Воспоминания? Они как любимый мягкий шарф на шее, на котором рано или поздно сообразишь повеситься.
Э.Сафарли
Это было так странно... За все эти годы, что он провёл в одиночестве, из памяти стёрлись очертания лиц отца и матери. Стоило признать, что Персиваля Альбус стал забывать, когда ему исполнилось тринадцать. Отца забрали в Азкабан, когда он был совсем мал, а фотографий с ним почти не осталось — те, что были, до сих пор пылятся в том проклятом доме, в Годриковой Впадине (конечно, если Аберфорт не забрал их себе), куда Дамблдор так и не смог больше зайти, а все потому что он слабый — да и матушка всегда избегала говорить об отце, не хотела, чтобы и без того неспокойная душа вновь закровоточила от старых ран. Образ Кендры был расплывчат. В его сознании всегда всплывала женщина средних лет, с темно-каштановыми волосами и печальными черными, как летняя ночь, глазами. Наверное, все из-за того, что Дамблдор продолжал чувствовать себя виноватым перед ней. Зато он отчётливо, до самых малюсеньких крупиц, помнил каждую частичку Арианы. Её белокурые и пышные, слегка вьющиеся на концах волосы, что были собраны в хвост, подвязанный синей атласной лентой или же просто остававшиеся распущенными. Маленький нос, что украшали несколько еле заметных веснушек. Ясные светло-голубые глаза... То, как кротко, но красиво она улыбалась и звонкий редкий смех. И куда только все это делось?... Крошка Ари была его сестрой и как заведено у старших братьев ещё с самых древних времён, он должен был оберегать её и заботиться о ней. А что Альбус? Он не смог ни первого, ни второго. Аберфорт и тот справлялся лучше, вот он и был ей истинным братом. Думая об этом сейчас, Дамблдор понимает, что время не лечит. Столько лет прошло, а чувства все те же: боль, вина, ощущение страшного греха и пустоты. И хуже того, что ничего-ничего-ничего не исправишь. Он ведь любил её, пусть не так сильно, как следовало, но любил. Ариана всегда для него была недосягаема. Сначала он считал её просто маленькой девчушкой, что все время смеялась и просила с ней поиграть. Альбус даже не воспринимал её всерьез. Ну, а что от Ари можно было ожидать? Отец любил подхватывать её на руки, она сидела у него на плече и расправляла руки, наверное, воображала, что летает. И была самой счастливой на свете, пусть и совсем недолго. Вспоминая о своем прошлом, Дамблдор невольно думает о том, что будучи детьми они с Аберфортом как-то находили общий язык, а потом что-то изменилось. Что именно? Он опять не мог дать ответ, хотя он был достаточно прост — интересы, друзья, ценности... Конечно, он не винил сестру в том, что из-за нее они лишились отца. Не винил в том, что мать была вся на нервах и старалась из-за всех сил, уделяла больше времени Ариане, а не ему с братом. Да и за что можно было винить Ариану? Ведь обычно она оставалась тихой, ласковой и глубоко несчастной девочкой, что переняла кулинарный талант матери. Именно занимаясь домашними делами с Кендрой, с перемазанной мукой щекой, Ари всегда так лучисто улыбалась, что сердце сжималось. Она же не виновата в жестокости других людей? Альбус это понимал, но он был слишком эгоистичен, чтобы осознать всю глубину чувств сёстры. Закончив Хогвартс, он не переставал грезить об их с Дожем планах, которые резко пошли под откос: в конце июня погибла мама. Альбус помнил, как он вернулся домой и застал эту картину: Кендра лежала на полу, с остекленевшими глазами, а Ариана была подле неё. Его сестра плакала, смотрела на него, ждала помощи... Хоть какой-то реакции, а он продолжал стоять. Это было так... Так больно... Он понимал, что мама умерла, но никак не мог осознать смысл происходящего. Как же они будут без неё? Думая об этом, он не заметил приход Аберфорта, что тут же кинулся к сестре, утешал её и у него получалось. Ариана особенно ослабла после произошедшей трагедии. Она винила себя. Винила. Винила. Винила. Даже беседы с мисс Бэгшот не помогли: та после смерти Кендры стала часто наведываться к ним в гости... Все катилось к чертям с межпространственной скоростью. Альбус почти каждый день ругался с братом, Ариана