***
— Мы прогуляемся до магазина, — сказала Кэтрин, проверяя содержание миниатюрной сумочки, в которую могла бы при желании вместить весь свой гардероб. — Буквально пару часов, ты должен справиться и без нас. — Нет, — Коул драматично упал на диван, закрыв лицо руками. — Нет, вы не можете меня здесь бросить. Не можете. Кэролайн рассмеялась, в последний раз поправив прическу перед зеркалом. Прическа сегодня была далека до идеала, но настроение было удивительно — она давно не помнила такого — хорошим. В последний раз у нее было такое настроение, когда Тайлер сделал ей предложение, и это… настораживало.***
Вернувшись из Мистик Фолс, Кэролайн почти сразу же поняла, что что-то не так. Конечно, она не могла понять этого по спящим детям (и одному взрослому «дитю»), но на завтраке Кэролайн внезапно оказалась меж двух огней. Радостный Коул растрепал ее прическу, честно заслужив несколько болезненных тычков острыми локтями под ребра, Ребекка одобрительно кивнула шоколаду и, краснея от смущения, быстро чмокнула ее в щеку в благодарность (Кэролайн и сама чувствовала что-то среднее между весельем и безудержным смущением), и это было так похоже на то, что Ребекка была рада ее возвращению, что Кэролайн запретила себе думать об этом. Даже Элайджа быстро обнял ее перед тем, как одним залпом выпить большую чашку кофе, выругаться на часы и исчезнуть в дверях. Хенрик за утро даже ни разу не посмотрел на нее. Он кивнул, когда Никлаус спросил, понравился ли ему подарок, пробормотал «спасибо» и ушел в ванную раньше, чем она, Кэролайн, успела что-то сказать. Нужно было быть умственно отсталым человеком, чтобы понять, что все не в порядке. Первым ее порывом было пойти и во всем разобраться, все исправить, даже если серьезных причин для подобного поведения не было. Она никогда бы не подумала, что равнодушие будет задевать ее больше проделок, отравляющих жизнь. Но так было, и Кэролайн вдруг испугалась этого, и решила поговорить с Хенриком после школы. Было бы довольно глупо начинать день с выяснения отношений. А ближе к вечеру, когда они ехали в школу Хенрика, Никлаус сказал ей где-то между обсуждения погоды и спора по поводу последней выставки в картинной галерее: — Финн, кстати, женится на этой неделе. Не могу в это поверить, но, кажется, мы избавимся от Эстер и Майкла без особых проблем. И Кэролайн выразила бурную радость по этому поводу, в шутку пообещав самостоятельно отсудить у него все, что только можно, если ему станет от этого легче. Но это было как громом среди ясного неба — скоро все закончится. Они подпишут развод через пару недель, поставят даты, какие будут удобны Никлаусу, и она снова вернётся к одинокой жизни в своей потрёпанной однокомнатной квартирке в дешёвом спальном районе. И никаких Никлауса, Хенрика, Кэтрин, Коула, Ребекки и Элайджи больше не сможет быть рядом с ней. Кэролайн поежилась от тяжелого чувства одиночества, которое охватило ее. Но продолжала улыбаться, потому что так было правильно. Может, правильным было и то, что Хенрик вдруг перестал общаться с ней — он и не заметит, когда она уйдет. — Спокойной ночи, — сказала она Хенрику и едва расслышала ответное пожелание. Кэролайн не была гением, но она все понимала. Но так было легче для нее и — самое важное — для Хенрика. Если он нашел в ней какой-то изъян, заставляющий его быть таким холодным в общении, возможно, он будет только рад ее уходу. Она проворочалась всю ночь, не способная закрыть глаза даже на мгновение, потому что все ее мысли были таким тяжелыми и хаотичными. С утра ей пришлось наложить внушительный слой тоналки, чтобы скрыть синяки под глазами, но ее взгляд в зеркале все равно был потерянным. — Может, возьмешь выходной? — спросил Элайджа, и она вдруг ощутила все эти колкие взгляды на своей коже. — Все в порядке, — сказала Кэролайн и улыбнулась так, как делала это всегда. Потому что у нее все было в порядке. Все было хорошо. Или, по крайней мере, она хотела так думать. Кэролайн ударилась запястьем о дверцу