Гарпия и Кот

Утро я, с какого-то перепугу, встретила у Егора на груди. Жалась всем телом и спала, обнимая его. Фу. Я хотела отстраниться, но сильная рука на талии не позволила. — Доброе утро, птенчик, — чмокнув меня в висок, альфа показал экран своего телефона, — нравится? Кольцо. Тонкое аккуратное колечко с нелепо огромным прозрачным камнем, видимо, бриллиантом. Он перелистнул и показал другое, с более широким ободком и точно таким же здоровым камнем. Боюсь предположить, сколько они оба стоят. — Слушай, а можно что-нибудь такое, для чего не нужен отдельный телохранитель? — осторожно спросила я, делая ещё одну попытку под шумок выбраться из объятий. — Ну, я не могу сделать предложение дешевкой, это же такое событие, — наморщил нос Егор. — Статус? — уточнила я. Наверняка же теперь все должно соответствовать требованиям к отцу. Как и я, и кольца на моих руках. Наверное, бесит такое количество обязательств, но какое мое дело. — Статус, — вздохнул он, кивая, — давай тогда много маленьких камней Блин, ну, раз уж мне его носить неопределенный срок до свадьбы и есть возможность повлиять на вид, можно и сказать. Не люблю блестяшки, любые, мне нравятся изящные и сложные украшения чисто из металлов. Да и не золото, а серебро больше люблю. — Я вообще не люблю камни, — призналась я, пошевелилась, пытаясь выбраться ещё раз и ещё раз претерпевая неудачу, — лучше ажурненькое какое-нибудь. Ну, дай встану, Егор. — Тогда целуй меня, — довольно улыбнулся наглый кошак, как никогда похожий именно на кота. Нет, ну это ни в какие ворота, правда. Что мне, лежать тут до второго пришествия, если не хочу целоваться? — Мне нужно встать, — прямо сказала я, попыталась приподняться на руках, но он легко, без видимого напряжения удержал. — А мне нужен поцелуй, — ещё и голову умильно наклонил, заразина! Пришлось в самом деле покупать себе возможность встать поцелуем в немного колючую щеку. Это что-то неправильное, нездоровое, потому что, блять, я в более ущемленном положении оказываюсь, по сути, выполняю его прихоти. Он может сказать, что это взамен на выполнение моих прихотей, но это обычно и не прихоти вовсе, а стандартные человеческие потребности. — Ты не можешь получить все, что пожелаешь! — фыркнула я и, шагая по огромной кровати к краю, пнула его в лодыжку. Конечно, может. Но хочется, чтобы он думал наоборот, может, хоть настроение подпорчу суке. — Не могу, — вдруг спокойно и покладисто согласился Егор, — не могу получить любовь выбранной женщины, не могу никому доверять, — и голос у него стал грустный и тихий, — не могу помириться с сестрой, хотя давно простил, не могу обещать тебе полную безопасность. Очень много чего не могу, не думай, что моя жизнь сделана из сахара и денег. — Я и не думаю, — огрызнулась я, больше от смущения. Разумеется, большие возможности накладывают на него такие же большие ограничения. Пресловутый статус и авторитет требуют обоснований. Стоило бы пожалеть его, одинокого и вечно занятого работой, и я бы даже пожалела, если бы он не спасался от одиночества мной. Если я начну перечислять ему, чего не могу, мы оба состаримся и умрем, а я ещё даже до середины списка не доберусь. Часть ограничений от того, что я женщина, часть от того, что я омега, здоровая такая часть — от того, что Егор "выбрал" меня. Выбранная, блять, женщина. Благо, небольшую долю этих разнообразных ограничений я могу нарушить, пусть и немного, пусть и с ответкой от общества, которое на меня их и наложило. Так что пусть не давит на жалость. Я тоже, блин, не могу помириться с сестрой, потому что при любой попытке разговора она превращается в маму на минималках, разве что в открытую не оскорбляет. И безопасность свою я тоже себе не могу обещать, потому что не то что от Егора, даже от себя самой уже не могу защититься. Если бы он только знал, как тяжело ненавидеть тело, в котором живёшь. Хотя, он же ведь в курсе! Рассуждал там о самоненависти, к психологу меня отправил ненавязчиво и заботливо. Уебок. Умывшись, я уставилась в