не выходила из своей комнаты. — Я за ней присмотрю, — твердил упрямо Аберфорт, — Для меня учёба не главное. Я — не ты. Альбус хмурился. Кто бы мог подумать, что он все-таки осознает смысл слов младшего брата. Он ведь оказался прав. — Нет, ты обязан доучиться в Хогвартсе. Я займу место матери, — каждый раз все те же отчеканенные слова. — Я позабочусь о нашей сестре. Ложь. Ложь. Ложь. А потом появился Геллерт — внучатый племянник Батильды... Альбус впервые познакомился с человеком, с которым столько всего можно обсудить... Гриндевальд был достаточно эрудирован во многих областях, а ещё у него был дар оратора. Казалось, что его слушать можно до бесконечности, а все потому что Альбус разделял его взгляды: вопросы, что касались изменения мира давно его волновали... Как же он был глуп. Глуп и озлоблен. А эта идея с дарами, стала подобно, глотку свежего воздуха. Сами беседы с Геллертом вырывали, помогали отвлечься, не чувствовать себя ужасно из-за бессилия и желания вернуться в то злосчастное место и поквитаться со всеми теми, кто причинил боль его семье. Все оттого, что Альбус устал. Устал от упреков Аберфорта, от вида сестры, что загибалась, как тоненькая травинка, которую качал ветер. Устал от чувства вины, что подкатывало к нему, подобно гигантским волнам, когда он видел слёзы, что стекались из красивых глаз сёстры, когда та становилась свидетельницей их с Аберфортом скандалов. Альбус помнил, как один раз Ари убежала. Это было странно, что нашёл её именно он, а не брат. Ариана была у могилы матери, куда принесла букет васильков. Васильки росли в их краях на каждом шагу, их сад не был исключением. Альбус давно замечал, что сестра любила цветы: поливала их и чувствовала себя какой-то счастливой, когда лежала на траве, разглядывая, как колыхались стебельки и рисуя что-то в своём альбоме (она всегда отчего-то рисовала синим карандашом). Она сидела подле надгробья, с книжкой в руках. Альбус присмотрелся: томик Байрона, старый-старый, с растрепанной обложкой. Кажется, его любил читать отец... Он неслышно приблизился к ней и, опустившись рядом, заметил, что она до сих пор плачет. Аберфорт часто говорил, что Ариане нужна поддержка и его внимание. «Что такого сложного в том, чтобы поговорить с сестрой?! Или для твоего великого мышления это невыполнимая задача? Открою секрет: подходишь и говоришь на любую тему. И все. Поверь, ты потратишь не так много своего драгоценного времени», — слова брата прозвучали в голове, Альбус уже собрался что-то сказать про погоду: было солнечно и так ясно... — Я так больше не могу, — прошептала Ари, обняв колени. Альбусу стало отчего-то противно от самого себя. Она казалась ему такой маленькой и слабой, а он ничего не мог сделать. — Сначала папа... А теперь м-мама, — сестра всхлипнула и он инстинктивно привлек её к себе, приобняв за хрупкие плечи. Её пушистые волосы щекотали нос и отдавали ароматом клубники, — Она так нас любила, я помню к-какие были её руки, её ласковый голос, — Ариана прижалась ближе, — А я... Я убила её! Я монстр. Самое настоящее чудовище! — она зарыдала. Альбус успокаивающе провёл рукой по волосам и сказал всего лишь пару слов: — Ты ни в чем не виновата. Честно говоря, он не мог найти нужных слов... — Не виновата, не виновата, — повторила сестра. — Все вы так говорите. Даже мисс Бэгшот, а я то знаю, что это все неправда. Я и вас погублю. Вам нужно отдать меня туда. — Она уткнулась ему в жилетку. — Там меня вылечат. И вам будет лучше без меня! — Ари, послушай меня, — Альбус крепко обнял её (наверное, впервые за все это время). — Ты наша маленькая сестра. Мы очень любим тебя и никому не отдадим, понимаешь? — он ласково улыбнулся, а потом аккуратно вытер слезинки. — Мы всегда будем с тобой... И я.... Я всегда буду защищать тебя. Обещаю. Повисло долгое молчание. Альбус прокручивал в голове все, что только что сказал... Да, он действительно постарается. Станет лучше, станет больше проводить с сестрой времени, станет меньше ругаться с братом, меньше слушать Геллерта и гоняться за своими никому ненужными мечтами. — Это же у тебя