машины и едва не выронила телефон, пока закрывала ее. Она была неуклюжей, но сегодня эта ее способность достигла своего апогея, и это было ужасно, потому что выглядело как настоящее наказание. А Никлаус сидел, смотрел на нее своими невозможными глазами и не собирался заводить машину, хотя время медленно приближало и его и Кэролайн к опозданию. — Ты нравишься Хенрику, — сказал Никлаус, и Кэролайн едва не дернулась. Она на секунду скрыла лицо ладонью, делая вид, что поправляет волосы, но этой секунды все равно не хватило, чтобы взять себя в руки. — Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, на самом деле не желая этого знать. Кэролайн жила у Майклсонов достаточное количество времени, чтобы научиться не бояться их, потому что они не стремились превратить ее жизнь в ад за неправильный чих, и даже привыкнуть к (и по-особенному полюбить) той модели общения, которая была принята в этой семье. Но это ни в коем случае не значило, что Кэролайн забыла о том, насколько сильно Никлаус любил свою семью, и как быстро из их поля зрения исчез мальчик, ввязавшийся в драку с Ребеккой, или та компания, которая избила Хенрика. Никлаус был очень — иногда слишком — добр к ней, но у него, наверняка, были причины для этого, которых Кэролайн не хотела знать. Но прямо сейчас взгляд Никлауса не был страшным, а она все равно боялась услышать его ответ. — Он мало с кем откровенничает, но, — Никлаус растрепал свои волосы нервным жестом. — Не могла бы ты узнать у него, что случилось? Мне кажется, что он расскажет тебе. Кэролайн готова была расплакаться в этот момент. Она несколько раз провела пальцем по экрану, и тот послушно отозвался плохо прорисованной картинкой со школьных лет. — Ты в порядке? Но терять-то было уже почти нечего. Поэтому она сказала: — Кажется, это все из-за меня, — сказала она, и Никлаус посмотрел на нее тем самым взглядом, каким смотрят на глупых детей, утверждающих, что дважды два — пять. — Он… избегает меня, — добавила осторожно. Никлаус фыркнул, заводя машину. Они ехали в молчании все то время, пока Кэролайн мысленно прикидывала, хватит ли ей денег на погребение и кремацию, и не поздно ли внести последнее желание в завещание, которого у нее не было. Где-то на середине пути Никлаус вдруг свернул с центральной полосы на обочину, едва не разбив свою дорогущую машину и заслужив этим множество сигналов и ругани в свой адрес. Он едва успел нажать на тормоз, когда обернулся к ней всем телом, держась одной рукой за руль, а другой за спинку сиденья. — Останься, — сказал он, и Кэролайн хотела бы промолчать и сделать разговор серьезным, но: — Здесь? — презрительно фыркнула она, кивнув в сторону небольшого леса, высаженного в этом месте в целях улучшения экологии. Сердце билось в ее груди, грозясь проломить ребра. Никлаус закатил глаза, разом потеряв весь запал. — Да нет же, чтоб тебя, — ответил он, обращаясь к потолку. Он постучал пальцами по рулю, глядя на нее с тем спокойствием, которого Кэролайн не видела с самой первой их встречи. — Когда все закончится, останься. Останься со мной. Кэролайн хотела сказать «да», Кэролайн сказала бы ему «да», даже если бы он действительно предложил ей остаться здесь, на объездной возле леса. И это было самым сложным во всех их разговорах, потому что Кэролайн не должна была забывать о том, что Никлаусу просто нужна была жена, а она была первой девушкой, привлекшей его внимание в тот злополучный вечер. Он не любил ее, как бы сильно она не хотела этого. А Кэролайн никогда и ничего не хотела так сильно. Она облизала пересохшие губы и тут же пожалела об этом, когда поняла, что стерла помаду (ужасную на вкус). — Это так нечестно с твой стороны, — сказала она, и ей показалось, что он зарычал, перед тем, как завести машину и поехать дальше. И он больше ничего ей не сказал. Вечером Кэролайн перехватила Кэтрин в небольшом кабинете с богатой книжной коллекцией, высадила на одном дыхании «я влюбилась в Никлауса» и несколько минут ждала ответа, глядя строго