шёпот листьев на ветру

Стрелки на часах встретились, пробив ровно восемь. Ленивое тик-так вторглось в квартиру, напомнив о том, что уже пора осуществить задуманное. Наступал поздний вечер, на улице загорались фонари, а прохожие спешили по домам. Небо в одно мгновение стало неимоверно хмурым, на Нью-Йорк готовился пролиться дождь. Куинни задернула окно шторой и снова метнулась к зеркалу, нервно проведя по золотистым кудряшкам грубой расческой. Из отражения на нее глядела непривычно грустная девушка с заплаканными глазами. Нужно было нанести легкий макияж и подправить прическу. Для этого Куинни потребовалась несколько секунд, легкий взмах палочкой и заклинания в миг исправили ситуацию. Локоны распрямились, щеки, благодаря пудре, порозовели, а едва заметные тени придали глазам тону таинственного очарования. Только улыбка никак не хотела дополнять образ девушки, чье сердце должна переполнять радость. Из зеркала на Куинни по-прежнему глядел печальный силуэт, полный волнения и сомнений. Почему все складывалось именно так? Ведь Голдштейн так долго ждала этого особенного дня, изменившего ее жизнь навсегда. Она столько месяцев потратила на то, чтобы собственными руками сотворить дверцу, отворившую путь к счастью и захлопнуть расставленные для нее капканы в виде правил и предостережений. Она отгородилась от здравого смысла и закрылась от чувства вины перед сестрой лишь для того, чтобы исполнить свою заветную мечту. И когда план побега из ненавистной Америки, где глупые предрассудки запрещали соединять судьбы волшебников и маглов, наконец-то подошел к своей финальной стадии, Куинни всячески старалась оттянуть драгоценные крупицы времени, чтобы хотя бы чуть-чуть продлить свое пребывание в квартире, которую на протяжении многих лет считала настоящим домом. Все складывалось удачнее некуда: Тина задерживалась в Министерстве. Наверняка сидела с кипой бумажной работы или же выслушивал претензии от начальства из-за своевольных поступков, совершенно не догадываясь о том, что затеяла ее младшая сестра. Тина всегда поражала своей проницательностью, но, к приятному удивлению Куинни, она так и не заподозрила её во лжи и уж тем более не предполагала, на какой важный шаг она осмелилась. Иногда Куинни казалось, что не успеет она и глазом моргнуть, как все рухнет, однако удача явно благоволила ей, раз Тина, движимая чувством ответственности за судьбу Криденса и пытавшаяся залечить сердечные раны, полностью сосредоточилась на его поисках. Впрочем, Куинни следовало отдать должное: она до последнего старалась играть роль образумившейся младшей сестренки. Ей так тяжело было сократить встречи с Якобом, но лишь благодаря фальшивому безразличию к милому пекарю, она смогла наладить отношения с сестрой. Нет, Тина разумеется, не считала, что Якоб не достоин Куинни только потому, что не обладал магическими способностями. Но сестру беспокоило то, что про их отношения могли узнать. Она так часто любила повторять, что их связь принесет им больше страданий нежели счастья в будущем. А ещё Тина упускала очень много важного, и у Куинни никак не получалось пробиться сквозь барьеры старшей Голдштейн, полные холодных рассуждений. — Ты не хочешь, чтобы я была счастливой, признайся?! — Куинни отчетливо помнила тот поздний апрельский вечер, когда спор с сестрой плавно растянулся на час и перерос в ссору. А все из-за того, что у неё не получилось раньше покинуть квартиру. — Ну, давай, закрой меня дома, а я все равно увижусь с Якобом! — Куинни, как же ты не понимаешь, что это опасно! Если не думаешь о себе, — Тина старалась говорить строго, но печальный взгляд выдавал ее. Вряд ли столь правильные слова приносили сестре радость. — Подумай о Якобе! Ты хочешь, чтобы ему снова стерли память? «Подумай о Якобе» — всего одна фраза, а шаткое равновесие в душе Куинни стремительно рассыпалось. Как только у сестры язык поворачивался такое говорить? Она ведь постоянно только и делала, что думала о нем! Ведь в отличие от Тины, Якоб не был для Куинни тем, кого так легко вычеркнуть из жизни! — Этого не случится! — протестовала Куинни, замечая, как