***
Вздохнув, я потерла ноющую шею рядом с повязкой. То чудесное мощное обезболивающее уже пить нельзя, а новое не избавляет от боли насовсем. Это постоянное нытье в плече, в ушибленном локте, в активно заживающих и зудящих коленках с ума сводит уже. Тяжело подняв себя на ноги, я положила дневник на полочку, немного постояла, борясь со слабостью и придерживаясь за стенку шкафчика для устойчивости. Если не хочу быть размазней и дальше, надо наращивать нагрузку. Вчера вот тысячу шагов прошла, значит, сегодня надо не меньше полутора. Хотя, в последние дни, пока часто идёт снег, мне нравится стоять у окна и смотреть. Завораживает, очищает голову от мыслей или настраивает на нейтральный лад. Заодно и какая-никакая нагрузка, хотя кто бы мог подумать, что я буду считать нагрузкой простое удерживание себя в вертикальном положении. Вот правда, через месяцок, как разрешат, пойду на скалодром. Там крылья почти не используются, только в подъёме иногда я себе ими помогаю, так что заодно будет разминка для пострадавшего сустава. В дверь поскреблись. Так делает только Егор, но ещё ведь день. Сверившись с часами, я отлепилась от полки и доковыляла до двери. Действительно, ушастый стоял за дверью, привалившись плечом к косяку и улыбаясь так, будто что-то приятное сейчас подарит. — У меня для тебя кое-что есть, — улыбнувшись шире, он чуть прищурился, — закрой глаза. Не возмущаясь и не сопротивляясь, я протянула руку и прикрыла глаза. Дернулась, когда на ладонь положили что-то ледяное и мокрое. Снежок. Он принес мне с улицы плотно скатанный снежок. — Сидишь дома, света белого не видишь, а там уже сугробы, — я постаралась улыбнуться, все держа снег перед собой и не зная, куда его деть, — нам нужно кое-что обсудить птенчик, пойдем обедать? Кивнув, я только вздохнула, когда он за локоть вывел меня в коридор и плавно поднял на руки. Рыцарь, блять. На кухне я положила подарок на краешек раковины, потому что ну а что ещё мне с ним делать? Съесть или умыться талой водой? На столе уже собрали обед. Да, действительно, со вчерашнего дня это уже не детские пюрешки, теперь это крем-супы или супы-пюре, на второе — овощное пюре и что-нибудь приготовленное так, чтобы быть максимально мягким и тающим во рту. Сегодня это овощи на гриле, картофельное пюре и розоватый крем-суп, наверное, с рыбой. А ещё на столе лежал планшет, за него сразу альфа и взялся. — Когда я стану отцом, придется переехать, — сообщил он, что-то сосредоточенно отыскивая, — пентхаус в центре города с выходом на крышу, тебе понравится. Ну и, разумеется, перед этим там придется сделать ремонт, хочу обсудить с тобой интерьер спальни, кухни и твоей комнаты. Опустившись на стул, я приняла планшет и послушно полистала фотографии. Вернее, думаю, не реальные фото, а части дизайн-проекта. Все фото были подписаны, начиналось все с гостиной. Светло-серые стены и пол, светлая мебель холодных оттенков, картины на стенах, даже камин, наверное, искусственный. Диван и пара кресел, все широкое, уютное на вид, с низкими спинками. "Хобби-комната", ебать, ну и название... Почти то же, что уже есть тут, только в тех же оттенках светлого серого и белого и стиле хай-тек. Кухня большая, судя по обилию панелей, действительно приспособленная для готовки. Не уверена, что мне нужно столько приборов, миксер да духовка бы сошли, но ладно, не буду возражать, а то он реально закусится и начнет переделывать. Спальня вот меня озадачила. Помещение явно большое, и львиную долю занимает кровать. Вернее, невысокий постамент от стены до стены, в центре которого лежит матрас. Конечно, это будет удобно для крыльев, но стоит ли так париться, если я и на обычной кровати спать могу? — Ты уверен, что тебе будет удобно с такой кроватью? — уточнила я, пролистывая отдельные изображения двух небольших гардеробных, выделенных раздвижными дверями из спальни. — Вполне, — пожал