***
Кэтрин с раздражением захлопнула дверцу Bentley, ключи от которой Элайджа любезно предложил ей в качестве извинения за первую выходку его любимых брата и сестры. Надо заметить, что в дальнейшем его подарки стали менее ценными, потому что выходки Ребекки и Хенрика вместе с запросами Кэтрин могли бы обесценить борьбу за наследство одним простым фактом — они бы разорили его. Впоследствии он дарил ей золото и, иногда, бриллианты, оплачивал спа-салоны, маникюр и заказывал доставку цветов, но в тот памятный первый раз он был щедр как никогда в жизни (возможно, потому, что Кэтрин могла уйти, а возможно и потому, что у нее в руке был разделочный нож). Кэролайн, которая с первого взгляда совершенно не понравилась Кэтрин, потому что выглядела слишком уж наивной и слишком уж блондинкой, вышла из машины со стороны пассажирского сиденья и молча протянула ей зеркальце. Со временем Кэролайн начинала нравиться Кэтрин все больше и больше, но об этом позже. Она остановилась, чуть нагнулась к зеркалу, чтобы поправить растрепавшуюся прическу и убрать с лица посыпавшуюся — красилась в спешке — тушь. На входе в школу — весьма престижную, кстати сказать — их попытался задержать охранник, но Кэтрин откинула тяжелые кудри за спину жестом, полным чистого раздражения и заговорила голосом сладким, как патока. — Меня зовут Кэтрин Майклсон, — она даже почти не скривилась, с каждым разом получалось все лучше. — Я жена Элайджи Майклсона, генерального директора «Mikaelson inc.», и опекун, — «невольный», — добавила она мысленно, — двух самых злобных детей в мире, и если вам хоть немного дорога ваша работа, то мне нужно к директору этой забегаловки. Кэролайн рядом с ней шумно выдохнула, глянцево улыбнулась — только она умела строить из себя настолько блондинку, обладая при этом столь скверным характером и неплохими мозгами — и подхватила опешившего охранника под руку. «Благо Ник этого не видит», — подумала Кэтрин, мрачно усмехаясь. — Мы понимаем, что это грубо, — она демонстративно похлопала тщательно накрашенными ресницами, — но нас выдернули прямо с работы, — «точно, — подумала Кэтрин, — мне снилось, что я работаю». — А наши мужья крайне заняты подписанием важного контракта, после которого они обязательно отвезут нас в ресторан, — «еще бы, — подумала Кэтрин, — это мой первый полноценный выходной за полтора года», — или, как минимум, в какое-нибудь кафе. Но это же дети, вы понимаете, — Кэролайн как никогда была похожа на полную дурочку в этот момент, — они вечно устраивают какие-то шалости или сюрпризы, к тому же этот переходный возраст. — Кэролайн удрученно покачала головой. — Может быть, вы поможете нам пройти к директору? Охранник — парень под два метра ростом с широкими плечами и лицом абсолютного идиота — был шокирован еще гневной выволочкой Кэтрин, что уж говорить о «псевдоблондинистых» заигрываниях Кэролайн. Разумеется, он кивнул — в чем Кэтрин тоже разглядела изрядные признаки тупости — и повел их по коридорам к ненавистному кабинету. За его спиной Кэтрин и Кэролайн играли в игру — чье лицо получится более возмущенным, усталым и глумливым одновременно. *** Кэтрин, на самом деле, помогала Элайдже не только ради audi, или любви к людям (что нельзя было бы отнести к одному из качеств Кэтрин даже под большой дозой героина), или любой другой ерунды, хотя, конечно же, будущая audi сыграла одну из самых важных ролей в этом договоре. Просто когда-то Элайджа стал первым человеком, который смог смириться с дурным нравом Кэтрин и ее непомерной самовлюбленностью, а это значило намного больше, чем люди обычно вкладывают в терпение окружающих. Кэтрин не любили и не понимали даже собственные родители, — она ни на секунду не забывала об этом, — а Элайджа словно бы был ее отражением наоборот. И со временем Кэтрин начинала думать, что помогла Элайдже только потому, что хотела, чтобы кто-нибудь помог ей. Глядя на аппликацию из платья за пятьсот долларов (самое дорогое из ее нынешнего гардероба), Кэтрин подумала, что ей не сможет помочь и сам бог, что уж говорить о каком-то Элайдже Майклсоне. Ребекка была удивительно точна в выборах, потому что она не трогала дешевые юбки или джинсы, она всегда портила дорогие вещи. В прошлый раз это были туфли от Manolo Blahnik, и Кэтрин нисколько не стыдилась того, что расплакалась над их останками. В то же время, Кэтрин видела, что девчонка (как и ее брат) боится подойти к ней. Вероятно, из-за того, что Элайджа отдал ей Bentley, едва увидев с ножом в руках, но это все равно было весьма странно, потому что два проказника не стеснялись лезть в ее гардероб, косметичку, опрокидывать на нее воду, подсовывать в спальню (а они с Элайджей спали в одной кровати, между прочим) мышей и тараканов. Верхом их изобретательности Кэтрин считала слабительное в своем молочном коктейле и краску в шампуне для волос, потому что, хоть это и было несколько банально, последствия были самыми ужасными. Кэтрин прибережет это в TOP-10 для своего психотерапевта, которого наймет лет через пятьдесят, будучи страшной сварливой старухой на высоких шпильках. Но с этим нужно было что-то делать, потому что вещей у Кэтрин было немного, а нервных клеток и того меньше. Поэтому она подкрасила поярче стрелки на глазах, потратила почти полчаса на обновление прически и, подхватив ключи от машины со стола, направилась прямиком в офис Элайджи. Охрана пыталась остановить ее на входе, потому что у Кэтрин не было бейджа компании и ключа-карты, который носили все