Байрон, да? — Альбус вновь заговорил первым. Он никогда особо не увлекался художественной литературой, хоть и порядком знал о некоторых произведениях. — Если хочешь, мы могли бы.... Почитать вместе как-нибудь... Хочешь? Ариана пристально посмотрела на него, словно проверяя не сон ли это, а потом снова разрыдалась и крепко обняла его, слегка сжав жилетку. — Хочу. Он подхватил сестру на руки, поражаясь тому, какая она лёгкая, словно пушинка и они вернулись домой. Обещание своё Альбус, конечно же, не исполнил. Жалкий лжец. Дамблдор ясно помнил, что накануне произошедшей трагедии, Ариана была особенно неспокойна. Он вошёл к ней в комнату, где она устроилась у окна. Ариана разглядывала свои рисунки и что-то то ли напевала, то ли бормотала себе под нос. Он как раз сварил ей очередное зелье... Ариана не сразу заметила его. — Альбус? — Я принёс тебе лекарство, сестренка, — прошептал он, присев к ней. — Ты рисуешь? Ариана кивнула и заправила прядь волос за ухо, показывая картинку: небо, чайки и море. — Я думала, что ты с Геллертом, — тихо сказала она. Глаза у неё были грустные-грустные, да и весь её вид: взъерошенные волосы и то, как она теребила край рукава говорил о том, что её беспокоит что-то. Посмотрев на неё сейчас, у Альбуса сжалось сердце. Как же она похожа на мать! Это взгляд, выражение лица! Вылитая мама, если бы не цвет волос. Особенно, когда Кендра получала дурные вести, когда узнала о смерти отца, когда сидела подле них во время болезни... — Тебя что-то беспокоит, Ариана? Сестра лишь пожала плечами и отложила альбом в сторону, одна из её туфель, съехала на пол из-за того, что она чуть резко взболтнула ногами, девочка произнесла всего одно слово: — Геллерт... Альбус удивленно вскинул брови вверх. Обычно, когда Гриндевальд наведывался в гости, Ариана сначала дичилась его, но даже спустя какое-то время старалась избегать... Альбус отчего-то думал, что это из-за влияния Аберфорта, который родственника Батильды, мягко говоря, терпеть не мог. — Тебе он не нравится, да? Ариана качнула головой и неожиданно ласково улыбнувшись, приобняла его, проведя рукой по волосам: — Просто... Он не такой, как ты, Альбус. Она закрыла глаза и опустила голову к нему на плечо. А Альбус молча прокручивал в голове слова сёстры, его думы прервал голос Арианы. — Прости, я немного устала и хочу поспать. Альбус лишь кивнул и покинул её комнату так же быстро, как и пришёл. Хуже всего была неизвестность. Дамблдор не знал, кто из них троих погубил её. Но отчего-то разум твердил, что это он. Она была такая красивая и умиротворенная, когда лежала там на полу, обездвиженная, с остекленевшими глазами. Они ничего не могли сделать, не могли ничего исправить. Геллерт застыл на месте, но взгляд его разноцветных глаз оставался безучастным. Да и что ему оставалось? Ариана никогда его не волновала. В голове тут же появился вопрос, режущий, подобно ножу: «А тебя, стало быть, волновала твоя сестра?». Аберфорт кинулся к сестре и Альбусу пришлось оттаскивать его от тела Ари, тот рыдал и лихорадочно что-то шептал, но Альбус не слышал. Он ничего не слышал. А, когда встретился с безжизненными глазами сёстры, ему стало жутко. Ведь это его вина... Его... Его... Его... На похоронах присутствовали некоторые из соседей. Батильда помогла им договориться с местным священником, без её участия все прошло бы гораздо хуже. Взгляд у Альбуса был потухшим, для него все померкло... Это было странное чувство: он не понимал, что происходит. Кивал, как деревянный болванчик, когда Батильда спрашивала о чем-то или кто-то из соседей подходил, что выразить ему свои соболезнования. Подобное было на похоронах Кендры. Альбус помнил, как кто-то спросил у него: «Какие цветы любила ваша матушка?» И его, словно молнией ударило. Он забыл! Забыл! Забыл! Какой идиот! Он помнил какие-то бессмысленные на данный момент формулы по трансфигурации, самому любимому предмету в школе, а такую дорогую сердцу подробность забыл! Хотелось провалиться сквозь землю. Ведь его мама сейчас лежала там, в гробу, который вот-вот засыпят землёй, а он даже цветов, что она так сильно