зеркало. Сегодня он сделает мне предложение. Сегодня я должна ответить положительно. Не хочу до ужаса, это не тот человек, с которым я хотела бы провести даже ещё один месяц, даже день, не говоря уже о годах. Иногда, как и все девочки и девушки, я представляла себе своего мужа, каким я хотела бы его видеть, если бы он у меня вообще был. Это должен был быть спокойный, вежливый и доброжелательный мужчина, скорее всего, непримечательный бета, потому что альфам не дают быть спокойными и доброжелательными амбиции, тестостерон и вечная конкуренция между собой. Должен был быть, блять. А теперь что? Мне сделал предложение полностью противоположный моим робким смутным мечтаниям человек, а я думаю не о том, как счастлива, как люблю его и в каком платье хочу пойти на свадьбу, а о том, что мне будет, если соглашусь. О том, что будет, если я прилюдно ему откажу, лучше не думать. Извращённая форма меркантильности какая-то. Правда, если его опозорить, может, он меня всё-таки убьет, какая-никакая свобода. Но я уже думала, что не хочу отдавать это ему на откуп, я сама хочу выбрать, как, когда и где. Лучше от старости и нескоро, конечно же. Так, ладно, не пороть горячку! Нужно рассудить спокойно. Первое — это какое-никакое обещание долгих отношений. Плохо, конечно, потому что это кольцо он просто так не снимет и не пошлет меня, если ему этого захочется. В принципе, если подумать, то как раз снимет и пошлет, даже обручальное бы снял, вообще не вопрос для него. Ладно, хорошо, никакого постоянства, только его прихоть, как обычно. Второе — работа мне нужна. Мужик пришел и ушел, а запись в трудовой вечна! И я чокнусь сидеть дома безвылазно до весны. Весной начну летать, и никто меня не остановит, пусть только попробует. Мне нужно разрабатывать крыло и налетать выносливость, чтобы свалить от него. А то с такой отличительной приметой мне будет тяжело затеряться в толпе, поэтому он меня так быстро нашел в прошлый раз. Третье — я не хочу замуж. Особенно за него. Ну, как говорится, кто меня спрашивал. Хочу на работу — придется хотеть и замуж. Мерзость. Хорошо хоть, что свадьба нескоро. Хотя что для него «скоро»? Не через тридцать дней, а через сорок? Или через пару лет? Пиздануться можно! Ладно, я рассудила логически, сгруппировала мысли и разложила по полочкам, как советовали. И из всех выкладок следует, что чертов кошак победил. Нихуя не новость, никто и не сомневался, что так будет! Завтрак уже ждал в холодильнике. Вкусный, красивый и хитровыебанный, но я не хочу. Хочу блинчики, идите нахуй! Хотя бы это желание исполню, хоть что-то могу сделать для себя. Быстренько замутив тесто с кокосовой стружкой, я разогрела блинную сковородку. Отдельный шедевр на этой кухне — комплект сковородок и варочная панель. Умная, зараза, умнее меня, как и духовка. Сковородки идеально антипригарные, хоть бензин на них жги, а та, что для стейков, настолько тяжеленная из-за чугунного происхождения, что ей и убить можно. И это стоит запомнить. Ножи классные, но они точно такие же, какие были на прошлой кухне, хотя и новые. Видимо, у него какая-то любовь к ним, или это просто самые лучшие ножи в мире. Или самые дорогие. Хотя уж Егор явно не предпочтет необоснованную дороговизну хорошему качеству. Фу, и зачем я так хорошо его знаю? — Чего это ты? — лёгок на помине, обнял со спины, потерся щекой о крыло. — Завтрак не нравится? — Аккуратно, обожжешься, — спокойно предупредила я, проверяя поджаристость второй стороны первой партии пышных панкейков, — просто захотелось. — Обожаю, когда ты что-то готовишь, — промурлыкал альфа, прижимаясь крепче и начиная реально мурлыкать. Я чувствовала, что меня сейчас просто вывернет, физически подурнело от его объятий, так что, подняв сковородку, чтобы стряхнуть готовые блинчики на тарелку, коротко коснулась ее краешком тыльной стороны его кисти, — эй! — почти рыкнул он, отскакивая. — Ты специально! — Нет, — так же спокойно ответила я, украдкой вздохнув с облегчением. — Еще как да! — в отместку он шлёпнул меня