Гарпия и Кот

Я проснулся от нежного поцелуя в уголок губ и, не задумываясь, подался вперёд. Пока у пташки хорошее настроение, надо поймать момент и хотя бы нацеловаться добровольно. А то поцелуи и секс все время если не со слезами, то со злостью. Скользнув ладонью по хрупкому плечику, я огладил ее спину и вскинулся, не наткнувшись на крылья. — Хочешь проснуться? — лукаво улыбнулась Кристина, точно Кристина, но без крыльев. В любимой свободной футболке, взъерошенная, с целой шеей и коленками. Да уж, это точно сон, если она смотрит на меня так. — Не очень, — голос охрип ещё сильнее, я прижал ее к себе, забираясь руками под одежду, ближе к теплой гладкой коже. Глубокий медленный поцелуй сводил с ума. Почему только во сне? Я ведь стараюсь быть ласковым, готов весь свой мир положить к ее ногам, а она нос воротит — почему? Так сложно обнять меня, зарыться пальчиками в волосы, улыбаться мне? Сразу бросается в глаза отличие — эта Кристина улыбается искренне. Глазами тоже. Гарпия улыбается мне одними губами, если вообще улыбается, а глаза грустные или отстраненные. — Я так люблю тебя, — шепнула девушка, развязывая шнурки моих штанов. К черту секс. У меня есть секс и в реальности, добровольный, как бы пташка ни отнекивалась и ни страдала показательно позже. Но у этой версии есть то, чего я хочу до потери пульса. — Не нужно, лучше иди ко мне, — пробормотал я, оглаживая ее бедро и целуя в шею, — скажи ещё. — Я люблю тебя, — послушно сказала она, искренне и с улыбкой, откинулась на спину и потянула меня к себе, а я по привычке попытался подхватить под лопатки и наконец-то испытал это замечательное ощущение, когда можно быть сверху и гладить красивое тело обеими руками, — как жаль, что ты не мой Истинный, котик. Боже... Руку бы отдал, ногу, голову, лишь бы услышать такое от той, настоящей Кристины. Если бы существовали демоны-искусители, они бы очень просто заполучили мою душу. — Мне тоже жаль, — шепнул я между поцелуями. Разве мне много надо? Взаимный поцелуй, крепкие объятия, искренняя улыбка — и вот он я, мурлычащий, разомлевший, бери меня тепленького, жени на себе, корми сладким и забудь о проблемах до конца жизни. На все для нее готов, даже для той, ворчливой и вредной. — Я люблю тебя, — со вздохом повторила Кристина, — но тебе нужно проснуться. — Нет, — коснувшись ее щеки кончиками пальцев, я едва не застонал от восторга и щемящего в груди счастья, когда она подалась к ладони, довольно зажмурилась, — я хочу остаться здесь, с тобой, — поцеловав ее в кончик носа, я прикрыл глаза, — хрен с ним, даже навсегда. Интерес интересом, но вечно бороться надоедает. Хочу вот такую, милую и влюбленную, но только чтобы в остальном точно такую же, как в реальности. — Ну, котик, — тихо засмеявшись, девушка лизнула меня в губы, — проснись. И отвесила мне смачного леща. Дернувшись, я распахнул глаза. В спальне очень тусклая подсветка, как раз там, где вместо тумбочек пара скрытых ящичков в подиуме, иначе можно было бы выкалывать глаза. И сейчас мне хотелось их выколоть. Потому что передо мной лежала Кристина, отвернувшись, сжавшись в какой-то несчастный комочек. И вот именно сейчас, в контрасте с Кристиной из сна, мне, как никогда, захотелось придушить эту строптивую птицу. Или просто выбросить из своей жизни, как отработанный материал. Вернее, не поддающийся обработке. Но не могу. Во-первых, потому, что взвою без нее, вредной и чудесной. Во-вторых, будет странно, если я порву с ней через месяц после вручения перстня. Вздохнув, я повернулся к ней спиной, тоже сворачиваясь клубком. И заметил темное пятно на фоне подсветки в коридоре. Мы с полностью упакованным бойцом смотрели друг на друга не больше секунды, но мне показалось, что вечность. Я сам не понял, как умудрился прыгнуть из положения лёжа быстрее, чем он выстрелил. Врезавшись плечом в его прикрытый броником живот, я все же снёс его с ног, выдернул из чужой кобуры запасной пистолет и сразу же применил по назначению. Прикрываясь телом, выглянул за угол — пришлось срочно прятаться обратно. Остаётся надеяться, что пташке хватит ее хваленого ума не высовываться, чтобы посмотреть на причины весьма характерного шума. Перебежками добравшись до дивана, а потом до кухни, я по пути избавился от ещё двоих и от опустевшего оружия. В третьего метнул кухонный нож, идеально острый и сбалансированный. Наступила тишина. Тяжело дыша, я немного посидел, прислушиваясь. Никого, ни звука. Снизу тоже. Взяв заряженный пистолет, я снял его с предохранителя и аккуратно спустился на один пролет, выглянул за угол. Лужи крови, тела и тишина. Вот же дерьмо. Проверив лестницу на крышу, я вернулся за птичкой. Похер на крыло, скину ее с площадки, пусть летит, как хочет, всяко безопаснее будет, чем оставаться здесь. Кристина лежала на постели на спине, раскинув руки и белеющие в темноте крылья. Будто распятая. Ее любимая мягкая футболка в крови, на лице застыла маска безграничного удивления. Выдохнув, я прикрыл глаза и замер, услышав за спиной щелчок взводимого курка, ощутил прикосновение ледяного дула к затылку. От звука выстрела я дернулся, подскакивая на постели, и рывком сел. — А-ай! — взвыла Кристина. Садясь, я едва не выломал опять бедное правое крылышко. — Ты хули скачешь? Дурак совсем, что ли? Больно же! Да уж, это точно пташка из суровой реальности... — Прости, — рухнув обратно на подушку, я погладил гладкие перья, — я не специально. Она что-то бухтела под нос по типу "ещё б ты специально", костерила меня последними словами, снова заматываясь в одеяло и закапываясь в подушки, а я провел ладонью по лицу, пытаясь избавиться от ощущения липкого кошмара. Пусть ворчит, пусть не улыбается мне искренне и не признается в любви, пусть. Лишь бы была жива и рядом.