любила, не может вспомнить. А ведь ими можно было закрыть эту бездонную пустоту... Внести краски в этот холодный мрамор, согреть его. А ведь мама никогда не забывала о нём! О том, что он любит! Она писала письма в Хогвартс, присылала сладости, всегда интересовалась, как его дела... «Я люблю тебя, милый!». Альбус зажмурился от осознания, что и спросить не у кого... Аберфорт был с Арианой, он ей нужнее, а больше никто и не знал. Тогда Альбус впервые ощутил острое, покалывающее чувство вины. Но то, что он чувствовал сейчас было подобно всепоглощающей пустоте, словно его душа разбилась на миллионы осколков. Все мечты завяли, как цветы и стал ясен смысл. Ему казалось, что это сейчас хоронят не Ариану, а его. Вместе с ней. Аберфорт не сдерживал слёз и глаза у него покраснели, а суровый ветер, что обдавал лицо брата, заставлял прослезиться еще и еще. Они стояли достаточно далеко друг от друга... Ариана была такая красивая в этом новом платье, с букетом васильков в руках. Ей бы жить и жить, а не гнить под землёй. Священник читал свою речь медленно и неторопливо. Но Альбус даже осознать не успел, когда именно все кончилось. А потом он услышал звук знакомых шагов. Аберфорт посмотрел на него и взгляд был таким горьким, таким потерянным, как и у него самого. Альбус ничего не сделал: не использовал палочку, не старался уклониться или же остановить брата, не пытался залечить свой сломанный нос после того, как Аберфорт повалил его на землю и ударил. — Ты понимаешь, что её не вернуть? Не вернуть! Не Вернуть! И твои гребенные таланты ничего не исправят?— Аберфорт был, словно в лихорадке, — Ты свободен... Доволен? Ты же мечтал об этом, да? — Он снова ударил его. Альбус его не слышал. Кровь капала на белый воротник рубашки, заполняла рот, но Альбус ничего не делал, он даже не заметил, как к ним подошла Батильда, вздыхая и что-то причитая. Одного её взгляда было достаточно: «Нашли время и место для очередных ссор». — Мальчики! Что же вы делаете, мальчики! Кажется, что им обоим слова мисс Бэгшот были безразличны. А потом Аберфорт встал, отряхнул колени и стремительными шагами направился куда-то далеко. Заслужил. Заслужил. Заслужил. Альбус молча сидел на траве. Чувство вины заполняло лёгкие, разъедало все, не оставляя остатка. Он схватился за голову руками и истерически засмеялся. Его смех напоминал больше рыдания. Такие рыдания, которые бывают у человека, что очень хочет плакать, но слёз у него не осталось. — Я так виноват! Так виноват! — он не понимал, что говорит. — Такой глупый, я убил её. Убил её... Убил... Обреченность повисла в воздухе. Альбус подумал, что теперь так будет всегда. Он ведь обещал защищать её! Обещал! А теперь она там одна, в темноте, в пустоте.... А ведь Ариана никогда не любила тьму... Не любила холод, что теперь будет её вечным спутником, вместо Аберфорта, который её так сильно любил, в отличие от него. Она считала себя «монстром», а оказалось, что все с точностью, да наоборот. Это он — монстр, погубивший свою сестру. Плохой брат. Плохой сын. Лицемер. Лжец. Убийца. Все барабанило в голове, отдавало в виски. И поэтому он даже не почувствовал, как Батильда, которая по-видимому все это время находился рядом, погладила его по голове и протянулась платок, чтобы он вытер кровь. — Альбус, дорогой, — она сказала всего несколько слов прежде, чем уйти, наверное, понимала, что ему надо побыть одному. — Тебе сейчас так плохо, но если ты захочешь поговорить... Ты всегда можешь зайти ко мне. Дамблдор не помнил, сколько ещё просидел там, возле свежей могилы сестры и не такой уж давнишней матери. Даже успел пойти дождь: холодный и какой-то липкий. Ему было холодно. Было отчаянно плохо. Безысходность. Беспросветность. Конец. А потом выглянуло солнце и ослепило глаза, он поднялся на ноги, стряхнув капли с волос и взмахнул палочкой.Где ваше сокровище, Там будет и ваше Сердце.
Кажется, его сердце действительно осталось там. А память все кровоточит, ворошит старые раны. «Я всегда буду защищать тебя. Обещаю», — отголоски боли и греха преследуют. И, похоже, не оставят Альбуса до конца его дней.