шёпот листьев на ветру

Нагини никогда не чувствовала себя счастливой. Вся её жизнь, начиная с раннего детства, была наполнена горестями, болью и разочарованием, которое она видела в глазах родной матери. Женщина не могла смириться с тем, что её дочь — чудовище. Не смогла полюбить. Будучи ребёнком Нагини не понимала, что с ней не так. Отчего окружающие сторонятся её, словно она больна заразной болезнью? Нагини ведь не виновата в том, что родилась такой. Чем она могла обидеть свою мать? Раз она смотрит на неё так, словно ей жалко свою маленькую доченьку и одновременно страшно находиться рядом с ней... С каждым разом превращения становились все болезненнее, и Нагини не знала, что делать. Жители её деревушки обходили стороной дом, где девочка проживала с матерью. И Нагини невольно чувствовала себя виноватой. Своего отца проклятая девушка не то, что не помнила, не видела никогда. А матушка всегда прекращала разговор, когда Нагини затрагивала данную тему. Один раз Нагини отправилась на прогулку и забрела к реке. Окружающая природа была по-летнему сказочной и девушка, не задумываясь ни на миг, вошла в реку по пояс, наслаждаясь прохладной водной стихией и кваканьем лягушек. Смотря в бездонное лазурное небо, Нагини улыбалась, подняв руку вверх, махнула вслед улетающим птицам. «Вот бы и мне быть птицей. И лететь... Лететь... Лететь...», — пронеслось в голове маледиктус. Нагини долго любовалась красотами пейзажа, поэтому не заметила, как пролетело время, но опомнившись, она сразу же поспешила домой. Солнце окрасило небо в тепло розоватые оттенки, и все вокруг казалось таким нежным. Умиротворенным. И на душе было так хорошо, впервые за долгое время. Но все стало рушиться в тот момент, когда она услышала громкие возгласы возле дома: — Убирайся вместе со своей проклятой дочерью! Я предупреждаю тебя в последний раз! — Девушка незаметно подкралась и, приподнявшись на цыпочках, взглянула в окно, что закрывала легкая шторка. Из окна Нагини увидела расплывчатые силуэты трёх людей, одной из которых, скорее всего, была женщина, что размахивала руками. А матушка, опустив голову вниз, стояла возле угла. — Пожалуйста, будьте милосерднее! — голос женщины срывался и звучал тихо-тихо, Нагини не нужно было видеть лица матушки, она знала наверняка: она плачет. — Ты могла избавиться от нее ещё в тот раз, когда все только начиналось, — послышался грубый мужской голос. Нагини не знала этого человека. Честно говоря, с жителями деревни девушка не общалась: детям не разрешали играть с ней, а остальные жители, прознав про недуг, начали презирать и сторониться её. Да и сам дом находился на окраине деревушки. Нагини сжала руки в кулак и еле сдерживала слёзы. Что она им всем сделала? Она сильно-сильно зажмурилась несколько раз и убежала прочь, даже не повернувшись напоследок. Потому что знала: если она ещё раз посмотрит на это место, которое все эти годы считала своим домом, то не уйдёт. А если она не уйдёт, то её мама будет страдать. Нагини не знала, куда ей идти. Просто шла по дороге, ведущей далеко-далеко от деревни. И совсем не представляла, что судьба приготовить ей очередное испытание: цирк. Нагини была совсем мала, когда её деревню посетили артисты, с большим красным шатром. Кругом был слышен смех, люди улыбались и девушке казалось, что эти люди, приехавшие к ним, самые настоящие волшебники, ведь они делают людей счастливыми. По-настоящему. Ведь улыбка, украсившая лицо самого печального человека на свете — вот настоящая магия. Как же маледиктус ошибалась. Нагини казалось, что она попала в настоящий ад. Скендер открыто говорил, что она монстр, которая никому не нужна: — Твоё уродство полезно, оно приносит прибыль, — едко бросил мужчина, нарочно пересчитывая золотые монетки и, усмехнувшись, добавлял. — Тебя давно уже не было на свете, если бы не я, неблагодарная тварь! — И запирал клетку. В мыслях стучало: «Лучше бы меня вообще никогда не было». Нагини обнимала себя за хрупкие плечи, стараясь успокоиться. Так много эмоций смешалось в её истерзанной душе: гнев, отвращение, уныние и какое-то беспросветное отчаяние. Покидая родной дом, Нагини верила в новую жизнь, однако здесь, в своей личной