сотрудники, поэтому Кэтрин подошла к мужчине с рацией ближе, выразительно откинув голову, чтобы недоразвитый придурок точно разглядел ее декольте, и в перерыве между собственными заигрываниями и притворными восхищениями его силой, красотой и, «несомненно», умом, стащила ключ-карту из заднего кармана его брюк и зашла с другого входа, соврав о том, что забыла бейдж дома. Никто даже не посмотрел на нее, пока она поднималась на тринадцатый этаж (что и следовало ожидать от Элайджи Майклсона), но у самого кабинета Элайджи она столкнулась с большой головной болью — Хейли Маршал или просто неповторимой секретаршей. — Нет, — сказала Хейли, едва завидев ее у двери, и демонстративно уткнулась в гору бумаг на своем столе. Кэтрин вздохнула, сосчитала до десяти и попыталась улыбнуться. — Я на минутку, — сказала она, стремительно преодолевая комнату. Было только две двери — та, в которую она вошла только что, и та, что была прямо напротив. Не было никаких сомнений, что это кабинет Элайджи, потому что Кэтрин уточнила у уборщицы, назвавшись новенькой и проболтав с той двадцать минут о разных глупостях, чтобы не привлекать лишнего внимания. Хейли вскочила, чтобы остановить ее, и даже успела сказать что-то среднее между «мистер Майклсон занят» и «туда нельзя», но Кэтрин уже толкнула дверь и улыбнулась Элайдже, который сидел за столом и с кем-то разговаривал по телефону. — Привет, милый, — сказала она, не обращая внимания на растерявшуюся Хейли. — Соскучился? Элайджа нахмурился, быстро попрощался с собеседником и махнул рукой Хейли, заставляя ее закрыть дверь с другой стороны. — Как ты здесь оказалась? — спросил он, явно недовольный фактом ее присутствия. Кэтрин это позабавило. — Стянула ключ-карту у охранника, — невозмутимо ответила она, выкладывая пластиковую карточку на его стол. — Соврала, что я новенькая и забыла бейдж дома. А потом разговорила уборщицу и узнала, где тебя найти. Ну, а Хейли ты и сам знаешь — она удивительно несообразительна и в самом деле думала, что я уйду, стоит только ей сказать нет. — Она уселась на стул, закинула ногу на ногу и наклонила голову к плечу. — Так ты соскучился? — Я с этим разберусь, — сказал Элайджа, убирая карту в ящик стола, хотя Кэтрин так и не поняла, с чем он собрался разбираться — с картой или тем несчастным, которого она почти соблазнила у входа. — Что тебе нужно? Кэтрин тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула, мигом потеряв весь свой напускной шарм. Она рассматривала разноцветные папки за стеклом, фотографии, какие-то странные бумаги в рамочках, старые как мир пластинки и множество всяких безделушек, которых не ожидала увидеть в кабинете Элайджи. Элайджа не торопил ее. Он подпер голову ладонью и внимательно рассматривал ее короткую юбку-карандаш и блузку с расстегнутыми верхними пуговицами. Кэтрин усмехнулась. — Мне нужны деньги. — Зачем? — сказал он, начиная рыться в шкафах своего стола. Кэтрин подумала, что там, наверное, можно спрятать слона. — Шопинг. Много шопинга. — Она пожала плечами. — Моя смена уже закончилась, спать я не хочу, а твоя сестра сшила картину удивительно неплохого лазурного берега из моего сапфирового платья от Louis Vuitton. — Я поговорю с ней, — тяжело вздохнул Элайджа. Кэтрин показалось, что он немного опасается ее реакции, хотя за маской Элайджи Майклсона невозможно было бы разглядеть и извержение вулкана. Кэтрин скривила губы и покачала головой. — Не надо. Я просто хочу новое платье. Или два. Или десять. — Она провела пальцем по губам и вцепилась в платиновую карту, которую Элайджа протянул ей. — Чтоб ты понимал, успокоительные перестают на меня действовать. — Посадишь печень — не проси меня возместить ущерб, — ответил Элайджа. — То, что мертво, умереть не может, — рассмеялась Кэтрин, а Элайджа все еще не сводил с нее взгляд. — Недавно был трехлетний юбилей моего Великого Запоя. Ты, кстати, тоже в нем участвовал, хоть и не знаешь об этом. Это было странно даже для нее самой, но Кэтрин действительно оплакивала разрыв отношений с Элайджей. Еще больше она оплакивала свою глупую наивность и то, Элайджа на самом деле оказался не тем, кем она его видела, хотя, по правде сказать, она видела его в не самом лучшем свете. Просто Кэтрин — вот уж неожиданность — была слишком горделива для того, чтобы так просто забывать о предательствах. Для Элайджи Майклсона, возможно, это было обыденностью. — Кэтрин! — крикнул он, когда она уже почти вышла. Может быть, он хотел сказать ей что-то еще, но Кэтрин, не обернувшись, помахала ему картой, зажатой между средним и указательным пальцами. — Удачного дня, милый. Кэтрин спустилась по лестнице, пытаясь остудить голову, — она внезапно осознала, что снова хочет пить, и пить далеко не воду. Охранника не было, и Кэтрин сорвала с клумбы ромашку, чтобы обрывать ей лепестки по дороге к машине. Последний лепесток остался нетронутым, когда она выбросила цветок на тротуар и завела двигатель. Пока она толкалась в небольшой пробке на одной из центральных улиц, Кэтрин думала, не вытащить ли ей Кэролайн с ее работы, на которую та сегодня так сильно не хотела идти. Кэтрин как раз вернулась, когда Кэролайн только начала чистить зубы, поэтому ей пришлось выслушать небольшое устное эссе на тему того, как Кэролайн ненавидит людей, не отличающих зеленый от салатового. Кэтрин была во многом согласна с Кэролайн и только поэтому выслушала все до конца и даже не убила ее. Впрочем, Кэтрин была уже большой девочкой, — и администратором ночного