плечами Егор, уже навернувший большую часть супа. Видимо, ему ещё потом по делам, отлично, — и ты сможешь раскинуться, как захочется. Быстро перебрав все фотки, я все же решила спросить, ошибка это или действительно так будет. — Нет окон? Слегка поджав губы и улыбнувшись, мужчина пожал плечами. Ясненько. Видимо, безопасность и все такое, ну что ж. Надо ему переехать — пусть переезжает и тоже "света белого не видит". Другое дело, что я с ним никуда не хочу, но кто же меня, блять, спрашивал. — Тебе все понравилось? — в целом, да, стильно и органично, только нет желания с ним где-то жить, тут или там. — Ещё одно маленькое дельце, дай руку. Неожиданно для себя засомневавшись, я все же протянула ему правую руку. И проклинала себя за осторожность, будто он откусит ее мне. Но кто знает, чего от него можно ждать. Егор подставил ладонь, нежно поцеловал костяшки и аккуратно надел мне на средний палец массивный золотой перстень с печаткой, покрутил, попытался снять. — Великоват, — подсказала я, даже не пытаясь предположить, что за хрень происходит. Явно что-то мафиозное, типа, чтобы все знали, кто наложил на меня лапы и все такое. — Да, надо бы уменьшить немного, — кивнул альфа, небрежно сунул ювелирное изделие в нагрудный карман рубашки, — догадываешься, что это? — Ещё одна унизительная метка, — фыркнула я, уткнувшись взглядом в тарелку. — Скорее, ещё одна степень защиты, — поморщился он, повел ушами, — почему унизительная? Поверь, если ты сейчас выйдешь на улицу одна, тебе совсем не понравится то, что начнется, — подняв голову, я даже не поняла, это угроза была или предостережение. Мне, типа, уже и носа высунуть нельзя из его дома, да? Сидеть постоянно в пентхаусе без окон, якобы, ради собственной безопасности? — слушай, к тебе не подкатывало все мужское население города на каждом шагу только потому, что ты не пахла мужчиной и воспринималась девственницей. Считается грубым лезть к чистеньким омежкам, пока омежки сами не захотят, чтобы к ним полезли, да и многие не любят лишнюю возню с девственницами. Вот оно что. То есть, теперь шансов на спокойную жизнь становится меньше, да? А если я все же смогу свалить? Конечно, запах быстро выветривается, и все вернётся на круги своя, но придется справляться с приставаниями до тех пор? Звучит мерзко. Но ещё хуже то, что он намекает, что все будут приставать ко мне как раз потому, что я уже с другим в их глазах. Типа, я чего-то не знаю, и измены уже стали нормой? Сколько лет я спала этой ночью? — Хочешь сказать, не считается грубым лезть к чужой девушке? — прозвучало так, будто я признаю за ним право собственности на меня. Поморщившись, я помешала суп. Признаю я или не признаю — всем давно плевать, господи. Только я и думаю, что могу что-то признавать или не признавать. Решает тут только вот этот лопоухий властелин мира, блять. — Отбить омежку считается святым и почетным делом, — усмехнулся альфа, меня передёрнуло, — доказать ее альфе, себе самому и всем вокруг, что ты круче и привлекательнее. Омеги в этом плане обычно гораздо больше животные, чем альфы, ведутся на силу и ухаживания, как за здрасте, — подняв на него взгляд, я убедилась, что он не шутит. Я с таким не сталкивалась ещё, но и с омегами общалась мало, хотя наслышана, что они, в основном, меркантильные бляди и просто бляди. Хорошо хоть, что моя сестра ушла от своего первого альфы к Истинному, а не просто к тому, кто поманил, я бы в ней разочаровалась, — а тебе игра мускулатурой и демонстрация потенциальных постельных умений явно не особо понравится. Я не стала отвечать, уделила внимание супу. Да, мне не понравится. Мне и от него это не нравится, уже отчасти привычного, куда уж ещё от толп посторонних. Молча проглатывая обед, мафиози создавал впечатление очень торопящегося человека. Обычно он ест размеренно и без лишней спешки, почти смакуя. Отхлебнув пару глотков чая, Егор