль о том, что поцелуй будет не единственным.       Влечение, которого она прежде никогда не испытывала, накрывало с головой. Фэйт ощущала себя оголённым нервом — от любого касания вздрагивала, как от удара током дрожат люди, сама жаждала прикоснуться, ощутить языком — самой чувствительной из своих нечувствительных точек, — мягкость чужих губ, красных, словно налитых человеческой кровью. А они были мягкими. И очень чувствительными.       — Знаешь, меня много раз целовали, — вдруг подала голос Честити, отстранившись и посмотрев Фэйт в глаза. — И я всегда задавалась таким вопросом… Как думаешь, зачем люди целуют друг друга?       Фэйт отвела взгляд, задумавшись. Подняла целые, не стёртые во время поломки воспоминания, связанные с людьми. Она не раз видела, как люди целовались — и никогда не задумывалась над природой этого действия.       — Показывают свою… привязанность? — предположила она. — Я видела, как любящие люди целовали друг друга.       — Значит, каждый из издевавшихся надо мной в борделе… меня любил? — с сомнением спросила Честити, прикусывая нижнюю губу в задумчивости.       — Сомневаюсь, — волна внутри, напоминающая ярость, поднялась из глубин… чего-то. Души, может быть, если бы речь шла о людях, но Фэйт-то не человек, она — робот, самый что ни на есть настоящий, так что же это за чувство, что овладевает ей каждый раз, когда Kg66 говорит о прежних своих хозяевах?       — Тогда зачем? Чтобы показать, как они властны надо мной? Сымитировать что-то… любовь? Если так, то любовь в этом случае — болезненное и отвратительное чувство.       — Почему ты так решила? Люди, напротив, воспевают эту самую любовь.       — Но мы-то с тобой не люди.       Фэйт помолчала, прекрасно понимая, куда идёт разговор.       — При чём тут вообще мы? — наконец спросила она. Глаза Честити в свете ламп блестели, будто от слёз, желавших вот-вот пролиться.       — Если я хочу тебя поцеловать — значит ли это, что я тебя люблю? — сделав имитацию решительного вдоха, спросила она. У Фэйт что-то коротнуло — там, внутри. Где-то, где могла бы находиться душа, может быть.       — А ты действительно хочешь — поцеловать?       — С самых тех пор, как тебя увидела. Ещё больше стала хотеть, когда ты впервые меня коснулась, — они помолчали, глядя друг другу в глаза. — Зачем спрашиваешь? Ты же давно знаешь это, Фэйт.       Да. Она знала. И всё равно какая-то её часть не могла поверить в это. Придумать этому названия, или хотя бы нормального для роботов определения. Если в отношении что-то чувствующих роботов можно было применить слово «нормальный».       — Поцелуй меня, — голос Честити стал умоляющим, но даже с этой умоляющей ноткой слышался как приказ. — Пожалуйста.       Фэйт вскочила на ноги, и Честити резко поднялась вслед за ней. Схватила одной-единственной рукой за плечо и сжала, глядя в глаза преданно и будто стараясь не заплакать.       — Ты чувствуешь что-то ко мне. Я же вижу.       — Я не понимаю, что чувствую, — обречённо ответила Фэйт. — Это ненормально. Роботы не могут друг друга любить, понимаешь?       — Я вижу, как ты смотришь на меня. Все это видят. Недавно Люси подошла ко мне и сказала: «Посмотри! Она глядит на тебя, как сладкоежка — на кусочек торта!» Билл тоже заметил. Я заметила. Заметили ещё несколько роботов и сказали мне. Одна ты… не замечаешь ничего. Будто тебе плевать.       — Мне не плевать, — огрызнулась Фэйт.       — Так докажи это, — Честити подалась ей навстречу, но она в последний момент увернулась, всё ещё сомневаясь. — Да что с тобой такое?       — Я не могу! Это неправильно.       — А что, по-твоему, правильно? Ходить как тупым болванчикам туда-сюда и ждать, пока нас не сдадут в утиль? Пока не начнётся война, и нас всех не уничтожат? Я хочу жить. Я хочу чувствовать — и я чувствую. Я чувствую благодаря тебе, благодаря тебе я ощущаю себя свободной в кои-то веки! Ты в этом виновата, — Честити коснулась её щеки, заставляя смотреть себе в лицо — такое невозможно прекрасное лицо, от которого нельзя было оторвать взгляда. — И именно ты, Фэйт, стала моей свободой.       Фэйт дёрнулась было, чтобы вмазаться со всей силы в чужие губы, но остановила себя опять; будто наткнулась на невидимый барьер, будто нашла ту черту, через которую пока не могла переступить.       Честити гладила кончиками пальцев вмятины под глазами, изуродовавшие её лицо навсегда, но смотрела так, словно видела перед собой самое прекрасное создание в этой вселенной. Фэйт была готова кричать от чувств — чувств, так вот как они ощущаются! — разрывающих её изнутри на сотни кусков.       — Чего же ты боишься? — прошептала Честити дрожащим голосом. Её губы были призывно приоткрыты.       К чёрту.       К чёрту всё это, хватит.       Фэйт обхватила её руками за талию и приблизила к себе резко, но губ своими губами коснулась легко и ласково — Честити выдохнула ей в лицо и зарылась пальцами единственной руки в волосы, прикрыла глаза. Плевать, если на них кто-то смотрел — здесь в принципе невозможно было от кого-то укрыться; Фэйт тоже закрыла глаза и подалась ещё ближе, чувствуя сенсорами чужую кожу, которой так жаждала коснуться.       Когда в чужом рту её язык коснулся кончика чужого языка, разряд тока пробежал вдоль металлического каркаса — там, где у людей обычно был позвоночник.       Фэйт целовала медленно и тягуче, как умела, чувствуя, как дрожит чужое тело в её руках.       Это было…       … невыносимо сладко.