по заднице, весьма больно. — А блинчики с кокосом? Хотелось пошутить что-нибудь про кокаин, но я только кивнула. К сожалению, он тоже любит кокосовую стружку, ради него я бы такое готовить не стала. Разве что исключительно наоборот. Обиженная мордашка такая и тон, вот только недовольный прищур показывает, что он разозлился. Сам виноват, слишком долго держал меня рядом, я уже не ведусь на уши и по-актерски превосходное владение мимикой. Позавтракав блинчиками со сгущенкой и какао, я почувствовала себя более-менее готовой поступиться ещё одним принципом, чтобы получить разрешение на работу. Как за границей, блять, за все надо платить. И лучше бы деньгами. Хотя, если на то пошло, с этим богатеем я бы ни за что не расплатилась. Егор решил на меня дуться, так что получилось спокойно посидеть в своей комнате и позаниматься. Тщательно забивая себе голову психологией, я старалась минимально думать о вечере. И о том, что произойдет во время ужина, примерно в районе десерта. Придется все время улыбаться, делать вид, как я счастлива и влюблена. Божечки ты мой, за что мне это… Ближе к обеду альфа написал, что хотел бы видеть меня в том синем платье, в котором я была в театре. Ну хорошо, что ещё я могу сказать. Но, блять, сидеть через стенку и писать… Если хочет показать, что так сильно обиделся за прижженную руку, то лучше бы отменил эту хрень с помолвкой. После обеда я помыла голову, слегка подправила маникюр пилочкой и снова села нихрена не делать. Платье с прошлого использования отнесли в химчистку, отгладили и после переезда аккуратно повесили в моей полупустой гардеробной. Осталось только собрать волосы, когда высохнут, и одеться. Наверное, туфли надену все же на каблуке, уже вполне уверенно хожу, если, разумеется, расстояния не слишком большие. Цепочку, которую он подарил, надену, опять браслетом, мне так больше нравится, сережки-крылышки я и так давно уже таскаю, привыкла к ним. Привыкла уже даже к этому тяжёлому перстню. Сидит, как влитой, поначалу даже казалось, что палец немеет. Само кольцо довольно тонкое, но вот печатка толстая, квадратная, а внутри тончайшей работы гравировка — буква «V», ну или римская цифра с хищными острыми засечками на концах, слегка напоминающими рога демона или что-то в этом роде, а под ней раскинуты крылья, будто растут из нижнего угла. Даже пёрышки видно, поразительно. Я сперва подумала, что крылья он сам добавил для меня, но на перстне отца тоже они есть, в их основании на пересечении с углом «V» вставлен небольшой, но очень яркий кровавый рубин, а сама буква охвачена цепью, свёрнутой в форме знака бесконечности. Вздохнув, я взяла в руки дневник, погладила приятную кожу обложки и отложила обратно. Не хочется бередить, уже ведь решилась. А то психану, откажусь, и пизда. Интересно, а я могу за соглашение мирно пойти на свадьбу потребовать, чтобы он больше ко мне не приставал? Хотя бред, он не согласится. Да и будет ли у меня возможность что-то требовать за свадьбу, если я соглашусь на предложение? Типа, одно следует из другого же. Егор попросил меня начать собираться только в шесть, сказал, что в семь будем выходить. Я послушно побрела в ванную, чувствуя себя так, будто собираюсь на эшафот. Хотя, наверное, так и есть. Своими руками позволяю ему делать это со мной! И сама себе доказываю, что ничего не могу поделать. Отвратительно, унизительно, глупо! Закрыв глаза, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Прорвемся, не впервой крупно косячить. Но вот чтобы так крупно... Открыв глаза, я взялась за расческу. Свернула аккуратный пучок-ракушку на затылке, заколола покрепче кучей невидимок, выпустила одну прядку на висок. Посмотрите-ка, какая милая улыбчивая омежка. Я сказала, улыбчивая! Вот, так лучше. А то, что глаза тоскливые, так это не моя вина и никто не заметит. Егор помог мне застегнуть платье, поцеловал в шею и умотал вниз. Я примерила туфли, прошлась, убедилась, что особо ничего болеть от этого не начинает, и взялась мучиться с застегиванием браслета.

