Солома станет золотом, а золото станет камнем.
***
Мягкие волны, бесконечные меридианы печали, уста, словно в бреду повторяющие: «За что? И как мне быть?» — Юнги так сильно устал от всего этого. Ему бы сбежать в леса высокие-густые, да горы ледяные-промозглые, но вот только не поможет это ему ничем. Странные силуэты, шепот мыслей, крик отчаянья — всё это ведь никуда не денется. Всё это часть его самого, часть его первозданного безумия. Плавно уходя на недостижимую для простого человека глубину, Юнги широко раскрывает глаза и пристально всматривается в быстрые потоки и коварные подводные озёра, словно те являются замаскированными извилистыми тропинками, ведущими в своеобразное зазеркалье. Мысленно хмыкая, Юнги, не без издёвки над самим собой, нехотя отмечает то, что сейчас он бы совсем не отказался хотя бы на время примерить на себя образ этакой Алисы из старой сказки Льюиса Кэрролла, быть может тогда ему посчастливилось бы повстречать своего личного кролика-рыбу и отыскать, наконец, вход туда, куда ему так нужно. Интересно, а глупышка капитан подошёл бы на роль ручного кролика? Ведь в некотором смысле именно благодаря его жертве Юнги теперь, хоть и приблизительно, но все же знает, где искать того, кто так дорог его сердцу. Лишённый тёплых змеиных объятий, Юнги — словно таинственный лик на старом выцветшем гобелене, словно хищная голодная птица на вершине скалистой горы. Он с головой закутался в свою печаль, сроднился с ней и внутренне переродился внутри её личины. Глубоко в душе сгорая и бесчисленное количество раз умирая от собственного бессилия, Юнги из последних сил старается оставаться незамеченным для своего главного врага — Левиафана, и до сих пор ему это на удивление удавалось. Никто не должен знать, что Бог Грома жив. Ни одна живая или же мёртвая душа. Только оставаясь для всех мёртвым, Юнги сможет реализовать то, что задумал. Каждой клеточкой кожи чувствуя, как вода кругом постепенно начинает тяжелеть и словно выталкивать тело на поверхность, Юнги, привычно расслабляясь, уже в который раз улавливает едва заметные вибрации. Здесь определённо что-то есть… Оно мрачное и очень плотное. Глаза не видят ничего, зато нутро чувствует. По пояс заходя в одно из подводных озёр, Юнги вдруг чётко понимает, что он уже рядом, рядом, хотя и так далеко… Чимин определённо где-то здесь. Может даже сейчас стоит прямо напротив него. Осталось теперь только понять, как попасть внутрь… Внутрь чего? Что конкретно отделяет Змея от реального мира? Интересный вопрос. В полном отчаянии плотно закрыв глаза, Юнги одними устами произносит имя Змея, и его сознание практически разрывается на части от громких стенаний. Снова и снова. Нутром он чувствует, что ворота — вход — где-то совсем рядом, но ему не под силу их отыскать. Над морской гладью — ночь, завеса звёзд безмолвно наблюдает, а рядом едва заметно начинает вырисовываться чья-то тень. Блеск глаз в темноте пугает, но Юнги упрямо сдерживает себя и, словно громоздкая статуя, не двигается. Это Левиафан? Зачем тот пришёл? Почуял постороннего? Или же просто что-то проверяет? Тень подплывает совсем близко, и Юнги почти в панике. Вокруг огромного чудовища парят хрупкие и такие знакомые воспоминания в бесконечном поиске своего начала и конца. В том, что это отрывки памяти Ёрмунганда, Юнги даже не сомневается. Чудовище с рыком замирает на месте и, выдыхая из ноздрей горячий пар, медленно начинает считывать что-то из воды. У Юнги обнажённая душа, чистое лицо и невинные помыслы - всё это он щедро впитал в себя ценой жизни одного младенца. Порождению Ада его ни за что не заметить. Тот, чью жизнь он отобрал, не успел сделать ничего плохого или же хорошего. Сейчас Юнги словно чистый лист. Но надолго ли его хватит? Кокон невинности уже трещит по швам, ибо слишком много ненависти внутри. Юнги холодно. Его одежда, словно глубокие шрамы, плотно облегает тело, создавая лживую иллюзию брони. Один. Два. Три. Мысленно Юнги не здесь. Он в центре цветущей поляны. Время от времени он сметает со своего сознания прах, чтобы неумолимо вспомнить, кто он и зачем сюда пришёл. Мгновения, проведённые рядом с чудовищем, тянутся непозволительно долго. Но Юнги стойко держится. Ибо видит, как плотность воды из-за воздействия дыхания чудища плавно трансформируется в своеобразное окно, через которое прорисовываются очертания не то башни, не то старого маяка. Так вот где заперт Ёрмунганда. Место совершенно не под стать пленнику. Когда Левиафан, наконец, уплывает, Юнги резко прокусывает себе палец и щедро мажет своей кровью возведённый чудовищем купол. Его кровь — несмываемая метка. Когда придёт время, Левиафан, сам того, не осознавая, любезно проведёт его сквозь барьер. Ну а дальше… Юнги освободит своего ручного монстра. И чуму с глупым человеком тоже. Он ведь обещал. Обещал и выполнит.— Призываю тебя, хранитель всех тайных ключей, Бог неведомых и беззаконных деяний, — оказавшись на поверхности, шепчет Юнги, подняв взор к небу. — Приди через сто лет и забери мою жизнь на этом самом месте. Замани меня в море и швырни в объятия дьявола морского. Взамен я преподнесу тебе тысячи людских душ и одну не от мира сего.
