шёпот листьев на ветру

Легкие капли дождя барабанили по оконному стеклу, навязчивой мелодией проникали в каждый уголок небольшой кухни и заполняли его, вытесняя непривычную тишину. Откуда-то из гостиной совсем недавно раздавались отголоски патефона, слышались торопливые шаги и задумчивый шепот, сейчас же все кругом погрузилось в умиротворенную, почти сонную обстановку, и лишь звонкое посвистывание чайника, да природная симфония свидетельствовали о том, что в помещении все же присутствовали две души. — Ты уж прости за то, что тебе пришлось изменить планы из-за меня, — первой нарушила молчание Лета, она суетливо принялась размешивать кусочек сахара в кружке с чаем, а затем взволновано продолжила, — Тесей порою бывает невыносим, особенно, когда считает, что мне не стоит оставаться одной на долгое время. — Тина едва слышно усмехнулась, уловив в нотках голоса Лестрейндж плохо скрываемую насмешку с примесью возмущения. Конечно же, в понимании Тесея два-три дня — это невыносимая разлука с любимой. Лета же рассматривала ситуацию совсем иначе: отчетливо видела чрезмерную опеку со стороны жениха и раздражалась. — Все в порядке, у меня не было никаких планов, к тому же Тесей уехал вместе с Ньютом, а у меня не так много знакомых в Лондоне, чтобы сразу же занять все свободное время, — Тина попыталась изобразить нечто, подобное улыбки, но получилось неудачно и, как ей показалось, довольно сухо, поэтому она поспешила пригубить чашку с кофе. Наверное, всему виной послужили их натянутые отношения с Летой. Сколько не старалась, Тина не до конца могла понять, отчего между ними по-прежнему не рухнула возведенная ранее стена. Подсознательно девушка все же не в силах была забыть о том, что сидящая напротив неё девушка, являлась первой любовью Ньюта. Скорее, даже не любовью, а простой подростковой влюбленностью, совсем далекой от взрослого и более осознанного чувства. Разум твердил, что терзать сердце волнениями после тех ужасных, но все же позволивших открыть глаза на никчёмные обиды, парижский дней абсолютно бессмысленно, однако глядя на то, как Лета и Ньют порою перешептывались, вспоминая моменты из детства, на душе у Голдштейн начинали предательски скрести кошки. Все из-за того, что Лета знала Скамандера намного лучше, чем она. Тесей в отличие от Тины наблюдал за ними гораздо спокойнее, но стоило признать, что и у него была весомая доля преимущества: он столько лет провел бок о бок с младшим братом и Летой, в то время, как Тина только-только начинала по-настоящему входить в их семью. Хоть со дня их первой встречи и прошло достаточно времени, Голдштейн не могла похвастаться тем, что у них с Летой сложились приятельские отношения. Конечно, они стали чаще видеться, поддерживали беседу, обмениваясь разными несущественными фразами, но все же холодность и некая недосказанность проскальзывали между ними. — Ты найдешь общий язык с Летой, Тина, — пожимая плечами, говорил ей Ньют, целуя на прощание в лоб. — Уверен, вы отлично проведете время без нас, — отстраняясь, смущенно добавил он и скрылся за дверью вслед за Тесеем. Получив приглашение от матери, братья Скамандеры собирались нанести визит в свое фамильное поместье, однако Тина и Лета вынуждены были остаться в Лондоне, так и не получив должных объяснений такому стечению обстоятельств. Лета, безусловно, старалась выпытать у Тесея подробности. Тот курил на балконе, и в ответ на озадаченный взгляд невесты, лишь затушил сигарету, а потом скупо пояснил о том, что матушка наверняка готовит какой-то сюрприз, о котором дамы не должны узнать прежде времени. И вот сейчас, расположившись на кухне, Тина коротала время с Летой. Их скромную компанию скрашивало красивое пение, но буквально пару мгновений назад патефон внезапно выключился и все вокруг смолкло. Тишина как нельзя кстати располагала к погружению в мир размышлений, и Тина уверяла в то, что, возможно, как раз именно сегодня им представился тот редкий случай, когда можно наконец-то собрать все пазлы в единую картину и разгонять грозовые темные тучи, нарочно повисшие между ними. Словно прочтя мысли Тины, уголки губ Леты поднялись вверх, и она облегченно вздохнула. — Что ж тогда нам нужно придумать, чем заняться! — у неё азартно загорелись глаза, и тембр голоса, казалось, стал намного увереннее и звонче. Она встала, аккуратно разгладила складки на своей зеленой клетчатой юбке и задумчиво взглянула на часы. — И какие же у тебя будут предложения? — поинтересовалась Тина, наблюдая за Летой и попутно