***

В приемной меня уже ждал ювелир. Ему налили кофе, с ним были вежливы, но он все равно очень нервничал, сразу было заметно. Он делает сложные украшения, по минимуму используя камни, так что, если мне понравится кольцо, буду у него сразу смотреть другие подарки для пташки. Ишь, какая, камни не любит она! — Добрый вечер, — вежливо сказал я. Уже весьма поживший бета, не ожидавший моего появления, аж подпрыгнул, едва не уронил с колен портфель, торопливо встал, но я привычно без труда сдержал улыбку. — Здравствуйте, здравствуйте, — он протянул было руку, потом отдернул ее, видимо, решил, что я не стану принимать рукопожатие, но я принял и сел в кресло напротив, — я привез кольца, которые вы просили, — открыв портфель, он начал доставать маленькие шкатулки, путаясь в собственных руках и едва не роняя побрякушки. Положив локти на подлокотники и сцепив пальцы в замок, я улыбался уголком губ, держась так, чтобы было видно, что меня раздражает суета и промедление, но я в хорошем настроении, а потому снисходительно терплю. И от этого мастер нервничал ещё больше. Когда, наконец, все варианты были выставлены передо мной, я немного наклонился вперёд, разглядывая семь колец. Слишком массивное для тонкопалой ручки. Слишком маленькое. Простецкое. Совершенно колхозное. Интересное. Плохой сплав, дёшево блестит. Ещё интересное. Выдвинув вперёд две заинтересовавшие меня шкатулки, я взял первое. Ощутимо массивное, в задней части узкое, спереди овал, заполненный витым приятным узором с растительными мотивами, оба клейма на месте, семьсот пятидесятая проба, маленькое клеймо автора, все на внутренней части, хорошо. Белое, конечно, но благородно, как платиновое. Второе меня покорило сразу же. Два ободка, между ними примерно сантиметр, заполненный очень тонким, почти проволочным узором, воздушным, хоть и плотным. Проба та же, но оно пожелтее, так что я особенно внимательно присмотрелся к тавру инспекции. Настоящее, сделано в этом году. Но не сказал бы, что моя птичка бережет руки и не носит ничего тяжелее букета роз, так что я взял кольцо за торцы и сжал между двумя пальцами. Не помялось, следов спайки не видно, хорошо отполировано. — Такое широкое не мешается на пальце? — поинтересовался я, уж очень не желая брать другое. Но ведь его ей носить постоянно, нужно, чтобы было удобно. И, если потом она наденет обручальное, а сверху это, будет красиво смотреться, только тогда обручальное нужно будет гладкое покупать и цвет подобрать. Или поручить это вот этому конкретному мастеру. — Говорят, что нет, пальцы зрительно удлиняются, — ну, в этом птичка не нуждается, хрупкие пальчики и без этого красивые, — моя жена более массивное постоянно носит, ей нравится. — Хорошо, — придирчиво осмотрев бархатную коробочку на предмет потёртостей, я положил кольцо на место, встал и сунул его в карман, — моей даме не нравятся камни, так что, думаю, ещё обращусь к вам. — Ишь, какая, — пробормотал ювелир, поспешно ухватился за мою руку, когда я ее протянул, — спасибо вам. Кажется, он готов даром отдать кольцо, лишь бы выйти отсюда живым. Но я же не бандит, да и не девяностые уже, может расслабиться. Тем более, что я всё-таки выбрал подходящий вариант, думаю, он сделает выводы и больше не будет приносить мне ширпотреб. Уже когда я поднялся наверх, глава сегодняшней смены охраны написал мне, что ювелира проводили, кольцо стоило всего сто двенадцать тысяч. Я как раз брился, так что не отказал себе в желании сплюнуть в раковину. Сто тысяч! Я ей показывал утром кольца за миллион с лишним, с прозрачными и идеально ограненными бриллиантами, думал насчёт ещё более крупных рубинов, а она… Не любит камни, блять! Сколько я хотел бы на нее тратить, завалить ее подарками, хоть раз услышать «купи», но нет, вечно ей ничего не надо. Да, она мне нравится в футболке, джинсах и кедах, она прекрасно выглядит во всем, но почему тогда она не хочет тысячу чертовых футболок на любой случай? И по паре кед в цвет к каждой футболке. Это она ещё не знает, что я ей на зиму оригинальные Мартенсы купил, вообще бы придушила. Я на чем угодно могу экономить, включая себя самого, но только не на своей женщине и своем статусе.

