Тот, кто погас Будет ярче светить, чем кометы, Пролетающие над планетой. Из пустоты, Без твоей красоты не родится Юности вольная птица.
В цирковом фургоне царила тишина, лишь изредка шуршало покрывало, которым был накрыт Криденс. Порою слышались отголоски ветра, совершающие кратковременные набеги снаружи, попутно создающие особую загадочную мелодию. Этой ночью юноша вновь неспокойно спал, ворочался, постоянно то натягивая, то, наоборот, откидывая от себя покрывало в сторону. Из небольшой щели проникал вялый лунный свет, шутливо скользящий по напряженному лицу. Порою дыхание Криденса невольно учащалось, но все равно проснуться не получалось. Мир грез полностью завладел его сознанием, без ключей отварил ненавистную дверцу, за которой скрывались самые потаенные страхи и неприятные воспоминания. Бэрбоун, словно вновь переживал ужасную бурю в свой душе: перед ним мелькали старые и довольно болезненные воспоминания, вырванные, как клочки бумаги, из детского альбома. Он испытывал страх, но вовсе не перед кричащей Мэри Лу, а, наоборот, перед самим собою. Неведомая злоба, накопившаяся от жгучих едких слов приемной матери и осознание того, что он один в целом мире, пробуждали в нём небывалую мощь. Криденс вновь всхлипнул, ощутив, как кто-то осторожно дотронулся до его плеча. И что-то необычное скрывалось в столь мимолетном касании: как по волшебству, оно растворило неприятный сон, казалось, что даже дышать стало чуточку легче. — Криденс, — сквозь дрему послышалось Бэрбоуну, и он тут же открыл глаза, сразу встретившись с печальным взглядом Нагини. Она отчего-то нерешительно улыбнулась, а потом сделала несколько шагов назад, словно собираясь покинуть фургон. — Прости, я не хотела тебя будить... — Все в порядке... Мне все равно снился дурной сон, — спустя короткую заминку ответил юноша. Для него по-прежнему оставалась загадкой эта хрупкая девушка, вслед которой сыпалось столько неприятных слов. Все считали её проклятой, но Криденс, замечая застывшую тоску и боль в невероятно красивых глазах, думал лишь о том, что он никогда за всю свою жизнь не переживал так за кого-то. Её теплота и симпатия к нему также вызывали ряд вопросов в его голове. Ведь для других Бэрбоун оставался всего лишь Обскуром, опасным и неконтролируемым свои силы. Одна лишь Нагини была о нём совсем другого представления. — Может, погуляем немного? А то я никак не могу уснуть, — вновь подала голос Нагини. Криденс кивнул и, захватив свою шляпу, они покинули фургончик и вышли в поле. Конечно, Скендер совсем не заботился о живописности места, которое выбрал для ночевки, но Криденс все равно поразился тому, как здесь было красиво! А удивительнее всего то, что ночью поле на редкость преобразилось, все вокруг словно застыло, а трава, освещенная лунным светом и звездами, что мерцали на чернильном полотне, зарождали в душе особое чувство. Криденс и сам не заметил, как по его лицу расползалась улыбка, а прежнюю усталость, как рукой свело. Потерявшись в новых впечатлениях, юноша не сразу заметил, что порядком отстал от Нагини. Маледиктус шла так быстро, что создавалось впечатление, будто бы она не идет вовсе, а скользит по траве. Криденс не сразу последовал за ней. Сделав несколько шагов он остановился и невольно залюбовался ею. Распущенные локоны Нагини, напоминавшее длинные и мягкие ленты искрились при свете луны, словно в них были вплетены драгоценные камни, а её простенькое шелковистое платье поблескивало ничуть не меньше. Вся она сейчас напоминала ярчайшую звезду, свет которой затмевал тысячи солнц. И Криденс, очарованный этим пленительным светилом, не находил в себе сил двинуться с места. Однако, когда их с Нагини стало разделять довольно приличное расстояние, юноша, хлопнув себя по лбу ладонью и осознав, что он уже непонятно сколько минут потратил на лицезрение прекрасного силуэта маледиктуса, побежал за ней. Во время бега Криденс поймал себя на мысли, что Нагини крайне немногословна с ним. Обычно, именно он часто хранил молчание, смущаясь и не до конца веря в то, что ей нравится его общество. Конечно, они были похожи: монстры, которым некому протянуть руку помощи. Однако Бэрбоуну, привыкшему к равнодушию других, было крайне приятно осознавать, что рядом находится кто-то такой же: чуткий, понимающий и искренний. Нагини рассказывала ему старые легенды, о которых слышала в своей деревни, а иногда тихо пела. Маледиктус совершенно не огорчало то, что порою он не мог подобрать нужных слов, запинался и в определенные моменты, когда