Громкий раскат грома — наглядное подтверждение заключённого договора. Юнги доволен. По ту сторону горизонта лежит пустота, о которой никто не знает. Взрывая бесконечную тьму — врата своей судьбы — он переносит собственное сознание в мир грёз и плотно запечатывает его. Мудрость бездны — это ключ к его секрету. Одиннадцать углов — путей хаоса — в тот момент, когда он, наконец, окажется внутри купола, постепенно высвободят воспоминания самого гневного Бога. И тогда игра, которую начал не он, придёт к своему логичному завершению.— Ёрмунганд, ты — пламя освобождения, что принесет мне блаженство, ты — жестокий меч, что освободит мою душу. Жди меня…
Натягивать на себя личину человека до отвращения мерзко. Но воля Юнги непоколебима. К тому моменту, когда возле его обессиленного тела останавливается торговое судно и вытаскивает его из воды, от Бога Грома не остаётся практически ничего. Теперь он простой человек, потерпевший крушение и совершенно ничего не помнящий о своём прошлом. Старик-капитан, что уже одной ногой в могиле, носится с ним как с писаной торбой, лечит и выхаживает, стараясь тем самым заглушить собственную боль, ведь «Сын мой потерялся в море, ему было всего двадцать два». Юнги понимает, о ком тот говорит, понимает и понимающе кивает. Пусть это и нечестно, но он все же займёт место Чон Чонгука, мальчишки, которого собственными руками подтолкнул к самоубийству.***
Пробуждаться от столетнего сна, восставать из бездны крайне утомительно. Но Юнги не жалуется. Снова быть самим собой даже лестно. Он Бог. Кто бы мог подумать? Совсем скоро он окажется на своём законном месте. По его правую руку будет сидеть сам Ёрмунганд, а по левую — первый всадник Апокалипсиса. Он перевернёт небеса вверх дном и наконец восторжествует! Юнги заслужил этого как никто другой. Станет ли кто-то с этим спорить? Прощай, бесконечная боль и тревога, Юнги уже практически слышит звон колокольчиков на цветочном поле. Демон. Демон чует его. Знает, что тогда совершил ошибку, и свирепо ревёт от бессилия. Купол в небе… Совсем скоро ветер прорвётся сквозь него, и наступит новое начало. Юнги готов. Двадцать четыре часа позади, а это значит, что настало время убить Чимина-смотрителя и освободить Чимина-Змея. Тихонько приоткрывая дверь и тенью выскальзывая в коридор, Юнги, прислушиваясь к голосам из соседней комнаты, осторожно поднимает с пола острый нож, часом ранее оставленный там Чонгуком, и, затаив дыхание, едва слышно стучит в стену. Это сигнал. Что ж, капитан, не подведи. — Чимин, ты слышал? — слишком взволнованно говорит Чонгук. Юнги его даже немного жаль. Как бы в обморок от стресса не рухнул. — Может, проверишь? — Да упало что-то, — отмахивается Тэхён. — Не до этого нам сейчас. — Проверь, пожалуйста, — настаивает Чонгук и резко открывает двери. — Делов-то всего на пару секунд. — Ладно, — устало выдыхает Чимин и, не ожидая предательства со стороны Чонгука, выходит в тёмный коридор. — Если тебе от этого станет спокойнее, то… Договорить Чимин не успевает, Юнги в доли секунды оказывается позади него и одним уверенным движением перерезает горло. На обмякшее тело у своих ног Юнги смотреть не может. Слишком больно. Дважды убить того, кого любишь больше жизни — досуг крайне на любителя. Нужно собраться. Собраться и не смотреть на лужу крови. Это отвлекает. — Чимин, что там… — начинает Тэхён, выходя из комнаты и каменеет на месте от увиденного. Всё практически так же, как и в тот день — он опять облажался, он опять не уберёг. — Чонгук, тащи сюда свою задницу, — громко говорит Юнги, поднимая Чимина на руки и с некоторой грустью про себя отмечая, что убить смотрителя оказалось как-то уж слишком просто. Разочарован ли он? Абсолютно точно да. Столетие заключения превратило некогда сильного Змея в хрупкого и слабого. И Юнги от этого выть готов. — У нас много дел. — Да, хён, — глядя себе под ноги, неуверенно шепчет Чонгук, не решаясь даже украдкой взглянуть на обомлевшего Тэхёна. — Что мне делать? — Пошли вниз, — командует Юнги. По-хорошему бы объяснить всё для начала, а затем уже раздавать команды. Но кто станет его сейчас слушать? Мёртвое тело Чимина на руках явно не располагает к душевным разговорам. Особенно с призраком, который, похоже, сейчас чуть второй раз душу Богу не отдал. У Тэхёна внутри горечь, разочарование и