Я должен убить тебя.

Утро встречает пару солнечными лучами, пробивающимися сквозь окно. Клаус морщится, ворочается и нащупывает рукой ивана, сопящего под боком. Легонько толкает его в бок и говорит: — Коля, надо просыпаться. Быть утро. А тот, поворочавшись в кровати и пихнув пяткой ноги Ягера, пробурчал что-то невнятное, но быстро пришёл в себя, потерев лицо руками. — Ягер, говори с утра внятнее, я твои слова как ругательства наши воспринимаю, — тихо посмеялся мальчишка и повернулся к мужчине спиной, стягивая со своих плеч одеяло. — Дай поспать, не выспался, — буркнул он и заполз головой под подушку. Вставать жутко не хотелось, ведь тут, под боком немца, сон никак не отпускал. — Ты лучше встань, зарядочку сделай, или ты хочешь, чтобы я помог тебе одеться? Из-под подушки тут же показалась растрёпанная макушка и хитрая улыбочка. Клаус фыркнул, как рассерженный кот, и недовольно ткнул Ивушкина в бок локтем здоровой руки, а потом ткнул его лицом обратно в подушку, чтоб не расслаблялся, посмеиваясь. — Попробовать справиться с одежда сам. Хитрый иван, ты видеть свой лицо? Оно выдавать тебя и твои потроха, — Ягер немного помолчал, а потом исправился: — С потрохи, то есть. Или с потрохом? Забывать, как это склонение. Вставать правда очень не хотелось. В принципе, они могли поваляться ещё полчасика, так что Клаус со вздохом прикрыл глаза, подставляя лицо под солнечный луч, лезущий из окна. Ивушкин рядом был похож на батарею — такой теплый он был. Голова со сна была немного тяжелой. Клаус вздохнул и плотнее укрылся одеялом, что-то бормоча под нос на немецком. — С потрохами, Ягер, с потрохами, — пробурчал мальчишка и утянул у немца одеяло, посмеиваясь. — Нельзя, моё одеяло, — улыбался он. Подкатившись ближе к Ягеру, Коля прижался к тому боком и положил голову рядом, ловя носом солнце. Детские игры всегда вызывали у мальчишки улыбку, а если эти игры ещё и с штандартенфюрером, то цены им не было. — Чуточку позже встанем, ладно? — мягко прошептал Ивушкин, поворачиваясь лицом к мужчине. Ему нравилось смотреть, как золотистый луч очерчивает черты лица немца, делая их более мягкими, более яркими. Нравилось, как сам Клаус жмурит глаза, когда солнце пытается попасть в них. Это было так по-домашнему, так спокойно и тихо, что на секунду Ивушкин забыл, что идёт война. — Ты же не против поваляться ещё пару минуточек, м? — прошептал мальчишка на ухо Ягеру и слабо поцеловал в него, потеревшись носом у виска. — Валяться ещё не очень много, — строго бурчит Клаус, но сам с удовольствием потягивается, как кот, кривясь от боли в рёбрах. Пододвинувшись поближе, Коля закинул ногу на бёдра Ягера и облизал губы. Его лицо так и манило к себе прикоснуться, погладить, поцеловать. Поэтому белобрысый устроил свою голову над плечом штандартенфюрера и мягко провёл подушечкой пальца по носу немца, слабо улыбаясь. Ощущения…приятные. Коротко выдохнув, он плавно обвёл бровь, а затем и глаз Клауса, провел ладонью по его щеке, мягко целуя в другую, и остановил палец на губах, не решаясь оторвать его от них. — У тебя плечи холодные, — тихо сказал мальчишка, зарываясь носом в чужие волосы, пряча его под ухо мужчины. — Ты замёрз? И всё же палец пришлось убрать, а рукой приобнять шею Клауса, прикрывая глаза. Клаус от прикосновений Ивушкина млеет, щурится, разве что мурлыкать не начинает. Даже головой трётся о шею ивана, сам подставляется под его руки, тихо вздыхает. Хорошо ему, спокойно, раньше такого никогда не было, он раньше никогда так с кем-то не просыпался, чтобы вставать не хотелось. — Я всегда мёрзнуть, Коля, — немец фыркает и заползает под одеяло так, чтобы плечи согреть. Протягивает руку, обхватывает Ивушкина за живот и легко притягивает к себе, как игрушку, держа поперёк туловища. Ему нравится живот Ивушкина, потому что он мягкий, впалый и смешно двигается, когда русский дышит. Клаус слегка кусает Ивушкина в плечо, потом в шею, останавливается, захватывает кожу зубами и оставляет на ней засос. Потом он целует плечо, потом опускается на выпирающий позвонок, продолжая удерживать Ивушкина, чтобы тот никуда не делся. Ему нравится горячая, нагретая от сна кожа ивана. — А вы, иваны, как будто не мёрзнуть никогда? — Клаус поднимается выше и целует уже в губы, мягко обхватывая губы Ивушкина, перемещает руку с живота на шею, большим пальцем оглаживая бьющую жилку под бледной кожей. — Чтобы ты мочь быть, как автономное солнце, когда быть зима, поэтому ты быть жаркий, как пустыня. — Мёрзнем, но редко, — шепчет Коля и ловит чужие губы своими, когда немец не сдерживает себя. — Прям как солнце? — тихо смеётся он. Немец смотрит на покрасневший засос на шее, усмехается и проводит по нему пальцем. И Коля накрывает руку Клауса своей, оставляя её на шее. Ему нравится, что фриц стал более раскрепощенным, более открытым для него, и это действовало на мальчишку как какой-то механизм, нажимающий на рычаг, благодаря которому Ивушкин старается жаться к нему, открываться, насколько это возможно, и быть ближе. — У тебя нет быть анемия, Ивущькин? Кожа быть очень бледная. — Это гены, — отмахивается Коля и мягко целует мужчину в губы, после чего быстренько вылезает из кровати, перекатившись по руке Ягера. — Вставай давай, чего развалился? Как будто не знаешь, что уже пора. Он смеётся, смеётся над Клаусом. Его забавляет своя привычка косячить и обвинять в этом другого. — Если бы ты не говорить, я бы и не знать, что пора вставать, — Клаус хмыкает, снисходительно делая вид, что не замечает такой наглости ивана, сваливавшего на него весь свой косяк. Одеваясь, Ивушкин прыгал на одной ноге, стараясь нацепить на себя штаны. Но стук в дверь заставил его вздрогнуть, запутаться в ногах и со смехом свалиться на кровать. — Да что б тебя, доставка в номер, — смеялся мальчишка. — Petit déjeuner dans la chambre! Puis-je entrer? (Доставка завтрака в номер! Можно войти?)