Там, где твое сердце — твой вечный покой.
***
— Что ты делаешь? — хрипло спрашивает Юнги, чувствуя холодные пальцы Чимина на своей коже. И когда только тот успел забраться к нему под свитер? Юнги точно ещё в сознании или уже в бреду? Приятно. Весьма. Смотритель всё же крайне искусный кукловод, жалко только, что марионетка в его руках — это сам Юнги. Сложно расслабиться, когда знаешь, что тобой безжалостно манипулируют. Юнги так хочется поддаться, но… он сильнее этого. Наверное. — Ничего особенного, — выдыхает смотритель, внимательно наблюдая за метаниями своей (почти) любимой жертвы. Юнги ему не верит. Весьма паршиво делает вид, что со всем согласен, а у самого в голове — явно многоуровневые хитроумные планы. Глупый, глупый человек. Чимин почти уже уверен, кто он на самом деле и что делает на маяке. Ещё совсем немного — и порочный круг будет разорван. Только бы псина кусачая не подвела. — Просто трогаю. — Это как-то… — запинается Юнги. — Интимно и неожиданно. — Тебе не нравится? — на мгновение останавливается Чимин. — Мне остановиться? — Мне нравится, очень даже, — на грани слышимости шепчет Юнги. — Но ты же не по парням… сам говорил. — Я ничего подобного не говорил, — возобновляя ласки, смеётся Чимин. — Ты сам так решил. Сделал неожиданный каминг-аут и сиганул в кусты. Да, Юнги? — Чай попили, и в кровать? Наш досуг как-то уж слишком кардинально поменялся, — упираясь одной рукой в стену, хмыкает Юнги, умышленно игнорируя последнюю реплику смотрителя. Чимин решил с ним переспать? Но зачем? Думает, что после этого Юнги станет более покладистым? Хочет обзавестись ещё одной «собакой»? Интересно, а с Тэхёном он тоже… делал всё так же? — А между чаем и кроватью должно быть что-то ещё? — приподняв бровь, спрашивает Чимин. Издевается. Прощупывает почву и атакует. — Тортик, например? — А почему бы и нет? — чувствуя первые нотки неуверенности в себе, отмахивается Юнги. Не думать о Тэхёне. Нельзя думать о призраке. И ревновать нельзя. Не сейчас. Всё слишком абсурдно. Чимин громко смеётся и резко разворачивает Юнги к себе лицом. Он не знает, зачем всё это делает. Зачем трогает, зачем склоняет к близости. Возможно, из-за стресса? Слишком много всего навалилось в последнее время, слишком много всего предстоит ещё сделать. Нужно отвлечься. Нужно расслабиться. Успокоиться. Ах, это глупое человеческое нутро. Чимин всеми фибрами своей чёрной души неистово желает избавиться, наконец, от людской оболочки и вновь стать собой. Собой. Тем великим и могущественным… кем? Как его зовут на самом деле? Он до сих пор не может вспомнить. Интересно, а Тэхён помнит? Или предпочёл забыть? В голове Чимина давно живёт некая персона, которая каждую ночь приходит к нему в постель и ведёт долгие скучные монологи о жизни и смерти. Сначала смотритель яростно боролся с этим демоном, убегал, прятался, но затем, устав, принял того как нечто должное. Демон вблизи оказался совсем нестрашным, можно даже сказать ручным, да и выглядел тот в точности, как сам Чимин, только с чешуёй. Демон — это Чимин. Настоящий. Величественный. Опасный. Скованный цепями и запертый на маяке. Печать сильна, но не всесильна. Ни боли, ни пощады, ни недостатков. Демон — ответ, который не требует вопросов. Теперь Чимин это понимает. Юнги тоже поймёт. Со временем. Целовать Юнги немного странно, но определённо приятно. Тот отвечает со всей страстью и так ласково прикасается к Чимину, что тому невольно хочется ответить такой же подкупающей нежностью. В постели нет нужды быть жестоким. Можно просто поддаться эмоциям и с головой окунуться в удовольствие. Чимин давно этого не делал. Но тело ведь всё помнит. Тихонько застонав, Чим неосознанно крепче прижимается к Юнги, позволяя тому целовать себя так, как этого хочется. Один раз. Всего один раз. Одна слабость его не погубит. Не здесь и не сейчас. Стянув с Юнги рубашку, Чимин медленно оглаживает бока и плечи любовника, а затем, не разрывая поцелуя, тихонько начинает подталкивать того к кровати. Это риск. Да. Но кому до этого есть дело? Чимин никогда не любил долгие прелюдии, часами вылизывать чужое тело для него слишком утомительное занятие. Зачем всё это, когда можно сразу перейти к главному блюду, не растеряв при этом ни времени, ни удовольствия? Но если он поступит так же и с Юнги, не спугнет ли он того? Не разрушит ли шаткий мост доверия? Как же сложно быть плохим и хорошим одновременно. Диссонанс внутри утомляет. Нужно