Always and forever

Только после того, как последние посетители — весьма шумная компания с тугими кошельками, из-за которых их нельзя было просто попросить удалиться, — покинули зал, Кэтрин кивнула официанткам и уборщицам дневной смены, чтобы они начали убирать устроенный здесь бардак. Лекси, администратор, которая работала с восьми утра до восьми вечера, по обыкновению опаздывала, и Кэтрин решила, что имеет право на бесплатный кофе. Она прошла за барную стойку, где бариста, выглядящий не в пример лучше нее, натирал и без того чистые стаканы, отмахнулась от непрозвучавшего вопроса, и сама нажала на нужные кнопки кофемашины. На вкус Кэтрин чашечка была маловата, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться тем, что есть. — Блондинка сегодня явится или нет? — спросила она с раздражением. — Пишет, что застряла в пробке, — пожал он плечами в ответ. Кэтрин почувствовала, как раздражение разливается по рукам. Ночные смены великолепны в плане экономии времени и ужасны в плане режима и восстановления сил. Благо хоть платили за эту работу прилично, а иначе Кэтрин давно послала бы своего начальника-извращенца в такие дали, каких он точно никогда не видывал, и свалила с чистой совестью. — Да не злись ты так, Кэт. — Парень — блондин, которого природа обделила умственно и наградила внешне, — улыбнулся ей. Эту улыбку можно было бы поместить на обложку любого модного журнала для школьниц. — Она же всегда приходит. Кэтрин долго смотрела на него, прожигая взглядом и ожидая услышать заветные извинения, но, в конце концов, просто кивнула и выпустила чашку из рук. Та с дребезгом разбилась об пол. Кэтрин притянула парня к себе за галстук, не обращая внимания на его недоумение, и прошипела так, как умела только она одна: — В счет твоей зарплаты. И несмотря на то, что ноги в туфлях страшно ныли, она все равно вышла с гордой осанкой и высоко поднятой головой — слишком много людей смотрело на нее в тот момент. *** — Давно не виделись, — прозвучало прямо над ухом, когда Кэтрин, не скрывая наслаждения, стянула обувь с ног и потянулась. Солнце светило не слишком ярко, и по небу медленно плыли тяжелые облака, грозившие вот-вот превратиться в тучи. Где-то вдалеке играла музыка и сотни голосов, а она сидела на лавочке под раскидистой листвой деревьев и дышала чистым воздухом. Поэтому, разумеется, Кэтрин расстроилась, когда услышала его. — И хорошо бы не видеться еще столько же, — ответила она, не отрываясь от разглядывания облаков. — Ты слишком предвзята ко мне, — Кэтрин рассмеялась. — Или ты ко мне, Элайджа? «В очередном дорогущем костюме», — подумала она. Могло ли хоть что-то в этом мире заставить Элайджу Майклсона надеть что-либо, кроме ужасно дорогого костюма от какого-нибудь известного бренда? Кэтрин вспомнила, что было время, когда она сама отдавала по двести баксов за чулки, и устало вздохнула. Определенно, Элайджа был последним человеком во вселенной, которого она хотела видеть после двенадцатичасовой рабочей ночи. — Или я, — согласился Элайджа. Кэтрин слишком хорошо знала его, чтобы повестись на это. Элайджа Майклсон был тем человеком, который перекраивал мир под себя даже в сущих мелочах, таких, как сочетание цвета пиджака и платья на официальном вечере и прочей чепухи, которой Кэтрин не интересовалось с тех пор, как ее отец выкинул ее из дома. — Нет, — сказала Кэтрин, улыбаясь так, будто готова задушить Элайджу прямо сейчас, если он не уйдет. Тот передернул плечами. — Я еще ничего не сказал, — возмутился он, хотя в его голосе было только море вежливости. — И не говори. Кэтрин была уставшим, повидавшим всякого дерьма в жизни администратором в ночном клубе, но, несмотря на это, ее жизни еще было куда катиться, а она этого совершенно не хотела. Кэтрин знала, что дно ее жизни будет намного хуже, чем принято представлять, а Элайджа Майклсон был тем, кто любил правильных и милых девушек, вроде Хейли Маршал, чем вызывал крайнее отвращение. Потому что Кэтрин ненавидела правильных людей. — Мне нужна помощь. Кэтрин подняла глаза, чтобы увидеть, как Элайджа стоит, засунув руки в карманы, и явно не ждет ничего, кроме положительного ответа. Она тяжело вздохнула, подхватила с