— спрашивает горничная. — Juste une minute! (Одну минутку!)— кричит Клаус в ответ. Он накрывает Ивушкина одеялом с головой, чтобы его видно не было. Сам быстро (насколько это возможно в поломанном состоянии) одевается и в ванной воду включает, чтобы казалось, что Ивушкин там сидит. Не хватало ещё, чтобы их ещё заметили и уличили в мужеложстве. Это сразу же конец всем их планам. Он открывает дверь, девушка входит внутрь и ставит поднос на столик. Она кидает взгляд на дверь в ванную, потом на Клауса; он ей улыбается и она, улыбаясь в ответ, выходит. Немец вздыхает. Конечно, и так было странно, что они выбрали номер один на двоих. Но это не так явно. А вот если бы она их увидела полуголых в одной кровати, вот тогда… — Ивущькин, пора завтракать, — Клаус подходит к кровати и стягивает с ивана одеяло. Ситуация кажется ему смешной, поэтому он улыбается, чувствуя себя подростком, прячущим девушку от строгих родителей. И через секунду на немца выглядывают два больших глаза с некой хитринкой внутри, от которой у Ягера каждый раз бегут мурашки по коже. — Я тебе сейчас глаз высосу, паскуда, — смеётся Коля и кусает мужчину за палец, от чего тот шипит и одергивает руку, которую ещё секунду назад хотел положить на макушку русского. — Ещё и воду расходует, — щурится, по-доброму так, наивно, а потом так по-взрослому запечатывает поцелуй на сухих губах и убегает в ванную, чтобы выключить воду, и так же быстро возвращается к столу, по пути до конца одевшись. Вообще на Колю злиться не получалось почему-то, не просто же так Клаус даже после покушения на свою жизнь долго злиться не смог и потом выхаживал и жалел это чудо-юдо. Ивушкин был слишком детским что ли, по крайней мере он будил в Ягере какой-то неизвестный доселе инстинкт, заставляя его быть снисходительным и хотеть заботиться. У Клауса раньше не было кого-то, о ком можно было заботиться, и теперь он думал, что, оказывается, не так уж и плохо и вообще довольно приятно ощущать себя нужным не только Фатерлянду, но и какому-то отдельному человеку. Клаус оставался практически доволен своим внешним видом, но не хватало некоторых деталей. Рубашку сам надеть всё равно не смог, решив чуть позже снова прибегнуть к помощи Ивушкина. — Сегодня мы приезжать в штаб, я встретиться с Хайном, потом забирать мои документы. Потом мы ехать в мой город, чтобы зайти в мой дом и кое-что ценное забирать оттуда, это помочь нам на новое место. Потом мы направляться во Frankreich, оттуда Америка. Клаус привычно сел напротив и взял в руки вилку. — Ивущькин, ты владеть английский язык? — неожиданно спросил Ягер. На новую информацию Коля молча кивнул и продолжил своё пиршество. Увидеть дом Ягера? Звучит заманчиво и даже страшно как-то, ведь он никогда раньше не видел домов немцев. Кто знает, что там может находиться? Тем более у фашиста. Коллекция оружия? Книги на человеческой коже? Колю аж передёрнуло. Но взглянув на Клауса, он подумал, что вряд ли у такого, как он, может быть что-то подобное. — Английским? Ну... — глубоко вздохнув, мальчишка попытался сообразить, каков уровень его знаний и, потерев виски, глянул на немца, — оф корс, май диар… как там тебя... фритз, — усмехнулся он и продолжил кушать. Еда была лучше, чем вчера, но не лучше, чем в больнице. Как ни крути, та повариха готовила, как дома. — У меня тётя учительница английского. Поэтому я знаю... ну, базовый уровень, — кивнул он и налил в стакан чай, тут же отпивая половину. — А ты? Знаешь что-нибудь? — Кроме мой родной я знать Französisch (Французский), нет много Polnische Sprache (Польский язык) и учить Russisch, это быть самый ужасный сложности язык, поэтому Englische Sprache (Английский язык) я знать нет плохо, его учит офицеры в академия, на равном уровень с Französisch (Французским). Клаус допил кофе и встал со стула, начав собираться. Хорошо, что английский Ивушкин хоть немного, но знал, это упростит им задачу: Ягеру было бы непросто всё время говорить за них двоих. Хотя придётся, наверное, заняться обучением этого ивана в ближайшем будущем. Его вообще стоило воспитывать начать, а то он бывал порой слишком беспечным и непосредственным, а это могло ему навредить. Кто, если не Клаус, сможет заложить основы правильного мировосприятия в эту глупую ивановскую голову? — Это быть странно, если я учить ужасный рюсский и ломать язык, но при этом нет учить Englische. — О, ну ты прям молодец, — кивнул Коля и допил чай, отставляя кружку на поднос. Времени было как раз полчаса, чтобы заняться своими делами и отправляться в штаб. Ягер взял свою рубашку и китель и подошёл к Ивушкину с притворным смирением. Вид у него при этом хитрый был. — Кажется, я нет мочь справиться в одиночку с этими пуговицами, — он усмехнулся и наклонил голову вбок, глядя на Ивушкина сверху вниз. Мельком глянув на Ягера, Коля уже не смог отвести глаз от хитрого прищура и не менее хитрой улыбочки. — Ну давай я тебе помогу, — тихо выдал он, не стараясь скрывать в голосе хитринку, и встал со своего места. Взяв вещи из рук Клауса, Ивушкин положил китель на место, где только что сидел, а рубашку расправил и с улыбкой помог мужчине просунуть руку в рукав. Он придержал края рубашки, с ухмылкой заглядывая в голубые глаза. — Русский несложный, — прошептал он, улыбаясь, — а вот ваш немецкий... любая немецкая речь на повышенных тонах звучит как призыв самого Дьявола. Выдав тихий смешок, мальчишка провёл ладонью по торсу Клауса и застегнул верхнюю пуговицу. — Мне