терпеть, стойко терпеть, осталось не так уж и много времени до нового старта. Всего один рывок. Пусть и длинный. Великодушно решив никуда не торопиться, Чимин, не разрывая поцелуя, осторожно укладывает любовника на спину и мрачной тенью нависает сверху. Непривычно. Но и не плохо. Так ведь и должно быть? Нехотя отрываясь от столь манящих губ, Чимин ловко избавляется от оставшейся на нём и Юнги одежды и лениво принимается покрывать невесомыми поцелуями плечи и шею любовника. Какая небывалая щедрость. Чимину так и хочется рассмеяться и громко проговорить: «Прощай, бездушный мир, я отправлю тебе сожжённую открытку». Обводя кончиком языка скулы и немного прикусывая подбородок Юнги, Чимин, понимая, что ходит на грани, мысленно приказывает себе собраться. Не время сейчас для посторонних мыслей. Куколка — в бабочку, ложь — в сладчайшую правду. Сегодня только так. Проведя дорожку из поцелуев ниже, к соскам и нежно обхватывая губами сначала один, а затем и второй, Чимин неторопливо прикусывает их. Находя своеобразное удовольствие в рваных вздохах Юнги, Чим медленно проводит языком по низу худого живота и, ласково прикусив нежную кожу, берёт в руку средоточие возбуждения любовника. Большой практики в минетном деле у Чимина нет, от слова «совсем», но сейчас ему самому почему-то захотелось вобрать в рот возбужденный орган и медленно доводить Юнги до исступления. Садизм? Похоже на то. Увлажнив язык, Чим медленно проводит им по всему стволу члена снизу вверх, очерчивая контуры вен. Головку пока не трогает. Это на сладкое. Не так давно Чим прочитал большой эротический роман, в котором минет был описан так подробно, что даже девственница на радость своему партнёру легко смогла бы всё умело повторить. Чимин, конечно, далеко не девственница, но эти сомнительные знания, как ни странно, пригодились и ему. Похоже, зря он подобную литературу мусором считал. Нужно будет ещё с парой опусов ознакомиться. Исключительно ради интереса, разумеется. Неотрывно глядя в глаза Юнги, Чимин, прекрасно зная, как соблазнительно сейчас выглядит, обхватывает губами возбуждённую головку, слизывая языком выступившие капли смазки, и на пробу двигает головой вперед, погружая член в тесный жар своего рта. Откидывая голову назад, Юнги, до конца не веря в происходящее, крепко зажмуривает глаза и напрасно пытается хоть немного успокоиться. Чимин делает ему минет. Мечты стали реальностью, именно в тот момент, когда он меньше всего был готов к этому. Кто бы мог подумать, что холодный смотритель маяка в постели столь горяч и смел? Ещё немного, и Юнги, как наивный дурак, сделает всё, о чём его только попросят. Слабак. Удобно расположившись между ног любовника, Чимин весьма умело ласкает ртом возбужденную плоть, старательно отсасывая и лишь изредка помогая себе рукой. Вбирая член почти на всю длину, Чим, помня инструкции, не забывает при этом другой рукой ласкать чувствительную мошонку. Терпеливо дождавшись, пока Юнги потеряется в удовольствии, Чимин, украдкой облизав свои пальцы, почти ласково гладит вход в неожиданно столь желанное тело. Проигнорировав нервный вздох, Чим медленно проникает двумя пальцами внутрь и замирает. Тепло. И узко. Тихий вздох — словно песнь, мгновение затишья перед бурей. Чем дальше, тем интереснее. Громко охнув, Юнги, до боли прикусывая губу, не без усилий конечно, пытается чуток расслабиться и сосредоточиться исключительно на языке Чимина. Но напрасно. Пальцы в своей заднице он чувствует впервые, и от этого не то страшно, не то интересно, но менять что-либо в расстановке позиций уже явно поздно. Аккуратно подготавливая Юнги для себя, Чим, начиная все быстрее заглатывать член, старается тем самым свести неприятные ощущения до минимума. Не тратя особо много времени на растяжку, Чимин выпускает член любовника изо рта и ласково проводит ладонями по его бедрам. Закинув худые ноги себе на плечи, Чим осторожно приставляет свой член к узкому входу и медленно, стараясь не причинить боли, начинает входить в подрагивающее тело. Широко раскрыв глаза, Юнги, громко и весьма матерно выругавшись, хватается пальцами за краешек старого дивана, напрасно пытаясь превозмочь боль. Совсем не так он представлял себе ощущения тех, кто предпочитает быть снизу. Удовольствия, что он испытывал, было куда меньше, чем тупой боли. Чимин, прекрасно видя, что Юнги некомфортно, намеренно не спешит и чертовски медленно входит в чужое тело. И так же непозволительно