Вопреки себе

      Жаклин немного растерянно посмотрела на мёртвое тело Вилли, лежащее у её ног. Она поднесла окровавленный нож ближе к глазам, пристально разглядывая его, словно сомневалась, что только что хладнокровно перерезала горло своему любовнику и сообщнику.       Это оказалось несложно — её руки сами вспомнили, как это делается, движения были точными и быстрыми, так что нож вошёл в тело, как по маслу. Лишь немного покоробили противный булькающий звук в горле жертвы, да густой, металлический запах крови. Вилли даже не успел что-нибудь понять и вскрикнуть, только надрывно захрипел, схватился за горло и повалился лицом в снег, захлёбываясь кровью. А она застыла на несколько мгновений, покачиваясь, как с похмелья, и прислушиваясь к его агонии и собственному сердцу, колотящемуся в груди. Прошло много времени с тех пор, как Жаклин в последний раз убивала. Кажется, это был какой-то чересчур дотошный полицейский, который задержал её на улице, а после пытался залезть под юбку. Это случилось почти шесть лет назад, но навык обращения с ножом она не утратила.       Опомнившись, Жаклин поспешно склонилась над трупом и быстро обшарила его карманы, на ощупь отыскав туго набитый монетами кошелёк, а затем тщательно вытерла лезвие своего ножа о края плаща Вилли. Поднимаясь на ноги, она бросила на убитого последний презрительный взгляд.  — Прощай, малыш Вилли, — горькая усмешка искривила её губы, — ты оказался слишком глуп и доверчив. К тому же, ты — только второстепенный герой в моей пьесе, и твоя мизансцена окончена. А я — главная героиня, и моя кульминация и главный выход ещё впереди. Прости, дорогой, но твоё участие мне больше не требуется. Увидимся в аду!       Полный сожаления тон из уст хладнокровной убийцы звучал особенно страшно. В действительности Жаклин не испытывала жалости к молодому человеку, который рискнул ради неё всем, пошёл на преступление и предательство, лишь бы быть рядом с нею. Она вообще не испытывала сейчас никаких эмоций, кроме неутолимой жажды крови своих врагов. Это было её постоянным наваждением, больше месяца она жила и дышала только местью.       Только в тот миг, когда у её ног точно также будут лежать холодные, окровавленные трупы княгини Оболенской и Александра Бутурлина, её сердце успокоится. Однажды она уже испытывала подобное чувство, когда поднималась с ножом в худенькой руке в комнату, где громко храпел жирный боров, который её изнасиловал. Она знала, что должна убить его, иначе ей никогда не обрести покоя. Он должен был заплатить за её боль и унижение, и он заплатил сполна. Теперь также заплатят они — её лживый, вероломный муж и его шлюха. И только тогда Жаклин снова успокоится.       Вскочив в седло, она рысью направилась в сторону Царского села, неподалёку от которого находилось то самое имение Вяземских, где её жертвы ждали своей участи. Они и не подозревают ни о чём, самонадеянные идиоты! Они думают, что очень удачно избавились от неё, как от надоевшей вещи. Но хорошо смеётся тот, кто смеётся последним!       Жаклин всё хорошо продумала. Сегодня рождественская ночь, а это значит, что в храмах скоро начнётся всенощная, которую будут стоять все — и господа, и их холопы. Стало быть, дом практически опустеет, за исключением пары лакеев да Бэтси, которая останется с детьми.       Начать Жаклин планировала именно с неё. Девушка должна будет показать и рассказать ей расположение комнат в доме, объяснить, кто в какой комнате спит, сколько в доме дворни, и ещё некоторые важные мелочи. А когда Бэтси всё расскажет и покажет, её тоже придётся устранить — свидетелей Жаклин оставлять нельзя. Жаль, конечно, ведь девчонка ни в чём не виновата и была ей полезна, но Жаклин была уверена, что нянька поднимет крик, когда поймёт, для чего её госпожа явилась в имение ночью, сбежав из лечебницы. А вот этого допускать было нельзя. Никто и ничто не должно помешать её плану.       