так нравится, когда не только ты мне можешь помогать, но и я тебе, — тихо сказал Коля, не отводя глаз от пуговиц, которые одна за другой застёгивались. — Чувствую себя намного лучше. И всё это... впервые за какие-то ничтожные двадцать с лишним лет. Так... по-новому, необычно и пугающе. Коля помог надеть китель и оставил его застегнутым только на нижние пуговицы, чтобы не пережимать руку. — Русский нет сложность? — Клаус даже засмеялся от такого заявления, весело посмотрев на Ивушкина. — Его придумывать черт, чтобы мучение тем, кто изучать, особенно ударения. — Ничего подобного, — хмыкнул мальчишка и с прищуром посмотрел в глаза напротив, — Я-а-агер, — елейным голоском протянул Коля, — а скажи быстро «поезда-поезда-поезда», — чуть ли не пища и смеясь от вмиг накативших эмоций, Коля плотно сжал губы и уставился на мужчину. — Пое..зда? — Клаус медленно пробубнил себе что-то под нос, но потом, схмурив брови, начал про себя повторять, отчего Ивушкин все же выронил смешок. — А теперь быстро слово «касу», — воодушевился белобрысый, прикусывая губы и пританцовывая, смеясь от этого. — Ка-су-ка-су-ка...су…ка. — немец вдруг затих. Морщины на лбу сгладились, а лицо приобрело сперва смешинку, но затем какое-то недоумение и усмешку, какая обычно при осуждении вылазит. — О, о, о, а ещё ска… — вдохновившись, запрыгал Коля, но его резко утихомирили. — Ивущькин, заебал, — неожиданно практически без акцента на повышенном тоне произнёс немец и запечатал на губах неугомонного мальчишки поцелуй. —…жи, — немного погодя добавил русский и тихо, себе под нос, пробурчал, поправляя пуговицы Ягера: — немецкий всё равно грубый. Клаус чуть поежился и по коже побежали мурашки, когда он вдруг вспомнил, как минутой назад ладонь ивана прошла по торсу. Он неотрывно наблюдал за тем, как иван застегивал пуговицы одну за другой, задумчиво щурясь на солнце. — Немецкий мочь звучать очень нежно, если захотеть, — Ягер снова хитро улыбнулся, — когда-нибудь я доказать тебе это. Вообще Клаусу не очень нравилось, когда ему помогали. Он был очень самостоятельным и не любил от кого-то зависеть. Но признание Николая умилило его и вызвало добрую улыбку. Немец чмокнул Ивушкина в лоб и сказал: — Признаваться, хитрый иван, что ты просто любить лапать мой торс, — Клаус чуть наклонился и поцеловал уже в губы, быстро, чтобы лейтенант ничего не успел сообразить. — Я идти в ванная комната и приводить в порядок. А ты одеваться и идти после меня. — Никогда не признаюсь, товарищ штандартенфюрер Ягер, — шутливо отдав честь и облизав губы, мальчишка подхватил оставшуюся одежду и быстро справился с ней, пока мужчина занимался собой. Клаус в ванной комнате обнаружил, что там приготовлены два комплекта бритвенных принадлежностей. Он привёл в порядок свое лицо, сбрив щетину, умылся, провёл все гигиенические процедуры и вышел обратно в номер. Когда тот появился, Коля, улыбаясь, обогнул его по дуге и забежал в ванную комнату, а через пару секунд оттуда раздался радостный восклик: — Да тут и зубная щётка есть! На все гигиенические и бритвенные процедуры ушло не больше десяти минут. Выйдя из помещения уже свеженьким, Ивушкин глянул на Клауса и вновь облизался. — Ну что, мой дорогой друг, в путь, как говорится? — усмехнулся он и, затянув ботинки потуже, застегнул на себе китель. — Я готов. Значит, и ты тоже. Ивушкин кивнул сам себе и, взяв ключи от номера со стола, живенько выпроводил оттуда Клауса, запер дверь, провернув ключ в скважине на несколько оборотов и веселой походочкой, но в тишине, отправился вниз, к стойке. Девушка приняла ключ и что-то прочирикала вслед удаляющимся фигурам, но Коля бы назвал это сатанинской молитвой из-за грубости произношения. На самом деле им вслед девушка прочирикала кое-что милое, однако Клаус дёрнулся и покраснел, решив сделать вид, что не услышал, однако всё равно повернул голову к девушки, встречаясь с ней взглядом, и, приподжав губы, кивнул. «Берегите друг друга, вы отлично смотритесь вместе!» Была ли это просто шутка на то, что они ночевали в одном номере, или же она правда догадалась, что они пара, однако звучало это очень пугающе для Клауса. Он сразу же вспомнил о том, что это опасно. Ведь узнай про это кто-то, и им конец обоим. Причём Ивушкину и так конец, он же русский, а вот Клаусу конец, потому что люди его ориентации преследовались по закону. Да и стыдно это было — элитному офицеру оказаться вдруг извращенцем каким-то. Так, во всяком случае, ощущал себя Ягер всякий раз, когда в его голову лезли очень пошлые мысли насчёт Коли. Но стоило лишь ивану поцеловать его или погладить по щеке, как все мысли сразу улетучивались и становилось насрать. Вообще на всё насрать: на общественное мнение, законы и мораль. Главное, чтобы этот поганец никуда не делся. И они вновь оказались в этой машине, где предстояло находиться весь день до приезда в штаб. Этого Коле не особо хотелось, но кто его спрашивает? Заведя двигатель и довольно улыбнувшись, мальчишка дал по газам, выезжая на дорогу. — А ведь день начинался так хорошо, — тихо заметил он, вздыхая на другие немецкие машины на той самой дороге. — Как бы не тормознули. — Мы проскользнуть, — сказал Клаус успокаивающим тоном, — нас не останавливать, если ты не быть болтать на рюсский язык. Они не тормозить машина с офицер внутри. Главное нет разговаривать, понимать? Ягер протянул руку и похлопал Ивушкина по плечу, чтобы вселить в него уверенность. Несколько автомобилей держались прямо позади них. Это не то чтобы напрягало Ягера, однако следовало держаться естественно. — Нет ехать слишком быстро, Ивущькин, поворачивать через два поворот налево. Ягер чуть скосил глаза. Две