Пепел — на пепел. И прах — на прах!
***
Безумие — это узкий мостик между берегами разума и инстинкта. Юнги знает об этом. Он там, на том мостике, довольно частый гость. Перейти бы черту, да нельзя. Юнги — углы всех комнат, тень от всех деревьев, хищник в облике кролика. Он так давно сдерживает настоящего себя внутри, что почти позабыл, кем является на самом деле. Агуст Ди. Юнги. Бог Грома. Так много имён. И всё из-за чего? Из-за глупого и такого опасного чувства. Бог не должен любить порождение Ада. Не должен. Любовь — это дикое хищное животное, которое бредёт за своей жертвой по пятам, вдыхает её запах, а во время поцелуев, скалясь, выходит на охоту. Затем как коршун вьёт гнездо на разбитом сердце и клюёт, клюёт, клюёт. Юнги хочет победить этого зверя, но не может. Ведь победить значить забыть. Для Юнги не существует боли сильней, чем порожденная страстью. Любовь и пламя для него две стороны одной медали: одна сжигает дух, другая пожирает плоть. И стоил ли Чимин всех его страданий? Определённо — да? Змей так ловко вскружил Юнги голову, так безжалостно прорыл ходы между рёбрами и без единого слова завладел сердцем, окутал своей любовью словно первым снегом — сначала Юнги было так тепло, затем стало холодно, а в конце пришла боль. Пришла и, похоже, осталась навсегда. На пути от рождения к (его)смерти, Юнги, неожиданно для себя, сожалеет о каждом сделанном вдохе. Он так сильно завидует мёртвым, что, похоже, окончательно сходит с ума. Или нет? Перед глазами, словно по волшебству, появляется старая потёртая деревянная шкатулка. Агуст Ди стоит рядом и долго смотрит на Юнги. Словно взвешивает, готов ли тот. Но вот к чему? К безумию? Или же осознанию. Юнги не двигается. Он не знает, чего хочет больше. Может просто уснуть? Раз и навсегда. Умереть во сне — это в некотором роде, как выиграть в лотерею. Ни грамма боли и почти счастливый финал. Но Юнги обычно так не везёт, значит… пора внять? Да, Агуст Ди? Внять и соединиться воедино. Агуст Ди доволен. Он ждал этого немого смирения не один год. Ну что ж, слушай, Юнги, и запоминай:Мёртвым прикинулся мальчишка-хитрец, остаться хотел он один, наконец, часами не билось его сердце в груди, решили все — в тот мир отошел он скороспешно навечно. Его закопали во влажном песке, в хлипком гробу со шкатулкой памяти в руке.
Юнги ничего не понимает и даже не удивляется этому. Мальчишка-хитрец? Это сейчас о нём? Он прикидывался мёртвым? Но когда? И зачем? Беглый взгляд на Агуста Ди. И опять ухмылка на чужом-своём лице. Перед глазами блеклая вспышка. Юнги знает, что за ней последует, поэтому лишь смиренно ждёт. Картина вокруг меняется слишком медленно, но вырисовывается куда чётче обычного. Теперь он стоит на поле боя. Под ногами — голова Змея, над головой — поток яда. Юнги стоит и не шевелится. Ждёт. Ждёт, пока весь искупается в крови и яде Чимина. Но зачем? Чтобы умереть?Первый снег могилу накрыл, мягко мальчишку ото сна пробудил. Холодная зимняя ночь незаметно пришла и сердце мальчишки очнулось от сна.
Юнги всем телом чувствует озноб. Он больше не на поле боя. Он заперт в узкой деревянной коробке. Это гроб? Одно неуверенное движение, и мокрые доски со скрипом разваливаются. Юнги плавно погружается в пучину ледяного моря. Он выжил? Похоже на то. Неужели яду Мирового Змея не под силу убить Бога? Если это так, тогда почему все остальные небожители его боятся? Неужели всё дело в противоядии?Но только лишь холод к нему прилетел, шкатулку памяти он вдруг ясно узрел. Воспоминания с ветром по миру плывут, мальчишку к истокам вернуться зовут.
Юнги почти не чувствует тела из-за холода. Он медленно опускается ко дну и никак не может заставить себя двигаться. Это конец? Нет. Дежавю. Кто-то опять его спасает. Почти так же, как и Чимин тогда. Но этот «кто-то» Юнги совсем незнаком. Парнишке на вид не больше двадцати лет. Юнги зачем-то внимательно его рассматривает, лениво отмечая, что тот высок, худощав и даже немного симпатичен, длинные чёрные волосы собраны в хвост, одежда явно дорогая, на лице беспокойство и… страх?— Ты Юнги? — шёпотом спрашивает юноша, доставая из большой сумки сухую одежду и плед. — Да, — одними губами произносит Юнги, и, похоже, его понимают верно. Юноша торопливо начинает его переодевать заметно нервничая.