Она пока не представляла, что станет делать после того, как убьёт Алекса и Адель. Получится ли у неё расквитаться с остальными? Удастся ли скрыться или её поймают и отправят в тюрьму? Пока она была маниакально сосредоточена только на своей цели, не думая о возможных последствиях.       Дорогу она нашла довольно легко — лишь раз уточнила у ямщика, где находится имение князя Вяземского. Через полтора часа скачки она уже стояла у конюшни позади большого белого особняка, прикидывая, как лучше попасть внутрь незамеченной.       Задняя дверь почти никогда не запиралась, этим и воспользовалась Жаклин, как только увидела, что обитатели дома направились в большую домовую церковь, обновлённую по приказу Андрея Алексеевича Вяземского несколько лет назад. Как и предполагала Жаклин, вместе с господами на рождественскую службу отправилась и большая часть дворни. В окнах погасли почти все огни, только на втором этаже в одном окне виднелся свет, да ещё внизу, в просторном холле.       Выждав несколько минут, Жаклин проскользнула в заднюю дверь, затем постояла какое-то время, давая глазам привыкнуть к полумраку, и тихо, на цыпочках прошла по длинному коридору, где располагались комнаты прислуги, в сторону холла. Она кралась, как кошка, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь не создавать шума, на всякий случай, держа нож наготове.       К счастью для неё, Жаклин никого не встретила на первом этаже и беспрепятственно поднялась вверх по широкой дубовой лестнице. Перед ней открылся длинный коридор, по обе стороны которого располагались двери, ведущие в спальни господ. Так… нужно определить, в какой комнате горела свеча. Осторожно ступая, Жаклин пошла по коридору, отыскивая нужную дверь, и вскоре обнаружила ту самую, из-под которой выбивался слабый свет горящей свечи. Жаклин приложила ухо к двери и прислушалась. В комнате было тихо, но там определённо кто-то не спал. Жаклин была почти уверена в том, что это комната Бэтси. Она тихо повернула ручку двери — та оказалась не заперта и бесшумно приоткрылась, впуская нежданную гостью.       Бэтси стояла у небольшого зеркала, одетая в длинную ночную сорочку, и расчёсывала волосы. Жаклин едва успела сдержать вздох облегчения и поспешно спрятать нож в рукав, как девушка обернулась на шум.  — Госпожа графиня?! — глаза девушки изумлённо округлились. — Как Вы попали сюда? Если Александр Павлович узнает… он…  — Тише, Бэтси, ты перебудишь весь дом! — сердито прошипела Жаклин, встревоженно прислушиваясь к звукам в коридоре.  — В доме никого нет, кроме меня и Фёдора, дворника, но он у себя, внизу, — растерянно прошептала Бэтси, — а остальные в церкви, на службе.  — А тебя оставили присматривать за Катрин? — уточнила графиня. — Кстати, где она?  — Да, миледи, моё дело — следить за детьми, — смущённо кивнула девушка. — Они спят тут, рядом.  — Детьми? — переспросила Жаклин, но тут же вспомнила. — Ах, да, девчонка Оболенских тоже здесь! На тебя и её повесили? Где же её нянька? Я не желаю, чтобы ты нянчилась с дочкой женщины, которая увела у меня мужа, тебе ясно?  — Но… миледи, разве я могла отказать господину графу? — испуганно пролепетала Бэтси. — К тому же, малышка ведь не виновата ни в чём, её нянька внезапно слегла с простудой, вот мне её и поручили. Кстати, девочки сегодня так мило играли целый день, даже ни разу не поссорились.  — Заткнись! — вдруг грубо оборвала её Жаклин, побелев от злости. — Где дети? Я хочу взглянуть на дочь.  — Там… в соседней комнате… — пробормотала дрожащая от страха девушка, кивком головы указывая направление. Она знала, что её хозяйка заперта мужем в доллгаузе, и без труда догадалась, что та каким-то образом сбежала из клиники. Как же ей это удалось? Говорят, там охрана не хуже, чем в императорском дворце. Бэтси была ошарашена. Глядя на искажённое злобой лицо госпожи, она уже не была так уверена, что графиня полностью вменяема.  — Бэтси, ты должна сейчас указать мне, где находятся спальни княгини Оболенской и моего мужа, а после покажешь кабинет старого князя, — решительно заявила она.  — Зачем Вам это, миледи? — в голосе девушки звучало сомнение, будто она начала подозревать что-то неладное. — Вы хотите дождаться их из церкви?  — Я хочу уговорить мужа отпустить меня с миром, — ответила Жаклин. — Хочу покинуть Россию и вернуться в Англию. Я специально хотела дождаться Рождества, чтобы попросить его об этом.  — А как же Катрин? Вы оставите её здесь, в России?  — Граф никогда не отдаст мне дочь, — графиня довольно убедительно изобразила горечь и даже судорожно всхлипнула, будто бы с трудом удерживаясь от слёз. — Надеюсь, что он расскажет Кэти о том, как я её любила…  — А если он не согласится отпустить Вас? Что Вы тогда станете делать? Бэтси смотрела на госпожу с возрастающим недоверием и опаской, и Жаклин это чувствовала, внутренне начиная вскипать от гнева.  — Придётся вернуться в клинику, — понуро опустила голову Жаклин, про себя костеря напуганную няньку на чём свет стоит. Пока эта безмозглая курица засыпает её своими дурацкими вопросами, время уходит. Не хватает ещё кому-нибудь из дворни вернуться в дом невзначай.  — Так ты покажешь мне комнату княгини? — уже едва сдерживаясь, повторила свой вопрос Жаклин.  — Но зачем Вам комната её сиятельства, миледи, если Вы хотите только поговорить с мужем? — совсем тихо спросила Бэтси, глядя на бывшую хозяйку испуганными круглыми глазами.  — Не твоё дело! — не выдержав, резко выкрикнула Жаклин и крепко схватила девушку за руку. Она окончательно сбросила свою маску и предстала перед служанкой такой, какая есть — злобной, свихнувшейся фурией. Бэтси испуганно вскрикнула, но Жаклин мгновенно закрыла её рот ладонью, приглушая крик.  — А ну, заткнись, идиотка! — глухо приказала она. — Не хватало ещё перебудить этот курятник раньше времени. Ну же, шевелись! Ты немедленно покажешь мне комнату этой шлюхи и кабинет её папаши, если хочешь выжить!       Говоря это, Жаклин грубо заломила девушке руку и приставила к горлу нож. Бэтси беззвучно заплакала, трясясь от ужаса, и судорожно кивнула в знак согласия. Боже, эта женщина действительно безумна! И как она могла быть столь глупа, чтобы поверить в её искренность, да ещё и помогать ей?! Неужели все её слова — ложь от начала и до конца? Может быть, господин граф вообще ни в чём не виноват перед своей женой? Девушка горько сожалела о собственной наивности, молясь про себя богу, чтобы эта сумасшедшая не убила её.       «Нужно предупредить господина графа, позвать на помощь! Эта помешанная точно задумала что-то ужасное!» — эта мысль крутилась в голове у Бэтси постоянно, пока графиня тащила её по коридору, с острым холодным лезвием, прижатым к горлу. Они медленно, осторожно спустились на первый этаж, где Бэтси показала дверь в кабинет князя Вяземского. Жаклин втолкнула свою жертву внутрь и тихо прошипела:  — Пикнешь — умрёшь!       И выражение её безумных глаз не позволяло сомневаться в том, что угрозу графиня выполнит, поэтому Бэтси, давясь слезами и трясясь, тихо сползла по двери и осела на пол, поджав под себя босые ноги. Она с ужасом наблюдала, как Жаклин легко вскрывала ножом ящики рабочего стола князя, торопливо вытаскивая их содержимое и бросая на пол. Наконец, в самом нижнем ящике нашлось то, ради чего она пришла — большой резной ларец черного дерева, в котором на пурпурном бархате лежала пара роскошных дуэльных пистолетов с рукоятями, отделанными слоновой костью.       Жаклин тут же расцвела довольной улыбкой и снова пошарила в ящике, отыскивая пули и порох. Быстрыми, отточенными движениями, словно она была заядлым дуэлянтом, графиня прочистила дуло пистолета и зарядила его.       