шёпот листьев на ветру

Августовское вечернее небо заволокло пепельными грозовыми тучами, готовыми вот-вот опустошить поток бесконечного множества капель на землю, что впитала в себя духоту знойного дня и просила долгожданного освобождения и свежести. Вдалеке ветер продолжал нещадно трепать макушки сосен, словно вовсе надеясь поломать их в пух и прах, но те терпеливо сдерживали натиск. Все кругом окутывало, погружая во мрак и предостерегая о чем-то зловещем, чувство обреченности и грядущей бури. Винда терпеливо поправляла прическу, поглядывая в маленькое зеркальце. Она недовольно поджимала губы, собираясь заново переплести косу. Буквально полчаса назад они с Гриндевальдом прогуливались по окрестностям, совсем не предполагая, что погода спутает все их планы, особенно прическа Розье понесла серьёзный урон и та немножко расстроилась. Все-таки она убила на неё практически все утро, слушая тихие насмешки Гриндевальда. Тот задумчиво наблюдал за ней, не собираясь подниматься с постели даже для того, чтобы выпить чашку кофе. А сейчас её распушившиеся кудряшки и вовсе заставили его как-то странно, почти ласково улыбнуться. — Мне так даже больше нравится, — отбросил Геллерт, когда они оказались в Нурменгарде. Он слегка лениво заправил прядь волос ей за ухо. — Все-таки как непредсказуема бывает природа, у неё, пожалуй, есть чему поучиться. Лучшая стратегия в каком-то смысле должна быть внезапной. — задумчиво протянул Геллерт, когда они оказались в одной из дальних комнат. Винда молча кивнула, а её серо-голубые глаза тут же устремили свой взор к небольшому зеркалу. Она была удивлена не столь скорому надвижению ненастья, а тому, что Гриндевальд решил провести весь день, довольствуясь лишь её скромным обществом. Заплетая тугую косу и плавно продвигаясь к левому уху, Винда подбирала пряди снизу и готовилась приколоть все шпильками вокруг головы. Попутно она поглядывала на Гриндевальда: в зеркале отражался его задумчивый профиль. Он сидел за небольшим столом уже без пиджака, который покорно висел на спинке стула. Вытащив портсигар, мужчина закурил, и терпкий запах табака стал распространяться по помещению, отчего на губах Винды возникла мимолетная улыбка. Наверное, Розье стоило привыкнуть к тому, что их отношения перешли на новую грань, однако ей по-прежнему с трудом верилось в то, что её запретные и, возможно, даже в какой-то степени наивные мечты о нём осуществились. Она из последних сил пыталась внешне оставаться спокойной, серьёзно вникала во все детали, обсуждаемые на собраниях, выполняла адресованные ей поручения, и даже ненадолго вернула свою былую убежденность в том, что все складывалось, как нельзя лучше, но стоило им остаться наедине, то мысли, будто бы нарочно, выходили из-под контроля. Ведь Винда всегда довольствовалась ролью преданной соратницы и прекрасно понимала, что Гриндевальд видел в ней лишь средство достижения собственных целей. Конечно, была вероятность того, что за долгие годы, проведенные возле друг друга, он проникся симпатией к ней, но все равно Винда не спешила тешить себя ложными надеждами: в дружбу Гриндевальд не верил, а её любовь ему и даром не нужна. А потом, когда она самолично подтолкнула себя к пропасти ненужных чувств и тонула в них, Гриндевальд протянул ей свою руку, как когда-то давно, вырвав из родительского крыла. Только теперь он подарил ей нечто большее. После близости с ним Винда не в чем не была уверена. После страстных поцелуев, и загадочного блеска в его глазах все казалось другим, а бездна, стала настолько притягательной и манящей, что Винда, не раздумывая не на миг, готова была броситься ради него в настоящее пекло. Все внутри смешалось, и Розье поняла, что все-таки угодила в сети любви, существование которой постоянно ставила под вопрос, когда её прежние приятельницы зачитывались романами и трепетно ожидали, когда стрелы амура пронзят их сердца. Даже забавно становилось от осознания, что весь мимолетный флирт во времена школы и светских приемов, оказался настолько ничтожным по сравнению со всем этим чувством, готовым испепелить все на своем пути, заставить позабыть о душевном спокойствии и прежней холодности. Но Винда все же не спешила радоваться, здравый смысл брал вверх в те моменты, когда Гриндевальд покидал её спальню на рассвете. Конечно, они были любовниками не первый месяц: днём обсуждая планы с остальными, а ночью лаская друг друга. Но Винда прекрасно понимала, что их пылкий роман мог закончиться в любой момент. Она