в пол и бездумно перебирая пальцы в воздухе. Кэтрин молчала достаточно долго, чтобы забеспокоиться, но заговорила раньше, чем Кэролайн пришла к целесообразности бегства в данной ситуации: — Нет, милая, я не собираюсь обсуждать влюбленность в Никлауса Майклсона, — жёстко сказала она, заставив сердце Кэролайн грохнуться в пятки. — На трезвую голову. Воспоминания Кэролайн заканчивались на бутылке джина под «все Майклсоны — козлы». Они проболтали всю ночь в квартире Кэтрин (очень похожей и непохожей на съёмную квартиру Кэролайн), и Кэролайн внезапно узнала, что у Кэтрин и Элайджи был роман задолго до всей этой истории, что Кэтрин была дочерью богатых родителей, и что все поведение Кэтрин прятало большего нелюбимого ребенка, чем Кэролайн могла быть когда-либо. И Кэтрин действительно любила Элайджу, хотя абсолютно серьезно утверждала, что он послан ей за все ее грехи. Кэтрин говорила так много, потому что Кэролайн не знала, что говорить кроме того, что она всё-таки призналась самой себе в том, что влюбилась. И что это немного убивает ее. — Почему ты согласилась помочь ему? — спросила Кэролайн. Кэтрин бездумно болтала из стороны в сторону стакан с адской смесью из виски, колы и коньяка. — Я пыталась его послать. Но это Элайджа, — улыбнулась она. — Не думаю, что я в самом деле смогла бы отказать ему. А ты? — А я просто была идиоткой и думала, что справлюсь с этим. — Ты справляешься лучше, чем тебе кажется, — Кэтрин пожала плечами. Она оглядела стройный ряд бутылок с разноцветными этикетками. — У нас ещё так много работы. — И рассмеялась. Когда они пришли домой ближе к рассвету, Элайджа и Никлаус кричали так сильно, что казалось, будто бы со стен вот-вот посыпется штукатурка. И где-то ближе к лестнице маячили недовольные мордашки Коула, Хенрика и Ребекки, а Кэролайн мутило, как никогда в жизни, и она мечтала только о тишине и упаковке — нет, ящике — аспирина. — Хорош орать! — рявкнула Кэтрин так, что у Кэролайн заложило уши. — Иначе я сейчас заблюю ваш дорогуший ковер, и это не шутка, — и все замолчали. Кэролайн подумывала о том, чтобы начать молиться на Кэтрин. Кэтрин не убирала рук от головы, и, вероятно, испытывала более тяжёлое похмелье, чем Кэролайн, потому что выпила в два раза больше, и это тоже можно было считать за подвиг. — Послал же кто-то на мою голову… — она приоткрыла один глаз, взглянув на Элайджу. — Элайджу Майклсона. Элайджа подхватил ее на руки так просто, будто она была пушинкой: — Я запру тебя в подвале, и ни один адвокат не вытащит тебя оттуда. — Не советую совершать таких резких действий с моим телом, — бледность Кэтрин начала отдавать зелёной. — Мой вестибулярный аппарат всё ещё пьян. — Алкашка, — зашипел Элайджа. — Твоими стараниями, — не собиралась в долгу Кэтрин, и теперь-то Кэролайн понимала, почему Элайджа всякий раз морщился от этих ее высказываний, но никогда ничего не говорил в ответ. Он утащил ее в их комнату, но Кэтрин успела показать им знак мира, прежде чем дверь захлопнулась, и Кэролайн искренне рассмеялась над этим вместе с Коулом. Тогда-то Никлаус и обратил внимание на невольных — или нет? — свидетелей их разговора. — Вы почему не в кроватях? — рявкнул он так, что Кэролайн подпрыгнула на месте. Коул, Ребекка и Хенрик испарились так быстро, что ее снова замутило. А потом он посмотрел на нее точно тем же злым взглядом, и Кэролайн убежала бы, но она и стояла-то с трудом. — Скажи что-нибудь, — сказал он. — Я не хотела, — тут же выпалила Кэролайн. — Не хотела пить, не хотела приходить в пять часов утра, не хотела связываться со мной или попасться? — Да, — ответила пьяная Кэролайн с атрофировавшимся чувством самосохранения. «Ох, как я пожалею об этом потом», — весело подумала она. Он поднял ее с дивана и заставил дойти до их кровати, хотя Кэролайн была бы не против поспать в гостиной. Там она была бы в относительной безопасности, и, может быть, ей было самую малость стыдно, но ведь они с Кэтрин не сделали ничего плохого (и даже предусмотрительно