встал, накинул пиджак, поцеловал меня в макушку и попросил постараться не заснуть до его прихода, чтобы обсудить праздничные дела. Я проводила его взглядом и закрыла глаза. Так много внимания. Он мог бы позвонить или прислать мне эти фотки. Он мог бы обсудить это со мной утром, подняв пораньше. Он мог бы все, что только захочется, но так много внимания уделяет мне. Снова стало обидно, что я не могу это оценить. Забота душит, ласка раздражает, улыбки кажутся фальшивыми. Мне тут не место, но так только я считаю, а мое мнение учитывается далеко не во всех вопросах. Часть дня я проспала, потом до прихода Егора занималась гиблым делом — выбирала ему подарок. До Нового года пять дней, уже пора. Но что дарить человеку, у которого уже все есть? Ну не кисточку же для чистки пупка, в самом деле. Только наткнувшись на очень заинтересовавший меня раздел с разными вариантами книжных аксессуаров, я была вынуждена прерваться и спуститься, потому что вернулся хозяин дома. Довольный, слегка припорошенный снегом и с ледяными руками, которые он тут же полез греть у меня на спине и боках. Перчатки ему надо подарить, перчатки! — Я принес кое-что вкусненькое, — объявил он, потираясь носом о мой висок и тихонько мурлыкая, — сделаешь чай? — Ладно, — вздохнув, я дождалась, когда меня отпустят, и поплелась на кухню. Там на столе уже ждала плотная коробка с логотипом явно небольшой и дорогой кондитерской. Пирожные — это всегда хорошо, да и я как-то давно уже ничего не пекла. Может, попробовать свои силы и сделать фондан? Последний раз я его делала ещё в старших классах. Заварив чайничек крупных листьев с травами, я вдохнула приятный запах и постаралась настроиться на лучшее. Скорее всего, ему захочется куда-то меня потащить. Скорее всего, это опять будет стоить мне ломоты во всем теле и мучительной усталости, а отказаться не получится. А мне куда-то захочется? Наверное, нужно поехать к родителям. Если не помириться, так хоть просто поздравить. Хотя бы папу. Но и припереться без приглашения тоже так себе идея. Даже и не знаю, как быть. — Какие планы на тридцать первое? — поинтересовался уже домашний Егор, в мягких вещах, слегка взъерошенный, расслабленный. Ходит, сука, как привидение, никогда его не услышишь. Но можно угадать его приближение по косвенным признакам — например, на первом этаже замолкают все, когда он появляется. Конечно, для этого надо прислушиваться, а не в облаках витать. — Хочу к родителям съездить днём, — ответила я, потянувшись в шкафчик за чашками. Сразу заныли и плечи, и шея, и локоть. Цыкнув на себя саму, я мысленно поблагодарила альфу, который заметил, но ничего не сказал, только сам достал блюдца. Постоянно забываю, что нельзя махать руками, столько раз такими вот привычными движениями сбивала себе все действие обезболивающего. — Надо же, — тихо усмехнулся Егор, оставаясь у меня за спиной и обнимая обеими руками поперек живота, — извини, скорее всего, не получится с тобой поехать, — да и что ему там делать, опять только маму триггерить, что ли, — и ещё извини за то, что придется пойти со мной на корпоратив вечером. — Корпоратив? — приподняв брови, я проверила, как заварился чай, и налила в чашки. — Типа в семье? Страшно представить, сколько там будет народу. И что это будет за народ. — Да, именно, будет почти вся семья, — отпустив меня, мужчина взял блюдца, переставил на стол, — и тебе придется быть, как их будущей королеве, — как звучит, черт. Надеюсь только, что у меня не будет никаких королевских обязанностей, типа посвящения в семью и казней провинившихся, — то кольцо, которое я показывал, носит дама сердца отца. И, знаешь, — он усмехнулся, коротко глянув на меня через плечо, — у женатого отца это обычно не жена. — Мерзко, — фыркнула я, села за стол. Никаких сомнений, что Егор подходит на роль отца. Значит, отец должен быть хитрым, жёстким и скрытным, а