клуба, — чтобы понимать, что работа бывает важнее собственных неприятностей. Хотя зачем работа девушке Никлауса Майклсона, — и блондинке, ко всему прочему, — она никак не могла понять. А потом Кэтрин вспомнила неровно сшитые линии и холодный цвет дорогой ткани, аккуратно вставленные в рамочку и оставленные на ее кровати. Она поджала губы и свернула вправо. Торговые центры были намного ближе, чем дом Майклсонов (хоть Кэтрин и переехала для поддержания легенды, она все же не могла называть дом Майклсонов своим), но она все равно упрямо давила на газ и думала, что хуже уже быть не может. Ребекка сидела в своей комнате, сегодня она пропускала школу, потому что с утра у нее болел живот. Никлаус и Элайджа настаивали, чтобы она собиралась, а потом Кэролайн, заканчивая с укладкой, сказала Кэтрин: — Я думаю, что она не врет. — Почему это? Кэролайн только поджала губы на это. Она отложила плойку, хотя оставалось еще несколько незавитых прядей, и ушла в комнату Ребекки, где Никлаус и Элайджа развели настоящую войну за отстаивание своего авторитета. Кэтрин, из чистого интереса, последовала за ней. — У нас там мыло закончилось, я возьму у тебя? — спросила она у Ребекки, и было удивительно, что ее услышали за всеми этими криками и метаниями молний. Ребекка пожала плечами и закусила губу. Кэролайн вернулась с упаковкой мыла, подошла к Никлаусу и протянула ему. — Можно она останется? — спросила она, и Кэтрин подумала, что она заработалась, потому что совершенно не могла понять, почему это блондинка решила помочь Ребекке. Кэтрин, по правде сказать, подозревала, что Кэролайн достается от нее намного больше. Никлаус долго смотрел на Кэролайн, а потом весь как будто сдулся, выхватил мыло из ее рук и ушел. Элайджа посмотрел на Кэтрин, та кивнула ему в сторону выхода, и он ушел тоже. Ребекка ничего не сказала, но забралась обратно под одеяло и отвернулась к стене. До Кэтрин только тогда дошло, что происходит. И вот теперь Кэтрин припарковала машину, нашла в сумочке обезболивающее и вытащила с заднего сиденья бутылку воды. «Точно», — подумала она, — «блондинки — мой новый круг Ада». — Поднимайся, — сказала она Ребекке, читающей книгу в кровати. Ребекка вскинулась и явно готовилась сказать что-то колкое и язвительное, но Кэтрин кинула в ее сторону бутылку и пачку таблеток. — Должно помочь, но в такие дни лучше не сидеть на месте. Поверь человеку, который работает двенадцать часов в сутки без выходных, несмотря на то, что это незаконно. — Отравленные? — с сомнением спросила Ребекка, но взяла упаковку в руки. — Проверишь на практике, — невозмутимо отозвалась Кэтрин. — Если соберешься за пятнадцать минут, возьму тебя с собой. — Куда? Кэролайн продемонстрировала карту. — Шопинг. Кэтрин видела, как лицо Ребекки меняется вместе с ее мыслями. Она, все-таки, была сущим ребенком во многих аспектах. Удержаться от нелестного комментария было для девчонки также сложно, как отказаться от желания купить что-нибудь (общая проблема всех девушек, тем более блондинок), но в итоге она сделала именно тот выбор, которого ожидала от нее Кэтрин: соскочила с кровати, на ходу запивая таблетку, и крикнула уже из ванной: — Двадцать! Кэтрин покачала головой и с разбегу плюхнулась на ее кровать. *** — Ребекка — способный ребенок, — настойчиво пыталась объяснить миссис Абрамс, директор школы. — Она весьма талантлива, неплохо проявила себя в прошлом спектакле, хорошо рисует и даже играет на музыкальных инструментах. Но ее поведение… оставляет желать лучшего, если вы понимаете. Кэтрин рассматривала деревья в окне, пока Кэролайн рядом с ней виновато улыбалась и кивала точно тогда, когда этого требовала ситуация. Миссис Абрамс хотела сказать что-то еще, но в этот момент дверь в кабинет открылась, и мисс Браун, преподающая естествознание, ввела в комнату Ребекку с царапинами на щеке и синяком на подбородке (это было то, что первым бросалось в глаза), растрепанную и злую, невероятно похожую в этом на своих братьев. Не было ничего удивительного, по мнению миссис Абрамс, в том, что Ребекка решала большинство своих проблем кулаками. В конце концов, девочка жила с четырьмя братьями, а ее родители были живы и дееспособны, что наводило на вполне конкретные мысли. Миссис Абрамс, впрочем, не нравились и девушки, которые сидели напротив. Одна из них, Кэтрин Майклсон (так она представилась), была слишком уж высокомерна и явно не могла оказать хорошего влияния на подростка в сложный период пубертата, а другая (Кэролайн Майклсон) была слишком уж классической блондинкой, настолько, что у миссис Абрамс не оставалось сомнений в том, что девушка весьма глупа и наивна. Почему такие люди, как Элайджа и Никлаус Майклосны, весьма успешные и уважаемые, обратили внимание на этих самых Кэролайн и Кэтрин, а не, скажем, на ту же мисс Браун, весьма умную, скромную и милую девушку, оставалось для миссис Абрамс загадкой. А она работала в школе уже второй год и не без оснований считала, что кое-что понимает в людях. Ребекка недовольно уставилась на своих опекуна и невестку, но вырвалась из рук мисс Браун и подошла к ним. Кэролайн встала и посадила Ребекку на свое место. Кэтрин весело хмыкнула, взглянув на ее синяки и ссадины, и миссис Абрамс не удержалась от того, чтобы поджать губы. — Я надеюсь, что вы позаботитесь о том, чтобы… — миссис Абрамс хотела дать понять двум удивительно некомпетентным в вопросах воспитания девушкам, что ребенку нужно прививать моральные нормы в домашней обстановке и