допивая кофе, та задумчиво щёлкнула пальцами, а затем лукаво взглянула на Голдштейн. — Может, прогуляемся? Мелкий дождь по-прежнему осаждал улицы Лондона, но немногочисленные прохожие все же избегали возможности воспользоваться зонтиком. Капли были практически невесомым и бодрящими, благодаря их стараниям в воздухе дышалось намного легче, а солнечные лучи, едва проскальзывающие из-за плотного серого покрывала облаков, слабо скользили по тротуару, пританцовывая в виде бликов на небольших лужицах. Лета с Тиной не стали применять чары, которые обезопасили бы их от дождя. Они медленно пробирались по тротуару, минуя лужи, и почти вышли к набережной Виктории. Вдалеке уже промелькнуло несколько фонарных столбов и стоящие суда. Возле Темзы воздух стал намного резче и уже не отдавал тем добрым бодрящим настроем, скорее, он, наоборот, старался уколоть, сильнее встряхнуть все вокруг, но холод не ощущался и не нужно было кутаться сильнее в мантию. Сама река напоминала длинную серебристую ленту, по которой катились крохотные волны, похожие на взболтавшееся желе. Вода поблескивала в лучах раннего весеннего солнца, а с севера доносился печальный гудок баржи. Все это время Тина и Лета обсуждали недавно принятый в Министерстве закон, хоть до этого и условились забыть о работе, но разговор все же нарочно свелся именно к ней. — Обожаю такую погоду! — сменив тему, произнесла Лета. — В Министерстве всегда так душно, вся голова забита фразами и словами из отчетов, а ещё больше косыми взглядами за спиной. — Лестрейндж по-ребячески ускорила шаг, почти побежала и, наконец, опустила ладони на парапет. — А сейчас вся тоска, словно отступает, смывается вместе с каплями. — Прости, мне не стоило начинать беседу с разговора о работе, Лета, — Тина сочувственно взглянула на неё, подходя ближе и прищуривая глаза из-за солнца. На мгновение почудилось, будто бы фонарный чугунный дельфин ожил и приветливо подмигнул им. — Пустяки, я уже привыкла к тому, что мне трудно уживаться с окружающими, — Лета продолжала умиротворенно разглядывать проплывающие суда, провожая их взглядом, но Тина готова была поклясться в том, что её что-то гнетет. В каждом её жесте прослеживалось волнение. — К тому же по поверью поблизости с мостом Ватерлоо всегда в голову лезут самые мрачные мысли. — она чуть усмехнулась. — Только Тесею не говори об этом, иначе мы перестанем с ним здесь прогуливаться по вечерам. — Хорошо, не скажу, — пообещала Тина, мягко улыбнувшись и устремив взгляд вдаль. Набережная Темзы действительно впитывала в себя особую, ни с чем не сравнимую атмосферу. Тина подметила загадочность этого места, когда Ньют устроил для неё небольшое знакомство с Лондоном. В тот день город казался просто гигантским, несмотря на то, что здесь господствовала более умиротворенная обстановка нежели в родном суетливом Нью-Йорке. — У меня даже в школе не было близких друзей, только Ньют... — Лета развернулась к Тине лицом, и в её глазах проблеснула едва уловимая грусть. Наверное, поверье все же не лжет... Голдштейн инстинктивно коснулась её руки, стараясь подбодрить. Подобрать нужные слова поддержки сейчас было крайне трудно. Вот если бы рядом была Куинни, своей заразительной солнечностью сестра, непременно, сумела бы отвлечь Лету и поднять ей настроение. Но сестры здесь не было, поэтому нужно как можно скорее взять все в свои руки. — У меня тоже не так-то много близких подруг, в школе меня считали слишком педантичной... но рядом всегда бы Куинни. — произнесла Тина, она нечасто вспоминала об Ильверморни и годах, проведенных там. Но это скользкое и почти забытое чувство шевельнулось где-то в самых сокровенных уголках души, ужалило, будто змея, и напомнило о тех временах, когда Тина могла надеяться лишь на саму себя и вертелась совсем одна в этом мире, стараясь держаться на плаву вместе с сестрой. «Да, порою и один человек способен сильно повлиять на судьбу »‎, — подумала она, но вслух не произнесла. — Лета, давай пройдемся ещё, заглянем в какой-нибудь бутик? Подальше от ненастных мыслей, — Тина сжала её ладонь, будто бы призывая сдвинуться с места, и Лестрейндж наконец нашла в себе силы и легко ступила вперед, кивнув в ответ. Медленно покинув пристань, Лета мысленно упрекала себя за то, что вновь позволила подступить так близко тому гнетущему состоянию, пронзающему её своими стрелами, всякий раз, когда Тесей покидал её. Наверное, все оттого, что она слишком пресытилась к тому, что Скамандер всегда находился рядом и одним своим