такой мужчина может иметь столько постоянных женщин одновременно, сколько пожелает. — Согласен, не терплю измены, — прозвучало едва ли не как угроза, хотя тон был нейтральным, — в общем, тебе нужно быть готовой к шести, ладно? Я буду там примерно до десяти, но тебя так мучить не буду. И, кстати, black tie. Это ведь не приглашение. Это уведомление. Кивнув, я прикинула, где за такой короткий срок взять платье в пол с прорезями для крыльев, такие довольно редко делают из-за больших сложностей с кроем. Ну да ладно, у меня остались контакты Дианы, завтра сразу с утра ее озадачу. Думаю, она подберёт достаточно изысканную вещь, я предпочитаю лаконичные и упрощённые платья. Видимо, пользоваться ее услугами мне придется чаще, потому что "королева" же, блять. Господи, зачем вообще эти сложности... Нежнейшие пирожные с фруктами, разными видами крема и основы были крохотными и невероятно вкусными. Я даже по-белому позавидовала мастерству кондитеров, меня вот даже на кулинарные курсы только один раз со скрипом взяли, не говоря уже о колледже. — Мне нужно знать что-то ещё про тридцать первое? — все же уточнила я, помешивая чай. Альфа оторвался от телефона, приподнял брови. А потом вдруг мягко и располагающе улыбнулся. — Я пришлю тебе меню, выбери, что хочешь нам с тобой на вечер, — отложив дела, он взял чашку обеими руками, и она вдруг показалась крохотной, как рюмка, — и что бы ты хотела получить от меня в подарок? — то, что я хочу, никто мне не подарит, конечно, так что я только пожала плечами. — Ты явно хочешь сказать что-нибудь про свободу, но я что-то не замечал, чтобы ты хоть на улицу захотела выйти. Слушай, если ты не будешь убегать, я не буду и подозревать тебя. Я смотрела на него, пытаясь понять, действительно он так думает или прикидывается дурачком. Если я уже почти простилась с возможностью покинуть его дом, только почти, то личной свободы хочу до сих пор. Чтобы не читали мой дневник, не лазили в моем телефоне, не было рукоприкладства. Никогда не знаешь, когда и чего можно ожидать от этого дикого и жестокого тигра в обличии милого домашнего котика. У нормальных людей в нормальных отношениях не бывает мыслей "если скажу — ударит", "не буду об этом рассказывать даже друзьям — стыдно" или "лучше не буду писать это даже шифром, вдруг прочитает". Неприкосновенность личной жизни, блять, есть у нормальных людей в нормальных отношениях. — Ты подозреваешь меня на ровном месте, — совершенно спокойно ответила я, положив ложечку на блюдце, — ты обвиняешь меня в том, чего я не делала, ты затаскиваешь меня в свой мафиозный мир, хотя не можешь защитить, ты лезешь в мое личное, ты... — Тс-с, — приложив палец к моим губам, Егор улыбнулся, приложил ладонь к моей щеке, — давай не будем. Вот давай постараемся до Нового года не ссориться, сдерживать это все? А после обсудим, хорошо? Что-то было стальное и острое в этой улыбке, будто у него лезвие между зубов зажато. Такое же, каким я пыталась стереть с себя следы его нахальных мерзких прикосновений. — Хорошо, — без лишних вопросов кивнула я, зная, что не обсудим мы это. Ни после праздников, ни весной, никогда. Я буду, выходя из себя, предъявлять, а он будет делать вид, что так и надо, — убери руку. Шевельнув бровями, граблю он все же убрал. Я прикрыла глаза и постаралась настроить себя на какой-никакой спокойный лад. Все будет хорошо. Когда-нибудь. Созвонившись с папой, я все же поехала к своим, поздравить и увидеть их. Папа заметно похудел за прошедшие несколько месяцев, что ему только шло, да и явно было полезно, хвастался проявившимися бицепсами. Судя по турнику и гантелям, спрятанным в уголок, он решил заняться здоровьем. Мама почти не изменилась, конечно, только начала краситься в более темный цвет. Я так боялась услышать что-то от нее, очередной комплимент моей внешности и характеру, что напрягалась от ее прикосновений, будто