Вопреки себе

                    Провидение, похоже, решило смилостивиться над несостоявшимися похитителями и послало абсолютно безлунную ночь, хоть глаз выколи. К вечеру небо снова затянуло тучами, поднялся ветер, принеся с собой прохладу и отчётливый запах приближающейся грозы и дождя.       Как только ночная тьма укрыла землю, Александр осторожно взял на руки свою пленницу и отнёс её в карету, стоявшую на заднем дворе. Пока он спускался с Адель на руках, Алексей более чем щедро расплатился с трактирщиком, на всякий случай ещё раз напомнив ему о том, что тот должен молчать, если кто-либо станет искать или расспрашивать о них. Трактирщик торжественно пообещал забыть об их пребывании в его таверне, поспешно пряча увесистый мешочек с золотыми монетами в глубокий карман.       На всякий случай пронзив трактирщика пристальным взглядом, Алексей присоединился к кузену и занял своё место в карете. Единственное, что его тревожило — лекарь, которого они вызывали для помощи княжне. Уж очень несговорчивым он показался Алексею, молодой человек чувствовал, что эскулап не станет молчать, если его будет допрашивать констебль.       Дорога в Стоун-Хаус прошла почти в полном молчании. Алекс держал девушку на руках, придерживая её перевязанную голову, когда карету бросало из стороны в сторону по раскисшей от недельных дождей дороге. Он сосредоточенно молчал, думая о своём и напряжённо вглядывался в бледное личико Адель, а Алексей решил пока не тревожить кузена разговорами.       До поместья было два-три часа пути верхом, но в карете получилось целых четыре, ибо два раза она завязла в грязи по самые ступицы, и лакеям пришлось вытаскивать её. Слава Богу, что они дали княжне болеутоляющее лекарство перед отъездом, и она находилась под его воздействием, иначе такая тряска точно отразилась бы на её ране не лучшим образом.       — Поскорее бы добраться, — раздражённо бросил Александр, когда карету вытащили из грязи во второй раз, — доктор предупреждал, что Адель нужен покой, а мы растрясли её, словно погремушку. Я боюсь, как бы ей не стало хуже.       — Надо бы показать её ещё одному доктору, — предложил кузен. — Меня беспокоит, что она до сих пор не приходит в себя, точно мёртвая.       — Типун тебе на язык! — яростно сверкнул на него Александр сапфировыми глазами. — В поместье ею займётся Пако.       — Пако?! Ты собираешься доверить лечение княжны этому старому индейцу, выжившему из ума? — поразился Алексей. — Да какой из него лекарь, он же обычный индейский шаман!       — Он не раз спасал мне жизнь и даже вылечил Ольгу, когда она подхватила тропическую лихорадку после того, как отведала фруктов, привезённых из Индии. Тогда все врачи в Чарльстоне от неё отказались! — запальчиво ответил Алекс. — Пако, хоть и странный, но обладает такими знаниями в лечении болезней, какие и не снились учёнейшим докторам Британии.       — Тебе виднее, — отмахнулся Алексей, понимая, что спорить с упрямым кузеном бесполезно.       В поместье Александра было много странных людей, но старый краснокожий индеец, с которым Александр и Алексей познакомились ещё в Америке, был самым живописным из них. На фоне бывших крепостных, составлявших основную массу прислуги в Стоун-Хаус, он выделялся очень ярко, будто пятно краски на белоснежной скатерти.       Когда-то давно, ещё в Северной Каролине, Александр выкупил его у работорговцев, которые нашли раненого индейца в лесах и решили выгодно продать, поскольку тот умел врачевать раны. Выкупив Пако, Александр объявил ему, что тот свободен и может вернуться к своему племени, однако старик предложил ему службу в благодарность за спасение. С тех пор он сопровождал своего нового хозяина везде и всюду, разве что в Индию Алекс его с собой не взял, поскольку у индейца не было никаких документов.       Перебравшись в Британию, граф забрал Пако с собой, ибо безгранично доверял его лекарскому таланту, а к тому же, давно считал старика не просто слугой, но и верным другом.       Когда молодые люди добрались до загородного поместья, было уже далеко за полночь, и окна в господском доме были темны. Однако, узнав о приезде хозяина, слуги словно выросли из-под земли. Они быстро и слаженно распрягли карету, занесли сундуки с одеждой, которая так и не понадобилась господам, и бросились готовить комнаты и накрывать стол к позднему ужину.       Александр сам отнёс Адель в комнату для гостей и осторожно уложил на постель. Коснувшись рукой лба девушки, граф обнаружил, что он мокрый и липкий, а тело начинает мелко дрожать.       — Позовите Пако, немедленно! — не оборачиваясь, велел он, и старый камердинер сразу исчез, чтобы выполнить приказ барина.       Индеец долго осматривал девушку, разговаривая при этом сам с собой на непонятном наречии. Выглядел он очень экзотично для самого сердца старой доброй Англии — длинные седые волосы были заплетены в косички, с вплетёнными в них цветными кожаными шнурками, а одежда представляла из себя классический костюм индейца: широкая полотняная рубаха и штаны, с широкой бахромой по краям, богато расшитые бисером и ракушками разных размеров, что позволяло определить приближение Пако задолго до того, как он показывался из-за поворота.       — Что скажешь, Пако? — тихо спросил Алекс.       — Она бродит в длинном коридоре меж нашим миром и страной забвения, — медленно отвечал индеец, немного растягивая слова, — Пако пока не видит, насколько она далеко ушла, но может позвать её душу обратно.       — Так сделай это! — Александр положил руку на плечо. — Эта девушка должна выжить, для меня это очень важно.       — Пако понимает, — кивнул старик, — но тебе придётся подождать. Воин должен быть терпелив. Пако сварит настой, которым ты будешь поить её, сила настоя поможет ей найти путь обратно. Знай — она будет много говорить и кричать от него. Ты не должен бояться, потом она ничего не вспомнит, это духи войдут в её тело, чтобы привести обратно из тумана забвения.       — Алекс, ты и правда веришь в это? — не выдержал Алексей, стоявший позади кузена. — Неужели ты не видишь: у неё начинается лихорадка, нам необходимы лекарства, а не ритуальные завывания у костра с барабаном и шарлатанские настойки!       — Тише! — коротко бросил граф кузену. — Делай, что нужно, Пако, я верю, что у тебя получится.       Индеец скользнул по Алексею полным превосходства взглядом и величественно выплыл из комнаты, чтобы заняться приготовлением настоя для больной.       — Сашка, ты сошёл с ума! — сердито выпалил Алексей, проводив индейца подозрительным взглядом. — Если княжна умрёт, пока твой ручной шаман колдует над ней, вместо того, чтобы лечить, ты сам себе этого никогда не простишь!       — Скорее её угробят учёные придворные лекари, чем Пако, — упрямо огрызнулся граф, осторожно присаживаясь на край постели Адель. — Ещё раз повторяю: я верю ему и надеюсь, что Адель скоро поправится благодаря его лечению.       Пока индеец колдовал над своим зельем, в спальню Адель вошли две горничные, которым граф приказал привести девушку в порядок — её лицо и руки до сих пор были в саже после пожара, а волосы спутались и выпачкались в крови. Порванное, грязное платье, местами прожжённое искрами римских свечей, нужно было выбросить, а девушку вымыть и переодеть в чистую сорочку.       К комнате для гостей примыкала просторная ванная комната, где уже поднимался в воздух пар от набранной горячей воды. Осторожно раздев княжну, горничные перенесли её в ванную, где вымыли мягкой мочалкой и душистым мылом, смыв следы жуткого пожара с её тела и длинных волос. Затем её осторожно обтёрли и переодели в чистое, уложив обратно в постель.       Александр и Алексей сразу же вышли, предоставляя Адель заботам прислуги, и направились в столовую, где уже ждал накрытый в спешке ужин. Но, прежде чем сесть за стол, Александр позвал своего камердинера, Степана, старшего над домовой прислугой в поместье.       — Послушай, Степан, — вздохнул Алекс, собираясь с мыслями. — Эта девица, которую я привёз в поместье, останется здесь, пока не выздоровеет. Так вот, донеси до всех, что её пребывание в моём доме должно остаться тайной для любых посторонних. Кто из дворни проговорится, того я лично вышвырну на улицу. Понял?       — Как не понять, батюшка, всё исполню в точности, не сомневайся! — поклонился Степан. — Ни одна живая душа не прознает про барышню, вот тебе крест!       Отпустив камердинера, Алекс устало присел за стол рядом с кузеном. Рассеянно приступив к творожной запеканке с ягодами и мёдом, которую спешно подали к ужину, за неимением ничего другого, он почувствовал себя совершенно опустошённым переживаниями, что свалились на него за последние сутки. Алексей, поливая свою запеканку брусничным сиропом, вдруг осторожно осведомился:       — Может, всё же сообщим князю, что его дочь жива? Хотя бы анонимно.       — Не знаю… — вздохнул граф. — Боюсь, что полиция тогда станет рыть носом землю с двойным усердием, да и репутации Адель это может повредить. Представь, что за разговоры пойдут в свете, когда она вернётся домой.       — Отправим тайное послание! — настаивал кузен. — В дальнейшем эта записка поможет тебе и сыграет в пользу искренности твоих чувств к Адель.       — Ты это уже говорил, — устало напомнил граф, делая глоток горячего медового сбитня. — Я подумаю об этом чуть позже, хорошо? Сейчас у меня такое ощущение, что моя голова весит, как пушечное ядро.       — Тебе нужно поспать, хотя бы несколько часов, — заметил Алексей, — как и мне. После отдыха мысли должны проясниться.       Закончив с ужином и проведав Адель, которая уже выглядела намного лучше благодаря заботе горничных, граф и его кузен отправились в свои комнаты.       А старый индеец просидел возле своей пациентки весь остаток ночи. Перед тем, как дать ей выпить тёплый настой из трав, он запалил в железной курильнице пучок какой-то сухой травы и окурил дымом всю комнату, бормоча непонятные фразы на своём наречии. Затем от налил настой в большую ложку и аккуратно влил его в рот девушки, чуть надавив ей на подбородок.       После этого старик присел на пол у её постели и стал ждать. Через четверть часа настой начал своё действие — Адель заметалась по кровати, стала бормотать что-то на русском и английском языке, потом выкрикивать имена отца и брата, её трясло, словно в лихорадке, а на лбу и висках выступили капельки пота. Такое состояние продлилось около получаса, после чего княжна затихла и уснула, дыша мерно и спокойно.       Индеец улыбнулся удовлетворённо — это был именно тот эффект, которого он ждал от своего снадобья. Теперь нужно было полагаться лишь на время и милость мудрого Отца мира, чтобы он исцелил эту маленькую скво, что так глубоко ранила сердце его хозяина. Так началось пребывание Адель в поместье Александра, вскоре разделившее их жизни надвое…       На другой день Алексей собрался обратно в Лондон, чтобы разведать обстановку в доме Вяземских и узнать, что за разговоры ходят в светских салонах. К тому же, Александр передал через него немалую сумму денег для Жаклин и попросил, чтобы Алексей помог ей снять приличный дом. Кроме того, требовалось закрыть аренду дома, в котором сейчас ждала бывшая актриса, расплатившись с хозяином, да ещё отдать распоряжение, чтобы упаковали личные вещи Александра и отправили их в Стоун-Хаус.       Тщательно поразмыслив, Александр всё же решился написать анонимное письмо для отца и брата Адель. Он заставил написать текст письма своего личного секретаря, не рискуя писать своей рукой, ибо Мишель мог видеть его почерк раньше, когда Александр сделал пару записей в альбоме его сестры. Письмо было немногословным, собственно, в нём была лишь одна фраза:       «Ваша дочь жива, князь, и скоро вернётся домой!»       Ни имени, ни адреса отправителя, разумеется, не было. Алексей должен был передать письмо Вяземскому лично, сказав, что мальчишка-посыльный принёс его в посольство. Шансы, что Алексея заподозрят в причастности к этому посланию, конечно, были, но искусством вранья и притворства Кубацкий обладал в совершенстве, а потому ни он сам, ни Александр не сомневались, что от него королевские констебли ничего не добьются.       После обеда Алексей покинул поместье в карете, которую уже успели очистить от грязи, а Александр занял свой бессменный пост у постели любимой девушки. Когда граф впервые увидел, какой эффект оказывает снадобье Пако, он в ужасе вскочил и послал за индейцем, испугавшись, что у Адель начался какой-то страшный приступ боли или безумия.       — Успокойся! — невозмутимо сказал лекарь. — Пако говорил, что она будет много кричать, но это не страшно. Тьма не хочет так просто отдавать её, поэтому наберись терпения.       Увидев через некоторое время, как Адель успокоилась, Александр облегчённо вздохнул. По словам Пако, нужно было ждать, пока сознание вернётся к ней, а пока лекарь поил её настоем пять раз в день, и каждый раз лекарство вызывало кратковременные приступы, которые сопровождались криками и метанием по кровати.       Впервые она очнулась через четыре дня, рано утром. Александр так и не ушёл к себе и спал в большом кресле, укутавшись пледом. Услышав, как она застонала, молодой человек сразу же проснулся, привычка спать очень чутко выработалась у него ещё с юности, благодаря жизни в Америке и Индии.       