взглядом не позволял хмурым мыслям заполнять и без того отравленный страхами разум. Лестрейндж испытывала приступ вины: ей совсем не хотелось грузить Тину проблемами, тянущимися мрачной тенью вслед за ней с самого детства. Наоборот, она стремилась получше узнать её, чтобы раз и навсегда расставить все точки над «i», разрушить холодность и осторожность, звучащие в их словах. Но настроиться на правильный разговор, открывший все карты, не получалось. Вся загвоздка заключалась в том, что Лета совершенно не представляла, как вообще ведутся такие беседы? Все, о чем она могла поведать Голдштейн, сводилось к детству, проведенному с Ньютом в Хогвартсе. Однако Лета замечала, что порою, когда они с Ньютом разговаривали о чем-то своем, Тина немножко ревниво поджимала губы и старалась не смотреть в их сторону. Конечно же, больше масла в огонь добавили журналисты, выпустив тот злосчастный выпуск Ежедневного Пророка, но Ньют сумел правильно объяснить сложившуюся ситуацию. Лета не должна ничего доказывать Тине и уж тем более искать оправданий за несовершенные проступки, но почему-то ей очень хотелось расположить Голдштейн к себе и, возможно, даже подружиться. В конце концов, Тина занимала особое место в сердце Ньюта, и стоило признать, Лестрейндж очень скучала по ушедшим временам дружбы с ним. Отношения с Ньютом в последние годы заметно потускнели, но сейчас, когда появился шанс, наконец, вернуть ту прежнюю связь, нужно было смело хвататься за каждую верную ниточку. Отвлекшись от своих размышлений и заметив, что Тина практически свернула в магловскую часть Лондона, Лета дотронулась до её плеча. — Ты же хотела кое-куда заглянуть напоследок, — улыбнулась она, указывая на Мраморную арку возле Гайд-парк, скрывающую защитными чарами небольшую развилку на Оксфорд-стрит, где и находился тот самый бутик. — Похоже, все-таки я не до конца освоилась в Лондоне, — произнесла Тина, качнув головой. — Лондон не такой уж огромный город, скоро освоишься, — минуя арку, заговорила Лета, из-за дождя её волосы в конец распушились и стали путаться в поблёскивающих серьгах. В бутик старины Блэнча они зашли как нельзя кстати: поступила новая коллекция мантий, и Лета, перебросившись парой фраз с хозяином магазина, первым делом отправилась именно в этот раздел. Тина же осталась в раздумьях. Она нечасто посещала бутики раньше: работа в Министерстве занимала все свободное время. Да и сегодня Голдштейн оказалась здесь из-за того, что никакой другой идеи, которая помогла бы отвлечь Лету от ненастных мыслей, не пришло на ум. Разглядывая фасоны шляпок, Тина без труда нашла бежеватый клош. Руки так и потянулись к шляпке и спустя пару мгновений она оказалась у девушки в руках. Тина имела особую слабость к шляпкам, а это был её любимый фасон. Шляпка, с удобными узкими полями и лентой, украшенной зачарованным цветом, от которого исходил аромат жасмина. Рядом находились новомодные канотье, так часто мелькающие на обложках французских журналов и представляющие собой грубоватую соломенную шляпку с низкой плоской тульей и широкой черной лентой. Голдштейн долго не решалась примерить и, наконец, предпочтя канотье, она оценивающе посмотрела на свое отражение в зеркале. Пожалуй, фасон идеально вписался бы в дополнение одного из её костюмов. — Тина, как тебе идет! — когда Тина примерила клош, за спиной послышался голос Леты. Она вышла в светло-бирюзовой мантии, быстро надев миниатюрную шляпку с вуалью, шутливо покружилась вокруг. — Как только увижу мантии, то сразу теряю голову, — пояснила она, хмыкнув, — хоть в чем-то проявляться мои аристократические замашки. — произнося эти слова, выражение лица Лестрейндж стало таким серьёзным, что Тина не смогла сдержаться и рассмеялась, а Лета подхватила её смех и добавила. — Давай и тебе подберём мантию? Поддавшись уговорам Леты, Голдштейн тоже приобрела помимо понравившейся шляпки ещё и две мантии, и довольные девушки покинули бутик, подметив, неожиданную перемену погоды. Хотя вряд ли появлением тумана можно было кого-нибудь удивить. Тина заправила прядь волос за ухо, осознав, что они с Лестрейндж снова замолчали. Лета выглядела взволнованно, поправляла перчатку на руке, явно решаясь что-то сказать ей. — Тина, я давно хотела с тобой поговорить, — Лета указала рукой на скамью возле памятника Шекспиру, на мгновение запнувшись, — о Ньюте, вернее, обо мне и Ньюте, в общем обо всем, что нас связывает, — Тина кивнула, присаживаясь рядом и ожидая, когда девушка продолжит. Безусловно, она сама