***
Солнце только собирается прятаться за горизонт, окрашивая небо в огненно-оранжевые краски. Чонгук смотрит очередной боевик, как вдруг, на телефон приходит сообщение от Чимина. Пак Говнин. Джин говорил о тебе. Наверное, нам стоит поговорить. 20:12 Так. Он написал, значит, не все так плохо. Скорее всего, просто не пришел, так же, как и все омеги во время течки. Потому что нельзя им гулять по городу в такие дни: опасно для жизни. Но Чон должен убедиться в своих доводах. Он быстро строчит «Как ты? Все нормально?» и отправляет сообщение, сразу получая ответ. Пак Говнин. Все хорошо. Завтра должно стать лучше, спасибо. Придешь завтра к нам с Джином. Надо многое обсудить. 20:12 Это не было вопросом, Чимин буквально решил все за младшего. И не важно, свободен ли он и может ли вообще. Спорить сейчас совсем не хочется, поэтому Чонгук пишет короткое «Ладно» и выключает мобильный, отбрасывая подальше. Что они хотят ему сказать? Почему Джин не мог сказать сам? Завтра он все узнает. А сейчас, Гук собирается досмотреть фильм вместе с соседом, который даже не заметил, что тот отвлекался на телефон. Они лежат на одной кровати, кое-как умещая свои громадные тела на маленькой площади. Им вполне комфортно. Никто ведь не додумался взять и соединить две кровати, чтобы места больше было. А может и додумались, только вот лень-матушка всегда выигрывает. — Гуки, сходим завтра куда-нибудь? Погулять хочу. — Фильм закончился, а завтра пар мало. На самом деле, они уже давно вдвоем никуда не выбирались и надо бы исправляться. — Дав… А, стой. — Чон уже хотел было согласиться, но вспомнил про сообщение-приказ от Чимина. — Я не могу завтра, надо кое-куда зайти. — Ему правда жаль, что он не может все рассказать другу. Чонгук косит глаза в сторону и невербально просит не допрашивать его, как маленького ребенка. — В последнее время ты мне ничего не рассказываешь, а теперь еще и ходишь куда-то. — Тэхен фирменно надувает губы и сводит густые, почти черные брови к переносице. В голосе проскальзывает легкая обида. — Тэ, это не мои секреты. Я не имею права их кому-то разбалтывать. Даже тебе. — Чонгук оправдывается, желая избежать недомолвок. Он не хочет из-за этого ссориться с другом. — Я расскажу тебе все, как только получу на это разрешение, хорошо? — Тэхен слегка кивает головой, заставляя Чона выдохнуть с мягкой улыбкой на губах. — Ловлю тебя на слове. — Ну да, как он сразу не догадался. Тэхен только этого и добивался, вот же хитрющий. Даже обиженную моську состроил и включил своего внутреннего актера, а сейчас сидит и лыбится своей квадратной улыбкой. — Вот засранец. — Брюнет слегка бьет старшего по плечу и наваливается на него всем телом, начиная щекотать. В ответ на его действия слышится звонкий смех, с просьбами прекратить. — Гу-у…– У Тэхена сбивается дыхание, а смех перебивает любое начатое слово. — Гуки, ах-хах, прекрати. — Тэ извивается и брыкается, пинает Чонгука ногами и пытается отцепить чужие пальцы от ребер, но безрезультатно. — Пообещай, что больше не будешь пользоваться своим актерским мастерством. — Сейчас альфа согласится на все, лишь бы его прекратили мучить. Чон умело использует это знание. — Обеща-аю. — Дьявольские руки наконец-то отцепляются, давая привести себя в чувство. Надрывный смех прекращается, оставляя после себя лишь яркую улыбку. — Ты не имеешь права так со мной поступать. — А вот и имею. — Чонгук встает с кровати и гордо смотрит на соседа. Все-таки, он только что выиграл в их негласной борьбе.***
— Хен, к нам завтра Чонгук придет. — Откуда-то с зала кричит Чимин, оповещая старшего о завтрашнем госте. — Минни, ты с ума сошел? — В мгновение ока Джин оказался в зале возле распластанного на диване красноволосого. — Во-первых, течка еще не закончилась. Во-вторых, ты в ужасном состоянии. В-третьих, ты с ним, вроде как, не ладишь. И ты хочешь раскрыть перед ним все карты? — Он говорит быстро, но четко, руки скрещены на груди, а ноги широко расставлены. Обычно так встают, когда чувствуют свою правоту, показывая всю серьезность намерений и доминирование. Он хен, как никак, его надо слушаться. — Я хочу все ему объяснить. Ну и попросить никому ничего