***

Егор с утра был каким-то странно тихим и ну очень прилипчивым. Никуда не собирался и мешал собираться мне, лез обниматься все время, мурлыкал что-то невнятное. Видимо, ночью ему приснился плохой сон со мной в главной роли. — Ну я ведь опоздаю, — вздохнула я, когда, стоило только присесть на краешек кровати, чтобы натянуть носки, он образовался рядом и положил голову мне на колени. Судя по синякам под глазами и долгим томным взглядам, сон произвел на него впечатление. То чуть крыло мне не выломал, то теперь сидит и мурлычет, вибрируя мне в коленку. Вздохнув, я решила его пожалеть и чуть-чуть почесать за ухом. — Скажешь, что на тебе кот сидел, это всегда достойное оправдание, — проурчал альфа, поглаживая меня по голеням. Я оценила шутку, усмехнулась, но все же переложила его голову на постель и встала, — ты сегодня вовремя придёшь? Давай сходим куда-нибудь вечером? Да, последние несколько дней я задерживалась на работе вместе с заваленным бумагами папой. Но не потому, что он меня не отпускал, а потому, что хотелось помочь. А ещё... Не хотелось сюда. — Да, думаю, что вовремя, сегодня сдаём отчёт, — ответила я, выходя из спальни. Каждый божий день, кроме благословенных дней месячных, я воспринимаю это место, как ебучую пыточную. Еду домой с работы и понимаю, что он опять это со мной сделает. Каждый день, каждый! А сегодня можно и соскочить, если мы куда-то пойдем, заснуть в машине или чрезмерно устать, что-нибудь такое. Егор подарил мне пальто. Просто приволок его домой в первую неделю моей работы и сказал, что нехрен ходить в брюках и пуховике. Пальто чудесное, не очень теплое, но мне и не надо, все время от машины до здания и обратно. Явно дорогое, приятное на ощупь, почти до колен, с хитрыми прорезями для крыльев, которые не надо застёгивать, они сами запахиваются при надевании. Выглядит прекрасно, но мне в нем не по себе, будто... Будто я хожу в самом Егоре. Как-то пуховик так не воспринимался, а этот подарок именно такой. Он окружает меня давно и прочно, я уже и забыла, что у меня есть своего, кроме одной футболки и одного комплекта офисной одежды — остальное купил он. Его серьги, его кольца, его укусы, засосы и синяки. И я уже, наверное, его, да? Отвратительно. Приветствие охраны на первом этаже пентхауса, лифт, водитель у крыльца — все как всегда. Но почему-то было хорошее настроение, может, потому, что вечером есть шанс остаться без секса. Хоть бы, хоть бы, хоть бы... Я работаю здесь две недели. Все уже почти привыкли, никто не оборачивается и не шепчется об омежке на месте секретаря. Теперь они шепчутся о том, как я это место получила и как мой альфа терпит, что я сплю с начальником. Было слегка обидно и смешно, радовало только, что до папы ещё эти слухи не дошли. Мы ведь не афишируем родственные связи, но вместе ходим обедать, иногда, когда у мамы вечером работа, я езжу к ним ужинать. Видеться с ней я не собираюсь и отцу запретила хоть что-нибудь рассказывать обо мне, иначе и ему перестану рассказывать. Чудо вообще, что я относительно легко пережила то ужасное сообщение, отчасти Егор помог, когда обнимал меня и бормотал что-то про то, что альфам обычно плевать на внешний вид омеги в серьезных отношениях. Меня не особо интересует, нравлюсь ли я ему. Мне просто... Просто обидно, что я не смогла стать той, кем меня хотели видеть. Просто потому, что хочу быть кем-то другим. В папке "на подпись" уже скопилась пара десятков документов, хотя рабочий день ещё даже не начался. В принципе, можно заглянуть и положить папе на стол, чтобы не затягивать с этим делом, да и немного пока. Папа опять пришел пораньше, чтобы со всем успеть разобраться. Надеюсь, сегодня будет действительно последний день такой напряжённой работы, видно же, как он нервничает. — Доброе утро, — поздоровалась я, с предварительным стуком входя в кабинет начальника отдела. — Доброе, — вздохнул папа, что-то сосредоточенно отыскивающий в толстой папке отчёта, — скажи всем пока, чтобы не беспокоили. — Доброе утро, — очаровательно улыбнулся сидящий в гостевом кресле альфа. Конечно, я изучила сайт организации и состав руководства — это Леонид Дмитриевич, топ-менеджер компании. Тихонько пристроив папку в привычном месте, я вышла, чтобы не мешать и не лезть под