хотела затронуть эту тему и сейчас была несказанно рада тому, что Лета разделяла её порыв. Собравшись с мыслями, и немного нервно сцепив руки в замок, Лестрейндж продолжила начатую ранее речь. — Сегодня я уже упоминала о том, что в школе я так и не смогла обзавестись друзьями, и Ньют стал единственным близким мне человеком, — уголки губ Леты поднялись вверх, припомнив все многочисленные вылазки в запретный лес и наказания, которые последовали за этими действиями. — Мы вдвоем сильно выделялись на фоне других, и поэтому нашли отдушину друг в друге, но мы испытывали лишь дружескую симпатию, — произнесла Лета, а потом вдруг поправила себя. — Вернее, Ньют был влюблен в меня, но я не чувствовала того же, и, возможно, сама того не ведая, давала ему ложную надежду. Тина, никогда не сомневайся в том, его чувства ко мне остались в прошлом. Он любит тебя, — Лета искренне улыбнулась, глядя Тине прямо в глаза. В её взгляде былые грусть и отчужденность сменились чем-то воодушевляющем и согревающем, совсем как весенние солнечные лучи. — Именно любит, Тина, потому что, встретив тебя, он стал действовать уверенно, а не довольствоваться теми короткими мгновениями, которые мы с ним проживали в детстве... А я по-прежнему очень ценю Ньюта, он хороший и верный друг, — в завершении сказала Лета. — Спасибо, Лета, — все, что смогла вымолвить Тина в ответ. Она понимала, что Лестрейндж очень нелегко далось это решение. Тина сама находилась в подобном положении, только в отличие от Леты она все-таки не стала брать все в свои руки из-за нежелания давить на неё и портить настроение. Но именно сейчас, когда Лестрейндж выговорилась, Тина вдруг поняла, что ей нравилось её общество. Лета столько всего пережила, не переставая по-прежнему бороться со своими страхами все эти годы, и, несмотря на свое благородное происхождение, совсем не напоминала жеманную куклу. Она, как никто другой, заслуживала восхищения со стороны окружающих. — Я очень признательна тебе за такую откровенность. — Я не хочу, чтобы из-за меня у вас с Ньютом были проблемы, — выдохнув, произнесла Лета. — все-таки слухи порою сильно давят и лучше разобраться с ними лично, а не доводить до того, чтобы они начали съедать тебя изнутри. — Ньют, кстати, скучает по вашей дружбе не меньше, чем ты, — Тина улыбнулась, — Думаю, тебе и Тесею надо почаще заходить к нам. — Тесей будет рад. Он столько раз пытался затащить Ньюта к нам в гости, но все тщетно, — Лета усмехнулась. — то он в экспедиции, то ещё что-то... К концу прогулки им все же пришлось применить согревающие чары и, оказавшись в квартире, они решили, что не помешает выпить пару стаканчиков глинтвейна. Обычно, возвращаясь домой после работы, именно Тесей занимался приготовлением данного напитка, а Лета, устроившись с газетой за столом, молчаливо наблюдала за ним. Однако этим вечером она на правах гостеприимной хозяйки собиралась сама заняться глинтвейном, поручив Тине временно пристроить их обновки в гостиной. — Знаешь, Тесей иногда так смотрит на меня, словно хочет защитить от всего на свете... — Лета заправила прядь волос за ухо, — До сих пор не пойму, что он нашел во мне? Любая другая чистокровная волшебница подошла бы ему куда больше меня. — она говорила так, словно размышляла сама с собой, поддавшись новому приступу внезапной грусти. — Но любит-то он тебя, — вклинилась в её рассуждения Тина, будто напоминая о своем присутствии. — Почему ты так сомневаешься в выборе Тесея, Лета? — Я не привыкла быть счастливой, — вздохнув, произнесла Лета, развернувшись к плите и помешивая уже почти готовый глинтвейн, после её незамысловатых действий пряный запах ещё сильнее распространялся по кухне. — А ещё больше к тому, что находящиеся рядом со мной люди, могут обрести хотя бы крупицу той радости, которой они охотно делятся со мной. — Я думаю, что после вашей с Тесеем свадьбы твоё мнение изменится в лучшую сторону, — взмахнув палочкой, Голдштейн приманила несколько чашек на стол, а после произнесла, — И, Лета, я буду рада стать твоей подругой, — после её слов Лета обернулась, и улыбка осветила её печальное лицо. Она ничего не сказала в ответ, лишь благодарно кивнула, готовясь медленно разлить глинтвейн по чашкам. После первых осторожных глотков, обе девушки сошлись на том, что напиток удался, благодаря ему внутри, словно разожглось согревающее пламя, которое позволило скрасить остаток вечера более веселой и беззаботной беседой, отбросившей раз и навсегда былую скованность вместе с дурными мыслями.