что, хоть она и весьма сочувствует положению в семье Ребекки, но это не значит, что девочка может вести себя подобным образом, и многое, многое другое, но была прервана. — Позаботимся, будьте уверены, — улыбнулась Кэролайн, и мисс Абрамс ни на секунду не поверила ее сладкой улыбке. — А где тот, кто получил ответную порцию синяков? — спросила Кэтрин. — Он мертв? — она со смешком посмотрела на Ребекку. — К сожалению, нет, — ответила ей Ребекка. — Его забрали родители десять минут назад. Миссис Абрамс задохнулась от возмущения. — Мы это исправим, — серьезно кивнула Кэтрин, а Кэролайн растрепала и без того потрепанную прическу Ребекки. — Послушайте же, — возмутилась миссис Абрамс. — Это выходит за всякие рамки! Я могла простить подобную выходку Марселю, но Ребекка… Она же девочка! Это ненормально. Миссис Абрамс не заметила, что Ребекка вздрогнула. — Если вы считаете, что мы позволим вам дискриминировать нашего ребенка по половому признаку, то вы глубоко ошибаетесь, — Кэролайн продолжала улыбаться так же мило и глупо, как и несколько минут назад. — И, разумеется, мы не собираемся выслушивать ваши жалобы в присутствии Ребекки, а тем более в отсутствие второго виновника случившегося, потому что, хотите вы этого или нет, Ребекка абсолютно нормальная, и вы можете попробовать оспорить это заявление в суде. — Мы уже наслушались, — кивнула Кэтрин, поднимаясь. Она протянула миссис Абрамс клочок бумаги с нестройным набором цифр и фамилией внизу. — Это мой телефон. Звоните в случае подобных ситуаций, у меня на ожидании очень милая мелодия. И они ушли, громко хлопнув дверью. Миссис Абрамс с презрением уставилась на клочок бумаги. И если бы ее муж, мистер Абрамс, не просил ее держаться подальше от Майклсонов, она бы обязательно использовала все свои возможности, чтобы испортить этой семейке жизнь. — Чертовы Майклсоны. *** — Мне не нравится, — сказала Ребекка, пристально разглядывая в зеркале свое отражение. Платье было нежно-персикового цвета с широкой розовой лентой на поясе. Оно вызывало почти отвращение от своей приторности, а ко всему прочему невыгодно оттеняло бледную кожу. — Значит снимай, — кивнула Кэтрин, продолжая рыться в ворохе одежды. Консультантки услужливо улыбались и спешили исполнить любой каприз, потому что у Кэтрин в кармане лежала платиновая карта на фамилию Майклсон. — Светлые оттенки — это не твое. — Она подошла с двумя вешалками с платьями синего и зеленого цвета в руках. — Что насчет синего? — спросила она, прикладывая к Ребекке синее платье, и посмотрела на зеркало. — Или это. — Она приложила зеленое платье. — У него юбка короче, — она понизила голос, — и Элайджа убьет меня за это, — а затем кивнула одной из девушек-консультанток, — зато смотри, какой кулон к нему подойдет. Кулон был красивый, насыщенно-бирюзовый с острыми гранями на тяжелой серебряной цепочке. Смотрелся дороже, чем весь магазин, и стоил, наверное, столько же. — Красивый, — сказала Ребекка. — Отлично, — кивнула Кэтрин и отдала обе вешалке девушкам, даже не взглянув на них. — Эти мы тоже возьмем. И кулон заверните. — А ты уверена… — с сомнением протянула Ребекка, глядя на гору одежды, которой Кэтрин уже успела вынести вердикт «берём». Кэтрин грозно на нее шикнула. — Платиновая карта твоего брата очень скоро вернется обратно в его карман, и я не собираюсь упускать свой шанс, чего и тебе не советую. К тому же, твоими стараниями мой гардероб удивительно быстро редеет, и все бы хорошо, но сумочка Prada что тебе сделала? — Кэтрин картинно заломила руки. — Стараниями Хенрика тоже, — ухмыльнулась Ребекка. — А сумочка была красивая, ее даже жаль, — улыбка сменилась на гримасу печали. — Представь, как жаль было мне, — расхохоталась Кэтрин. — Мама любила розовый цвет, — Ребекка отвела взгляд от зеркала. — Она думала, что я тоже должна его любить. Кэтрин презрительно хмыкнула, откидывая волосы. — Ты должна любить только себя, — Кэтрин положила руку на ее макушку. — И своих братьев, потому что они заботятся о тебе. — Она задумалась на секунду. — Но совсем немного, потому что и Элайджа, и Никлаус слишком много о себе думают, вот что. — Ребекке уже переставал нравиться этот разговор. Ей больше нравилось, когда Кэтрин не глядя взмахивала кредиткой, оплачивая все, что могло понравиться ей или Ребекке. И еще то, что Кэтрин никогда не говорила, что Ребекка не права или что она должна думать по-другому. Это было… ну… странно. Девушка-консультантка озвучила сумму, от которой даже у привыкшей со временем к роскоши Ребекки округлились глаза. Она уже было подумала, что их веселая прогулка, на которой можно было есть любое мороженое, брать любую одежду и говорить любые слова, которые приходят в голову, закончилась. Ребекка никому и никогда не сказала бы, но она все же немного расстроилась. А потом Кэтрин сказала: — Может, еще шорты посмотрим? И Ребекка подумала, что, ладно, она больше не будет брать вещи из шкафа Кэтрин. Ближайшие пару дней, по крайней мере. *** Кэролайн заставила Ребекку сесть на заднее сиденье и признаться в тех синяках и ссадинах, в которых она не призналась школьному врачу, пока Кэтрин доставала аптечку из багажника. Они в четыре руки обрабатывали боевые ранения, которых было на удивление много. Детей, видимо, не спешили разнимать. — И вы ничего не скажете? — хмуро спросила Ребекка, глядя на них с вызовом. — Я же девочка, — гнусаво передразнила она. Она ожидала этого. Даже, возможно, заготовила пару колких фраз про запас, которые в реальности, конечно