машины продолжали ехать следом, однако скорость они не превышали и немец собирался проверить, свернут ли они налево за ними или проедут прямо. Он, на всякий случай, покрепче сжал в здоровой руке револьвер. — Понял, — тихо сказал Коля и глянул в зеркало заднего вида, заметно напрягаясь. — Может, лучше прибавить газу, чтобы оторваться? Глянув на напрягшегося Ягера, Ивушкин молча кивнул, решив, что слушаться немца лучше, чем действовать, полагаясь на русский авось. Он на выдохе похлопал рукой по колену Клауса и кивнул, переводя взгляд с зеркала на дорогу. — Молчу, делаю вид, что глухонемой, и следую твоим указаниям, — напомнил себе Ивушкин на всякий случай и, облизав губы, свернул налево после нескольких поворотов. Риск попасться в руки немецким офицерам или «патрулирующим» был, просто был, и это вгоняло в дрожь, пугало и говорило о том, что если не порвать жопу сейчас, чтобы выбраться целыми, то придётся рвать жопу потом, чтобы не сдохнуть и попытаться выйти из воды сухими, что уже не выйдет. — Посмотри, повернули за нами, нет? — начал Коля, напряжённо сжимая рукой руль и не сводя глаз с дороги. — Клаус, твою ж мутер, посмотри, говорю, — шикнул он и поджал губы. Нервы сдавали, и не сорваться сейчас было очень тяжело и практически невозможно для того, кто так часто рвался на свободу. Страшно было вновь оказаться подведённым к краю пропасти спиной и надеяться только на руку, что держит тебя, прозванную надеждой. — Успокойся, — Клаус повернул голову и посмотрел на Ивушкина. Выражение лица у него было спокойное, несмотря на то, что он тоже переживал и боялся. Он старательно контролировал себя, понимая, что поддаваться панике нельзя, тем более, что Ивушкин, сидящий рядом, был неустойчив и готов был в любой момент взорваться. — Нет паника, Ивущькин, один оторваться, другой ехать за нами, — Клаус проверил, заряжен ли револьвер, и сказал: — нет ускорение. Наоборот, сбавляй скорость, либо они обгонять нас, либо тоже замедление, тогда это значить, что они ехать за нами. Тогда разбираться. Клаус успокаивающе потрепал лейтенанта по плечу, чтобы тот сбавил градус напряжения. Надо было оставаться спокойными, иначе их бы раскрыли в любой момент. А это могло значить только то, что придётся прибегнуть к убийству. И это было опасно, так как навлекло бы на них с Ивушкиным ещё больше проблем. — Замедляться медленно и не спеша, как будто мы просто решить сделать остановка по технические причинам. — Есть вариант получше, — тихо буркнул он и достал из дверцы карту, медленно сбавляя скорость. Обведя взглядом местность, где им посчастливилось оказаться, Коля сразу же сгенерировал несколько планов на всевозможные ситуации, что могли произойти сейчас. Сбоку был лес. С другого поле и ни души. До штаба оставалось несколько десятков миль. Могла ли эта машина отправляться туда или нет, Коля не знал. Зато знал, что, если она проедет первой, на душе будет спокойнее. — Держи его наготове, так спокойнее, — шепнул мальчишка, указав взглядом на револьвер, и, сглотнув, медленно свернул на обочину, не сводя взгляда с зеркала заднего вида. А заглушив мотор, он быстро развернул карту и сделал вид, что сверяется с дорогой, водя пальцем по совершенно левым дорогам, доверяя слежку за действиями чужой машины Клаусу. Автомобиль, следовавший за ними, слегка притормозил, а потом и вовсе стал сбавлять скорость. Клаус напрягся, сжал рукоятку револьвера, и, выйдя, подошёл к дороге. Машина остановилась совсем, оконное стекло опустилось и наружу выглянул молодой водитель. — Ist das Auto kaputt gegangen? Benötigen Sie Hilfe? (Машина сломалась? Нужна Помощь?) — Alles ist in Ordnung. Mein Fahrer überprüft die Karte, (Все в порядке. Мой водитель сверяется с картой.) — Клаус старался говорить спокойно, чтобы не выдать себя. Он наделся, что Ивушкин тоже будет вести себя спокойно. — Bist du verloren? (Вы уверены?) — Mein Fahrer ist immer noch ein Praktikant. Ich kenne den weg. Ich lehre ihn nur, im Gelände zu navigieren. Ihre Hilfe ist nicht erforderlich. (Мой водитель ещё стажёр. Я знаю дорогу. Я просто учу его перемещаться по местности. Ваша помощь не требуется.) Когда приставучий водитель наконец-то распрощался с Ягером и их машина умчалась вперёд, немец выдохнул и облокотился рукой о капот, спрятав револьвер, что всё это время держал за спиной, обратно в кобуру. — Лучше проехать другой путь, — Клаус посмотрел на Ивушкина через опущенное стекло, — они нет преследовать, но я не быть уверен до конца. Может, они ждать нас впереди. Клаус подошёл поближе и тоже стал карту разглядывать. Он нашёл небольшой поворот от шоссе, который был немного длиннее, но также должен был привести их к штабу. — Поехать вот этот путь. Коля всё время сжимал кулаки, стараясь не сорваться и не дать в табло немцу, что лез с вопросами. И когда тот скрылся из виду, мальчишка нервно дёрнул плечом и судорожно выдохнул. — Понял, — выдохнул Ивушкин, проследив за указаниями немца и осмотревшись в поисках той дороги. Сердце буквально выпрыгивало из груди и не давало спокойно выдохнуть. Закрыв двумя руками лицо и проведя ими по нему, Коля закинул голову назад, нервно смеясь. — Я чуть не умер, — признаётся он и поворачивает голову к Ягеру. — Ком хир, — усмехается он и кладёт руку на затылок немцу, высунувшись в открытое окно, тут же рывком придвигая его максимально близко к себе. — Всё ведь будет окей, ja? — улыбается он, Было страшно проиграть в этой борьбе и потерять не только свободу, но и Клауса, которому пообещал выбраться. Но сейчас, когда они остались одни, стало легче от осознания свободы. — Сейчас мы доберёмся до штаба, получим документы и к вечеру будем на другом конце