***
Меня выводит из себя эта дурацкая необходимость притворяться на каждом шагу! Безумно хочется забить на все и послать этого чертового кошака, когда он в очередной раз с улыбочкой лезет обниматься, довольный тем, что его провокация сработала. Но, конечно, гордость пока что берет верх над раздражением, очень не хочется давать ему повод считать меня слабохарактерной. Если бы мне вообще хотелось давать ему повод думать обо мне хоть что-то. Вообще думать обо мне. К черту его. Я могу высказывать свое «фе» только в спальне, потому что на первом этаже круглосуточно охрана. И за день во мне накапливается порядочно. Егор как будто специально меня провоцирует, буквально подначивает — целует, держит за руку и внимательно смотрит на реакцию, улыбаясь уголком губ. Типа, ну давай, сорвись, похери мой авторитет. А ещё он пристрастился к моей выпечке. Без вопросов покупает все нужные ингредиенты и иногда даже просит что-то конкретное. Мне, в принципе, нравится, это расслабляет, я даже стала заморачиваться с довольно сложными тортами, потому что почему бы и нет, собственно говоря. Сегодня я испекла простые бисквитные печеньки, потому что не было желания особенно долго возиться с тестом, и пусть только попробует что-нибудь вякнуть. Линька почти кончилась, с кошмарным зудом и довольно мучительной болью прорезались маховые, так что крылья выглядят уже презентабельно. И это прекрасно, потому что я уже нашла работу. На поезде ехать почти двое суток, достаточно далеко, может, и не найдет. Конечно, опять официанткой, особо на большее можно не рассчитывать, раз уж уродилась омегой. Работодатель сказал, что место освобождается через неделю, так что осталось недолго. Я уже подыскала хостел на первое время, с недорогой квартирой пока не так все радужно, но все будет нормально. Я со всем справлюсь. А пока что надо прощаться, скоро уже должен заявиться этот ушастый придурок.***
Егор, и правда, появился минут через десять после того, как я спрятала дневник, поднялся в спальню — переодеться и позвать меня ужинать. — Не хочу, — буркнула я, зарываясь носом в подушку, — крылья болят. Да, это ложь, но только частично. Ещё я не хочу миловаться с ним на публику, вынужденно и, надеюсь, не фальшиво. — Хочешь, принесу тебе что-нибудь? — вполне мирно предложил альфа, присев рядом и чмокнув меня в плечо. — Хочу, чтобы ты не трогал меня, — дёрнув крылом, я поморщилась. Мало ему, что я утром его провожала и за завтраком даже согласилась на коленях посидеть, чтобы обнимал? — Какая злюка, — улыбнулся он, потираясь носом о мою шею, — так вкусно пахнешь, как карамелька. Это потому, что я проворонила первую партию печенья, оно чуть-чуть подгорело, вся кухня пару часов пахла жженым сахаром. Но ему я это, конечно, не скажу. — Потому что пекла, — вздохнув, я отвернулась, — Егор, мне плохо, ну правда. Отстань. — Может, я тебя обниму, и тебе будет лучше, м? — игриво промурлыкал он. Господи, ну что я непонятного сказала? Он же понимает, что вся моя покладистость на публике — спектакль, понимает же, правда? Конечно, понимает. И игнорирует этот факт, постоянно пристает! — Егор, мне плохо! — с нажимом повторила я. — Пожалуйста, отвянь! Твои объятия для меня далеко не панацея. — Все альфы самоуверенные мудаки, которые считают, что как раз панацея, — усмехнулся мужчина, поглаживая меня по спине. — Нет, — тихо возразила я, — не все. Есть добрые, ласковые, чуткие альфы без склонности распускать руки. Ну или только один, я не знаю. — Все, птенчик, — вздохнул Егор, вставая, — все мы, до единого, только и думаем, как бы остаться наедине с омежкой, желательно, течной, не обольщайся. Он специально! Он знает, о ком я! — Ты не можешь так о нем говорить, — я даже села, скрестила руки на груди. — Это почему же? — умиротворенно улыбнулся этот мудень, сунув руки в карманы. Он ничего о Никите не знает! Не знает, что тогда между нами было, не видел его улыбку, его там не было! Он не может судить обо всех по себе! — Ты ничего о нем не знаешь! — распаляясь, я подскочила и ткнула его пальцем в грудь. — Ничего, понял? — Ты тоже, — улыбка стала больше похожей на оскал, — но зато я знаю, что он сделал. — И что такого он сделал? — хмыкнула я, стараясь добавить побольше яда в голос. — Трахнул меня, в отличие от некоторых? — Да, трахнул, — Егор очень серьезно кивнул, — но меня бесит не это. Он спросил твоего разрешения? Спросил, сколько тебе лет? Спросил хотя бы твое имя? Потом, после, спросил, а не залетела ли ты? — я только опустила взгляд, поджимая губы и не желая принимать сказанное. Повыше локтя будто клещи сомкнулись. — Отвечай! Я вздрогнула от низкого сиплого взрыка и сглотнула. — Нет, — получилось еле слышно и сдавленно, но он услышал. — Что "нет"? — меня встряхнули, как тряпичную куклу. — Все "нет", — прошептала