же, будут звучать не так круто и пафосно, как в голове, но с ними она чувствовала себя увереннее и сильнее. Она была готова отражать удар. — У Элайджи закончилось совещание, и он едет домой, — невозмутимо отозвалась Кэтрин, забинтовывая особенно глубокую царапину на лодыжке. Кэтрин не хотела знать, чем ее нанесли. — А Никлаус уже ждет нас дома, и он рычал в трубку, пока говорил со мной, так что я собираюсь заходить в дом последней или не заходить вовсе, — поделилась событиями Кэролайн. — Вот видишь, — решила добить Кэтрин. Она улыбалась. — Тебе и без нас есть, кого слушать. Кэтрин перебралась на водительское сиденье и завела машину. — Терпеть не могу школы, — сказала она, выезжая с парковки. — Не удивительно, — сказала Ребекка, и Кэтрин показала ей средний палец, не отвлекаясь от дороги. Кэролайн слишком сильно прижала царапину ваткой с перекисью и Ребекка зашипела. Кэролайн тут же убрала ватку и подула на царапину, не выпуская из ладони ее дернувшуюся руку. — Мне не пять лет, — промямлила Ребекка, чувствуя себя неуютно. — Я помню, — невозмутимо отозвалась Кэролайн, продолжая свое увлекательное занятие. — Это не радио играет, да? — Ребекка заметила, что в машине играет приглушенная мелодия из репертуара Imagine Dragons. — Это Элайджа, — сказала Кэтрин. — И нет, я не хочу отвечать ему, потому что не хочу. Ребекка хихикнула под неодобрительным взглядом Кэролайн. И смартфону Кэтрин было понятно, что еще немного, и зазвонит телефон Кэролайн, которая не могла так просто отделаться от Никлауса или кого угодно еще, потому что основным принципом ее жизни был контроль ситуации. Это ни в коем случае не значило, что Кэролайн действительно хотела разговаривать с разозленным Никлаусом. — Итак, — сказала Кэролайн тоном слишком официальным для кого-то, что занимался обработкой ран. — Ты готова поделиться с нами своими подвигами? Или, возможно, ты хочешь сказать несколько нелестных слов о своем противнике? Мы с Кэтрин, возможно, даже подкинем тебе пару интересных выражений. — Он идиот, — тут же ответила Ребекка. — И он был неправ, поэтому я ему врезала. И я сделала правильно. Кэролайн закончила обрабатывать рану и стала складывать ватки и антисептики обратно в аптечку. Ребекка нашла это занимательным. — И что он сказал тебе? Ребекка отвернулась к окну, снова становясь подростком, только что побывавшем в драке и, судя по ее настроению, выигравшем в ней. — Что я бесполезная и никому не нужная, поэтому родители меня бросили. — Кэролайн и Кэтрин неуверенно замерли. Телефон Кэтрин продолжал играть мелодию. — Но это мне не нужны мои родители, — заявила она. — Без них даже лучше. Кэролайн вздохнула: — Мне нужно выпить. — Только если содовую, — рассмеялась Кэтрин. — И учти, что Элайджа и Никлаус уже достаточно взвинчены, чтобы отследить нас по джи-пи-эс, и явно высчитывают время нашего возвращения. — Я тоже хочу содовую, — сказала Ребекка. — Как скажет мини-босс, — Кэтрин свернула к магазину.***
Кэролайн зашла в комнату к Хенрику, будучи во все оружии: она надела одежду, которую не было жалко, потому что один раз Хенрик выстрелил в нее краской из водяного пистолета, тапочки с максимальным сцеплением с землей, потому что она уже попадалась на масле, не накрашенной, не уложенной и далее по списку, потому что, на секунду, это была пятая неделя пребывания в доме Майклсонов, а отношения с детьми все еще оставляли желать лучшего. Кэролайн ожидала чего угодно: тазика с тараканами, в который она должна наступить, растяжку у порога, клей на дверной ручке (хотя все это уже с ней случалось), но ничего не происходило. Кэролайн почувствовала, что что-то не так. Она несколько раз оглянулась в поисках подвоха, подергала дверь, осмотрела шторы и ковер. Все было в порядке. Не шел дождь из лягушек и с люстры не сыпались водные шарики. — Хенрик, — взволнованно позвала она, но никто ей не ответил. Кэролайн кинулась к окну, но связанных в самодельную лестницу тряпок не было. — Кэролайн, вы скоро?! — у Ника был уже привычно-раздраженный тон. Кэролайн не ответила. Во-первых, она всерьез боялась сказать Никлаусу, что его ребенок пропал, а во-вторых, она страшно испугалась того, что этот самый двенадцатилетний ребенок действительно мог пропасть в огромном поместье, или, что еще хуже, за его пределами. «Где же он?» — паниковала Кэролайн, проверяя шкафы и кровать. Она слышала, как сердце стучит у нее в горле. Она нашла неприметную дверь в ванную, распахнула ее и облегченно вздохнула до того, как поняла, что он здесь: Хенрик сидел на полу, облокотившись о стену, и, кажется, спал. Кэролайн нахмурилась. Дети Майклсонов, надо сказать, вообще были на удивление самостоятельными. Даже Хенрик мог соорудить простую еду вроде сэндвича или яичницы, они редко опаздывали, если сами не хотели этого, их комнаты были чисты настолько, насколько могут быть чисты комнаты подростков, они пунктуально приносили грязные вещи в стирку, хотя во время проверок Кэролайн и находила вещи, которые они забывали, и убирала пыль, но с большей частью домашних дел справлялась домработница. Так вот, дети были достаточно самостоятельными, чтобы не выглядеть так, как выглядел Хенрик — его рубашка была неправильно застегнута, волосы не расчесаны, брюки надеты наоборот, и выглядел он как-то слишком вымотанным — бледный, с синяками под глазами. И Кэролайн заметила, что он слишком тяжело дышит. — Только не это, — пробормотала она. — Хенрик? Хенрик поморщился и пробормотал низким голосом: — Еще пять