***

На ужин Егор решил не надевать галстук, расстегнул две пуговицы, накинул небрежно застегнутый на одну из трёх пуговиц пиджак и побрызгался тем одеколоном с запахом специй и кофе. И меня повело. Меня повело только от запаха! Хорошо хоть, что я лишь шлейф уловила на выходе из спальни, а то явно никуда бы не поехали. — Возьми себя в руки! — шепотом приказала я, прижимаясь к прохладной двери лбом. — Не будь омежкой, ну! Вроде бы, помогло. Немного дыхательной гимнастики — и я уже могла нормально стоять, колени не дрожали. Процокав каблуками в прихожую, я не обнаружила ни альфы, ни своей шубы. Вздохнув, поправила волосы перед зеркалом, которое зачем-то перевесили с дверцы шкафа на стену, ещё раз отрепетировала улыбку. Все только ради работы! Ужас какой… Егор ждал меня внизу, у лифта. Поцеловал мне руку, мурлыкнул комплимент и помог накинуть шубку, цапнул под локоток и не отпускал от себя до самой машины. На первых двух десятках этажей всякие офисные помещения, и лифт до пентхауса выходит как раз в холл, где всегда, в любое время дня и ночи тусуется куча народу. То есть, ещё даже толком не выйдя из дома, он успел собрать на меня взгляды, вздохи и шепотки. — Тебе это нравится, да? — вздохнула я, спускаясь по нескольким ступенькам от дверей к машине. — Что именно? — сразу дурачком прикинулся, ага. Но после моего скептического взгляда улыбнулся удовлетворённо и легко кивнул. — Разумеется. Я не жадный, пусть полюбуются на мою прекрасную спутницу. Ключевое слово «мою», хотя он пытался выделить тоном слово «прекрасную». Ах, посмотрите, кого я себе отхватил, какие крылья, посмотрите, мои, только мои, здорово, правда? Аж бесит. Хвастается мной, как ещё одними часами. Ресторан был мне не знаком. Егору открыл дверь бедный молодой человек, мерзнувший в ожидании у входной группы, а сам великий и ужасный изволил открыть дверь мне и помочь выбраться, подав руку. Я постаралась выползти изящно и без спешки, но все равно очень хотелось сделать это максимально быстро, потому что, когда я сижу, платье немного задирается и открывает пластыри на коленях. За тонкими колготками их, телесные, будет не очень видно, но все равно, нахрен. Нас проводили к столику и, что удивительно, место для меня было подготовлено заранее — пол застелили небольшим чистым ковриком, чтобы не приходилось кончики крыльев укладывать на голый мрамор. Да чего я удивляюсь, забыла, что ли, с кем пришла сюда? К приходу отца самой крупной семьи в городе в, подозреваю, самый дорогой классический ресторан в городе могли бы и весь интерьер поменять по щелчку его пальцев. Цены в меню отсутствовали. Ухоженный и предельно вежливый молодой человек принял заказ и поинтересовался, хотим ли мы какое-то конкретное вино или доверим подбор напитка к каждому блюду сомелье. Егор глянул на меня, будто его интересовало мое мнение, и согласился на выбор специалиста. Надо помнить, что я тоже должна согласиться. Должна сейчас мило улыбаться и изображать влюбленную. Прямо чувствую, что на нас все смотрят. Хорошо хоть, что можно не бояться забыться и сгорбиться, за осанку можно не переживать. Я не стала брать мясо или птицу, которые будет непросто есть только вилкой и ножом или вообще подобрать к ним нож и вилку. Филе рыбы, капоната по-сицилийски и капрезе — по крайней мере, я знаю, что это вкусно. От предложения попробовать севиче с манго я отказалась, потому что не особенно доверяю модной практике есть сырую рыбу или слишком уж недожаренное мясо. Егор, видимо, тоже не из гурманов, потому что взял себе вырезку средней прожарки и салат с крабом и имбирём. Хотя кровушку он любит, любит, особенно мою, каждый день пьет, комар ушастый. Ещё у него есть замечательный талант заводить разговоры ни о чем, дружелюбные и спокойные. Даже со мной прокатывает. Мы болтали сначала о любимых десертах, потом плавно перешли на обсуждение любимых кухонь, и в процессе Егор держал меня за руку, а иногда наклонял голову и целовал. Ровно в безымянный палец как раз на правой руке, ни на минуту не давая забыть, зачем мы здесь. Получив руку обратно в свое распоряжение с появлением салата, я