надрывался ее голос. В последнее время после разговоров с сестрой ей хотелось одного: запереться у себя в комнате и плакать, уткнувшись в подушку. Тина не понимала её... — Мы очень осторожны! Никто не узнает! Почему ты всегда так пессимистично настроена? — Ты не можешь быть в этом уверена, — парировала Тина, хмурясь. — Раз уж тебе не удалось скрыть от меня тайные встречи с Якобом, полагаешь, другие закроют на это глаза? Законы, есть законы. Куинни, я понимаю, что ты чувствуешь... Я не хочу вам обоим зла. Но ты должна повзрослеть и принять то, что не в силах изменить! Куинни почти усмехнулась. Она прекрасно знала, что благие намерения порою приносят куда больше вреда, нежели пользы. Только она по-прежнему не представляла, как Тина могла желать ей разбить собственное сердце вдребезги. Сестра ведь больше других была осведомлена о том, что происходило внутри Куинни, как отчаянно она желала полюбить кого-то раз и навсегда. — Конечно, ты не хочешь поверить в нас, Тина! Ты хочешь, чтобы я осталась старой девой до конца дней вместе с тобой! — вскрикнула Куинни, а после с ее губ яростно слетели слова, о которых она жалела и по сей день. Но, увы, сказанного не вернешь. — Ты уже потеряла Ньюта, так не рушь мою личную жизнь! — Куинни, у меня и в мыслях не было, — Тина, будто бы не сразу уловила смысл последней фразы, а потом вдруг резко смолкла. — Подожди, а при чем здесь Ньют? Куинни опустила глаза на стол, и взгляд, цепляющийся за выпуск газеты, выдал ее. Тина быстро схватила газету, и словно не веря своим глазам, пристально рассматривала обложку нашумевшей статьи. Громкий заголовок о грядущей свадьбе. И колдография Ньюта в компании старшего брата и невесты, Леты Лестрейндж. Той девушки, чей портрет он так бережно хранил в чемодане. — Тина, прости, я не знаю, что на меня нашло... — Куинни солгала: ей же хотелось, чтобы сестра почувствовала себя на её месте, осознала, каково это, терять человека, к которому сильно привязалась. Раньше Куинни, не раздумывая, обняла бы старшую сестру, но сейчас ноги, словно приклеилась к полу. Тина продолжала молчать, а потом усмехнулась. — Все в порядке, я рада за Нью... Мистера Скамандера, — поправила саму себя Тина, а потом, будто обронив нить их разговора, произнесла. — Куинни, прошу будь благоразумна. Потом Куинни все же ушла на свидание, оставив сестру одну в квартире. Она могла бы поддержать ее, но, зная характер Тины, не терпящий жалости к собственной персоне, она не сомневалась в том, что сестра вряд ли захочет поплакаться ей в плечо. Скорее всего, выпьет кофе и просидит до утра с отчетами, которые нужно сдать начальству. Как только Тина умудрялась находить утешение в работе? Куинни не понимала, ведь ей куда проще было бы выговориться о всех гнетущих бедах, а не переключать внимание на другие дела. Та ссора отложила неприятный осадок в душе Куинни, она чувствовала себя мерзкой, неблагодарной, но в то же время разногласия с сестрой подтолкнули её к действиям. Свидание с Якобом в Центральном Парке закончилось раньше, чем она планировала. Они так и не отправились в кафе, а остались сидеть на скамейке под кронами деревьев. Она все думала о том, как спасти еще не успевшие погибнуть отношения, пропуская шутки Якоба мимо ушей. — Солнышко, ты в порядке? — Ковальски обеспокоенно дотронулся до её руки. — Ты такая молчаливая сегодня. Что-то случилось? После слов пекаря Куинни тут же просияла, словно все тучи, гнятущие и сковывавшие её, рассеялись. До чего же он был внимателен к ней! Как только Тина не могла понять, что она дорожит Якобом именно потому, что его волнует вся она, включая её внутренний мир, а не только красивая оболочка, как других мужчин. Как можно было оттолкнуть Ковальски, к тому же Куинни помнила о том, как он поделился с ней прошлым опытом: его ведь уже отвергала невеста. — Милый, все хорошо, — Куинни улыбнулась, сжимая его ладонь. — Всего лишь поссорилась с сестрой, и голова что-то разболелась. — Может, тебя проводить домой? — Якоб улыбнулся ей в ответ, и Куинни согласилась, попутно поцеловав его. Ещё ни с одним мужчиной она не