руку. У меня и своей работы достаточно. Разобрав скопившееся на электронной почте, я расставила для папы метки по степени важности, приняла пару звонков и пообещала, что папа перезвонит, сходила забрала заказные письма на имя начальника отдела. Ну вот и все, работа кончилась, пока не поступит новых дел. Вздохнув, я аккуратно сложила письма и прочие бумаги стопочками и по папкам, убрала уже не нужные документы, для удобства скопированные на рабочий стол, в соответствующие папки, добавила бумагу в принтер, все найденные в завалах ручки и карандаши составила в стакан. Один из менеджеров, не самый приятный тип в отделе, едва ли не пинком открыл дверь в приемную и направился к двери в кабинет. — Александр Васильевич занят, — сообщила я. — Если ты тут, а не у него под столом, значит, не так уж и занят, — фыркнул Борис. "Ну ты и пидар" — хотела сказать я. Но сказала: — Он беседует с Леонидом Дмитриевичем. Оп, и сразу пыл поутих. Это только со мной он позволяет себе откалывать неприличные и несмешные шуточки, никогда не обращается ко мне по имени и вообще всячески хамит. — Передай ему, что надо в заявку включить побольше бумаги, — и ушел. Господи, из-за такой мелочи беспокоить начальство за несколько часов до дедлайна по отчёту? Идиот. Открыв шаблон заявки по расходникам на следующий месяц, в который потихоньку вписывались потребности отдела, я увеличила количество бумаги на десять пачек. Пока что все сотрудники заполняют ее со мной, папа посмотрит, скорректирует и отправит сам. Леонид Дмитриевич покинул кабинет, кажется, в хорошем настроении. Вежливо кивнул мне, а потом остановился у стола. — Давно здесь работаете? — поинтересовался он, сунув руки в карманы брюк. — Две недели, — спокойно ответила я, глядя на него. Красивый. Впрочем, как и большинство альф. Высокий, конечно, подтянутый, широкоплечий, успешный и обаятельный — все альфы такие, как под копирку. И мне почему-то было неловко сидеть перед ним вот такой, помеченной, пропахшей одним ушастым собственником и недавним сексом. — Можно на "ты"? — вдруг спросил он. Ну началось. Хотя не стоит паниковать раньше времени, это может быть банальная вежливость. Ему же явно не по рангу обращаться на "вы" к секретарю. — Разумеется, — на селекторе загорелся диод вызова, так что я встала. — В таком случае, Лёня, — снова одарив меня притягательной улыбкой, мужчина протянул руку. Боюсь только, что на меня эти чары не действуют. Я слишком часто такое вижу и слишком хорошо знаю, что следует за всеми этими улыбочками. — Очень приятно, Леонид Дмитриевич, — пожав большую теплую ладонь, я постаралась улыбнуться сдержанно, чтобы он не разглядел в вежливости флирт. Хотя, по-моему, альфы вечно видят только то, что хотят видеть, — Кристина. — Видимо, у тебя очень ревнивый жених, Кристина, — понимающе усмехнулся он, — надеюсь, он достоин такого ангелочка. Кивнув на прощание, топ-менеджер вышел. И оставил меня думать, достойна ли я своего жениха? Егор был бы замечательным спутником для нормальной омеги, а не... Не для меня. Не ангелочек я, увы, совсем не ангелочек... И вообще, почему это, если я не падаю ему в ноги, он решил, что это из-за страха перед ревнивым женихом? Может, просто он мне не понравился? Может, я просто так сильно этого самого жениха люблю, что не вижу никого вокруг? Конечно, эта фальшивая метка, спрятанная под пластырем, может обмануть только бет, но блять! — Как все прошло? — поинтересовалась я, входя в кабинет начальника. — Отлично, — довольно улыбнулся папа, подписывая принесенные мной бумаги, — кто-нибудь звонил? — Да, из аналитического отдела и по поводу того заказа, — ответила я, дожидаясь, пока он выведет все завитки на последнем листе, — сейчас перенаправлю. — Да нет, я сам позвоню, ещё вчера разговаривали, — откинувшись на спинку кресла, отец тяжело вздохнул, — сейчас внесу в отчёт пару правок и можно печатать итоговый вариант, представь? — Поздравляю, — улыбнулась я, коснувшись его руки, — твое первое детище будет в этой должности. Сложно было собрать все данные после прежнего начальника, думаю, в следующем году будет проще и быстрее. — Давай отметим? — предложил папа. — Сходим куда-нибудь поужинать, а? Ну почему же все в один день? Если я приду сегодня опять позже, соскучившийся