чуть не вздохнула с облегчением. У него приятные теплые руки, не влажные и не пергаментно-сухие, но он вечно сует их, куда не просят, а я потом мучаюсь ассоциациями. К салату подали одно вино, к рыбе — другое. Получив заказ на десерт, официант принес третье, сладкое белое, фруктовое и ароматное. У меня постоянно выпадал локон, так что я решила ненадолго уединиться, перевести дух и вернуть его на место, пока не принесли десерт и не начался пиздец. Положив салфетку, я встала, и Егор вдруг тоже подскочил. Только не это, я не готова, я не хочу! Сейчас и вообще! — Знаешь, ты можешь обвинить меня в поспешности, — очаровательно улыбнувшись, он опустился передо мной на одно колено, забив на наверняка дорогущие брюки, — но я очень хочу, чтобы ты стала моей женой. Зажав рот ладонью, чтобы не сказать, что думаю, я прикрыла глаза и вздохнула. Работа, Кристина, работа! — Я согласна, — открыто улыбнувшись, я протянула ему правую руку. Кольцо село, как влитое, альфа поцеловал мне руку, встал и поцеловал ещё и меня под всеобщие аплодисменты. Кто хочет на мое место? Вперёд, я уступаю! Ну пожалуйста… Пришлось садиться обратно, счастливо улыбаться, держаться за руки, щебетать о глупостях. К счастью, он не сказал, что любит меня, это потребовало бы взаимного ответа, а о таком я лгать не могу. Видимо, только пока. Все же отлучившись в дамскую комнату, я, не меняя выражения лица, посмотрела в зеркало. Нормальное, довольное и безмятежное. Но от взгляда на себя глаза наполнились слезами, я вцепилась зубами в губу. Нельзя реветь! Глаза покраснеют, нельзя реветь! Глубоко часто дыша, я сглотнула кровь, оперлась на раковину. Спокойно, спокойно, это ещё не свадьба, это же ничего не значит, совершенно ничего… Кое-как успокоившись, я заново подколола мешавшуюся прядку, перед зеркалом тщательно построила нужный вид. Если я буду кислая, это опозорит не только его, но и меня. То, что я хочу и не хочу делать, является только моей заботой, всем остальным плевать. Если я попытаюсь объяснить, что с ним не так, меня не поймут. Не пускает никуда, потому что опасно; не пускает работать, потому что заботится; пристает и насилует потому, что я красивая и вообще сама хочу; бьёт, потому что я неправильная. А ещё неблагодарная, видимо, и глупая, раз не могу оценить всю прелесть жизни с таким замечательным и примечательным мужчиной. Высокий, красивый, богатый и нежный, да что ж ещё в жизни надо? Чего ещё ты хочешь, неразумная омега? Но я вышла на работу. Получила напутственное требование никогда не снимать кольца, отвезла девятнадцатого документы, подписала трудовой договор и двадцатого января поехала на работу к девяти. Егор был категорично и безапелляционно против того, чтобы я ездила хотя бы на такси, ни за какие коврижки не согласился, хотя не то чтобы я многое ему предлагала. Мне показали, что где лежит, где комната отдыха и туалет, где листок с добавочными кодами отделов и сотрудников, сообщили пароль от ноутбука. Вкратце пересказали, с какими примерно документами придется работать, как заходить на сервер, помогли со структурой папок в системе, выдали список задач на сегодня и обещали прийти после обеда, ответить на возникшие вопросы. Я ещё раз сама везде полазила, обсудила кое-что с папой. Поскольку у меня не полная ставка, я могла либо работать до четырех, либо получить один дополнительный выходной. Мы договорились на втором варианте, потому что каждый четверг папа должен проводить в филиале, мне тут сидеть, по сути, без надобности. Мы решили не афишировать родственные связи, общались, как сотрудники. Любой, кто заходил к папе, проходил через приемную, где сидела я, и пялился на меня, как на чудо света. Или как на омежку на вполне серьезной должности. Но мне было хорошо. Сложностей не предвиделось, я представляла себе, как все делать, и наконец-то чем-то занималась, так ещё и полезным. После обеда меня даже похвалили. Оказывается, то, что я тупо отсканировала таблицу на листе и через распознающую программу перегнала ее в Эксель, исправив после небольшие погрешности — новшество, бедная женщина до меня сидела вручную перепечатывала.