и глазом моргнуть не успеет, как Гриндевальд перестанет приходить, целовать и обнимать её, бережно прижимая к себе. Останется лишь долгое и незабываемое послевкусие. В конце концов, Гриндевальд привык получать то, что хотел, а она не отрицала того, что рано или поздно оказалась бы в его постели. Это было очевидно, пожалуй, для всех: в глазах многих они уже не первый год держали под секретом свои отношения. Однако сама Розье понимала, что может надоесть ему. А представить то, как будут развиваться их отношения при таком раскладе, она могла. Только знала, что как прежде, уже не будет. И осознавала , что подошедший к концу сладостный сон, возможно, сломает её. Мрачные размышления настолько заполонили голову, что Винда почти не заметила, как ловко приколола последнюю шпильку. Довольно взглянув в зеркало, она вдруг припомнила, что именно эту прическу выбрала, когда наступила пора прощаться с Шармбатоном. Винда отошла от зеркала и устроилась напротив Гриндевальда за столом. Он продолжал курить, медленно выдыхая клубы дыма, что мгновенно исчезали от одного взмаха палочки. Во всех его действиях прослеживалась то ли скука, то ли некая нервозность. Розье все ожидала, когда Геллерт отбросит несколько колких комментариев касаемо бессмысленной траты времени у зеркала, однако он оставался безмолвным и задумчивым. Сделав несколько глотков из бокала, она вопросительно взглянула на него, тревожась из-за такой резкой перемены. За окном совсем стемнело, и свет от свечей заскользил по её лицу, заставляя поблескивать жемчужное колье. — Я думаю, что стоит пригласить делегацию моих знакомых из Дурмстранга, как считаешь, Винда? — наконец спросил он у неё. — Сейчас не совсем подходящее время, но с другой стороны, кто знает, когда Министерство прекратит свои ничтожные попытки узнать местонахождение Нурменгарда. — Геллерт в ответ расслаблено растянул губы в легкой усмешке, медленно стряхнув пепел в блюдце. — Эти мелочи не в силах помешать нашим планам. Нельзя больше откладывать встречу с Поляковым, он должен восстановить воспоминания одного из наших людей, — говорил Геллерт, заметив, что её бокал почти опустел, он одним лишь взмахом руки приманил его, наполнив до краев. И Винда в столь мимолетном движении сумела разглядеть некую раздраженность: Геллерт никогда не любил, когда кто-то портил маршрут давно распланированных шагов. А из-за недавних действий Министерства магии Британии им пришлось ненадолго прекратить деятельность, уйти в тыл. — Кстати, как там поживает наш гость? — поинтересовался он, когда бокал оказался у Винды в руках. Она бы солгала, если бы не удивилась такому внезапному вопросу. Аврор Дженкинс пребывал в Нурменгарде уже второй месяц и не желал платить по счетам за предоставленное ему гостеприимство. — В последний раз у него был Абернети, но ему не далось узнать ничего нового, вынуждена признать, что Дженкинс оказался крепче, чем бы думали, — после её утверждения Гриндевальд дернул бровью, а затем рассмеялся. — Дорогая, он всего лишь делает вид, что ему все нипочем, стоит усилить пытки, так он обломится, как травинка на ветру. — Геллерт пригубил ещё вина, а по окнам звонко забарабанили первые дождевые капли. — Но мне это не нужно, мне нужна информация, а ещё, чтобы этот мальчишка оставил нас в покое. Право, в начале было забавно наблюдать за тем, что англичане решили так быстро продвинуть по карьерной лестнице Тесея Скамандера, но его неумелая игра лишь вставляет палки в колеса, а этот Дженкинс один из его приятелей. Он очень важен для нашего дела. — Возможно, стоит поручить его Куинни? Она так мила и невинна... У неё больше шансов втереться к нему в доверие, а я предоставлю ей нужные указания, — Гриндевальд непривычно медлил с ответом, будто бы просчитывая все возможные варианты развития событий. Винда знала, что он не доверял Куинни. Она и сама не до конца верила в то, что Голдштейн забыла свою прежнюю жизнь, но почему-то продолжала закрывать глаза на то, что та пусть и нечасто, но все же интересовалась новостями, которые были связаны с её старшей сестрой. По крайней мере, пока что поведение Голдштейн не вызывало особых подозрений, а обвинять без причины Винда не привыкла. — Пусть попробует, в конце концов, если наша милая Куинни будет действовать под твоим руководством, то я могу быть спокоен, — особенно выделяя слово «милая» произнес он, заставляя Винду невольно нахмуриться. Она слишком хорошо помнила первые дни пребывания Голдштейн в Нурменгарде, а