кошак накинется на меня ещё в гостиной, не озаботившись тем, что я хочу поесть, принять душ, да и его не хочу, в целом. — Давай завтра? — внесла ответное предложение я. — Просто сегодня у Егора наконец-то свободный вечер, хотели сходить куда-нибудь. — Конечно, конечно, это дело хорошее! — оживился папа, и это больно меня кольнуло. Я так усердно создавала видимость идиллии, что он в это поверил. К лучшему, естественно, но... — Он много работает, да? Да пусть хоть днём и ночью, мне плевать. Лишь бы отвалил. А ещё не таскал меня с собой и не подвергал опасности. — Просто недавно повысили, тоже завал, — улыбнувшись, я пожала плечами и спряталась за папкой, прижав ее к груди. "Повысили", блять, сказанула тоже... Устроившись у себя за столом, я тяжело вздохнула и спрятала лицо в ладонях. Боже ты мой, зачем я это делаю? Пожаловаться бы папе, как в детстве... Но, во-первых, ужасно боюсь, что Егор что-то с ним сделает, он может, беспринципная тварь. Во-вторых, папа уже не поверит. У нас же все хорошо для него, я вон вся в подарках, в золоте, с водителем — кто же поверит, что такой щедрый и высокопоставленный альфа может быть... Тварью. Алчной, трясущейся над своими сокровищами тварью, готовой на все для сохранения и приумножения одному ему понятных ценностей. Скажите, пожалуйста, ну кому нужна фригидная омега? Нет, блять, подобрал, охраняет, использует. Ни одну вещь никто в здравом уме не будет использовать в сломанном состоянии, не будет нарочно доламывать. А он меня — будет. Сука. Выдохнув, я пригладила собранные в хвост волосы, переложила подписанные документы в соответствующую папку, встала и пошла умыться. И, конечно, в коридоре встретилась с Леонидом Дмитриевичем. К счастью, он разговаривал по телефону, поэтому только улыбнулся мне, но это была такая улыбка, что не оставалось простора для фантазии. Надеюсь, это просто рефлекс такой у всех альф — вести ничего не значащий флирт со всеми встреченными омегами. Если нет, будут проблемы, потому что, блять, жених у меня, в самом деле, нереально ревнивый. Папа написал, попросил зайти в технический отдел и передать им, что у него и у меня перестали работать телефоны. Я заглянула к техникам, а потом все же отправилась по задуманному маршруту. В туалете дамы, как обычно, разговаривали, находясь в кабинках. Бесит такое, ну просто неприлично же, так ещё и все слышат. В данном конкретном случае, я слышу, как они сплетничают обо мне. — Да уже говорю мужу, чтобы на стоянке ждал, не поднимался, а то эта омежка на себя мужиков цепляет, как репей, — пожаловалась одна девушка из нашего отдела. — Да ладно тебе, один мужик не показатель, — откликнулась другая под звук разворачивания средства гигиены, — хотя я не понимаю, чего он в ней нашел, у него очень милая и интересная жена. Ополоснув руки и протерев влажными холодными ладонями щеки и лоб, я прикрыла глаза. Боже мой, ну какие же мерзости. Если бы хоть у кого-то хватило мозгов глянуть на мой бэйджик-пропуск, они бы увидели отчество и фамилию, блять. Но нет, лучше же сплетничать и "не понимать". — Да конечно, сегодня вот уже топ-менеджера нашего прихватила, Леонида, — недовольно пожаловалась первая, — он ей такие улыбки изображает, я бы на месте кончила. Толкнув дверь, я вышла. Твою же мать. Самое стрёмное будет, если у Егора тут есть информаторы, которые ему доложат. Ладно про папу, тоже поржет. Но вот это... Звучит опасно. Вечером мы с Егором отправились в кино. Новый разрекламированный боевик оказался невнятным и бессмысленным, что мы и обсудили в кофейне за вкусными пирожными. — Знаешь, я... — прикусив губу, альфа почесал бровь и вдруг совершенно смущённо улыбнулся. — Я кое-что обдумал за сегодня, птенчик, — я напряглась. Ну не мог же он, в самом деле, узнать? Откуда бы? Да и я ведь ничего не сделала, да? — конечно, из-за метки я уже не могу любить, но... Если бы она ещё была при мне, я бы любил тебя, это несомненно, так что, думаю, могу сказать, что люблю тебя. Он взял меня за руку, улыбаясь открыто и искренне, и я прикрыла глаза. Зачем ему это? Сам же рычит, что я хуевая, зачем влюбился? Зачем признался? Все вот это зачем? — Слушай, я... — прикусив губу, я попыталась придумать, как помягче сказать, что я его боюсь и ненавижу с проблесками