этого ада. Переночуем и скоро будем на свободе, слышишь? — тихо сказал мальчишка чуть ли не в губы немца, прижимаясь лбом к его лбу. — Всё будет супер. Не силах больше ждать подходящего случая, Коля берёт двумя руками лицо мужчины и вжимается своими губами в губы Клауса. Было необычно, волнительно и очень тепло. Прикрыв глаза, Ивушкин мягко провёл носом по крылу носа Ягера и выдохнул в приоткрытые губы. — Не хочу тебя потерять, честно, — прошептал он и несколько раз просто соприкоснулся с чужими губами своими, не целуя, не стараясь сделать хоть что-то, просто прижимаясь. По-детски невинно. — Всё быть gut, — выдыхает Клаус в чужие губы, глядя прямо в глаза. Как так вышло, что за такое короткое время враг стал самым родным и близким человеком? Тот, кто хотел тебя ещё вчера убить, теперь был тем, за кого ты сам готов убивать. Тем, за кого ты готов полностью изменить свою жизнь и своё мировоззрение. Ирония какая-то, думает Клаус, наслаждаясь поцелуем — Мы справиться, Коля, нет страх, — Ягер сжимает его ладонь и соприкасается своим лбом с его так, что они прямо в глаза друг другу смотрят. Это странно и неправильно, ведь их может заметить любая проезжающая мимо машина. Но Клаусу все равно, он чувствует страх Ивушкина и пытается его успокоить таким способом. Он хочет быть к лейтенанту как можно ближе, чтобы тот тоже понял, что он Ягеру дорог, что его любят и не хотят терять. — Ты мне нужен, — тихо говорит Клаус. — Нет страх. Я знать, что иваны не бояться, вы быть бесстрашные. — Верно, — слабо улыбается младший и мельком взглядывает на горизонт. — Бесстрашие — оно такое. Мужчина улыбается, снова треплет танкиста по отросшим волосам и обходит машину. Пора выдвигаться. Их ждет будущее. — Ехать, Коля? — Клаус садится внутрь салона и хлопает ладонью по водительской коленке. Мальчишка уже точно знал, что их план сработает на все сто процентов, ведь как он может не сработать? Поможет смекалка, что ни разу не подводила. Поведя плечом и глянув на наручные часы, Ивушкин кивает сам себе и заводит мотор, мягко скользя глазами по лицу Клауса. — Если моя матушка жива, то... если она узнает про тебя, её инфаркт хватит, — горько усмехается младший лейтенант и хлопает ладонью по колену мужчины в отместку. — Ну ничего, разберёмся. — Думать, что твоя мама лучше нет знать, — Клаус усмехается немного нервно, видимо, представив себе эту встречу. Ему оставалось лишь надеяться, что на том свете умершие не могут за живыми наблюдать, иначе его родители сейчас там уже давно в инфарктах биться должны были. — Это быть для неё нет хорошая новость, Коля. Ивушкин выехал на съезд с дороги на параллельную и расправил плечи, завалившись в кресло. Ехать оставалось буквально минут десять при условии, что мальчишка не сбавит скорость. Немец качает головой, смотрит на дорогу, думая о чём-то своём. Иногда поглядывает на Ивушкина, любуется его профилем. Профиль у ивана красивый. Солнце играет в его волосах, вспыхивая золотом. Клаус даже потрепать его по голове снова хочет, но сдерживается: нельзя от дороги Ивушкина отвлекать. Уже через какие-то пару миль Коля свернул на нужном повороте и вдали завиднелась фигура Тилике. Интересно, давно он тут стоит? Но это и не важно, главное, что, остановившись в пяти метрах от него, доверия у мальчишки было не больше, чем к любому другому немцу, и тот аккуратно вытянул револьвер из кобуры Ягера. — Ну я так, на всякий пожарный, —пожал плечами белокурый и убрал оружие за спину, не спуская пальца с курка, вышел из машины, взглядом говоря, чтобы Клаус шёл к Тилике. Увидеть Тилике было огромным облегчением. Клаус даже улыбнулся, подошёл к своему теперь уже бывшему адъютанту, пожал ему руку. Они о чём-то долго разговаривали, Клаус Тилике что-то объяснял, тот кивал головой и иногда косился на Ивушкина с недоумением: он-то ивана этого запомнил и теперь немного недоумевал, как так вышло, что они вдвоём оказались. Хайн, конечно, подозревал, что его штандартенфюрер того… из этих, после того, как тот таскался с этим дрыщем нечёсанным. По крайней мере, женщин у Ягера не было никогда. Но теперь было очень странно убеждаться в своих догадках. Наконец они заканчивают трепаться, Клаус забирает у Хайна чёрную папку, что-то говорит ему на прощание, собирается идти к Ивушкину, но Тилике его окликает. Клаус оборачивается и они ещё долго стоят друг напротив друга, потом Хайн спрашивает что-то по немецки и кивает головой на Ивушкина. Ягер поджимает губы, бледнеет, но медленно кивает головой. И тогда Тилике его неожиданно обнимает и хлопает по плечу, видимо, желая удачи. Штандартенфюрер натянуто смеётся, и они наконец-то расходятся, каждый в свою сторону. — Уезжать от штаб как можно скорее, Коля, пока нас не заметить, все думать, что я мёртв, — немец кивает на машину и садится внутрь. — Я вернуть документы. Нам надо ехать теперь в Potsdam, чтобы посетить мой дом, потом заезжать в госпиталь. А потом ехать на запад, к граница Frankreich. — Что он тебе сказал? — тихо отозвался Коля и так же быстро завёл машину, нервно посматривая в сторону частых бликов на окне здания. — Ты аж побледнел, кого-то убили? Вид у Клауса был напряжённый. Он задумчиво смотрел на штаб, через окно, туда, где недавно Тилике стоял. На душе было как-то неспокойно. Чтобы это спокойствие вернуть, Клаус протянул руку и похлопал Ивушкина по плечу, чтобы убедиться, что он настоящий. Только иван сейчас успокаивал его и заставлял действовать, только надежда на совместное будущее без войны и прочего дерьма. Нажав на педаль газа, Ивушкин не стал долго церемониться и практически на третьей секунде вжал её в пол, желая как можно быстрее покинуть эту местность. Он