особенно невыносимое поведение Гриндевальда. Когда тот был до невозможности чутким и внимательным по отношению к Куинни, заставляя Розье ревновать его к ней. Сам он, конечно, остался доволен продленной игрой и, несмотря на собственные слова, продолжал испытывать Винду. Иногда ей даже казалось, что Гриндевальду нравилось наблюдать за тем, как её хладнокровие раскалывалось на миллиарды осколков из-за одного его насмешливого, но в то же время родного взгляда. И сейчас Геллерт не изменил своей излюбленной традиции, довольно улыбнувшись, он приподнял бокал, даря ей последний тост, после которого повисло непривычно долгое молчание. «А если он и сейчас решил поиграть со мной?», — сердцебиение участилось, а приятное ощущение его губ на её губах и рук, что скользили по телу, совсем недавно в лесу, заставили вновь почувствовать радость, скользящую в пропасть. Каким бы сильным не был голос рассудка, это чувство все равно брало вверх над Розье, согревая все внутри. Кротко улыбнувшись, Винда, отстранила бокал в сторону, и по привычке поправила бордовую перчатку, коря себя за неразумное поведение. Что на неё нашло? Откуда вдруг с новой силой проснулась эта удушающая безнадега? Неужели она, поддавшись любви, вкусила весь сентиментализм, раз волнения, подобно волнам цунами, накопились в её беспокойной душе, желая смести все на своем пути? В комнате стало ещё темнее, и по спине пробежался холодок. Она инстинктивно поежилась, а тени от свечей заплясали по стенам, когда послышался звук патефона и сверкнула молния, осветив окно и силуэт Гриндевальда. Все-таки он находился в необычайно приподнятом настроении сегодня, раз решил скрасить их времяпровождение мелодией, напоминавшей по звучанию танго. Ещё один раскат молнии и удар грома добавили динамики и заставили встряхнуться. Геллерт дотронулся до её руки, оставив быстрый поцелуй на тыльной стороне ладони, и плавно потянул на себя, заставляя подняться. Винда не успела понять, когда одна её рука приобняла его за шею, а вторая оказалась в плену его мозолистой ладони. Под пронзительный ритм мелодии он вел её уверенно с ироничной, но нежной улыбкой на губах. Винда всматривалась в разноцветные глаза, стараясь просчитать дальнейшие действия и настроиться на решающий разговор. Она чувствовала, как Геллерт одни запястьями бережно касался шелка платья на спине. Они плавно перемещались по небольшой комнате, а когда Гриндевальд закружил Винду столь стремительно, прижимая ближе, заставляя кончики носа прикоснуться друг к другу, она нарочно опрокинула голову назад, мешая ему поцеловать её. Однако его такое действие даже раззадорило: Геллерт вновь раскрутил её, позволив отдалиться от себя. Ладонь Розье почти что выскользнула из его руки, но в последний момент он вновь притянул её к себе, приобнимая за плечи и склоняя голову. Все вокруг вновь озарилось, а мелодия зазвучала громче, словно стараясь как можно скорее слиться с природным оркестром. Их взгляды вновь встретились, внимательно изучая друг друга, будто бы намереваясь бросить вызов. Винда чувствовала, как стало трудно дышать, а Геллерт продолжал уверенно вести её. Она ощущала терпкий запах табака, которым пропиталась его рубашка, тепло его ладоней и искрящиеся чем-то невиданным глаза. Несколько коротких платиновых прядей спадали Геллерту на лоб, когда он снова заставил её кружиться, и Винда думала, что нескоро сможет забыть этот день. Неужели для него так важно было впечатлить её, раз он припас под финал танго? По её бордовым губам заскользил свет свечей, установленных на люстре, и она улыбнулась. — Все мы хотим чего-то большего не так ли, ma chérie? — протянул Геллерт, нарочно коверкая французское произношение. Они неоднократно обсуждали людские слабости и то, как умело ими можно воспользоваться, если вовремя разглядеть. И сейчас, когда он вновь наклонился, заставляя её изогнуться назад, Винда усмехнулась. Родители Винды всегда считали, что предел её возможностей и стремлений сводился лишь к выбору парадных мантий и организованию приемов, а она — как предсказуемо — решила показать, что ей отведена куда большая роль, чем жизнь обеспеченной всем с рождения аристократки. А теперь к желанию показать себя добавилась и ярко выраженная потребность в заботе о нём. Она его полюбила, сама не зная на погибель или же, наоборот, на пылкое счастье. — Разумеется, Геллерт, — произнесла она, когда раздался сильный раскат молнии, и удар грома, сопровождаемый гонимым ветром, заставил окно распахнуться