минут. Надо сказать, что Хенрик, как и Ребекка, в принципе, был жутким жаворонком. Даже в выходные дни он просыпался не позже семи, но что-то подсказывало Кэролайн, что он просыпался еще раньше, просто любил понежиться в кровати подольше. Кэролайн тоже была жаворонком, а вот остальные члены семьи Майклсон, включая Кэтрин, — опытными совами. Поэтому завтраки, как правило, готовила Кэролайн, и она же следила за сборами детей, что началось сразу после того, как уставший после ночи переговоров Элайджа отвез в школу Ребекку, одетую в джинсы с цепями и без сумки с тетрадями. Кэролайн подошла ближе и присела на корточки, забыв о том, что ее платье из хлопка и мнется с ужасающей даже для натуральной ткани скоростью. Она откинула светлые кудри с мокрого лба Хенрика, и тут же поняла, что не прогадала с выводами. — Кэролайн? — немного взволнованно спросил Никлаус, стоя в дверях. Кэролайн обернулась. — У него жар, — сказала она. — И, возможно, ангина, его голос мне не понравился. Нужно раздеть его и перенести на кровать. В обратном порядке. — Кэролайн посмотрела на Никлауса. Его выражение лица было сложным настолько, что потерянным. Никлаус отрывисто кивнул, легко подхватил Хенрика на руки и отнес на кровать. Они быстро переодели Хенрика в пижаму с акулами, которую Кэролайн нашла очень милой. — Он не часто болеет, да? — спросила она осторожно. — Он не болеет, — твердо сказал Никлаус. — Они с Ребеккой не болеют. — Хенрик закашлял, его кашель был мокрым и хриплым, и Кэролайн мысленно перебрала несколько марок сиропов и спреев от кашля. — Не болели. Кэролайн кивнула. Возможно, у Ребекки и Хенрика просто были очень устойчивые к вирусам организмы, а возможно, они болели, но за своими проказами не замечали этого или не хотели волновать Элайджу и Ника. Кэролайн могла придумать сотню причин того, почему Никлаус — и Элайджа, соответственно, — не знают, что делать с больным ребенком. Кэролайн и сама была не слишком хороша в этом, потому что была единственным ребенком в семье и не помнила ни одной своей болезни, кроме содранных коленок. — Что… — Никлаус посмотрел ей прямо в глаза, и Кэролайн почувствовала, что здесь и сейчас только она более-менее адекватно относится к ситуации. — Что мне делать? Кэролайн потерла переносицу. «Ладно», — подумала она. — «Я не могу бросить ребенка здесь с ним». — Принеси мой телефон, — сказал она, мысленно перестраивая свой график под график Кэтрин на ближайшие пару дней. — И аптечку, если она у вас есть, — Кэролайн подумала, что не найдет в ней ничего, кроме антисептиков, обезболивающих и бинтов. — Мне придется уйти ненадолго за лекарствами, но я быстро вернусь, а вам с Элайджей нужно не опоздать на совещание и отвезти Ребекку в школу. — Я тебя отвезу, — сказал Никлаус, выходя из комнаты. Так Кэролайн подписала свой неожиданный приговор сиделки. Она сбивала температуру таблетками и меняла полотенце на лбу Хенрика каждый час, приготовила куриный бульон, который получился не особенно вкусным, но едва Хенрик проснулся, она уже стояла у его постели с тарелкой и ложкой. Хенрик, даже под воздействием температуры и лекарств, имеющих снотворный эффект, воспротивился ее желанию «ущемить его права» и взялся за ложку сам. Кэролайн впоследствии пришлось обтирать его, потому что до ванной они бы не дошли однозначно, — он был слишком тяжел для Кэролайн, — и менять пижаму, хотя с бодрствующим Хенриком это оказалось намного легче. Хенрик кашлял без остановки, ворчал на лекарства, которые Кэролайн с боем и шантажом заставляла его пить, говорил через силу и едва мог поднять руку, и Кэролайн находилась в постоянном напряжении, потому что ей казалось, что все, что она делает — бесполезно. — Можно мне книжку? — спросил Хенрик, когда проснулся в третий раз. Кэролайн сунула ему под нос таблетки, и он покорно проглотил сначала их, а затем и ложку сиропа, так что у нее не осталось выбора. — Какую? — спросила Кэролайн, останавливаясь напротив книжного шкафа. Она заметила, что книг было на удивление много. — Красно-серую, — сказал Хенрик, и Кэролайн осторожно вытащила книгу. Она была весьма внушительного объема и называлась «Промышленные роботы. Кинематика, динамика, контроль и управление». Кэролайн была весьма озадачена и решила, что ей стоит это обдумать. — Я схожу за чаем, — сказала она. Хенрик уже открыл книгу на заложенной странице и невозмутимо кивнул. — Пожалуйста, не вставай и не уничтожай дом, пока меня нет. Когда она вернулась с двумя чашками чая, в одной из которых был лимон и две ложки сахара, книга лежала рядом с Хенриком, который усиленно растирал глаза. — Перестань, — возмутилась она. — Что случилось? — Она расплывается! — сказал Хенрик так, будто Вселенная была виновата в этом. Кэролайн устало вздохнула, сунула в его руку чашку чая быстрее, чем он успел это понять, и взялась за книгу. — Не то, чтобы я хорошо читала, но выбора у тебя нет, — сказала она, открывая заложенную страницу. Кэролайн была дизайнером и, соответственно, ничего не понимала в робототехнике. Даже название книги показалось ей ужасным, что говорить о содержании. Она несколько раз неправильно произносила слова, и Хенрик сначала с усмешкой, а затем и с легким раздражением поправлял ее. Но Кэролайн совсем опустила руки, когда наткнулась на удивительно непонятное «RТК». — Я сдаюсь, — сказала она. — Что это? — Метод получения координат с помощью спутниковой навигации, — с готовностью ответил Хенрик. — Я не понимаю половины из того, что читаю. Та, которую