ко мне прикасалась чужая женщина. Мы вполне спокойно пили чай с привезенным мной тортиком, папа все поглядывал на пластырь на шее, но спрашивать явно не решался, а я не спешила рассказывать сама. Егор написал, чтобы я не забыла о своей парикмахерской, и почему-то меня это разозлило. Я и сама могу не опоздать, меня не нужно контролировать, как маленькую или как неразумную собственность. — Неужели поссорились перед Новым годом? — заметив, что я недовольна, папа взял меня за руку. Ну и что ему сказать? Надо срочно придумать что-то убедительное, но такое, чтобы он не начал беспокоиться и пытаться лезть Егору наперекор. Боюсь, родственные связи с "королевой" мало помогут. — Ну, я все хочу на работу выйти, — улыбка, конечно, натянутая, но причина более-менее правдоподобная, — а Егор против, вот и все. — Естественно, он против! — а вот маму я не учла, м-да... — Если ты будешь работать, все подумают, что он не может тебя обеспечить, такому серьезному молодому человеку будет удар по репутации. Не понимаю вообще, как ему могла достаться именно ты? — Даша, — с укором одернул папа. — Нет, ну сам посуди, разве это нормально? И все эти ее скалолазания, и то, что детей не хочет, кому такая омега нужна? Долгие, долгие, бесконечные бессонные ночи я проводила, пытаясь доказать сама себе, что она это не со зла, просто не понимает, как мне больно и обидно от таких слов. А она каждый раз доказывала обратное, теперь уже и не могу воспринимать ее родным человеком, да ведь даже Егор, каким бы ни был мудаком, не говорит мне столько гадостей. Не могу больше ее видеть. Плохая дочь? Ну не будет у нее больше дочери. Уже второй раз так думаю, и ещё раз мириться не приду. Никогда больше не приду. — Мы не Истинные, — я встала, жалея только о том, что спокойно не получилось, голос дрожал от слез, — если бы его что-то не устраивало, мы бы расстались. — Да кто же станет такую терпеть? — нет, нет, пожалуйста, прекрати. — А тебе молиться на него надо, раз уж взял, а не ссориться с ним! Вот выгонит, что делать будешь? — Даша, хватит! — слегка поднял голос папа. — Ты говоришь ужасные вещи, а ведь сегодня праздник, зачем всем нам настроение портишь? Сунув ноги в ботинки, я накинула куртку и вывалилась в подъезд. Кому я такая нужна? Оказывается, не родной матери. Кому угодно, только не ей. Боже мой, ну почему, почему я такая? Папа догнал меня уже на улице, когда я шла к машине и старательно сдерживала слезы. Холодный воздух помогал сосредоточиться, но от одного только взгляда на встревоженное лицо отца меня прорвало. — Прости, — уткнувшись ему в плечо, я зажмурилась, — прости, что я такая неправильная, пожалуйста, я не виновата... — Глупости, мы такие, какие есть, — прошептал папа, гладя меня по волосам, — не плачь, моя конфетка, папа тебя любую любит. Кое-как улыбнувшись, я отстранилась. Да, наверное, он меня, правда, любую примет. Наверное... — Прости, что испортила праздник, — шмыгнув носом, я торопливо утерла щеки, хотя слезы отказывались останавливаться, — я не думала, что так получится, поздравить хотела... — Без понятия, что на маму нашло, она тоже по тебе скучала, — помотав головой, я спрятала лицо в ладони, — не расстраивайся, ладно, птичка моя? Поджав губы и прикусив нижнюю, я постаралась взять себя в руки и загнать подростковые обиды обратно внутрь. С трудом утерла лицо рукавами, с не меньшим трудом улыбнулась и отправила папу домой, а то выскочил в одних тапочках, куртку только накинул. Стыдно перед ним, стыдно перед водителем, стыдно. Зачем только пришла... Пока мне делали прическу и не слишком броский, но все же макияж, я старалась не прокручивать в голове все то, что мне сказала мама сегодня и раньше. Суть всегда примерно одна и та же — говно из меня омега и девушка, все надо переделать, поменять, исправить. Забыть о себе и думать о мужчинах, которых надо привлечь. Родить хотя бы пару