настежь и погасить свет. Винда почувствовала, как Гриндевальд притянул её совсем близко к себе, заставляя тонуть в крепких объятьях, и накрыл своими губами её губы, вовлекая в страстный поцелуй. Тем временем патефон тоже заглох, мелодия оборвалась, а порывы ветра стали нещадно трепать её прическу. Несколько смоляных прядей выбились и закружили свой танец, начав колыхаться из стороны в сторону. Розье чувствовала, как ладони Геллерта сильнее вовлекли в кольцо её талию, и как оказавшись возле стола, он умело приподнял её, усаживая на холодную поверхность и запуская руки в волосы. Кажется, они задели один из бокалов, и он со звоном слетел вниз, разбившись вдребезги. Шпильки посыпались вслед за бокалом на пол, а Винда застонала, когда Гриндевальд стал целовать её шею. Скользя руками по талии, успокаивающе придерживая и играясь с застежкой платья. Винда отчасти была благодарна, потому что ей не переставало чудиться, будто бы она вот-вот упадет, окончательно растворившись в этих ощущениях. Смоляные локоны тяжело опустились на плечи, напоминая извилистых мерцающих змей. Такие мягкие, густые, отдающие ароматом яблок и ещё каких-то пряностей, в которых Геллерт не разбирался. Сейчас он вообще не в силах был разбираться в чем-то ещё, все мысли заполнило одно желание: изучать изгибы её тела. — Знаешь, что меня восхищает в тебе больше всего? — он приподнял её голову за подбородок, большим пальцем стирая смазавшуюся багровую помаду с щеки. Винда еле слышно усмехнулась. — Уж точно не моя нынешняя прическа, — она наигранно поджала губы, недовольно толкнув ладонью его в грудь. Глядя на неё, Геллерт снова рассмеялся. Но в его смехе не было ни единого намека на презрение или желчь. От него, наоборот, веяло легкостью и беззаботным весельем. — Ты нарочно решил испортить её до конца?! — он продолжил смеяться, а потом выражение его лица в один момент стало серьезным. — Меня всегда восхищала твоя честность со мной, независимо от обстоятельств, — его губы медленно растянулись в улыбке, и наклонившись, он поцеловал её снова. Винда ответила, теснее обнимая Гриндевальда за шею, хотелось, чтобы он стал ещё ближе, ещё роднее. Все их прежние разговоры, явные намеки в глазах и словах о том, что она перешла черту всплыли и пронеслись перед ней сейчас, явно вычертив, словно мелом по доске, ответ на терзаемый душу вопрос. Он бы не подпустил её настолько близко к себе, если не чувствовал того же. Винда точно знала, нет, была уверена в этом здесь и сейчас. Её пальцы скользили по его торчащим на затылке платиновым волосам, когда Геллерт, прикусив ей губу, отстранился. Штора развивалась из стороны в сторону, и перестав ощущать горячее дыхание на своей щеке, Винда поняла, что они так и не удосужились закрыть окно. Дождь, казалось, не собирался прекращаться, а небо ещё больше окрасилось, впитало в себя чернильную палитру бури. Но во всем мраке, шуршании капель по подоконнику и очередных молниях, что красиво извивались, разрушая идиллию скопившихся облаков, прослеживалась невыносимо притягательная красота. Винда наблюдала за уверенными действиями Гриндевальда и немного сожалела о том, что он все-таки решил закрыть окно. Обычно он любил холод, пробирающийся под кожу и ищущий пристанище в стенах Нурменгарда. Он ещё недолго продолжал стоять, словно застыв у окна, всматривался в ветки елей, что колыхались неподалеку, а затем наклонился, поправляя и распутывая кончик шторы. Геллерт так сосредоточенно расправлял образовавшийся узел, что почти не заметил её тихих шагов, но все же Винду выдал скользящий шлейф платья. Ей хотелось обнять его, снова почувствовать запах табака и его тепло, но Геллерт помешал ей. — Это, кажется, твоё, Винда? — Гриндевальд протянул ей сорванный бутон розы. Шипы все ещё неприятно покалывали пальцы, защищенные перчаткой. Наверное, цветок слетел со стола, когда окно распахнулось. Винда срезала эту розу в саду, когда они покинули Нурменгард днём. И пусть лепестки утратили своей прежней красоты, казались блеклыми и потрепанными, Розье все равно думала засушить этот цветок в память о ненастном дне, что позволил найти ей ответы на вопросы. — Продолжим в более приятной обстановке? — спросила она, и её серебристо-голубые глаза загадочно сверкнули. Геллерт дернул краешком губ и вместо ответа лишь взял её за руку, и они трансгрессировали в его комнату, оставив позади царство мрака и сверкающих молний. И проснувшись на рассвете, Винда как никогда чувствовала себя на своем месте рядом с ним.