чувствовала себя так комфортно. Домой Куинни все же вернулась не скоро. Она прогуливалась по кварталу, думая о том, как доказать Тине свою правоту и убедить в том, что опасности нет. Но внезапно она вспомнила про многочисленные ссоры и что-то внутри щелкнуло, ответ пришел сам: никак. Тина сказала ей, что пора повзрослеть. И была права, ведь Куинни давно уже поняла то, что её сестра — другая, не такая, как она. Да, они друг для друга самые близкие и дорогие люди, но в то же время их разделяли километры. Мир Тины напоминал Куинни схему, четкий план, в нем всегда побеждал разум. Тина практична и привыкла решать проблемы без колебаний. Ей нравилось брать ответственность в свои руки, смело достигать намеченных целей. А Куинни... В ее воздушном мире редко шел дождик, она готова спрятаться, словно под щит, от всех невзгод. Она не такая сильная, как старшая сестра, не такая правильная, но и она умела бороться. И пора уже доказать Тине, что она выросла, что она способна позаботиться о себе без опеки с ее стороны. План возник в голове Куинни, словно по щелчку пальцев. Она осознала, что вынужденное притворство — единственный способ не потерять Тину вместе с Якобом. Конечно, неправильно и эгоистично было с помощью зелья уговорить Ковальски на переезд, и, сократив встречи с ним, убедить Тину в том, что они расстались. Но только так она могла не оборвать связь с ними навсегда. Куинни была уверена в том, что Якоб сможет заново начать дело всей своей жизни в Англии, тем более с ее помощью. А Тина, прознав про их побег, разумеется будет потрясена, но все обиды сойдут на нет, когда она увидит их счастливыми. Куинни утешала себя столь сладкими грезами всякий раз, когда приступала к приготовлению зелья для Якоба. Рецепт для неё, привыкшей к домашним хлопотам на кухне, был не трудным, но на него требовалось много времени. Куинни пыхтела над котлом лишь в те часы, когда сестра была в Министерстве, а после прихода Тины она пыталась вести себя непринужденно, расспрашивая о ее успехах. — Слушай, Тинни, твой новый напарник. Как же его зовут. Хм, кажется, Томас? — щебетала Куинни, разливая суп по тарелкам. — Может, пригласишь его как-нибудь на чашку чая? Тина вопросительно вскидывала брови вверх, явно не веря в то, что Куинни так быстро забыла Якоба. Хоть ее сестра перестала тайком сбегать из дома и часто в обеденные часы заглядывала к ней на работу. — Что ты так смотришь? — Куинни ласково улыбалась. — Я вообще-то о тебе забочусь! Мм, какой вкусный суп! Ешь, пока не остыл! Все это напоминало старые дни, когда они обе еще не были вовлечены в круговорот приключений, благодаря магозоологу и не познакомились с теми, кто прочно поселился в сердцах. Куинни тяжело давалась ложь, но разве у нее был иной выбор? Тина же не могла, в отличие от нее, за версту слышать мысли всех одиноких людей, тяготящихся своим положением и жаждущих любви. А Куинни отчетливо различала их грустные размышления, которые, подобно снежному кому, наслаивались друг на друга, и сильнее боялась, что навсегда потеряет возможность создать семью. Что все в одно мгновение выскользнет из рук, как в тот день, когда умерли родители. Подумав об этом снова, Куинни надела пальто поверх темно-фиолетового платья и крепче сжала собранный чемодан. Якоб уже ждал ее, но не дойдя до коридора несколько метров, она свернула на кухню. На столе красовалась нарезанная шарлотка. Любимый с детства пирог Тины... Куинни резко зажмурилась, моргнула пару раз, отталкивая слезинки и взмахнув палочкой, на стол опустился крохотный клочок бумаги. «Тинни, я тебя очень люблю и надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь меня. Не ищи меня прежде времени и не волнуйся. Прости за все ссоры, обидные слова и прощай. P.s Береги себя, целую, Куинни». Куинни не стало легче, наоборот, она чувствовала, будто ножницами перерезала связь с сестрой, за которую так зацеплялась раньше. Однако уверенность и какое-то шальное бесстрашие возросло в ней, и она решительно дернула за ручку. Якоб ведь наверняка уже пришел к месту встречи, она не должна опоздать, ведь счастье совсем близко.