усмехнулся, когда Ягера вжало в сиденье, и потёр нос, выезжая на дорогу, что должна была привести прямо к нужному месту, отмеченному на карте. — Нет, он не говорить ничего плохое… Клаус покачал головой и замолчал, не желая разговаривать на эту тему. В отличие от Ивушкина он хоть и был напряжён, а всё же чувствовал себя намного спокойнее в пределах родной страны. Не смотря на то, что теперь он вроде бы преступником был для своей родины, он всё равно чувствовал себя лучше. Здесь всё было ему знакомым и родным, и поэтому нервозности Коли он не разделял, хоть и понимал её причины. — Мы заночуем у тебя дома? — ухмыльнулся младший лейтенант, бросив взгляд на штандартенфюрера. — Да, мы оставаться в мой дом, — немец кивает головой, — а потом уезжать. Ехать им предстояло долго, Клаус заранее планировал остановку возле какой-нибудь закусочной, чтобы можно было выйти, размять мышцы и поесть. Он внимательно изучал карту и на память вспоминал известные ему заведения. Новая местность радовала Колю и, возможно, даже успокоила бы, но какое-то противное чувство засело в груди, не давая расслабиться. Поэтому приходилось каждые пять минут смотреть в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в том, что они в безопасности и никто не ведёт слежку. Мальчишке явно требовался какой-то перерыв, нужно было позволить эмоциям отпустить его. Но позволить себе этого Ивушкин сейчас не мог. — Мне страшно, — поделился он, мельком глянув на Ягера. — Ну... знаешь, что-то неспокойно что ли. Всё словно похолодело внутри. — Страх быть нормально, Коля, — Ягер кивает головой, — впереди идти серьёзные перемены, поэтому ты испытывать это чувство. Я понимать твои чувства. Всё быть gut. Я смочь вытащить нас из неприятности, пока мы на моей территория, нет бояться. Клаус слегка улыбнулся, пытаясь успокоить лейтенанта, и показал на карту: — Вот здесь мы останавливаться, чтобы есть, потом ехать дальше. К вечеру мы должны быть уже в Potsdam и быть в мой дом. — Это всего в пару миль отсюда, — облегчённо выдыхает мальчишка и потирает виски пальцами. И всё же такие приключения сказываются как на моральном, так и на физическом состоянии. Голова буквально звенела где-то в её недрах, создавая впечатление, что в ней поселились тараканы, не наделённые талантом хорового пения. Через несколько минут по бокам дороги показались маленькие коробки-домики и, как понял Коля, один из них был нужен им. Немецких названий он не знал, поэтому остановил машину у крайнего, мельком глянув на Ягера. Тот не выдавал каких-то протестов, и Ивушкин решил, что не ошибся в месте остановки. — В Тюрингии слух ходил, что у вас есть сок в коробочках, достанешь? — улыбается юноша и выходит из машины. Дождавшись, пока немец выберет траекторию, Коля двинулся за ним, надеясь на чужой интеллект. Снова в нём ребенок проснулся. Клаус даже улыбается, не может удержаться. Русский своим поведением умиляет его и заставляет смеяться. Особенно смешно от того, что говорит иван на полном серьёзе. — Ну раз уж слух пойти, — говорит Ягер, стараясь удержать смех, — тогда, конечно, достать коробочка. Они вошли внутрь и сели за дальний столик. Заметив на нем офицерскую форму, девушка поспешила подойти сразу же, поинтересовавшись, что они будут есть. Изнутри кафе казалось более красивым и живым, чем снаружи. И, недолго думая, Ивушкин утянул Клауса в самый дальний угол, садясь к стенке. Коля помнил, что говорить при людях ему запрещено, но отсутствующий инстинкт самосохранения делал своё дело. — Мне чего-нибудь вкусненького возьми. И сок, — прошептал он, прикрыв от людей губы ладошкой. Ягер взял для Ивушкина стейк с овощами, а себе взял рыбу, помня о том, что его печень пока что не особо жаловала жирную еду. Прежде, чем девушка ушла, немец окликнул её и, посмеиваясь, попросил принести фруктовое пиво, кофе и сок в коробочках, чтобы взять его с собой. Этот сок обычно детям всегда покупали, поэтому Ягеру и было так смешно, особенно, когда он представлял, как Ивушкин этот сок будет пить. Чтобы довершить образ, Клаус ещё пирожное Николаю заказал. Когда заказ принесли, Клаус кивнул на тарелку, а потом на сок. Не удержался и фыркнул, тихо прошипев: — Сидеть молча, Коля, оkey? Ягер подвинул к лейтенанту коробочки с соком и на пирожное кивнул, хихикнув чуть громче. Ивушкин, радующийся мелочам, был такой милый, хотелось его обнять, жаль при людях нельзя было. Когда принесли всю еду, Коля даже рот приоткрыл, не ожидая, что её будет так много, а смеющийся Ягер у самого вызывал широкую улыбку, но и вместе с тем непонимание. — Чего смеёшься-то? — тихо пробурчал мальчишка, когда девушка скрылась. — Я молчу. От вида мяса у него аж слюнки потекли. Ивушкин с первого раза даже не вспомнит, когда в последний раз мясо ел. Да это и неважно, сейчас будет. Культурничать он не хотел, — не для кого было, весь зал полупустой, — поэтому нож он отложил в сторону и, нацепив мясо на вилку, постепенно откусывал, не сводя взгляда с пирожного, которое, как ему показалось, нужно было отвоевать у Ягера. Игры играми, но еда оказалась действительно вкусной. Справившись с овощами и мясом, Ивушкин отставил тарелку в сторону и осмотрел содержимое стола. Рыбу он с детства не терпел и не понимал, как Клаус может её есть, причмокивая. Даже нос поморщил, заглядывая в тарелку. Пирожное он решил не отвоевывать, а просто поделить на две части, целое он точно не осилит. А вот кофе у Клауса он всё-таки уцепил, уворачивая руки от рук немца, что пытался ударить по ним, отгоняя от ароматного напитка. Но Коля был ловчее и уже отпивал немного из чашки, которую тут же вернул, убедившись, что он без сахара. Со своей половиной