взяли такси), просто проболтали всю ночь, а об истории жизни Кэтрин или бесполезной влюбленности Кэролайн в Никлауса было просто страшно говорить на трезвую голову. — Тебе настолько противно находиться рядом со мной? — спросил он, нахмурившись. Кэролайн упала лицом в подушку. — Если бы, — невнятно сказала она. — Все было бы так просто, если бы это было так. Я бы сбежала куда-нибудь, мне не привыкать бегать от проблем. И почему ты не можешь просто быть противным, Ник? Он не говорил ничего достаточно долго, чтобы Кэролайн успела задремать. Потом тяжело вздохнул и лег рядом. — А почему ты не можешь быть такой же противной, как все? Кэролайн пьяно захихикала, уткнувшись любом ему в плечо. — Потому что я очень глупая и очень наивная, а ещё очень-очень хочу остаться, даже если ты опять хочешь использовать меня. Потому что ничего, кроме тебя и этого места, у меня нет. И я не знаю, что мне с этим делать, потому что все более-менее важные люди в моей жизни обычно ненавидят меня. И все мои планы всегда катятся к черту, а я всего лишь хотела, чтобы он приехал, когда мама умирала, потому что я думала, что он любит меня, но это никогда не было правдой. А потом был этот придурок Тайлер, потому что он нравился маме, а у меня была только мама, а потом ее не стало, и он уничтожил меня. Я просто… — она говорила все тише, и сама даже не слышала, что за бред несла прямо сейчас. — Пожалуйста, не ломай меня. Засыпая, она чувствовала, что Ник гладит ее по волосам. А утром они были все теми же Никлаусом и Кэролайн, если не считать того, что Кэролайн краснела, глядя ему в глаза, а он всегда смеялся в ответ. Она даже не помнила, сказала ли ему ещё больше глупостей, чем сохранилось в ее голове, что делало ситуацию ещё более смущающей. Но, кроме этого, ничего не изменилось или даже вернулось на круги своя.***
Никлаус раздражённо почесал лоб запястьем, потому что его пальцы были в крови. И рубашка, подаренная Кэролайн, тоже была в крови, и он даже не представлял, что ему нужно будет соврать в оправдание, чтобы она хоть на секунду приняла это за правду. Потому что все было не важно до тех пор, пока Кэтрин не хваталась за нож, а Кэролайн не начинала улыбаться, подавая ей вилки. Как их только угораздило пустить этих двух мегер в дом. Он заметил, что один из парней дернулся, значит, пришел в себя, как бы теперь не пытался притвориться трупом. Никлаус подхватил его за воротник и слегка приподнял до нужного уровня, впечатав в стену. — Кто ты такой? — спросил он, и парень нервно сглотнул, не открывая глаз. — Вы вчетвером сядете, если я так захочу. Кто ты такой? — Джей, — Никлаус недовольно сморщится и ещё раз тихонько приложил его об стену. — Джейкоб Линс! Я ничего не знаю. — Да, да, скажешь это своему адвокату, если он у тебя есть, — Никлаус вытер пальцы об потрепанную толстовку этого Джея. — Адвокат, он как бог — ему врать нельзя. Ещё раз, ты хочешь в камеру или в больницу? — Он просто заплатил нам и все! — парень даже не дёргался, и синяк на его щеке смотрелся с каждой секундой все хуже. — Показал твою фотку и дал денег. Много. — И все? — Никлаус похлопал по карманам в поисках телефона, на котором оказалось несколько сколов, нашел фотографию и сунул парню под нос: — Этот? — Да. Никлаус ухмыльнулся. — Да мы с тобой подружимся, — сказал он так доброжелательно, как мог. Парень вздрогнул и попытался отодвинуться от него.***
— Папаша-то мой был редким мудаком, конечно, — сказала Кэтрин, придирчиво разглядывая мандарин, — как и твой, что да — то да, — добавила она, и Кэролайн снова согласно кивнула. — Но папаша Майклсонов бьет все рекорды. Я это к тому, что дурацкое у меня предчувствие насчёт этого их суда. Кэролайн наконец определилась в том, что черничный джем лучше клубничного, потому что его состав внушал большее доверие, как и дата изготовления. Она толкнула бедром тележку в сторону Кэтрин, завязывающую второй пакет мандаринов, которые занимали в доме Майклсонов почетное второе место по популярности после