я понимаю, состоит из предлогов и вводных слов. — Я уже понял, — хихикнул Хенрик. Кэролайн даже порадовалась тому, что у него хорошее настроение. — А системная организация роботов что такое? Я понимаю каждое слово в отдельности, но не в совокупности. Хенрик вздохнул и принялся объяснять. Кэролайн вникала и задавала вопросы — глупые и местами смешные, но она честно пыталась разобраться в ворохе терминов и понятий. Кэролайн заметила, что, хоть Хенрик и посмеивался над ее неосведомленностью, он ни разу не сказал ничего против ее вопросов и, кажется, сам был рад поделиться чем-то, что настолько его интересовало. Кэролайн прятала улыбку, но у нее плохо получалось. Они провели так несколько часов: обсуждали робототехнику, в которой Кэролайн все равно ничего не понимала, затем моду, потому что Кэролайн не понравился окрас одного из роботов на картинке, бились в словесных баталиях за и против принятия вот конкретно этого сиропа от кашля. Кэролайн разогревала бульон и приносила бесчисленное количество чая, складируя чашки на комоде у кровати. Она иррационально боялась оставить Хенрика одного надолго и по часам проверяла его температуру. Коул и Ребекка вернулись где-то между четвертой главой книги и восьмой чашкой чая. Хенрик был жутко рад видеть их обоих, улыбка не сходила с его лица. Ребекка принесла шоколад, а Коул — игрушечного робота, которого купил по дороге. — Ну что, боец? — спросил он с проказливой улыбкой. — Хочешь новый конструктор? — Хенрик заинтересованно приподнял голову. — Выздоравливай быстрее, и я, как самый заботливый из твоих братьев, свожу тебя в магазин. — Он был так невероятно доволен собой, что Ребекка расхохоталась. — Между прочим, это Кэтрин вносила за тебя залог в последний раз, а Кэролайн гладила твою рубашку рано утром, потому что кое-кто забыл о практике. — Сказала Ребекка. — Ничего-то не скроешь от этих детей! — возмутился Коул и принялся доводить сестру до истерики щекоткой. — Что-нибудь нужно? — спросил Коул позже, когда они вышли из комнаты, чтобы не мешать Ребекке и Хенрику разносить ее. — Нет, — Кэролайн покачала головой. — Я скупила пол-аптеки, потому что паниковала, и Никлаус еще не видел количество нулей в чеке, раз до сих пор ничего не сказал. — Видел, поверь мне, — улыбка у Коула всегда была слишком проказливой. — И ничего он тебе не скажет, потому что сам паниковал так, будто конец света уже наступил. — Правда была в том, что все они, даже Кэтрин, которой она позвонила, даже не понимая зачем, паниковали именно с такой силой. Коул примчался с другого конца города, и он не смог бы сделать этого так быстро, если бы не нарушил всевозможные скоростные ограничения. — Я должен помочь Нику и Элу с проектом, иначе они не успеют вернуться и к рассвету, — сказал он, растеряно выискивая ключи от машины в кармане. — Пожалуйста, позвони мне, если что-то случится. — Все будет хорошо, — сказала Кэролайн. К вечеру Хенрика стало клонить в сон. Кэролайн заставила его выпить лекарства, подоткнула одеяло и поцеловала в лоб, как делала ее мама на ночь. — Ты пойдешь на работу, да? — сонно спросил Хенрик. — Нет, — ответила Кэролайн. — Я буду здесь или в своей комнате, прямо за стеной, но очень близко, и буду проверять тебя каждый час. Если станет совсем плохо, скажи мне об этом, ладно? — Ладно, — ответил Хенрик и закрыл глаза. Кэролайн соврала, потому что проверяла температуру Хенрика каждые полчаса и каждые десять минут кидала на него долгий взгляд. Если бы Хенрик не был болен, он бы обязательно проснулся от такого внимания. Ребекка заходила в комнату так часто, как могла, то есть каждые несколько минут, молча стояла у порога и уходила. Кэролайн не решалась заговорить с ней, боясь разбудить Хенрика, но еще больше боясь навлечь на себя гнев Ребекки, которого ей хватало в повседневности. Она приготовила для нее ужин, и Ребекка даже не стала по обыкновению опускать ее кулинарные таланты. — С ним же все будет хорошо, да? — спросила она, не отрываясь от тарелки. — Да, — сказала Кэролайн. — И вы даже сможете сжечь кухню, пытаясь приготовить печенье. — Я никогда не готовила печенье, — сказала Ребекка, такая же сладкоежка, как и ее младший брат. — Мы с Кэтрин научим вас позже. Когда Хенрик выздоровеет. Никлаус вернулся ближе к ночи вместе с Элайджей и Кэтрин. — Привет, как вы? — спросил он, едва переступив порог комнаты. Кэролайн сделала страшные глаза, прошипела «тише» и махнула рукой в сторону спящего Хенрика. — Днем ему стало немного лучше, но жар еще не спадает. Мы даже поговорили о робототехнике, и теперь я чувствую себя очень глупой и очень напряженной из-за этого. Вот ты знаешь что такое «RTK»? — Кинематика в реальном времени. Получение сантиметровых координат со спутников. А что? Кэролайн кинула книгу на столик. — Хорошо, — сказала, — я просто блондинка, которая знает несколько сотен цветов, и то, как их правильно сочетать, но фамилия Майклсон — это, видимо, титул. Никлаус рассмеялся. — Вообще ты права. Но наша компания, если ты забыла, занимается информационными технологиями. И я тоже знаю несколько сотен цветов. А еще, между прочим, ты уже три дня как Майклсон. Он смотрел на нее с превосходством, а Кэролайн потерялась в пустоте своих мыслей. «Точно, мы женаты», — подумала она. И Кэтрин с Элайджей тоже женаты. Строго говоря, это не имело такого уж большого значения, потому что штампы в паспортах были больше купленными, чем законными, и никто и не думал праздновать (лично Кэролайн была против любой