пироженки он закончил быстро, а вторую придвинул к Ягеру, довольно улыбаясь и окидывая взглядом парочку коробочек. — Этого мало, — шепнул он, распечатывая трубочку от первого коробка. — Я нет есть сахар, — Ягер качает головой и отодвигает пирожное к Ивушкину, — заказывать это для тебя. Немец хмыкнул, заметив, как Коля морщит нос, косясь на рыбу. Зачастую меню Клауса не отличалось «аппетитностью», так как он был приверженцем здоровой, полезной и поэтому не слишком вкусной пищи. Так его с детства приучили. Хотя иногда он мог позволить себе вольность и обожраться франкфуртскими колбасками, запивая их пивом. Но случалось это не так уж часто, поскольку желудок (а теперь ещё и печень) Клауса такие вещи недолюбливал. Смотреть на то, как Коля поглощает всё подряд, было приятно почему-то. Клаусу нравилось, что иван такой всеядный и при этом ест с удовольствием, без излишних пиететов. Клаус такого себе позволить не мог, он ел аккуратно, используя вилку, нож и салфетки. Ещё больше немца развеселило то, что иван, видимо, очень сладкое любил, так как кофе он пить не стал, разочарованно отодвинув кружку, поняв, что он не сладкий. — Может, тебе ещё? — с улыбкой спрашивает Ягер полушёпотом. — Чего хотеть? Ещё сок? Сахар? Мясо? Пусть поест хоть по-нормальному. Такими темпами на глисту походить перестанет, может, жира хоть поднаберёт. А то Клаусу всё ещё было жалко смотреть на торчащие кости ивана. Ивушкина хотелось откормить, чтобы у него щёки выросли, а потом потискать за них. Ягер впервые в жизни видел, как взрослый человек вот так вот по-детски радуется обычному соку в коробочках. Это вызывало в сердце странную нежность, помимо смеха, Ивушкин почему-то казался таким уязвимым теперь. — Нет чавканье, Коля, — Ягер покачал головой, отпивая пиво из кружки, впрочем не строго, а скорее наигранно, — ты быть, как свинья. — Сам ты свинья, — чуть громче возмутился мальчишка и тут же замолк, оглядевшись. — Сок ещё, побольше возьми, а то потом вдруг не будет, — шепнул он и обвёл глазами пирожное, затем лицо немца, и свёл брови вместе. Как это человек по своей воле отказывается от такого пирожного? Ивушкин был удивлен что ли. Вот оно, такое сладкое, а ты «не хочу, не ем сладкое», ну не дурак ли? Дождавшись, пока Клаус закончит с оставшимся заказом и возьмёт Коле ещё несколько коробочек, мальчишка доел своё пирожное. А когда принесли коробочки с соком, тот с детской радостью взял их в охапку и, не дожидаясь Ягера, пошагал к машине, улыбаясь во все тридцать два зуба. Всё-таки оставаться серьёзным рядом с Ивушкиным было ну очень тяжело. Клаус снова хихикает, глядя на то, как иван неуклюже в охапку берёт коробочки с соком и тащит их в машину, как какой-нибудь енот, укравший еду со стола. Пока иван бредёт к машине, пытаясь своё сокровище не выронить, Ягер ещё пару шоколадок покупает. Мальчишка спрятал всю свою прелесть на задних сиденьях и, когда в дверях показалась фигура немца, мягко расплылся в улыбке, приглашая того сесть в машину. Настроение было замечательное, даже лучше. До дома мужчины оставались какой-то ничтожный десяток миль. И уже через час, а то и меньше, они будут на месте. Клаус сел в машину, покосился назад, обречённо закатил глаза. Все сидения танкист завалил соком, шоколадки, впрочем, туда же отправились. Снова стало смешно, когда Ягер представил, как кто-то к ним в машину заглядывает. Вот увидят они штандартенфюрера, его водителя и… гору коробочек с соком для детей на заднем сидении? — Не понимаю, как можно пить несладкий кофе, — вдруг начал мальчишка, заведя машину. — Сахар быть вредный для здоровье, Ивущькин, — немец укоризненно качает головой, — кофе без сахар полезнее. Ты быть совершенно нет следить за своё здоровье и есть всякая мусорная вредительская еда. Ягер усаживается поудобнее, пристёгивается, откидывается на спинку пассажирского сидения, опускает солнцезащитный козырёк, чтобы свет в глаза не попадал. — Я нет есть жирное, сладкое и приготовленное жаренным, так меня приучивать в детстве, — спокойно объяснил немец, чтобы уж совсем сумасшедшим русскому не казаться. — Для меня это быть нормально. — И мне придется с этим свыкнуться, так? — вздохнул Коля, выезжая на дорогу. В одной стороны это было даже неплохо, здоровый мужик лучше больного. Но с другой. Неужели ему, как младшему, придется готовить что-то подобное, так ещё и есть под убеждениями Клауса в правильности этого питания? — Придётся свыкнуться, — Клаус кивает головой. Он, впрочем, был не против того, чтобы Ивушкин ел то, что хотел. Клаус уже не раз сталкивался с негативной реакцией своих сослуживцев, когда они узнавали о его рационе. Хотя Ягер определённо будет нервничать и переживать за ивана, если тот будет слишком сильно увлекаться вредной пищей. Что ж… до этого им ещё дожить надо. Сейчас голова забита другими мыслями. — Ну, по крайней мере твоя здоровая еда даёт мне неплохие виды вот здесь, — Коля наугад, на ощупь, тычет пальцем в торс Ягера и с ухмылочкой ведёт им ниже по форме, — и вот зде-есь. — Ивушкин одергивает руку, не дойдя до того, что было ниже живота, сдерживая смех и ожидая увидеть румянец на чужих щеках. Смотрит на него с улыбкой, посмеивается и набирает газу, считая себя невероятно счастливым в этот момент. Такие наглые и откровенные приставания Ивушкина действительно выбивали из колеи. Дело было не в том что Клаус был застенчив, просто он был очень сдержан в проявлении эмоций и такие игры не понимал. Поэтому он в очередной раз предательски покраснел и выдохнул сквозь сжатые зубы. — Сначала к тебе или в госпиталь? — улыбается младший лейтенант и прикусывает губу, задумываясь о возможных развитиях событий, если сперва