дружелюбия. — Я хочу услышать от тебя это только предельно честно, так что не стоит, — усмехнулся он, видимо, все же понимает, — позже. Или не понимает. Как я могу полюбить его хоть когда-нибудь? Как вообще можно полюбить его, зная все его темные стороны? Хотя я, конечно, вряд ли знаю все, он в этом плане изумительно, блять, многогранен. После, вечером, разумеется, был секс. Я притворилась спящей в машине, но меня это не спасло. Я уже перестала отбиваться, умолять и бороться с ним и своим телом. Все равно я всегда проигрываю. Я просто закрываю глаза и думаю о чем-нибудь. О том, как кончится зима, и я смогу летать, пойду на скалодром, заберусь на пару зданий. Даже вдруг представила, каким в постели был бы Леонид Дмитриевич. Заставлял бы меня, как Егор? Был бы таким же ласковым и страстным? Мое тело стонет, вьется и обнимает разгоряченного красивого альфу, а я... А я в небесах. Это неплохо работает. Когда это все кончается, я все так же чувствую себя грязной и униженной, но уже почти привыкла к этому омерзительному чувству. Ещё более мерзко то, что я начала воспринимать это как нечто неизбежное. Просто неизбежное, блять. Принимая душ, я ожесточенно терла мочалкой те места, где он меня трогал. Почти все тело — плечи, бока и живот, бедра, задница, шея, грудь. Ласковый и нежный любовник — может быть, хотя бы за это можно сказать ему спасибо. Спасибо, Егорушка, что насилуешь меня нежно. Спасибо, дорогой, что не пытаешься больше перегрызть горло. Спасибо, котик, что уже давно не бил. Какая же я, блять, счастливая-то! Злость требовала выхода, и я использовала единственную доступную мне возможность ее выплеснуть — порезала бритвой палец. Подушечку, будто это была случайность во время готовки. Остатками мозгов я всегда помнила, что мне в этом теле ещё жить, так что старалась не оставлять на нем заметных или больших шрамов. Но порезов ровно столько, сколько раз он занимался со мной этим. Сексом, любовью, трахал — мне все равно, как это называть. Я просто... Просто умираю. Хочу умереть. Утром Егор поднялся нереально рано, собрался потихоньку и ушел. А я осталась одна, надеюсь, на весь день. Боже, благослови четверги... Повалявшись почти до обеда, я встала, приготовила себе завтрак, игнорируя яйцо Бенедикт, дожидающееся в холодильнике. В последнее время любая еда, кроме чего-то сладкого, вызывает во мне любые чувства, кроме аппетита, но нельзя есть одни сладости и выпечку, так что я запихала в себя омлет одной силой воли. В три у меня сеанс с Ольгой, и это хорошо. В шесть договорились встретиться с папой, и это тоже хорошо. Хороший будет день, я чувствую. И даже перспектива вечернего секса не портила мне настроение. Все началось с того, что в двенадцать позвонила Ольга. Вместо нее приятный мужской голос представился Аркадием, ее мужем, и сообщил, что она утром попала в аварию и находится в больнице со сломанной ногой, так что не сможет принять меня сегодня. Я передала пожелания скорейшего выздоровления и потерянно опустилась на диван. Почему-то казалось, что в этом виноват один кошак, но это нелогично. Он доволен Ольгой и тем спокойствием, которого она помогает мне достичь. Так что я просто написала ему, что не поеду к психологу, а то он вечно бесится, если я не предупреждаю о своих перемещениях. Мне не нужны лишние рычания и синяки. Да, не бьёт уже давно, но стиснуть руку или запястье до хруста ему это не мешает. А нежная омежья кожа моментально все это отражает. Оставаться здесь на весь день для меня ещё то мучение, потому что это его дом, тут все пахнет им и напоминает о том, что он придет и... И все начнется снова. Ссоры или секс, или и то, и то. Не хочу даже думать об этом. Потом позвонила сестра. Я очень не хотела брать трубку, но все же приняла вызов. Она без лишних преамбул попросила встретиться, и я предложила на выходных, чтобы иметь возможность слинять от Егора ненадолго. Знаю я, о чем будет разговор — чтобы я перестала изображать из себя невесть что и помирилась с мамой. Мама тоже звонила и писала, но я даже не открывала ее сообщения, потому что не хотела увидеть ещё что-нибудь такое же охерительное, как в прошлый раз. Зато хотя бы с папой все сложилось. Мы посидели в маленьком уютном кафе, поболтали от души, вкусно поужинали. Я даже