земли туфли и сумочку и прошла мимо него на автобусную остановку. Кэтрин, черт возьми, ездила на общественном транспорте, и ей не было никакого дела до Элайджи Майклсона и его проблем. Можно смеяться. *** — Нет, нет, нет и нет, — сказала она, когда Элайджа появился на пороге ее дома, но все же открыла дверь и пропустила его внутрь. Потому что появление президента одной из самых успешных компаний в Новом Орлеане и Америки на пороге дешевой квартирки явно вызвало бы лишнее внимание (если уже не). — Что бы ты не просил и чего бы не предлагал — нет. С некоторого времени Кэтрин не верила никому, кто носил фамилию Майклсон. Жизнь научила ее, что эти высокомерные мудаки всегда получают то, что хотят, а хотят они целый мир и сундук с золотом в придачу. Элайджа прошел в гостиную (она же спальня), сел в любимое кресло Кэтрин и растер переносицу тем самым усталым жестом, словно что-то действительно могло заставить устать Элайджу Майклсона. Отца Кэтрин заставили жениться на ее матери, потому что та была дочерью крупного бизнесмена и — беременна. Мама всю жизнь была наивной дурочкой, верящей в сказки о золушках и любовь до гроба, а отец — прожженным прагматиком, который верил только в деньги, силу и власть. Разумеется, он женился — это делало его наследником неплохого состояния. И, возможно, он любил бы и Кэтрин, и ее мать, если бы уже не был влюблен в девушку, которая отказалась стать его любовницей. Но отец был идиотом. Он верил, что деньги решат все его проблемы, и первое время даже терпел Кэтрин как своего ребенка, пока не оказалось, что много денег — это не красивая жена и крикливый ребенок, а трудная ежеминутная работа, и все понеслось под откос. Мать Кэтрин была слишком наивной, чтобы ненавидеть ее, а вот сама Кэтрин — настоящая дочь своего отца — подходила для этой цели идеально. Четыре года назад Элайджа был тем, с кем Кэтрин познакомилась на какой-то грязной улице на окраине города. Так получилось, что они столкнулись, разговорились, а уже к вечеру оказались в одной постели. Кэтрин помнила, как выпроваживала его из этой самой квартиры, только тогда в ней из мебели были только диван и это самое кресло. Элайджа ушел, и она забыла о нем, как забывала обо всех, кого приводила в дом на одну ночь, а потом внезапно вернулся с дешевым букетом цветов, и они встречались несколько месяцев. Элайджа и Кэтрин были так похожи характерами, что в восьми случаев из десяти это выливалось в конфликты, и Кэтрин никогда не признается, но это была самая веселая и самая важная часть их отношений, потому что только кто-то, вроде Элайджи, мог вытерпеть кого-то, вроде Кэтрин. Кэтрин знала, когда его лучше не трогать, а когда можно и хорошенько проехаться по нервам точно так же как и Элайджа сразу понял, что розы с шипами лучше не брать, потому что, скорее всего, Кэтрин быстро найдет повод к тому, чтобы расцарапать ими его лицо. Идиотка-Кэтрин самозабвенно жаловалась ему на отца, не замечая, что тот внезапно начал терять крупные контракты. На самом деле, Кэтрин была не то чтобы против — отец грозился оставить наследство многочисленным племянникам, потому что искренне ненавидел дочь, которая так же самозабвенно ненавидела его в ответ, — но чувство использованной куклы Кэтрин не нравилось. Кэтрин не кричала, а угрожала, и в тот момент у нее в руке был нож, а Элайджа косился на нее с легким недоумением, но совершенно не понял то, что она пыталась до него донести. Кэтрин сказала: «уходи, или я убью тебя», и Элайджа почти выбежал из ее квартиры, умудрившись при этом сохранить вид «сказочного принца». И вот сейчас Элайджа снова сидел в этом самом кресле, а у Кэтрин снова под рукой был ящик со столовыми приборами, и они оба чувствовали, будто сидят на пороховой бочке, и любое слово может стать спичкой. Кэтрин бы и рада его выгнать, да только не так уж просто убедить отказаться от намерений самого Элайджу Маклсона, если он действительно чего-то хочет. И Элайджа никогда ни о чем ее не просил (а стоило бы), и это было немного интересно, поэтому он все еще сидел, а она все еще молчала. — Мне нужна твоя помощь. Кэтрин закатила глаза. — Я еще слишком молода для Альцгеймера, ты в курсе? — Я думал, ведьмы