детей. Начать одеваться, как положено. Должна, должна, должна, столько жертв — а ради чего? Вот, у меня есть альфа, который готов принимать меня такой, какая есть, но ведь даже этот не нужен. Как я могу специально пойти на какие-то лишения ради другого такого же? Или похуже? Как и зачем? Почему я должна? Сами себе пусть рожают все те, кто требуют этого от меня. Сами пусть одеваются, как считают нужным. Сами пусть спят, встречаются и любят, а мне и одной хорошо. Было хорошо. Я только вяло порадовалась, что попросила водостойкий макияж, когда увидела себя в зеркале, готовую к выходу. Чёрное платье в пол не было сшито для крылатых, но крой открытой спины позволял его надеть и мне, высокий ворот скрывал пластырь на шее, рукава прятали синяки. В зеркале отражалась та девушка, какой я должна быть всегда — с аккуратным макияжем, маникюром, в красивом платье, с прической. Изысканная, привлекательная, желающая привлекать. Донельзя влюбленная в того, кто ее пригласил. Я могу стать такой на вечер, могу улыбаться, плавно двигаться, смотреть на Егора, как на центр своего мира. Но где же здесь я? Разве что только во влажных, едва ли не полных слез глазах. В банкетный зал я снова прибывала одна — Егор торчал там едва ли не с обеда вместе с отцом, который и был хозяином мероприятия. У меня приняли шубку в гардеробе, мне открыли дверь, снова все имеющиеся головы повернулись ко мне. Первым на глаза мне попался почему-то Коля, и я видела, как он одними губами произнес "ого" и незаметно показал мне большой палец. Потом был уже Егор, смотревший на меня, как на чудо. Чудо, блять, в перьях. Я так у него в телефоне и записана, да-да, только без вводных слов. — Боже мой, я ослеплён, — пробормотал альфа, степенно целуя мне руку. Нежно ему улыбнувшись, я позволила увлечь себя здороваться с отцом. — Не женщина, а ангел земной, — улыбнулся пожилой доберман, едва-едва касаясь губами тыльной стороны моей ладони, — блистательная невестка и отличная пара. Мы с Егором почти синхронно склонили головы, благодаря. Красивые, но ненавидимые мной длинные сережки мотнулись. Шествуя куда-то ещё, альфа слегка отклонился назад и еле слышно присвистнул. Ну да, вырез на всю спину, от шеи почти до поясницы, что компенсирует монашечью закрытость платья спереди. А благодаря длине не видно, что каблуки мизерные. В этот раз было проще, центральной фигурой был отец, Егор не таскал меня за собой по всему залу, все к нему подходили здороваться или болтать. И мы с ним болтали, он начинал ничего не значащие разговоры на совершенно нейтральные темы, сам держал тарелку с закусками, иногда целовал меня. Я неловко прикрывала нас крылом, и слышала, что все вокруг считают это очень милым. А я просто не считаю приемлемым миловаться у всех на виду.***
Пташка превзошла саму себя, и я даже перестал нервничать. Любовался бы на нее бесконечно, что спереди, что сзади, но отправлял ее домой я без сожаления. За время сборов и час на приеме она очевидно устала, да ещё и приехала расстроенная, нужно будет спросить, что случилось. Хотя, разумеется, ответ лежит на поверхности — родители. Наговорили ей гадостей перед праздником, ну кем надо быть, чтобы так измываться? Ровно в девять дам уже не было, только члены семьи. И не все, разумеется, начиная с определенного ранга, потому что шестерки нам тут ни к чему, да и не много ли будет им чести? Отец со своими верными щенками вышел на середину, куда уже принесли стол, кресло для него. На столе появилась зажженная свеча, стилет в ножнах, бархатная подушечка, на которую отец положил свой перстень. Уже почти мой. Мой. Леша вынул стилет из ножен и поднес кончик лезвия к огоньку свечи. — Все вы знаете, что я стар, — как бы ни был он стар, голос все ещё тверд и крепок, — и я решил не ждать, пока у моего преемника лопнет терпение. Я хочу уйти сам, а не быть убранным с дороги, — я бы не посмел, все