церемонии, потому что, знаете, с нее хватит), но Никлаус все равно говорил об этом с гордостью. Эту фамилию в семье ценили так сильно, что Кэролайн невольно восхищалась этим. Хенрик заворочался и зевнул, а потом закашлялся. — Привет, Ник, — сказал он, силясь открыть глаза пошире. — Привет, — улыбнулся Никлаус, хотя Кэролайн видела, что его сильно испугал тяжелый кашель Хенрика. Она даже немного позавидовала им обоим. — Как ты? — Кэролайн ужасно читает, — сказал Хенрик, заставив Никлауса подавить смешок. Кэролайн подавилась от возмущения. — Но чай был вкусный. — Она научится, — сказал Никлаус. — Может быть, — добавил осторожно. Кэролайн была близка к тому, чтобы уйти, хлопнув дверью. Хенрик пробормотал что-то непонятное. Кэролайн, воспользовавшись случаем, снова заставила его выпить лекарства. Хенрик, кажется, уснул быстрее, чем кто-либо в комнате понял это. — Как вы тут? — Элайджа вошел в комнату, но быстро понизил голос под злым взглядом брата. Кэтрин отчаянно зевала позади него. — Все хорошо, — сказала Кэролайн. — Вам всем пора спать, потому что уже почти полночь. Кэтрин, не присмотришь завтра утром за Хенриком? Я только одну бумажку подпишу — и сразу вернусь. — Кэролайн сложила ладони в молитвенном жесте. — Да не тушуйся, блонди, — ответила Кэтрин. — Куда я денусь. — Ты не идешь? — спросил Ник, когда Кэтрин и Элайджа ушли в свою комнату, тихо переругиваясь. — Нет, — Кэролайн покачала головой. — Посижу тут. Никлаус кивнул и вышел. Кэролайн уже подумала было убрать чашки с комода и помыть их, потому что Хенрик явно не собирался просыпаться, хоть и выглядел все так же плохо. Никлаус вернулся через несколько минут со стулом, подушкой и планшетом и устроился рядом с Кэролайн. Она не скрывала своего недоумения. — Это мой брат, а ты моя жена, — авторитетно заявил он. — Будем сидеть вместе. Разумеется, Никлаус уснул через полтора часа разговоров и небрежной ругани на все и всех, что, по мнению Ника, мешало ему жить. Кэролайн притащила из их комнаты плед и укрыла его, вымыла всю посуду и заварила себе еще чая. Когда она вернулась в комнату, Хенрик беспокойно метался по кровати, и Кэролайн поняла, что ему стало хуже. Она с трудом разбудила Хенрика, взгляд которого был менее осмысленным, чем когда-либо до этого, почти силой заставила его выпить более сильные антибиотики и уложила обратно спать. Их возня разбудила Никлауса. Он молча смотрел за тем, как она расправляет скомкавшееся одеяло, укрывает Хенрика и оставляет невесомый и больше растерянный поцелуй на русых волосах. — Я бесполезен, — сказал Никлаус. — Только они здесь полезны, — сказала Кэролайн, продемонстрировав Никлаусу горку из разноцветных упаковок лекарств. — Я несколько часов изучала инструкции, чтобы не запутаться. — Ты болела когда-нибудь? — Нет, — покачала головой Кэролайн. — Не помню. Мама дважды в день обрабатывала мои коленки, но в целом… — Я тоже. И Хенрик, и Ребекка, и даже Коул. Почему это происходит сейчас? — Может быть, его болезнь больше психосоматическая, чем вирусная. — Кэролайн пожала плечами. Она знала это состояние, когда организм понимает, что бежать больше некуда и внезапно перестает быть таким же сильным и быстрым, как раньше. — Какая? — Психосоматическая. Возможно, он слишком устал от чего-то, или, наоборот, нынешняя жизнь кажется ему спокойнее, чем раньше, и организм, который до этого не давал сбоев потому, что чувство самосохранения мешало ему сделать это, решил расслабиться. Вы заботитесь друг о друге как можете, но есть вещи, которые необходимы ребенку его возраста на психологическом уровне. Иногда простого внимания. Дети вообще часто болеют — и это нормально. Никлаус смотрел на нее долго и пристально, Кэролайн даже стало неуютно. — Нам всем не хватает внимания, — Ник посмотрел на спящего Хенрика. — Ему двенадцать, — Кэролайн чувствовала, что должна что-то сказать. — Прости ему его слабость, ладно? Он просто ребенок, и психосоматическая это болезнь или нет, он не хотел расстроить никого из вас. — Он мой брат, — Никлаус пожал плечами. — Я люблю его. Но, может, им правда не хватает внимания. Ну, знаешь, — он запнулся, — мамы. — Любить его — достаточно. Продолжай в том же духе. — Она покачала головой. А затем взяла в руки книгу. — И объясни мне чертово слово, пока Хенрик совсем не разочаровался в моих умственных способностях. Никлаус рассмеялся. К утру Хенрику стало лучше. Кэтрин напоила его лекарствами в отсутствие Кэролайн, она немного поспорила с ним о семантике некоторых слов, но покорно прочитала две главы, прежде чем он уснул, и даже сама приготовила бульон. Вернувшись, Кэролайн сказала, что гордится ей, за что получила несильный тычок под ребра и пятиминутное шипение в лучших традициях хладнокровных. До конца дня они попеременно спали и наблюдали за Хенриком, следили за его режимом и отчитывались остальным Майклсонам о его состоянии не реже, чем каждые два часа, потому что волнующиеся Майклсоны были похожи на бушующее торнадо. Коул звонил так часто, что Кэтрин и Кэролайн не успевали соскучиться по нему. Через два дня Кэтрин и Кэролайн, отсыпающиеся после еще одной тяжелой для них ночи, хотя температура и кашель Хенрика прошли накануне, встретили Элайджу, Никлауса и Хенрика. Элайджа и Никлаус стояли по бокам, словно конвоировали его, и Кэтрин с Кэролайн плохо понимали, что они хотят, но вскоре мявшийся Хенрик сказал: — Спасибо, что заботились обо мне. Кэролайн и Кэтрин подумали, что, может быть, все не так плохо, как им казалось.