они заглянут к врачам. Ягер сможет обнять мальчишку двумя руками, утыкаясь в белокурую макушку, как тогда, в лагере. Сможет прижать к себе Колю так близко, что тот сам невольно покраснеет. — Ja, мы ехать сначала в госпиталь, — кивнул головой немец, которому и самому не терпелось освободить наконец-то руку из гипсового плена. Через час они оказались у ворот больницы. Ещё через полчаса Ягер зашёл в кабинет травматолога. Ему сделали снимок на рентгене, доктор сказал, что кость срослась удачно. Гипс сняли. Клаус получил наставления о том, как разрабатывать руку, чтобы вернуть ей функциональность. Рёбра на снимке ещё до конца не срослись. Однако повязку хоть и не сняли, но немного ослабили, потому что такой серьёзной угрозы смещения уже не было. Дышать стало легче. Клаус выглядел вполне довольным. Почти сразу начал рукой двигать, морщась от боли, сгибать и разгибать пальцы, в общем, заставлять её работать. Выйдя уже из кабинета, немец к Ивушкину обратился, тихо, чтобы его никто не услышал: — Отводить тебя к хирург, чтобы проверить спина. Он осматривать рубцы. Ты молчать, я говорить, понимайт? — Ja, — улыбался Коля, сидя на скамейке и смотря на Ягера снизу вверх, от чего тот казался ему таким большим, статным и вообще очень крепким. — Как рука? — тихо поинтересовался он и встал, одергивая форму. — Gut, — ответил Ягер. Кабинет хирурга они нашли быстро. И так же быстро Коле пришлось оголиться по пояс и устроиться на далеко не мягкой кушетке, кряхтя. Рубцы были, да, но состояние их было не критическим и доктор даже мазь какую-то нанёс на них, чтобы застянулись быстрее. На бумажке что-то писал долго, а что, Коля так и не понял, да и не нужно это было, наверное, раз Ягер даже не глянул в ту сторону. На Ивушкина смотрел. А тот на него. Так и простояли, пока голос мед. персонала не спугнул момент. Выхватив у того из рук бумажку, юноша быстро вытянул Клауса за пределы кабинета под бормотание врача. А затем и здание больницы было позади, а Коля поправлял на себе не до конца надетую форму. — Наконец-то, наконец-то, — шептал мальчишка, улыбаясь и смотря на свободные руки немца, сразу вспомнив его прежний вид: серьёзный, властный. — Ещё буквально часик-полтора — и мы в кровати, — мечтательно протянул Ивушкин, заводя мотор машины, в которую они успели сесть. Листочек с рецептом он у юнца забрал. Там была мазь для Ивушкина, чтобы рубцы убрать хотя бы частично. Надо будет потом в аптеку заскочить, что Ягер и сделал по пути к дому, как раз когда они мимо магазинов проезжали. Он собирался привести спину Ивушкина в божеский вид, чтобы она зажила окончательно. Так и вышло. Через полчаса белобрысый совместил точку на карте с домом в городе, а через сорок минут они уже топтались на входе, сжимая в руках парочку коробочек сока и плитку шоколада. Клаус был рад вернуться домой, пускай и ненадолго, ведь он теперь еще очень не скоро тут побывает. Это было грустно, но с другой стороны Клаусу было не особо важно где быть, главное с кем, а уж компания у него была просто прекрасная. Открыв ключами дверь, немец пропустил Николая вперед со словами: «добро пожаловать». Дом был большой и чистый, сюда еженедельно приходила убираться нанятая Ягером горничная. Так, чтобы он в любой день мог приехать домой и не дышать пылью. Сняв с себя успевший уже надоесть китель и оставшись в рубашке, немец облегчённо выдохнул. Пока что всё шло хорошо, всё шло по плану. Оставалось надеяться, что до Франции они так же легко доберутся, а оттуда до паромов. Первым делом немец решил принять душ, чтобы смыть с себя дорожную пыль. — Я идти в ванная комната, Коля, — Ягер снова фыркнул, глядя на коробочки с соком и шоколадки, которые лейтенант продолжал любовно прижимать к груди. — Ты мочь осматривать дом. Потом тоже идти в душ. Потом ужинать. Потом спать, понимайт? Клаус протянул некогда сломанную руку и неловко потрепал Колю по волосам. Движения его еще были скованными, но тем не менее двигать рукой он мог, это было самое главное. — Ja, — улыбнулся мальчишка и сложил еду на стол, оглядываясь. — Но мы ели часа три назад, зачем снова? — Чтобы ты не был таким худощавым, — поясняет мужчина и целует своего ивана в лоб. Неловко потеревшись головой о чужую руку, как кот, Ивушкин переместил тёплую ладонь на свою щёку, накрывая её своей рукой и заглядывая в чужие глаза. — Давай в этот раз выспимся, м? — прошептал юноша и поцеловал ладонь Клауса, делая шаг ему навстречу. — Будем лежать, пока не надоест. В своём доме Ягер казался простым и открытым, но по-прежнему уверенным. Вызывал желание обнять, прижаться и никуда больше не уходить от теплого тела, которое, оказывается, постоянно мёрзло. — Выспимся, — эхом отзывается Ягер, на секунду замирая и с улыбкой понимая, как сильно он нуждается в присутствии Коли в его жизни. — Иди уже, — усмехнулся Коля и направил Ягера к двери в ванную комнату, сам же направляясь в сторону пока ещё неизвестной комнаты. Пока в ванной шумела вода, Ивушкин успел обойти весь дом, изучив каждый сантиметр, чтобы хоть немного понять Ягера, узнать, что у него в голове, и предугадать, чего можно ждать. Фотографии были редкими, но они были. И если в жизни мальчишке не удавалось увидеть мужчину без формы, то на одной фотографии это получилось. Это вдохновило, давая начало чистому желанию сбежать куда-то, где он сможет носить всё, что угодно. — Ягер, заколебал, хорош плескаться, я тоже хочу, — возмущался мальчишка под дверью, нервно постукивая по двери пальцами. — Я сейчас зайду, слышишь? Подождав пару секунд и не услышав ответа, а также убедившись, что вода так и не была выключена, мальчишка хитро улыбнулся, снимая с себя верхнюю одежду.