немного поностальгировала по тем далёким и одновременно недавним временам, когда работала официанткой. Было здорово, на самом деле, был замечательный понимающий хозяин, администратор тоже очень милая женщина была. Я любила то место работы, любила. Хотя новое ничуть не хуже. Папа чмокнул меня в макушку на прощание, посадил меня в машину к водителю и даже помахал вслед. Наверное, он рад тому, что я невеста обеспеченного и заботливого альфы, он ведь хочет для меня лучшего, в этом нет сомнений. И мама тоже, но она не умеет выбирать выражения. Решив, что можно попробовать отвлечь и задобрить Егора какими-нибудь вкусностями, я нагуглила ближайшую крафтовую кондитерскую и попросила водителя остановиться у нее. Она находилась во дворе, в который нельзя было заехать, так что я плотнее запахнула пальто и поморщилась, услышав, как хлюпает под ногами слякоть. Улыбчивые девушки в кондитерской даже попросили прощения за лопнувшую лампу в подворотне, которую пока что не заменили, собрали мне в коробку фруктово-бисквитные пирожные и сделали два больших стакана кофе — капучино альфе и латте мне. Думая о своем, я совершенно не ожидала, что меня схватят за плечи и ткнут лицом в стену. Тяжёлое дыхание за спиной напугало не меньше, чем недвусмысленно прижимающееся крупное тело. Альфа. Блять. — Эй, пусти! — вякнула было я, но он только вжался сильнее, шумно обнюхивая меня и вылизывая шею. Самое ужасное, что мерзкое, гадкое, гадкое тело начало возбуждаться! — Нет, нет, стой... Против воли прогибаясь, я взвыла от ужаса, пытаясь оттолкнуться от стены или вывернуться из лапающих рук, но крылья не давали маневрировать вообще, цепляясь за все вокруг и за него. Нет, нет, нет, не может быть! Ну просто не может быть! — Какая замечательная девочка, — хрипло пробормотал уже настоящий насильник, и на этот тембр чёртово тело отозвалось дрожью и мурашками. Водитель явно не слышал, да и не видел, меня зажали за каким-то ящиком, как раз в мой рост высотой. А на ящике блестело стекло. Подставляя шею и плечо под нереально приятные и отвратительные поцелуи, похожие на поцелуи Егора, я кое-как подняла руку, пытаясь дотянуться. Горячая ладонь на груди даже через рубашку и лифчик ласкала обалденно. Подавшись немного в сторону, я сдвинулась, стояк перестал так сильно прижиматься к заднице, и это отдалось волной недовольства во всем теле. Мужчина дёрнул меня, возвращая на место и расстегивая пуговицу на брюках, но треугольный осколок был уже в руке. Развернуться так не получилось бы, поэтому первый раз я ударила по гребаной наглой ручище. Он взвыл, отстраняясь, я повернулась, насколько позволяло прижатое к стене крыло, и ударила, куда получилось. Получилось между шеей и плечом, он страшно булькнул, пытаясь нащупать мое смехотворное импровизированное оружие, но я не стала ждать развязки. Выбежав на освещённую улицу, до которой было всего-то несколько шагов, я в отчаянии захныкала, потому что машины не было. Никто меня, блять, не защитит, а как я убегу от здорового мужика? И почему вообще тут нет ни одного ебаного прохожего? Краем глаза уловив движение, я повернулась туда и облегчённо выдохнула — водитель просто отъехал немного вперёд, чтобы не загораживать проход. И теперь встревоженно спрашивал, все ли со мной в порядке, поддерживая под локоть. — Нет, — честно ответила я, придерживая пиздецки болящую руку у живота и направляясь к машине, — не в порядке.

***

Получив сообщение, я заволновался. На встрече такого уровня боссу не стоит знать о подобных вещах. Но не сообщить о таком тоже нельзя. Мы тут скоро закончим, может, он оставит подписание на меня и поедет к ней. Пока подошёл официант и обсуждение взаимных требований и условий временно прервалось, я сунул Егору телефон. Он напряжённо стриганул ушами и тут же расслабился, явно усилием воли. Быстро набрал сообщение и вернул мобильник мне. "Отвези это ходячее недоразумение домой." И все? Его женщину пытались изнасиловать, а он просто... Просто сидит дальше? Никакой меткой он не сможет оправдать такое равнодушие. Да и вообще, почему это она недоразумение? Разве она виновата? Так ещё и сама отбилась, блять, ну пожалеть же надо! Коле если скажу, он и то больше чувств проявит, хотя просто друг. Да даже я больше чувств проявил!