это знают. Знают, но никто не уверен, — если кто-либо ещё желает претендовать на этот пост, скажите об этом сейчас или ждите, когда сможете бороться, — никто не вякнет, ни одна псина. Я всех убрал, я все подготовил к этому событию. Сделав пару шагов, я протянул руку, — дальше вас, мою семью, поведет сильный, уверенный и молодой лидер. Накалившийся заточенный металл прошел сквозь ладонь, как сквозь масло. Сколь бы ни жаловался отец на тремор, это он смог сделать без погрешностей. Я перевернул руку ладонью вниз и сам медленно вытянул стилет, не позволяя ни одной мышце на лице дрогнуть. К черту боль. Перстень медленно скользнул на средний палец, сел, как влитой, потому что заранее был слегка увеличен. Вот и все. Отец поднялся, он и его псы склонили передо мной головы, хотя это лишь формальность. Эти трое никогда не будут меня слушаться, даже если я осмелюсь приказать. Устроившись в кресле, я взглянул на свою семью. Людей, действительно заменивших мне семью. Людей, действительно принадлежащих мне с этого момента. Все склонили головы, признавая мою власть.***
Егор приехал почти в половину двенадцатого. Как он и просил, я не переодевалась, только сняла дурацкие серьги. К его приезду в доме уже никого не было, только я, ужин и пылающий камин. Он явился счастливым, с перевязанной рукой и увеличенной версией перстня, который примерял мне. — Мне теперь тоже тебя только отцом звать? — усмехнулась я, с усилием вставая. Я так устала за сегодня, практически вымоталась, так что мне хотелось только лечь и не вставать, пока не закончатся новогодние каникулы. — Совершенно не обязательно, — сипло и лукаво протянул альфа, обнимая меня за талию, — разделишь со мной радость? Если для этого достаточно принять поцелуй, то что ж, я готова. Как он говорил, это цель его жизни, и не мне портить ему вкус победы. Мы сели ужинать в гостиной, перед камином. Ему явно кусок в горло не лез, потом он вдруг встал и сходил в кабинет, вернулся с двумя коробочками — ювелирной шкатулкой и чем-то, упакованным в бархатную бумагу. — Тогда и мой принеси, — попросила я, чтобы мне самой не вставать, — у меня в комнате на полке. Сходив и туда, альфа сел рядом, взял меня за руки. — Я очень, правда, очень рад, что встретил тебя, — тихо просипел он, поцеловал меня в уголок губ, — не все гладко, но мы же справимся, да? У нас все будет хорошо. Я смотрела, как он целует мою руку, как на моем среднем пальце появляется кольцо его семьи. Если верить тому, что он сказал тогда, это больше, чем брачные узы. Боже мой, за что мне такая честь... Мы выпили шампанского под куранты, и любопытный кот накинулся на свой подарок. Небрежно разорвал бумагу и заглянул в коробочку. Я заказала ему несколько металлических закладок для книг — с силуэтом котика, с другим силуэтом котика, но только не девчачьи, а взрослые, вроде ведьминских. И одна, крупная закладка — с пером, очень красивая. Он благодарил меня, целуя, и я с лёгкой грустью осознавала, что лучшей благодарностью было бы, если бы он меня не трогал. Видимо, я и правда неправильная. Плотную шикарную бумагу было даже жалко рвать, но глупо было бы пытаться ее сохранить. Внутри была толстая книжица с тисненой надписью "Diary", а ещё с крохотным кодовым замочком. — Я разгадал твой шифр в первый же день, — с сожалением пробормотал альфа, коснувшись моей руки, — пусть это будет твоей свободой от меня. Вот как, не в силах бороться с соблазном, да, зараза? Посмотрим, насколько его хватит, но инициатива очень похвальная. Улыбнувшись, я прикрыла глаза. Это будет только часть свободы. Но, может, так вот, по кусочкам, я соберу свою свободу, себя, освобожусь от него. — Спасибо, — шепнула я, поцеловала его в щеку. Впереди год, явно не самый простой в моей жизни. Но я со всем справлюсь, все переживу и сделаю все так, чтобы больше не чувствовать себя никчемной, неправильной и сломанной.