медленно выходит, давая возможность сполна ощутить прелесть проникновения. Застань их сейчас Тэхён — повторно умер бы на месте от удивления. Чимин и нежность — это две совершенно разные реальности. Не пересекающиеся. Никогда. — Поцелуй меня, иначе я начну отбиваться от тебя, — обнимая Чимина за шею, рычит Юнги. — Отбиваться не нужно, — хихикает Чим и, немного наклонившись, тут же принимается охотно целовать губы любовника, при этом понемногу увеличивая скорость своих толчков. — Твою мать, — вырывается у Юнги в поцелуй. Крепко обхватив руками шею Чимина, Юнги со всем желанием отвечает на поцелуй и с некоторым сожалением отмечает, что окончательно потерялся. Лично взял смотрителя за руку и со светлой тропинки сошёл в лесную чащу. Теперь он пойман в ловушку осени, окутан толщей сухих листьев, и под тихие всхлипы лета, эхом отдающиеся где-то на периферии сознания, всё глубже погружается в это двуличное море. Привкус яда на губах, дыхание смерти и могильный прах. Как всё свелось к этому? И почему у Юнги такое стойкое чувство, будто подобное уже было? Причём именно с ним и Чимином? Дежавю? Почувствовав неминуемое приближение кульминации, Чимин просовывает свои ладони под ягодицы Юнги и, немного приподымая их, начинает проникать максимально глубоко. Увеличивая скорость толчков, Чим, с неким упоением наблюдая за тем, как дрожащими руками Юнги надрачивает свой член, находит в этом своеобразную красоту. Это красиво. Правда красиво. Красиво именно для Чимина. И почему-то немного знакомо… Фантазии? Или же отголоски чего-то? Прошлого? Будущего? Чимин не уверен. Не уверен и разбираться ни в чём не спешит. Влияние момента зачастую слишком сильно. Всё после. Значительно после. Когда толчки Чимина становятся максимально острыми и быстрыми, Юнги отчаянно цепляется ногтями за плечи партнёра и притягивает смотрителя как можно ближе к себе. Ему жизненно необходимо именно в этот самый момент ощущать горячее дыхание на своей влажной коже. Ему необходим Чимин. Весь. В голове громко звонят церковные колокола, перед глазами туман, молнии и гром, и Юнги вдруг понимает, что это предупреждение, что настало время приготовиться к падению. Тепло любви — вот истинное таинство, священное и, как океан, безбрежное. Почему-то достигая своего пика, Юнги чувствует к Чимину лишь всепоглощающую любовь. Безумную и совершенно нездоровую. Он готов возводить для него целые храмы, но не из золота и серебра, а такие, чтобы их величие было далеко за пределами суда над душами. Яркая вспышка — и Юнги вместо постели оказывается в лодке. Берег виднеется едва ли, в руках у него огромная бычья голова. Он нанизывает её на толстую леску с огромным крючком и закидывает в воду. Ждёт. Чего, не понимает. Но кто-то клюёт. Кто-то большой, ибо у Юнги едва хватает сил удержать в руках удочку. Мгновение, и дно лодки не выдерживает, Юнги неумолимо идёт на дно. Упершись в ил ногами, он что есть сил притягивает к себе огромного змея, который яростно бьёт хвостом и превращается в Чимина, который, злобно рыча, смотрит на него. Юнги чувствует, что готов убить Чимина. У него есть на это силы, он сможет. Одной рукой крепче перехватывая леску, второй он замахивается для удара и только было хочет закончить то, что ему предназначено, как кто-то перерезает леску, и Чимин, вновь обернувшись змеем, уплывает прочь. Толчок — и Юнги снова в постели, в непривычно ласковых объятиях смотрителя. Чимин дышит ровно и смотрит куда-то в потолок, а вот Юнги трясёт. Что это сейчас было? Снова игры воспалённого воображения? Почему в видении он так сильно хотел убить Чимина и почему тот был в обличии змея? Голова раскалывается. Глаза болят. Голос в голове. Голос сначала тихий, а затем громкий. Юнги напрягается и, закрыв глаза, слышит:— Ваша последняя встреча произошла в Рагнарёк, когда змей вышел из океана и отравил небо. Ты снёс змею голову и успел отойти лишь на девять шагов, как поток яда из пасти мёртвого чудовища убил тебя. Но чудовище было мёртвым недолго, оно вернулось. И ты должен вернуться. Вернуться и закончить начатое. Найди того, кто воскресил чудище, и не дай ему освободить того, кто навечно должен быть заперт.
Тьма. Страх. Осознание. Рагнарёк. Боль. Бой. Ёрмунганд. Юнги понимает всё. Тогда он пропустил «зиму», и вот она по пятам пришла за ним домой. Туда, где солнце целовало кровавые следы на тающем снегу. Туда, где: — Я люблю тебя. — Любишь и убьёшь? — Да. Мне придётся.