Отлично! Теперь, кроме ножа, у неё есть и пистолет. Вооружённая таким образом, она почувствовала себя намного увереннее. Бэтси продолжала, задыхаясь от ужаса, наблюдать за ней, теперь уже абсолютно уверенная в том, что графиня пришла в этот дом, чтобы пролить чью-то кровь.  — Боишься? — усмехнулась Жаклин, подходя ближе к девушке. — Тебя я убивать не собираюсь, ведь ты мне помогала, помнишь? Сейчас мы поднимемся обратно наверх, и ты покажешь мне дверь этой шлюхи и моего блудливого муженька.  — П-прошу Вас, миледи… не надо, не делайте этого… — пробормотала девушка, не сводя расширившихся глаз с чёрного дула пистолета.  — Хватит причитать! — прошипела графиня, рывком поднимая няньку на ноги. — Лучше не дури, девочка, мне уже терять нечего, а у тебя вся жизнь впереди. Ну же, идём! И веди себя тихо.       На обратном пути в спину Бэтси плотно упиралось холодное дуло пистолета, заставляя девушку молчать и идти вперёд с поднятыми вверх руками, как велела графиня. Проходя мимо крыла прислуги, Бэтси с тоской бросила туда взгляд: комната Фёдора была так близко! Крикни она хоть раз, и он точно услышал бы и пришёл ей на помощь! Но холодный металл, упирающийся ей между лопаток, вызывал у неё такой ужас, что девушка решила не рисковать. Пусть господь простит ей этот страх, ведь графиня пообещала её не убивать, а Бэтси сейчас очень хотела только одного — выжить.       Нянька молча, трясущейся рукой указала на дверь в комнату княгини, а затем на другую — напротив, — что была отведена для графа Бутурлина. Жаклин скрипнула зубами от ярости: ну, надо же — даже комнаты выбрали друг напротив друга — чтобы далеко не ходить! Что ж, в одной из этих комнат они и сдохнут — вместе, в один день, как и мечтают. Графиня кровожадно ухмыльнулась, убедившись, что обе двери не заперты, а затем поволокла свою спотыкающуюся жертву обратно в её спальню. Втолкнув девушку в комнату, она отпустила её и, угрожая пистолетом, скомандовала.  — Дай мне веревку или какой-нибудь пояс, живо! И не вздумай кричать, или я сразу же тебя прикончу! Бэтси попятилась назад, к постели, на которой лежал её домашний халат. Наощупь отыскав пояс от него, девушка протянула его Жаклин.  — Повернись! — приказала графиня. — И заложи руки за спину. Ну же, поторапливайся!       Бэтси покорно повернулась к ней спиной, выполняя приказ, но Жаклин, вместо того, чтобы связать ей руки, внезапно схватила девушку за волосы и резко полоснула ножом по горлу. Кровь брызнула фонтаном, а Бэтси беспомощно захрипела и задёргалась, совсем как Вилли недавно. Она повалилась бы на пол плашмя, но Жаклин вовремя подхватила её под руки и почти бесшумно опустила на цветастый коврик, на котором тут же начало расползаться багровое пятно, распространяя в натопленной комнате тошнотворный запах крови. С минуту девушка судорожно билась в конвульсиях, а потом затихла.       Жаклин злобно взглянула на неё. Вот идиотка, чуть не испортила ей всё дело! Снова вытерев нож о рубашку своей жертвы, Жаклин взялась за края коврика и оттащила тело в сторону, спрятав его под кроватью. Затем она прошла в гардеробную и вытащила кое-какую верхнюю одежду Бэтси, которую уложила под одеяло, стараясь придать форму человеческого тела. Затем она отошла к двери и посмотрела, как это смотрится со стороны. Всё получилось очень даже правдоподобно: если смотреть с порога, казалось, что девушка крепко спит в своей постели. При свете дня этот маскарад, конечно, никого не обманет, а в ночном полумраке вполне сгодится. Значит, до утра девчонку никто не обнаружит. Взяв в руки свечу из комнаты Бэтси, Жаклин бесшумно выскользнула в коридор, даже не взглянув на свою вторую за эту ночь жертву.       