тюрьме, девушка обрекла себя на погибель. Все представления лишь ускоряли неизбежный процесс становления змеей. Нагини старалась не думать об этом, старалась уснуть и набраться сил, чтобы завтра, выйдя на сцену, заглушить это мерзкое желание: убить всех вокруг и в первую очередь хозяина. Утром Нагини всегда просыпалась уставшей, все её страхи не позволяли выспаться хорошо, а тело болело из-за ужасных условий, в которых она была вынуждена жить. Выходя на арену в своём синеватом шелковистом платье, Нагини слышала гул, вскрики — публика ждала зрелища, ждала её — чудовище, которое бы потешило их. Сжимая руки в кулак, она уверенно выходила вперёд, твердя себе мысленно: «Я сильная» и задыхалась от жгучих слез, от крика, молящего о помощи, что застрял в горле. А толпа лишь шумела её больше, а Скендер ударял кнутом, напоминая о том, что маледиктус должна начать выступление. Всем было плевать на её боль. Всем, кроме него. Криденс Бэрбоун появился в цирке так внезапно, совсем как листочек, оторванный от родимого дерева суровым ветром, что отправил его в неведомые края. Юноша казался потерянным и глаза его были такие печальные, словно он пережил что-то очень плохое. Бэрбоун был робким и Нагини не переставала слышать замечания в адрес юноши от остальных циркачей. Впервые она встретилась со взглядом карих глаз Бэрбоуна, когда он смотрел на неё, стоя за ширмой. И смотрел так пристально, что Нагини показалось, будто он жалеет её. Однако, подойти к ней, Бэрбоун так и не решался. — Привет, — Нагини подошла к нему в один из вечеров, Криденс стоял возле центрального шатра, оперевшись рукой на ящик. — Криденс, верно? — Привет, д-да. — Девушке показалось, что глаза Бэрбоуна заискрились светом в тот самый момент, когда она произнесла его имя. — А ты Нагини, я знаю. — Ещё бы, — Нагини горько усмехнулась, глядя на то, как развевались на ветру ленты, что были привязаны к столбу. — Кто же не знает главное чудовище, обитающее в этом цирке. — Ты... Не чудовище, Нагини, — быстро проговорил Криденс, слегка смешавшись и покраснев. — Не чудовище. Ты... просто не такая, как они все. Подул ветер и по темным локонам парня пробежался ветерок, Нагини улыбнулась и почувствовала, как будто внутри лопнул какой-то волшебный пузырёк и наполнил её страдающую душу неведомой теплотой. Она, словно почувствовала что-то родное и, не раздумывая ни на миг, коснулась его рук. — Пойдём в шатер? — Нагини говорила ласково и улыбалась. Криденс, глядя на неё, тоже улыбнулся и лишь кивнул, позволяя своей новой знакомой вести его за собой. Криденс рассказал ей в ту ночь свою историю, а она ему свою, не менее грустную. И что-то между ними возникло, подобно нити. Притяжение и потребность в обществе друг друга. Юноша-обскур стал частенько навещать Нагини после работы, как-то раз он пришел в очень приподнятом настроении и, лукаво посмотрев на девушку, таинственно улыбнулся. Маледиктус вопросительного вскинула брови вверх и заметила, что Бэрбоун что-то прячет за спиной. Она ловко приподнялась со своего места и подошла к нему, тихо хихикнув: — Криденс, что это ты там прячешь? — Хотел сделать тебе сюрприз, — Криденс отвел взгляд в сторону и Нагини заметила, что в руке у него находится какой-то свёрток. — Это булочки. С вишней. Я слышал, — голос Бэрбоуна вдруг поник, видно, он сильно волновался, — Слышал, что они вкусные. И решил купить. — Ты же потратил свою выручку, Криденс! — Нагини была приятно удивлена: раньше никто не относился к ней с таким вниманием и добротой. — Криденс, я так тронута! — Деньги не важны для меня, Нагини, — Криденс дотронулся до её изящных пальцев и слегка сжал. — Вчера ты была так расстроена, что я решил порадовать тебя. Нагини прослезилась, принимая одну булочку из рук парня. Скендер кричал на неё так, что в ушах все звенело, но Нагини продолжала стоять на своём. — Мне нужен перерыв, — девушка скрестила руки на груди, — Я буду повторять это до тех пор, пока вы не услышите. Пока вы... Нагини не успела договорить, отшатнувшись и почувствовав, как загорелась щека. Он ударил её. И замахнулся ещё раз, Нагини зажмурился, но ничего не почувствовала, лишь услышала: — Дрянной мальчишка, что ты