врожденная застенчивость брала вверх, она нежно дотрагивалась до его руки, возвращая покой и уверенность в себе. Нагини могла успокоить его одним лишь взглядом своих пленительных глаз. Сейчас же она, как никогда, нуждалась в его поддержке и заботе, поэтому Криденс и решил разузнать, что так обеспокоило его подругу. — Нагини... Тебя опять Скендер обидел? — взволнованно спросил он, усаживаясь рядом с ней на траву. Маледиктус в ответ задумчиво взглянула на юношу, ловко заправляя прядь волос за ухо. Наконец она улыбнулась и, отрицательно качнув головой, стала опускаться на зеленое поле, освещенное мрачным сиянием ночи. — Прости, если заставила тебя волноваться, — Нагини говорила слова довольно легко, и беспокойство Криденса стало уменьшаться, однако он все же продолжал вопросительно глядеть на неё, стараясь одним только взглядом подтолкнуть к откровенному продолжению разговора. — Временами мне бывает грустно, я вспоминаю прежнюю жизнь, и... — Нагини прервалась и быстро заморгала, а потом и вовсе на мгновение закрыла глаза. — Раньше я одна справлялась, тонула в пучине собственных страхов и гонялась за прошлым, но с твоим приходом в наш цирк... Все изменилось. Я чувствую себя намного лучше, когда ты рядом. — все ещё не открывая глаз, прошептала она. — Мне тоже хорошо, когда... ты со мной, — застенчиво произнес Криденс, понимая, что если сейчас не отведет взгляд в сторону, то непременно покраснеет от смущения. В её словах смешались все те чувства, которые он испытывал на протяжении долгих лет. Наконец маледиктус распахнула глаза, и выражение её красивого лица вновь приобрело непринужденный вид. В свете луны её глаза цвета ароматной корицы, обрамленные пушистыми черными ресницами, поднялись ввысь. — Давай просто смотреть на небо и наслаждаться мерцанием звезд? — предложила Нагини, и Бэрбоун облегченно вздохнул, немного радуясь такой неожиданной смене темы их разговора. Конечно, ему было приятно слышать такие теплые слова от Нагини, да и самому ему хотелось наконец-то признаться ей, открыть своё сердце, но своими действиями он боялся оттолкнуть и испортить все. Возможно, однажды юноша осмелится поведать маледиктус о том, как усиливается стук его сердца, когда он видит её, а пока что он молчаливо продолжит любоваться ею и наслаждаться столь счастливыми минутами. Оторвавшись от собственных мыслей, Криденс наконец кивнул, и Нагини поманила его рукой к себе. Он опустился на траву, отложив шляпу в сторону. Лежать здесь было намного приятнее, нежели в душном фургоне на крохотной кровати. Глядя на небо, Криденс старался припомнить все знакомые ему звезды: в далеком детстве у него была книга, в которой рассказывалось о многих созвездиях. И сейчас ему даже мерещилось созвездие Пегаса на ночном небосклоне. Нагини же мирно лежала неподалеку, и лицо её украшала ослепительная улыбка. Она испытывала почти что детский восторг, когда смотрела на звезды. Ночь и правда напоминала своеобразную сказку, что поспешила сойти со страниц: вокруг господствовала уютная атмосфера таинственности и какого-то невиданного чуда. — Криденс, смотри! Смотри, как сияет! До чего же красивая звезда! — смеясь, Нагини ткнула пальцем в небо. — Криденс устремил свой взгляд в ту же сторону, улыбнулся в ответ и снова осознал, что вновь очаровался ею. Он смотрел чаще на Нагини, нежели на все звезды, что рассыпались по безмятежному черничному покрывалу. Рука Бэрбоуна невольно скользнула по шелковистой прядке волос Нагини, и сам он мечтательно улыбнулся. Заметив его спонтанное действие, она резко обернулась, преодолев незначительное расстояние между ними так, что вся её макушка оказалась на плече юноши. И Криденса со всех сторон окутал аромат Нагини: от неё всегда пахло лавандой. Ему даже почудилось, будто совсем неподалеку от них раскинулся цветочный сад. Он вновь повторил своё незамысловатое касание, бережно перебирая смоляные локоны маледиктуса. — У тебя такие красивые волосы, Нагини... — прошептал юноша и тут же осекся, не решаясь продолжать. Криденс начал упрекать себя за то, что не смог придумать комплимент и получше, но Нагини, кажется, наоборот, была очень рада. Она коснулась его щеки своей теплой ладонью и ласкающе провела по ней. — Спасибо, Криденс, — в этот момент у Криденса бешено заколотилось сердце. Хотелось наконец проявить решительность и заключить Нагини в крепкие объятья, но вместо этого юноша лишь бережно перехватил её ладонь и сжал её.Лети над землёй, Словно орёл, словно орёл. Цвети над землёй, Словно огонь, словно огонь.