Она остановилась на мгновение. Может, сначала зайти в детскую? Зарезать дитя, это, конечно, жестоко… но ведь можно и просто натянуть подушку на лицо, а после слегка надавить… Много ли нужно ребёнку? А смерть дочки станет страшным ударом для её родителей, будь они прокляты!       Войдя в комнату, где спали девочки, Жаклин аккуратно поставила свечу на высокий комод и подошла к двум одинаковым кроваткам. Сначала она склонилась над Кэти и неуверенно коснулась тёмных кудряшек дочери. Она так давно не видела свою дочь! Что-то встрепенулось на миг в душе помешанной женщины, болезненно сдавливая внутренности, перехватывая дыхание и заставляя сомневаться в правильности своих поступков. Кэти мирно сопела, лёжа на спине и мило приоткрыв свой алый ротик.       Жаклин глядела на неё и не верила, что именно она произвела на свет этого ребёнка. Странно, почему у неё напрочь отсутствует материнский инстинкт? Может потому, что её саму никогда не любила мать? Она осторожно коснулась пальцем пухлой детской щёчки, стараясь не разбудить, а Кэти в ответ вдруг улыбнулась во сне, вызвав у матери внезапное, щемящее чувство тоски, остро полоснувшее по сердцу. Жаклин поспешно отошла от дочери, вытирая набежавшие вдруг слёзы. Нельзя допустить, чтобы глупая сентиментальность подточила её решимость!       Склонившись над второй кроваткой, она внимательно всмотрелась в личико Софи. Итак, вот и ещё одна её жертва. Плод «неземной» любви её мужа и его любовницы. Жаклин взяла в руки диванную подушку и наклонилась над девочкой. Это дитя не имеет права жить, оно вообще не должно было родиться! Никто из них троих не должен выжить… осталось только набрать в лёгкие побольше воздуха и… Но руки Жаклин вдруг отчаянно задрожали — то ли от страха, то ли от волнения. Что с ней? Неужели она не может задушить ребёнка? До сих пор ей никогда не приходилось убивать детей — видимо, дело в этом. Поколебавшись ещё несколько мгновений, она медленно отступила назад, тяжело дыша.       Чертыхнувшись про себя, она вернула подушку на место и поспешно выскочила в коридор, пытаясь унять крупную дрожь, до сих пор сотрясающую её тело. Что с ней происходит, чёрт побери?! Почему она вдруг так раскисла? Ей нельзя сейчас выказывать слабость, ведь нужно ещё разобраться с самыми главными врагами! И руки у неё дрожать не должны. Нет… нужно успокоиться, непременно нужно успокоиться! Малявку она ещё успеет придушить, а пока начнёт с её матушки. Вот для проклятой соперницы ей точно понадобится вся её ярость, так что не стоит разбазаривать это чувство на маленькую байстрючку. Жаклин провела дрожащей рукой по своему пылающему лбу, стирая с него выступившую испарину, и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Простояв так несколько минут, она почувствовала, как дрожь в ногах и руках понемногу проходит, а сознание проясняется. Ощутив, что снова может себя контролировать, Жаклин решительно направилась в комнату Адель, осторожно прикрыв за собой дверь.       Войдя, она внимательно оглядела роскошную спальню соперницы, обитую китайским шёлком нежно-персикового цвета. Плотные бархатные гардины были наглухо задёрнуты, так что одинокую свечу, которую держала в руках Жаклин, никто не заметил бы с улицы. Тщательно исследовав спальню и прилегающие к ней гардеробную и ванную комнаты, Жаклин решила спрятаться под кровать и подождать возвращения княгини из церкви. Сначала она сняла свой длинный плащ и монашескую рясу, свернув их в большой свёрток, а затем подложила его под голову, забравшись в своё временное убежище. Графиня положила нож и пистолет рядом с собой и приготовилась к длительному ожиданию. Она знала, что служба закончится нескоро, но это было такой ерундой по сравнению с двумя годами испепеляющей ревности и жаждой мести!  — Что ж, княгиня Оболенская, я жду тебя! Нам есть о чём поговорить, не так ли? — глухо пробормотала Жаклин, устраиваясь поудобнее на жёстком полу. — Не заставляй меня ждать слишком долго!