***

Меня предупредили о случившемся, так что я решил задержаться на двадцать минут. Мало ли, вдруг ей нужно будет вызвать врача сюда, такие вещи решают только сам отец и приближенные. По крайней мере, когда я проявил инициативу и без разрешения отвёз ее в травмпункт, кошак не возмущался. Вспомнив умоляющий ясный взгляд истекающей кровью у меня на руках девчонки, я передёрнул плечами. Эта жуть мне ещё потом несколько раз снилась. Когда открылись двери лифта, она явилась, вроде, целая и не испуганная, не плачущая. Она была зла, как тысяча чёртиков. — Все в порядке? — все же поинтересовался я. — Нихрена у меня не будет в порядке, пока в мире есть хоть один ебаный альфа! — рявкнула маленькая хрупкая омежка с кукольно-симпатичным личиком так, что аж охрана невольно подобралась, как перед боссом. Со мной не прокатило, конечно, но я остался впечатлён.

***

От злости мне хотелось отгрызть себе руку. Или выбраться из этого мерзкого тела! Швырнув испачканное пальто на пол в прихожей, я сбросила ботинки. Помыться нужно, срочно! Раздеваясь на ходу, я бросала одежду. Никогда ее больше не надену. Мне нужна горячая вода. Гель для душа. Оттереть эту мерзость с себя. И, желательно, из себя ее тоже убрать. Включив воду в душе, я ожесточенно намылилась с ног до головы, растерла руками, мочалкой. Было мало. Я ещё чувствовала его руки на себе. Беспомощно заскулив, я постаралась ногтями отскрести ощущение горячих губ и языка на шее. Почему он так поступил? Что я ему сделала? До течки ещё неделя, я не была вызывающе одета, не вела себя призывно, зачем нужно было это делать? Почему я? Опустившись на колени, я потянулась к шкафчику. Не только он виноват. Ладно бы он! Но я! Какого черта это было? Я жалась к нему, подставлялась! Нельзя вечно спихивать все на тело, это была я, я! Мы ведь с ним одно целое! Правая рука дрожала, болела, щипала от воды и пены. Длинный порез наискосок ладони и порезанные пальцы — наказание ли? Нет. Я провела рядом с рваным порезом ровную линию. Кровь лилась рекой, она и не останавливалась с момента моей попытки защититься. Пусть вытечет вся. Я так хочу умереть. Злость отступила, осталось только отвращение и обида. Кем вообще нужно быть, чтобы возбудиться в таких обстоятельствах? Как можно это терпеть, жить в этом теле? Теперь понятны всегда бесившие меня заявления, что омегу без Истинного невозможно изнасиловать, она всегда даст сама. Мерзость, мерзость, мерзость! Глубоко дыша, я закрыла лицо руками. Нужно забыть. Принять это я не смогу, но нужно забыть, забыть, забыть... Хочется выпрыгнуть из этого грязного тела и жить спокойно, но не выйдет ведь, не выйдет, я в нём навсегда, так что нужно как-то с этим быть. Надо привести мысли в порядок. Мне завтра на работу, там будет папа, нельзя, чтобы он что-то заподозрил. Когда вообще моя жизнь стала такой, что я начала скрывать от него свои проблемы? В детстве все время жаловалась, по делу и нет. А теперь? Теперь он либо не сможет мне помочь, либо будет зря волноваться, зачем это? Боже, да зачем же мне это все... Плеча кто-то коснулся, и я подпрыгнула от неожиданности. — Привет, — мягко улыбнулся Егор, опустился на колени рядом с ванной. Я запоздало заметила, что по крыльям вода из душа стекает на пол, но хватит с меня на сегодня решения проблем, — как ты? Хотелось сказать. Хотелось сказать так много, что получился только невнятный звук. Похуй. Не хочу об этом говорить. С ним точно. И рука эта ещё гадкая!.. — Не трогай меня, — все же выдавила я, пытаясь отстраниться от его ладони, — не трогай! — Ну чего ты, — промурлыкал он, притягивая меня поближе и окуная ушастую голову под душ, чтобы поцеловать в плечо, — ты же знаешь, что я тебя не обижу. — Ну конечно, ни один альфа не обидит омежку, — слегка истерично хихикнула я, отпихивая его, — и ни одна омежка не откажется от ебли, да? Так, что ли? — Я объяснял тебе, в чем теперь твоя привлекательность, — вздохнул Егор и вдруг будто окаменел от напряжения, — или ты... — Да, — я кивнула, глядя ему прямо в глаза, — так что не думай, что мое возбуждение от твоих приставаний — знак какого-то особого расположения. — Замолчи, — глухо приказал альфа. — Этому телу все равно, кто его будет трахать. — Заткнись! — рыкнул Егор, стискивая мое запястье так, что что-то хрустнуло. — Ради своей же собственной жизни, господи, блять, заткнись! — уткнувшись лбом в бортик ванны, он