Как вдруг весь небосвод словно запылал, они мгновенно оторвали взгляды друг от друга и взглянули на то, как невероятной силы сине-фиолетовый шар с какими-то рыжеватыми оттенками на хвосте стал растекаться по ночному, как воронью перо, небу, затмевая свет звезд. От волнения ладонь Нагини чуть ближе прижалась к юноше, а налетевший ветер невольно заставил несколько прядей защекотать щеку. Маледиктус даже слегка приподнялась, чтобы получше все рассмотреть. — Я уже видела такое, когда была маленькая. Комета! Подумать только! — прошептала она, и вдруг тень печали отразилась на её лице. — Нагини, ты вспомнила свою мать? — спросил Криденс, осторожно проведя большим пальцем по её ладони, Нагини кивнула и вновь улыбнулась, найдя в себе силы отогнать тоску. В конце концов, не все было так плохо в её жизни. По крайней мере, с появлением этого застенчивого Обскура все потихонечку стало налаживаться, и надежда, что была запрятана и почти что похоронена в сердце, вновь проснулась. — Знаешь, Криденс, я слышала, что, когда видишь падающую звезду, то надо загадывать желание, а что если и сейчас стоит открыть душу и поведать этой страннице о самом сокровенном? — глаза Нагини загадочно блеснули, она так восторженно говорила, что Криденс просто не смог не согласиться с ней. — Почему бы нам не попробовать, Нагини? — Криденс заметил то, что хвост кометы стал двигаться все дальше, а сама Нагини что-то еле слышно шептала. Взглянув на неё снова, Бэрбоуна осенила одна мысль. «Да, мы много теряли, но никто не говорил, что мы не сможем найти тепло и полюбить» — безмолвно рассуждал сам с собою юноша, а затем мысленно загадал. — «Я хочу, чтобы мы любили и согревали друг друга своим чувством всегда, особенно, когда надежды нет» После его желания хвост кометы исчез: неизвестно, побежал ли он дальше или растворился вовсе. После увиденного чуда, они ещё долго разглядывали ночное небо, изредка обмениваясь коротенькими репликами, а затем постепенно сон подкрался к ним. Сами того не замечая, они уснули в море травы. Когда солнце стало подниматься, Криденс проснулся из-за того, что стебелек травинки стал щекотать его щеку. Рядом с ним все ещё мирно посапывала Нагини. Он очень долго не решался предпринимать каких-либо действий, боясь разбудить маледиктуса. Но затем все же, стараясь двигаться как можно тише, подхватил её на руки. В конце концов, лучше уж Нагини проснется сейчас, чем потом они будут выслушивать гневную и недовольную речь Скендера. Зная грустный нрав хозяина цирка, от него можно было ожидать самого худшего. Однако Нагини не проспалась. Лишь сквозь сон маледиктус обвела его шею руками и уткнулась носом в плечо. Когда они оказались у своей цирковой остановки, солнечные лучи стали распространяться по округе, но Криденс думал, что им можно будет ещё немного отдохнуть в фургоне. По крайней мере, до прихода Скендера.Тот, кто терял Будет снова любить. За рассветом близится вечное лето, Ночь до зари Ты в душе береги свою птицу, Не дай ей разбиться.