творишь?! Как посмел?! — Нагини распахнула глаза, словно проснувшись ото сна, и увидела Криденса, схватившего Скендера за руку. Казалось, что карие глаза Бэрбоуна потемнели, стали совсем черными. В них отчетливо виделся гнев. Нагини вздохнула, потерев ладонью о щеку. Она еще никогда не видела юношу таким. Криденс всегда был таким добрым и мягким, что Нагини с трудом могла поверить в то, что он Обскур. Но сейчас она видела, как его темная сущность просыпалась. Видела и понимала, что общего у них гораздо больше, чем она думала. — Криденс, посмотри на меня, — девушка быстро подбежала к нему, аккуратно проведя ладонью по скуле, — Пусти его, он того не стоит! Скендер отшатнулся и, тряхнув головой, что-то неразборчиво пробормотал и поспешил удалиться. — Он не имеет права, — говорил Криденс, он шел так быстро, что девушка едва поспевала за ним, — Не имеет права так с тобой обращаться. В шатре было прохладно, Нагини зажгла лампу, заправив тёмный локон за ухо. Криденс стоял рядом и наблюдал за ловкими движениями девушки. Она поправляла лежащий плед, подол её синеватого платья шелестел, а узор, вышитый на нём, переливался от света лампы. Девушка была такая хрупкая, по-волшебному притягательная. Такая красивая... Криденс ещё никогда не испытывал подобного. Когда он смотрел на Нагини, все внутри сжималось, сердце билось быстрее и дышать становился как-то легче. С ней все приобретало смысл... Когда юноша впервые увидел маледиктус на сцене такую одинокую и покинутую всеми, Криденсу отчаянно захотелось защитить её. Именно так Бэрбоун и поступил сейчас. — Криденс? — ласковый голос Нагини вырвал его из мира мыслей, она оказалась подле него. Криденс взглянул на её щеку и не удержавшись, осторожно прикоснулся. — Тебе больно? — голос звучал печально, и он взволнованно взглянул на девушку. — Уже нет, — прошептала Нагини, накрыв ладонь юноши своей. — С тобой я, кажется, могу справиться с любыми невзгодами... Криденс улыбнулся и внезапно поцеловал девушку. Сначала совсем неуверенно, почти по-детски. Словно он боялся обидеть, боялся, что Нагини оттолкнет его. Бэрбоун не спешил, будто хотел получить разрешение на то, чтобы продолжить свои действия. А затем, когда Нагини ответила на его поцелуй, юноша осмелел и позволил себе насладиться вкусом её губ. Криденс всегда плохо спал: его постоянно мучили кошмары. Но, когда рядом была Нагини, все было совсем иначе. Она успокаивающе гладила его по жёстким тёмным локонам, игралась с ними. И просто разговаривала с ним, рассказывала о тех местах своего детства, которые ей особенно нравились. Река в рассказах Нагини была самым невероятным местом на свете. — Спи спокойно, Криденс, — даже голос девушки был таким ласковым, сладким и успокаивал сразу же. И Бэрбоун засыпал. И спал так крепко, словно его душу отпускали все страхи, благодаря заботе Нагини. Нагини всегда чувствовала поддержку Бэрбоуна. После выступлений, он тут же подходил к ней, обнимал крепко-крепко, а во время превращений именно голос юноши помогал не потерять контроль над собственным сознанием, не позволял взять вверх змеиной сущности. И самое главное, что он всегда так трепетно смотрел на неё, именно рядом с ним Нагини чувствовала себя простым человеком, а не монстром. Они лежали, накрывшись пледом и слушая, как до них доносились отголоски музыки с улицы. Нагини прильнула к груди Криденса, слушая его размеренное дыхание. Юноша перебирал чёрные, как ночное небо, волосы девушки в руке. Маледиктус слегка приобняла Бэрбоуна и почувствовала, как сон постепенно стал подкрадываться к ней, но вдруг услышала голос Криденса: — Давай убежим, Нагини? Девушка приподнялась и, встретившись с уверенным взглядом глаз юноши, осторожно коснулась уголка его губ. — Давай. Представление было сорвано. Кругом царила суматоха и какой-то хаос. Но они нашли друг друга, взявшись за руки, быстро скрылись из виду. Они шли по улицам, ни на миг не отрываясь друг от друга. Криденс крепко держал Нагини за руку, замечая улыбку на её лице. Они шли по дороге, открывающую им дверь в новый мир. Мир, где они больше не будут одиноки. Мир, в котором они обретут право на счастье и будут бороться за него. Вместе. Раз и навсегда.