скорбь. Он смотрит на лужу крови у своих ног и всё не может осознать, что его милый капитан — предатель. Когда и при каких обстоятельствах тот успел спутаться с Богом Грома? Что заставило его так поступить? Юнги вынудил его? Обманул? Угрожал? Тэхён не видит чего-то очевидного? И что теперь? Всё сначала? Чимин… что будет с ним? Его опять заставят переродиться и трепетно следить за своей собственной тюрьмой? А что будет с ним самим? Его изгонят? — Ты чего застыл? — оглянувшись назад, громко проговорил Юнги. — Подрастерял ты борзоту, Тэхён. Так ошарашен? — Я… убью тебя, — выдыхает Тэхён, глядя на Юнги совершенно безумно и даже немного обречённо. — Богом клянусь, убью! Чего бы мне этого ни стоило! — Ну, попробовать ты, конечно, можешь, — невольно прыскает Юнги, крепче прижимая Чимина к себе. — Но давай не сейчас. — А что мне помешает? — полностью отмирает наконец Тэхён, медленно надвигаясь на Юнги. — Чонгук? Пусть попробует, я и его линчую. — Отсутствие времени, — пожимает плечами Юнги. — Левиафан будет здесь совсем скоро, а у нас ничего не готово. — А что должно быть готово? — почти рычит Тэхён. — Недостаёт одного трупа? — Если ты о себе, то убивать тебя я не намерен, — толкая ногой дверь и выходя на порог маяка, выдыхает Юнги. — Скажу даже больше, ты мне полностью живым нужен. — Полностью — это как? — не улавливает сути Тэхён. Его Левиафан лично убить собирается? Какая «честь», однако! Юнги ничего не отвечает. Он осторожно ставит одну ногу на небезызвестную Тэхёну лодку и на пробу толкает её ступнёй. Старое, местами сгнившее дерево пронзительно скрипит, но лодка всё же остаётся на плаву. Удовлетворительно кивнув, Юнги осторожно кладёт тело Чимина на дно и, погладив того по голове, шепчет: — Ёрмунганд, повелитель ядовитых вод, исполни пророчество сумерек, высвободи свою ненависть ко всему живому и уничтожь этот мир в последнем порыве. В теле смотрителя не осталось и капли жизни. С минуты на минуту вся его плоть покроется чешуёй, и он переродится. Юнги точно знает, что будет дальше. В мельчайших подробностях. И от этого ему так волнительно. Ласково погладив Чимина последний раз по волосам, Юнги выбирается из лодки и, строго глядя на Чонгука, говорит: — Садись в лодку и уплывай так далеко, как только сможешь. Когда придёт Левиафан, тебя здесь быть не должно. — Но хён, — взволнованно протестует Чонгук. — Я ведь могу помочь! — А ты и помогаешь. Когда Ёрмунганд пробудится укажешь ему путь к маяку. Но сам сюда не суйся. Если жизнь, конечно, дорога. — Но что будешь делать ты? — мнётся на месте Чонгук. — Для начала воскрешу Чуму, а затем… — задумчиво тянет Юнги. — Попытаюсь не сдохнуть. — Воскресишь Тэхёна? Правда? — в миг загорается Чонгук. — Да, не самому же мне кидать вызов Левиафану. — Хорошо, — нехотя соглашается Гук. — Я сделаю так, как ты говоришь. — Умница, — довольно кивает Юнги, а затем, повернув голову к стоящему в дверном проёме Тэхёну, продолжает: — Ну что? Идём, твои кости проведаем? — Я не верю ни единому твоему слову, — шипит Тэхён, краем глаза наблюдая за тем, как Чонгук садится в лодку и аккуратно опускает старые вёсла в воду. Капитан же не утонет? Лодка ведь больше ста лет слонялась по морю. Да и Чимин... Точно ли тот сможет переродиться? Гук же говорил, что обрести истинную форму можно лишь за пределами купола. Почему тогда убийца считает иначе? — Тебе придётся поверить, Тэхён, — устало выдыхает Юнги. — Я пришёл сюда за Чимином и без него никуда не уйду. — Ты перерезал ему горло, — сжимая руки в кулаки, рычит Тэхён. — Ты сделал Левиафану большое одолжение. — Ничего подобного. Ты никогда не задумывался, почему Владыка приходит именно каждые десять лет? Почему убивает Змея и постоянно перерождает его в одном и том же возрасте? Почему заставляет Чимина снова и снова проживать один и тот же отрезок жизни? — Нет, — честно отвечает Тэхён, с прищуром глядя на Юнги. — Ему так проще контролировать Змея? — И да, и нет, — хмурится Юнги. — Ему так проще внушать тому свою волю. Декада — долгий срок для человека, но не для Мирового Змея. — Ты имеешь в виду, что… — запинается Тэхён. — Что для человека вечность, то для Чимина — миг? — Да. — Это может сработать. — Так что? Ты в деле? — Определённо. — Тогда оживим тебя побыстрее и будем тихонько надеяться, что взрыв не будет слишком сильным.