Поспешно протерев глаза, он увидел, что Адель села на постели и в панике огляделась по сторонам, явно не понимая, где она находится. Её дыхание, словно у загнанной лани, заставляло грудь отчаянно вздыматься, а пальцы судорожно сжимали края простыни, натянутой до подбородка.       Алекс поспешно вскочил с кресла и бросился к ней, готовый успокоить любимую, но она в ужасе отпрянула от него, уставившись безумными глазами, будто впервые увидела. Обескураженный её реакцией, он остановился в паре шагов от кровати и замер.       — К-кто ты такой? — хрипло выкрикнула Адель, трясясь, как в лихорадке, и Александр понял, что она не помнит его.       Взгляд её огромных глаз был полон не просто страха, а паники, животного ужаса, словно Адель очнулась в жутком подземелье в компании дракона. К тому же, говорила она по-русски, а значит, не помнила, кто он и, вполне вероятно, ничего не помнила о себе. Молодой человек выставил руки вперёд, давая понять, что его не нужно бояться и постарался ответить, как можно спокойнее и тоже по-русски.       — Успокойся, Адель, всё хорошо! Я не причиню тебе вреда, не нужно меня бояться.       — Адель?! — повторила она, всё ещё трясясь от страха, — почему ты меня так называешь?       — Потому, что это твоё имя, милая, — ещё тише ответил граф, осторожно приближаясь к ней на шаг ближе. — Я — Александр, ты не помнишь?       — Нет… — прошептала она, облизывая пересохшие губы. — Я ничего не помню… Почему я ничего не помню?       — Успокойся, милая, ты всё вспомнишь, обязательно, — горячо пообещал граф, — просто ты сильно ударилась головой, это пройдёт, я обещаю!       — Кто ты? — снова повторила Адель. — Я тебя не знаю.       Слёзы отчаяния ручьём хлынули из её прекрасных глаз, снова делая их похожими на глаза испуганного оленёнка, и сердце Алекса болезненно сжалось. Он присел на край постели и мягко притянул плачущую девушку к себе, сжимая в кольце своих сильных, тёплых объятий.       А она даже не попыталась отстраниться, безудержно рыдая и прижимаясь головой к плечу Александра. Так они просидели несколько минут, пока рыдания Адель не перешли в короткие всхлипывания, а потом и вовсе не стихли. Когда она задышала ровно и спокойно, Александр понял, что девушка уснула на его плече, видимо, слишком мощное эмоциональное потрясение стоило ей многих сил.       Осторожно опустив её голову на подушку, Александр накрыл Адель одеялом и послал за Пако. Индеец выслушал о том, что девушка очнулась, но потеряла память и совершенно спокойно ответил:       — Ты должен помочь ей вспомнить. Духи сделали своё дело и вернули её тебе, но теперь только терпение и любовь помогут ей вспомнить тебя.       Но Александр был до сих пор в ужасе от того, что только что увидел. Как бы он ни готовил себя заранее к такой реакции, в итоге оказался не готов. Адель настолько сильно испугалась, что походила на умалишённую. А вдруг её рассудок не выдержит? Александр пытался представить себе, что должен чувствовать человек, лишённый каких-либо воспоминаний, но в голове подобное никак не укладывалось. Он очень боялся за любимую и готов был на всё, чтобы помочь ей, но не представлял, каким образом.       Напряжение последних дней, вкупе с бессонными ночами у её постели, привело к тому, что Александр решил снять напряжение с помощью алкоголя. Он расположился в своей спальне и молча пил, один, погружённый в свои мысли, обдумывая мрачные перспективы грядущего.       Мало-помалу его разум затуманивался виски, и настроение становилось всё мрачнее. Он метался, раздваивался надвое. С одной стороны, он ничего так не желал, как выздоровления Адель, он хотел, чтобы она пришла в себя окончательно, чтобы всё вспомнила и узнала его, но…       С другой стороны, в этом случае ему придётся вернуть её отцу и брату, да ещё и объяснить им вразумительно, каким образом девушка оказалась в его руках и главное — с какой целью. И тогда он должен будет всё рассказать, с самого начала. А узнав эту самую правду, Адель может отвернуться от него и не поверить в его чувства. Подобная перспектива не могла радовать графа, поэтому он так старательно пытался заглушить тревогу с помощью старого шотландского виски.       