— Тэхён меня убьёт.
Тэхён? Каким боком тут призрак? Может ли быть, что этот парнишка тот самый капитан? Если да, то почему тот сейчас помогает ему? Они же явно лично не знакомы.— Ты кто? — закутываясь в плед, спрашивает Юнги, морщась от боли в голове. — Я Чон Чонгук, — чуть поклонившись, представляется юноша. — Мы лично не знакомы, но мне очень нужна твоя помощь.
Точно капитан. Бывает же. Юнги даже, признаться, удивлён. Этот Чонгук так молод. Теперь понятно, почему команда не хотела принимать его в свои ряды. Кто захочет подчиняться такому сосунку? Юнги бы точно не стал. Так, стоп. А точно ли этот Чонгук имеет что-то общее с тем капитаном из легенды? Чимин ведь мог ему и соврать.— И чего ты от меня хочешь? — плед совсем не греет, и говорить с каждой минутой всё тяжелее, но Юнги пока держится. Пусть и из последних сил. — Тэхён… — мямлит Чонгук. — Он пропал больше полугода назад. Должен был вернуться с Ёрмунгандом, но словно сгинул. Помоги мне его отыскать. — Сгинул? Где? — напрягается Юнги, услышав истинное имя своего ручного Змея. — Ты хочешь сказать, что Змей выжил, и всадник отправился за ним в глубины? — В пучине морской. Да, всё так и есть.
Внутри Юнги тесно сплетаются радость и отчаянье. Он так чётко чувствует эмоции Бога Грома, что невольно хочет развернуться и сбежать куда подальше от этой лодки и от этих «людей». Он — тот, что Бог — обескуражен. В его голове тысячи мыслей, но выхватить из общего потока хоть одну стоящую так и не получается. Истина чем-то схожа с грозой, она неминуемо настигает свою цель, и её так же видно издалека. Толика сомнений и Бог решается, а Юнги вновь мечется в клетке. Следующее, что он видит, это капитанская каюта. Прямо перед ним сидит Чонгук и что-то вычисляет по карте моря. Юнги всё ещё неспокойно. Он сверлит капитана хмурым взглядом и вдруг чётко понимает, что тот в своей груди носит сумерки. Чонгуку осталось немного. Может месяц-два. Тэхён слишком глубоко того отравил. Интересно, а сам призрак об этом знает? Неожиданная догадка набатом бьёт по сознанию и Юнги чуть не падает со стула. Что, если капитан утонул не из-за алкоголя, а из-за своей болезни? Что, если это именно Юнги его подтолкнул в ту ночь сесть в лодку?— Откуда ты знал, где меня искать? — немного уняв волнение, спрашивает Юнги, неотрывно глядя на Чонгука. — Я видел, как тебя хоронили, — не отрывая взгляда от карты, отвечает Чонгук. — Яд не мог тебя убить, значит мне просто нужно было дождаться твоего пробуждения. — Откуда знаешь, что не мог? — напрягается Юнги. — Тэхён рассказывал, как они с Чимином готовили противоядие. — Чонгук, а почему ты так уверен, что, найдя Змея и всадника, я не закончу начатое? — наклоняется вперёд Юнги, пытаясь понять, что на уме у человека. — Не закончишь. Ты не хотел убивать Змея. Тебя вынудили, — и ни грамма сомнения в голосе. Как же много капитан знает? Чуть меньше, чем всё? — Ёрмунганд совершил преступление, — отстранённо произносит Юнги. — Я… — Отравить небо его вынудили. Так же, как и тебя — убить его, — наконец, посмотрев на собеседника, хрипит Чонгук. — В каком смысле? — в миг теряя весь свой боевой запал, осведомляется Юнги. — Ты знаешь истинную причину? — Знаю. Но тебе ничего не скажу, — и правда ведь не скажет. Юнги, это чётко видит. — Почему? — Сам спросишь у Змея при встрече.