не стареют. — Нет, они просто едят плохих мальчиков на ужин, — она многообещающе растянула губы в улыбке. Элайджа посмотрел на нее долгим взглядом, а потом внезапно усмехнулся. — Да, может быть, я скучал по этому. И Кэтрин почувствовала, как что-то внутри нее становится легче. Ладно, может быть, она тоже немного скучала по этому психопату Майклсону. Кэтрин откидывает волосы, выпавшие из небрежного пучка на затылке, и пытается держать равнодушное лицо, зная, что с Элайджей это все равно не сработает. — Мне правда нужна помощь, — сказал он ей, и Кэтрин снова почувствовала раздражение. Спичка была у нее в руке. — У тебя есть твоя семейка. И с сотню человек в непосредственном подчинении. А я администраторша в ночном клубе. Элайджа откинулся на спинку кресла. — Мне нужна жена. Кэтрин открыла рот, чтобы ответить. И закрыла его. Несколько минут постояла, глядя на накрахмаленные воротнички рубашки Элайджи и бриллиантовые запонки. А потом открыла ящик и вытащила нож. Элайджа подскочил с места. — Кэтрин, ты все не так поняла. Кэтрин сдула со лба мешающуюся прядь. — Да мне наплевать. — Она указала ножом на дверь. — Выметайся. Элайджа поднял руки, но остался. — Майкл хочет лишить меня компании. Меня, Ника, Кола, Ребекку и Хенрика. Пожалуйста, помоги мне. Кэтрин хотела кинуть нож ему в лицо, чтобы он знал, что Кэтрин не проститутка, и что штампы в ее паспорте — это не особенный вид развлечений. Кэтрин хотела сказать ему, что она не хочет быть игрушечной куклой во второй раз, что она не Мать Тереза и не помогает нищим и убогим, а уж тем более богатым и Майклсонам. Но Кэтрин помнила, как Элайджа ненавидел ту часть своей семьи, о которой никогда не говорил, и… Ну, знаете, Кэтрин любила людей, которые умели ненавидеть. Ненавидеть так же сильно, как она сама, и мстить так жестоко и подло, как это делала она сама. Это было не только в крови Майклсонов — в крови Кэтрин тоже. — И при чем тут женитьба и я? Элайджа пожал плечами. — Дарственная женатому наследнику. Майкл хочет оставить Финну мою компанию, а я хочу, чтобы они и Эстер превратились в пыль. Кэтрин все еще смотрела на него с ожиданием. Серьезно, скольких девушек мог купить — или даже просто соблазнить — Элайджа Майклсон? А Кэтрин, еще раз, работала администратором в богом забытом клубе, и если кто-то уровня Майкла и Эстер Майклсонов решится превратить ее жизнь в Ад, то она сможет только покорно кивнуть и начать бегать. — Кто, если не ты? — спросил Элайджа, словно это действительно было очевидно. Кэтрин посмотрела на бриллиантовые запонки. А потом с легкой паникой на самого Элайджу. — Не фиктивная, да? — Нет, — он даже немного разочарованно покачал головой. Кэтрин взмахнула рукой, в которой все еще держала нож, и Элайджа послушно сел обратно в кресло. — Если выгорит, я хочу ауди. — Если выгорит — куплю тебе две. *** Кэтрин вылила на кудри полбаллончика лака и два раза перерисовывала стрелки. Она надела лучшее свое закрытое платье и туфли на шпильках, и даже нашла сумочку в тон, но все это казалось не тем, когда она ехала в дом Майклсонов, сидя в дорогущей машине Элайджи. — Ты нервничаешь? — с удивлением спросил Элайджа. Кэтрин пожалела, что не умеет убивать взглядом. — Ты везешь меня в дом, в котором живешь ты и еще четверо таких же, как ты. Еще немного, и я заплачу. Элайджа рассмеялся, а Кэтрин было не смешно. Она имела общее представление о положении дел в этой семье и кое-что слышала отдельно о каждом, но — Вселенная берегла ее до этого момента — ни разу не встречалась ни с кем, кроме Элайджи. — Поверь мне, они тебе понравятся. — Ты сильно обидишься, если я не поверю? — Это была дань вежливости. — Еще хуже. И оставшиеся полчаса они молчали. Дом у Майклсонов был таким же странным, каким она его себе и представляла, и да, она действительно смотрелась здесь лишней даже в своем лучшем платье. — И почему это все плюшки всегда достаются Нику? — возмутился Элайджа, едва увидев, что его младшие брат и сестра висят на Никлаусе. Дети с воплями повисли и на нем. Но Кэтрин больше интересовала девушка. Блондинка, которая стояла рядом с тем же самым обреченным выражением лица, которое, без сомнений, было и на лице Кэтрин.