***

Кристина пришла домой так, будто работала до пяти. Она и работала. А ещё явилась такая до тошноты счастливая, что я только зубами скрипнул. Работает она, видите ли! Амбиции у нее! Вот взять бы ее за эту тонкую шейку и придушить, вместе с работой, амбициями и нелюбовью к безделью. С одной стороны, мне нравится, что она начитанная, любознательная, не хочет шататься по салонам и шоу-румам целый день напролет. С другой, как же меня это бесит! Сиди дома, собирай пазлы, готовь мне сладости и никаких нахер работ! — Как первый день? — усилием воли растянув губы в дружелюбной улыбке, я так и не встал из-за стола в кабинете. Если встану, точно прижму к стенке и трахну, слижу чужие запахи с ее кожи, заменю своим и только своим, чтобы каждая собака знала, кому она принадлежит вместе со своими крыльями и амбициями. — Отлично, — улыбнулась ровно так же широко и счастливо, как когда принимала мое предложение руки и сердца, но лучащиеся довольством глаза делают эту улыбку совершенно другой. Такой, какую я хочу только себе получать и ни разу ещё не получал, — ничего сложного, зато интересно. — Рад за тебя, — лучшим решением будет погрузиться в работу, что я и сделал, а то опять нарычу, обидится, запарюсь извиняться и заглаживать вспыльчивость.

***

Переодевшись в домашние вещи, я заглянула в холодильник. Обед в кафетерии, вполне вкусный, был слишком уж давно, а тут мяско, картошечка, чудо просто. Тренькнул телефон, но я сначала загрузила две порции в микроволновку с расчетом на Егора, и потом взяла телефон. Мама мне что-то написала, надо же. «Я хотела тебе позвонить, но ты опять не станешь слушать, так что решила написать. Папа сказал, тебе сделали предложение, поздравляю. Мне очень хочется, чтобы ты была счастлива, но ты же понимаешь, что это невозможно, пока ты не изменишься? Твой альфа умница, терпит твои выходки, но он же тебя даже взять с собой никуда не сможет, с твоим-то внешним видом. Брось свои глупости и занимайся домом, будь с ним ласковой, ты же не хочешь, чтобы он тебя бросил? Не понимаю, как он вообще решил на тебе жениться, да даже как мог обратить на тебя внимание, такой красивый и статный молодой человек. Теперь тебе нужно ему соответствовать. Если не хочешь слушать меня и Риту, сходи на курсы, возьми пару уроков макияжа и прически, нельзя же такой растрепухой вечно ходить. И, бога ради, начни уже нормально одеваться! Надеюсь, ты беременна, а если нет, то явно скоро забеременеешь, так что не вздумай больше заниматься своими лазаниями и хватит постоянно читать всякую ерундистику. Займись этим в ближайшую же течку, ни один альфа не станет с тобой жить без детей, и так может подумать, что ты бесплодна, раз в двадцать два года так и не сподобилась родить хотя бы одного. Может, и здоровее бы стала, и мозги на место вернулись. Ты же омега, тебе о семье и детях нужно думать! Взяла бы лучше пример со своей сестры, давно пора взрослеть. Омега без детей просто бесполезна, пойми. В общем, мы с папой желаем вам счастья, и я надеюсь, что мы помиримся, раз уж ты перестала изображать из себя невесть что.» Очень, очень аккуратно положив телефон на стол, я медленно села на стул, буквально ощущая, как с меня стекает говно, ушат которого на меня только что вывернули под соусом жизненных советов. «Невесть что» я не изображала. Я просто… Просто хотела быть собой. А теперь, после этого сообщения, я вообще не представляю, как дальше быть и что делать. На звон микроволновки явился Егор, посерьезнел, видимо, увидев мое выражение лица. Я встала и ткнулась лбом ему в грудь, обнимая единственного человека, который никогда не попрекал меня тем, какая я есть. Как так может быть, что тот, кого я больше всего ненавижу, в итоге относится ко мне лучше и внимательнее, чем мать родная? — Что случилось, птенчик? — проворковал альфа, нежно поглаживая меня по спине. И от этого меня просто прорвало слезами.