шоколада. Суд по поводу оспаривания дарственной Майкла (самим Майклом) должен был закончиться почти час назад, но никаких вестей не было. Судя по всему, разбирательство плавно перерастало в обвинение Майкла, Эстер и Финна в нескольких покушениях, совершаемых на Коула и Никлауса, махинациях с ценными бумагами, превышении полномочий и ещё такого большого перечня всего и сразу из разных областей, что становилось дурно. Можно было в целом понять все, кроме того, что этот человек платил деньги за нападения на собственных детей, и Кэролайн с Кэтрин были удивительно солидарны в том, чтобы радоваться тяжёлому детству этой ужасной семейки, которое помогало им выживать все это время. Финн опоздал со своей женитьбой на полгода. Никто и предположить не мог, что Элайджа и Никлаус вдруг придут к нотариусам со свидетельствами о браках на руках и скажут, что вот сейчас-то точно готовы получить все им причитающееся, и, конечно же, они совершенно случайно пришли в тот же день, что и Финн с Эстер. Совпадения случаются. Адвокат Майкла, Винсент Гриффит, несколько раз запрашивал подтверждения бумаг, но так и не смог их оспорить, и Никлаус с Элайджей уже ускоренно переоформляли бумаги, когда Майкл пошел в суд, чтобы оспорить собственную дарственную. Тогда Элайджа невозмутимо достал запись того, как Винсент Гриффит, адвокат Майкла, предлагает ему дать взятку за подделку документов, бухгалтерские отчёты времён самого Майкла, перечень акций, принадлежащих ему, Финну и Эстер, справку о лишении родительских прав и многое другое, что он с такой любовью складировал в собственном кабинете у всех на виду. А потом он предоставили нескольких свидетелей, утверждавших, что их нанимали «сбить спесь» с Майклсонов их собственные родители. Дело — или дела — разбирались уже несколько дней, и все вроде шло как по маслу, потому что Ник и Эл буквально рыли носом землю все это время, чтобы навсегда избавиться от ненавистных родственников, но атмосфера напряжённости и злого ожидания не отпускала всех их. — У меня тоже, только… — Кэролайн покрутила в руках пакет молока. — Как будто не в суде дело. — Она тяжело вздохнула. — Вот бы все быстрее закончилось. Кэтрин нехорошо усмехнулась. Она буквально в любой момент готова была собрать вещи и исчезнуть, несмотря на все косые взгляды Кэролайн, которая и сама стала носить ключи от съемной квартиры в сумке. Как будто они все внезапно пришли к финишной прямой, после которой им предстояло бежать в разных направлениях. Напряжение и долгое ожидание выматывали. — Питьевые йогурты или обычные? — Кэролайн продемонстрировала две разноцветные упаковки. Кэтрин забрала обе. — Тоже вариант, — согласно кивнула она. Они прошли чуть дальше и остановились напротив полок с шоколадом. Кэтрин повертела в руках плитку в яркой обертке, а потом сказала: — Поехали быстрее домой.***
Учитывая, что Кэтрин водила машину с шестнадцати лет и никогда не нарушала ничего, серьезнее скоростного ограничения, то есть не совершала чего-то из ряда вон выходящего, вроде парковки на пешеходном переходе или пересечения сплошной, это было странно. И, конечно же, с первого взгляда было понятно, что это была не случайность. Но когда удар произошел совсем рядом, когда Кэролайн почувствовала боль в руке, в правом боку и в голове, когда мир резко померк перед ней, а после вернулся яркими мутными вспышками, она не могла думать о случайностях. Она вообще не могла думать, слыша крик Кэтрин, а после ее же злые ругательства. В ее голове была только боль, а ещё — сожаления о том, что все закончится вот так. Совсем немного, совсем незаметно, Кэролайн хотела жить дальше, потому что, кажется, только недавно научилась радоваться простым мелочам. Она так и не помирилась с Хенриком, не сказала самого важного Никлаусу и, возможно, только создала для него больше проблем. Кэролайн подумала: «мне жаль», не зная, к чему конкретно относилась эта мысль. А потом была темнота.Кэролайн! Не закрывай глаза, Кэролайн… Ты слышишь меня? Кэролайн…