я. — Понимаешь теперь, о чем я? — ухватив меня за подбородок, Егор заставил поднять голову. — Он трахнул тебя, несовершеннолетнюю наивную девочку, и выбросил из своей жизни, как использованный гондон, Кристина, не спросил ни имени, ни согласия, струсил или не захотел менять свою жизнь для тебя. Думаешь, он бы остановился, если бы твои гормоны сработали тогда не так хорошо? Не думаю. Думаешь, ты бы нашла его, если бы залетела? Не думаю, — его озлобленное сипение уже переходило в шипение, — он сделал что-нибудь для тебя? Хоть что-нибудь, а? Почему тогда его ты помнишь хорошим, а я тут пляшу вокруг тебя с бубном и все равно хуевый? А, Кристина? Почему? — То был мой выбор, — слегка дрожащим голосом ответила я, слабо пытаясь высвободить немеющую руку. — Истинный — никогда не твой выбор! — вызверился альфа, я невольно попыталась отступить. — Это выбор природы, судьбы, твоего тела, чего угодно, но никогда не твой осознанный выбор! И он, чтоб ты знала, тоже так считает, потому что переехал в том же году, так сильно хотел оказаться подальше от тебя. Ему было плевать на тебя тогда, сейчас плевать ещё больше. — Заткнись! — я рванулась, но не смогла и шагу толком сделать. — Пусти меня! — Сними свои дурацкие розовые очки, наивная дура! — рыкнул он, толкнул меня на кровать и пригвоздил к ней, усевшись на ноги и ухватив за руки. Я едва не всхлипнула от ноющей боли в основаниях крыльев и замерла, чтобы он не давил сильнее на руки и не вжимал плечи в матрас. — Я могу сейчас тебя трахнуть, и ты ничего не сделаешь! Могу напоить тебя гормональными и спровоцировать ложную течку, и ты будешь послушной нежной девочкой, — понизив голос, Егор так проникновенно заглянул мне в глаза, что по спине побежали холодные мурашки, — я могу делать с тобой что угодно, но, как дурак, только подлизываюсь и слушаю, какой херовый. Конечно, срываюсь, потому что хочу уже от тебя хоть чего-нибудь, хотя бы самую малость искреннего, и что получаю? Почему так? А? Скажи мне. — Потому что ты извращенец? — сквозь зубы предположила я, почти не разжимая губ. — Нам обоим хреново от того, что я здесь. Это можно решить. — Нет, — качнув головой, альфа встал, — я так понимаю, со мной ужинать ты не идешь. — Конечно, с тобой я не пойду, мне же не надо нахуй! — выплюнула я ему в спину, садясь и хватаясь за плечи. Крылья болели и подрагивали. Конечно, не привыкли к такому обращению. Бедные мои. И идеалы мои тоже бедные. Я никогда не задумывалась о том, что он сейчас сказал. И, по сути, да, он прав. Согласия не спросили, имени толком тоже, потом никаких контактов не было. Видимо, Егор каким-то образом узнал, кто мой Истинный, даже узнал, что он переехал. Ещё полчаса назад я переживала бы за сохранность его жизни, а теперь... Чувствую себя брошенной и преданной. Столько лет жила с образом идеального альфы в голове и даже не задумывалась, что он... Такой же мудак, походу, как все они. В каких-то моментах Егор даже выигрывает на его фоне. Сомневаюсь, что есть ещё альфы, готовые ждать согласия, которое вряд ли когда-нибудь будет. Да, жалко Егора, но я его не просила меня сюда притаскивать. Сам себе проблемы создал, а я теперь виновата, да? Да пошел он! Пнув тумбочку, я взяла пижамные шмотки и направилась в ванную. Хочу смыть это с себя. Осколки розовых очков, идеалов. И его прикосновения. К черту. Осталось всего несколько дней. Четыре дня — и я буду свободна. Так мало — и целая вечность одновременно. Дожить бы. Подумав немного, я заткнула слив и включила теплую воду, чтобы набиралась. Места в ванной относительно много, смогу полежать в воде и не складывать туда крылья. Отмокну, а потом быстро и хорошо засну, вот. Я сидела довольно долго, пристроив подбородок на бортике, перебирала сказанное Егором и вспоминала своего Истинного. Наверное, это цель всей жизни у этого засранца теперь — портить и ломать все, что я считала хорошим. Одни из самых светлых воспоминаний в моей жизни после становления омегой он бросил в грязь и растоптал, практически уничтожил. Альфа бесцеремонно вошёл, толком не глянув на меня. Все закрыто бортиком, но мне все равно стало неловко. — Я здесь, вообще-то! — проворчала я, ссутуливаясь, чтобы спрятаться получше. — Я вижу, — ровно ответил Егор, смачивая зубную щётку. Тщательно и неторопливо почистив зубы, он умылся, вытер лицо и руки. А потом вдруг направился ко мне. Я занервничала, пытаясь прикрыться руками, потому что ничего больше в зоне доступности не было, но Егор, не взглянув на меня, наклонился, потрогал воду и открыл почти чистую горячую. С истинно кошачьей нелюбовью к воде встряхнув кистью, он молча ушел. Я осознала, насколько остыла вода и насколько я замёрзла, только когда ноги коснулась более теплая струя под водой. Забота, значит, да? Как мёртвому припарка эта забота в наших "отношениях".