не рассказывать. Как говорят, поставить все точки над «i». — Пак приподнимается, заглядывая в полные недовольства глаза, выражающие лишь то, что идея не очень. — Он бы и так не рассказал. — Цокнув, Джин садится рядом. Потянувшись к крашеным волосам, он их приглаживает, приводя в порядок. — Не рассказал бы, но сто процентов полез бы ко мне с вопросами. Я лучше расскажу здесь и с тобой, чем там и с лишними ушами. — Чимин как-то жалобно вздыхает и закусывает нижнюю губу. Он, как всегда, надеется на поддержку друга, умело пользуясь даром уговаривать людей. — Ладно, будь, как будет. — Джин понимает, как это важно для тонсена. Ведь Чонгук — единственный, кто видел его в таком состоянии, кто чувствовал его запах. Старший сдается и укладывает свою ладонь на паков живот. Бережно поглаживает его и, со всей своей трепетной любовью, спрашивает: — Как себя чувствуешь? Не болит? — Тянет немного, но уже лучше. — На заботу шатена младший мягко улыбается, опуская взгляд на теплую ладошку. Она словно избавляет от боли и пытается убрать все дискомфортные ощущения. Эти дни были самыми ужасными в жизни Чимина. Он всегда заглушал боль и, можно сказать, насильно останавливал течку. И теперь такое чувство, будто все это копилось, набиралось, а сейчас выплескивается с невероятной силой, разрывая к херам все органы внутри. В первые дни боль была такая, что хотелось умереть. Пару раз он снова падал в обмороки. Таким образом тело хотело абстрагироваться и защитить себя от мучительных страданий. Из задницы лилось, как из ведра, да еще и зудело пипец, как сильно. Слава небесам, такое обильное выделение прекратилось еще вчера. А боль…она притупилась, но не ушла до конца. Скорее всего, Чимин просто к ней привык, поэтому стойко терпит, уже не сворачивается калачиком при каждом новом спазме. Джин не разрешает принимать таблетки и даже уколы не делает. Говорит, мол, надо перетерпеть и дать организму привести себя в норму. И добавил еще, что с этого дня вводит запрет на любые вещества для прекращения течки. Нет, ну если болит слишком сильно, до потери сознания, то можно. В других случаях, когда просто хочешь скрыть свой пол — нельзя. Раньше Сокджин закрывал на это глаза, просто помогая другу. Однако теперь он осознает, насколько это вредит молодому организму. Он понял, что когда таблетки вызовут привыкание, то естественный процесс превратится в пытку. И не будет ничего, что могло бы помочь. Ладно, пусть Чимин принимает блокаторы запаха, но только во время учебы. Дома категорически запрещено. Пусть Пак привыкает к своей клубничке, и к тому, что все его вещи, квартира будут пропитаны не только ромашкой Джина, но и его сладким ароматом. Паку остается надеяться, что потом течка будет не такой болезненной и он сможет продолжать скрывать свою сущность. Потому что если не удастся, то все избитые им альфы начнут лезть снова, уже не боясь беззащитного, слабого омежку. Кто вообще боится омег? Никто. Есть у него охрана, или нет, никого это не пугает, ведь всегда можно найти подходящий для нападения момент. И это страшно. Будет страшно жить, когда все узнают кто он на самом деле. Будет сложно играть роль опасного парня, когда все знают, что ты даже не альфа. Будет сложно защитить себя, свою честь, свою гордость и свое тело. Придется одеваться в мешковатую одежду, скрывающую все прелести изящных изгибов. Придется пресмыкаться перед противоположным полом, зная, на что они способны. Такого исхода Пак Чимин боится больше всего. Но и надежда на то, что все у него получится, теснится где-то глубоко внутри, не давая горячему сердцу потухнуть. Тем более, любимый хен всегда рядом. И Чимину даже в голову не приходит, что любая мысль и убеждение всегда будет транслироваться в реальность. Если ты любишь себя и уверен в себе, другие будут это чувствовать на энергетическом уровне. И, даже после раскрытия чиминовой тайны, самое главное — просто быть собой. Ведь никто не обязывает Пака превращаться в серую мышку, которая трясется от всего, что двигается. Просто надо не бояться, не давать слабину и не придумывать того, чего может и не случится. Жить с уверенностью, без всяких «если» и «может быть».