Выплеснув остатки в стакан и захватив его с собой, он направился в её комнату. Ещё немного, и он доведёт себя до нервного срыва своими страхами потерять Адель навсегда. Во хмелю граф всегда был крепок и даже сейчас, когда выпил довольно много, походка его была тверда, почти как у трезвого человека. Войдя в комнату, он присел на край кровати и печально поглядел на спящую. Она выглядела такой беспомощной, невинной, хрупкой…       Княжна бормотала что-то во сне, периодически мечась по подушке, причём бормотала опять по-русски. Слов разобрать Алекс не мог, он просто сидел рядом и смотрел на неё остекленелым от выпитого виски взглядом синих глаз. Адель опять была во власти своих демонов, мучивших её, а он ничем не мог помочь ей. Видимо, Пако недавно дал ей новую порцию лекарства, и сейчас Адель переживала его побочное действие, находясь между сном и полузабытьем.       — Алекс… — раздался вдруг её приглушенный шёпот, заставивший графа вздрогнуть от неожиданности.       — Адель, милая, — тихо позвал он, но внезапно понял, что девушка всё ещё спит.       Лекарство вызывало у неё галлюцинации, это Александр уже понял, но то, что она назвала его имя, было хорошим знаком. Значит, где-то в глубинах своего сознания она начинала вспоминать его. Как же помочь ей вспомнить, как спровоцировать её вспоминать дальше?       Её голос, произнесший его имя, был таким… нежным. Она позвала его так, словно помнила, словно любила… Алекс нежно коснулся пальцами её приоткрытых губ, от всей души желая поцеловать их. Это желание буквально сжигало его, а пьяное сознание так и подстёгивало к решительным действиям.       Дальнейшее Александр помнил урывками. Отставив стакан с недопитым виски в сторону, он быстро избавился от своей одежды и лёг в постель рядом с Адель. Ощутив рядом тепло её тела, он почувствовал, как остатки самообладания окончательно покидают его.       Торопливо, точно вор, он прильнул к её податливым губам, впиваясь в них требовательным поцелуем. Его руки быстро стянули с неё ночную рубашку, и девушка оказалась абсолютно нагой, как в день своего появления на свет.       Её кожа казалась нежнейшим шёлком, к ней так и хотелось прикасаться, целовать, ласкать… Руки и губы Алекса исследовали нежное девичье тело, а кровь в висках графа требовательно вскипала и пульсировала, отдаваясь в голове перезвоном тысяч колоколов.       — Милая, любимая моя… — бормотал он между поцелуями, которые становились всё жёстче, словно боялся, что Адель сейчас очнётся от грёзы и оттолкнёт его.       Таких нежных слов Александр Бутурлин не говорил ни одной женщине в своей жизни. Никогда. Но прежде он и не чувствовал подобного! А сейчас произносить эти слова было так сладко, так же сладко, как и покрывать поцелуями её упругую грудь с торчащими сосками, ласкать, гладить, сжимать нежную, тонкую кожу на бёдрах, тонуть в нежно приоткрытых губах…       Александр понимал, что Адель считает происходящее своим сном, но ему сейчас было все равно. Главное — это её волнующее юное тело в его руках. Он так долго желал её — и вот, она принадлежит ему, пусть и только во сне. Заниматься любовью со спящей девушкой ему до сих пор не приходилось, но сейчас его разум, затуманенный алкоголем и желанием, не в силах был образумить графа. Страсть и жажда обладания ею совершенно ослепили Александра, он уже не соображал, что делает.       Адель лишь коротко вздрогнула в его руках, непроизвольно подаваясь вперёд, и издала слабый стон боли, когда он взял её невинность. Её большие тёмные глаза на миг распахнулись и почти сразу же снова закрылись. Одинокая слезинка выкатилась из уголка её глаз, и Александр тут же собрал её губами.       — Любовь моя! — выдохнул Алекс, снова припадая к её губам. — Только моя… единственная!       Он старался двигаться медленнее, опасаясь, что Адель всё ещё чувствует боль, но страсть упорно не желала поддаваться контролю, заставляя всё чаще и резче врываться в её тело, забывая обо всём на свете, кроме волн нарастающего наслаждения. Он уже не сдерживался, погружаясь в неё всё быстрее, раз за разом, покрывая лихорадочными поцелуями грудь и плечи своей возлюбленной.       А глаза Адель до сих пор были закрыты. Она спала и ничего не понимала. Достигнув пика наслаждения, Александр с долгим стоном излился в неё, совсем забыв об осторожности. Тяжело дыша, он сжал Адель в своих объятиях, стараясь прижаться всем телом, и жарко выдохнул:       — Я люблю тебя…       Чувствуя себя одновременно и самым счастливым на свете, и последним непроходимым идиотом, Александр блаженно опустил голову на подушку, и через несколько секунд провалился в сон, по-прежнему нежно прижимая к себе возлюбленную.       Так он совершил самую страшную ошибку, последствия которой будут ещё долго преследовать их обоих.