Его обманули. Обманули и заставили убить того, кто был ему дороже жизни. И ведь он купился, поверил кому-то, а не Чимину. И чем он тогда только думал? Как теперь быть?— Что ты там выискиваешь? — раздражённо рычит Юнги, устав от вида созерцающего карту капитана. — Это просто карта! — Место, где пресная вода становится мёртвой, — устало отвечает Чонгук. — Именно там ушёл под воду Тэхён. — Как вода может стать мёртвой? — приподнимает бровь Юнги, внутренне сходя с ума от собственного бессилия. — Смешиваясь с солью, вода становится непригодной для питья, — поясняет Чонгук. — Пресная вода и морская. Нужно найти ближайший рубеж…
Как всё, оказывается, просто. Так вот где спрятан маяк. На границе Северного и Балтийского моря. Кто бы мог подумать. А ведь это было так очевидно. Каждое из морей имеет свою температуру, плотность и «соленость», поэтому их воды никогда не смешиваются, а образуют четкую видимую границу. Чем не идеальное место для тайника? И как Юнги раньше не заметил разницы между сторонами маяка? Был слишком очарован смотрителем?— Нашёл! — восклицает Чонгук. — Плыть не так уж и долго. — Чонгук, ты мне доверяешь? — поднимаясь на ноги, задумчиво спрашивает Юнги. — Нет, — честно отвечает Чонгук. — А придётся. — Что ты имеешь введу? — хмурится Чонгук. Ему не нравится мрачность Бога. Но выбор у него небогат. — Завтра ночью ты сделаешь то же, что и твой Тэхён, — ноль эмоций в голосе. Это не предложение, а уверенность. — То есть… — Да, утопишься на рубеже морей. — И что нам это даст? — неопределённо махнув рукой, спрашивает Чонгук. — Я посмотрю, что происходит после момента смерти, — делая мысленные пометки, хрипит Юнги. — После встречи с Левиафаном? — больше для себя осведомляется Чонгук, все ещё не понимая, зачем Юнги его смерть. — Да, а затем я придумаю, как самому попасть туда, где он схоронил Чимина и чуму. — А что, если он не появится передо мной? — с явным сомнением в голосе интересуется Чонгук. — Что, если я его не заинтересую? — Тогда ты умрёшь. Ты в любом случае умрёшь. Сам же это знаешь. — Знаю, — да, знает. Чонгук не дурак. Он чувствует, как слабеет с каждым днём всё больше и больше, ещё немного и он сляжет. С чумой… если есть шанс ценой своей жизни спасти Тэхёна, то он готов. Какая разница, когда умирать? Завтра или же через пару недель? — Только, Чонгук, — обдумывая каждое слово, произносит Юнги. — Левиафан — опасный враг. Я не знаю, как скоро смогу добраться до сути. Поэтому, когда увидишь меня в следующий раз и, если я буду не в себе, помоги мне вспомнить всё. — Помочь? Как? — теряется Чонгук. — Доверяй мне и не дай Чимину и Тэхёну убить.
В какой момент Юнги перестаёт отделять себя от Бога Грома, точно сказать он уже вряд ли сможет. Он издалека, без единой эмоции, наблюдает за тем, как Чонгук совершает самоубийство и совершенно ничего не чувствует. Даже страха нет. Да и предвкушение с томлением тоже куда-то подевались. Внутри лишь всепоглощающая пустота. Чонгук — корабль. Он — капитан. Куда же им предстоит поплыть? Ощущать себя единым целым со всеми внутренними «я» и странно, и приятно. Юнги медленно приходит в себя, перезагружая собственное сознание и заново переживая многие годы скитаний и попыток прорваться через купол Левиафана. В голове больше никаких сомнений. Все мысли отсортированы по полочкам, все планы выучены наизусть, а тело готово к бою. И где там Чонгука носит? Его помощь сейчас бы очень пригодилась Юнги. Тихий скрип двери и такой знакомый запах. Пришёл. Как и было велено. Какой послушный мальчик, однако. Юнги хочется оскалиться, но он сдерживает себя. Нельзя пугать милашку капитана. Ещё не время показывать настоящего себя. — Хён? — неуверенно произносит Чонгук, плотно закрывая за собой дверь. — Развяжи меня, Чонгук, — хрипло просит Юнги. — Но… — запинается Чонгук. Он сомневается. Это видно. — Я не уверен, что можно. — Можно, поверь мне, — прыскает Юнги. — Зря ты тогда, что ли, умер? — Ты всё помнишь? — оживляется Чонгук, вплотную подходя к Юнги. — Да. — И знаешь, что нам делать дальше? — развязывая верёвки, доверчиво осведомляется Чонгук. — Знаю, — уверенно кивает Юнги, поднимаясь с кровати и наслаждаясь, наконец, свободой. — Ровно через двадцать четыре часа мы с тобой убьём Чимина. — Мы что сделаем? — на грани слышимости хрипит Чонгук. — Хён? — Змей должен умереть. — Я не стану тебе помогать. — Станешь. Ты же хочешь вернуться со своей чумой в мир людей?