шумно сглотнул. — Всегда знал, что вы все поголовно просто бляди. Но я думал, что ты не такая. Я почувствовала себя... Уничтоженной. Такого ещё не было. И так обидно мне ещё не было никогда. — Я и не была, пока ты меня такой не сделал, — унизительно срывающимся от подкатывающих слез голосом ответила я, уже и не уверенная в том, что сказала. — Вечно я у тебя во всем виноват, а ты невинный агнец, — хмыкнул кот, повернул голову к моей кисти, которую все ещё сжимал, — это что? И что-то такое жуткое было в его голосе, что я не смогла не ответить. — Порезалась стеклом, — получилось робко и глупо. — Я вижу, — ледяным тоном отбрил он, — а вот это что? — и больно ткнул пальцем прямо в порез. — Ты... — приподнявшись, он обшарил взглядом мое тело и явно все понял. Бедра, рядом с ранами на коленях, пальцы, маленький надрез на груди. — Ты ебанулась, а? Зачем? Зачем, блять?! Сказать ему правду? Не поймет и не поверит. Но и врать я не хочу, он же мне вот честно, сука, сказал, что я теперь в его глазах просто блядь. — Наказание телу, — максимально коротко ответила я. — Какое право ты имеешь резать то, что принадлежит мне? — злобно прорычал Егор, сжимая мою руку ещё сильнее. Я замотала головой, потому что это моё тело, мое, мое... — Ты — моя собственность, Кристина, и только попробуй ещё хоть раз!.. Я не заметила, как в его руке появился нож. Он полоснул мне им поперек ладони и с отвращением отбросил мою кисть, как таракана. Глотая слезы, я посмотрела на дрожащую ладонь. Накрест моим порезам глубокий разрез, перехвативший линии жизни и сердца. Какая ирония. Набравшись сил и смелости выбраться из душа, я кое-как перевязала руку, забила на промокшие пластыри по всему телу и просто оделась. Спать я с ним не буду. Никогда больше. Ни в каких смыслах. Пошел нахрен. Блядью назвал — так вот пусть не трогает, сколько раз говорил, что не терпит проституток. Егор приказал мне ложиться спать. Я не остановилась, как шла, так и продолжила идти в гостиную. Завтра ухожу на работу с вещами, а лучше раньше, пока он ещё будет спать. Сейчас он мне уйти не даст, это очевидно. Альфа догнал меня, скрутил и отнес обратно, бросил на кровать и пригвоздил тяжеленной рукой к матрасу. Опять оказавшись унизительно ткнутой лицом куда-то, я попыталась брыкаться, но он быстро поймал мои руки и прижал к подушке. И ему даже не потребовалось прилагать много сил. — Ты спишь в этой постели, — четко, размеренно, как тупице, — каждую ночь. Понятно? От бессилия на глаза навернулись слезы. Я не хочу его прикосновений. Не хочу его объятий. Не хочу его. Даже видеть. — Ты же не спишь с блядями, — процедила я, стараясь скрыть, что реву. — Тебя оправдывает его смерть, — хмыкнул Егор, укладываясь рядом и пристраивая голову у меня на спине, крепко обнимая обеими руками. Я не смогла ничего сказать, — ты перебила ему артерию, и он истек кровью, — зажав себе рот ладонью, чтобы не заорать, я зажмурилась. Это неправда, неправда, не может быть правдой... — не переживай, к тебе никаких вопросов не будет, я все устрою. Спокойной ночи. Сегодня я убила человека. Сегодня я потеряла последнюю веру в себя. Утром я собрала сумку, даже почти выскользнула с ней из апартаментов, но Егор с милой улыбкой уже в дверях отобрал ее и сообщил, что в семь ждёт меня на ужин, а если я не приду, он расскажет моему отцу о случившемся вчера. Выставит меня жертвой, заставит его нервничать и думать о том, что его дочь — убийца. Понятное дело, что в семь я буду, как штык, сука. Было тяжело собрать мысли в кучу, но я старалась. Ради папы. Работы было немного, так что я перед обедом отлучилась в комнату отдыха, чтобы сделать себе кофе и немного отвлечься. Там никого не было, что меня только порадовало. Я включила кофемашину, дождалась, пока она нацедит мне эспрессо и взяла замечательно горячий стаканчик в целую руку. — Прохлаждаешься? — усмехнулись за спиной. Обернувшись, я увидела Леонида Дмитриевича, улыбающегося, но не во все тридцать два, как позавчера. — Небольшой кофе-брейк, — выдавив ответную улыбку, я обеими ладонями обняла стакан. — Что-то случилось? — участливо поинтересовался альфа. Я открыла было рот, но поняла, что не смогу соврать правдоподобно, и просто покачала головой. — Ты такая несчастная, — вздохнув, он коснулся моей руки кончиками пальцев. Вернее, даже не руки, а бинта, — я бы ни за что такого не допустил. Приподняв уголки губ, он шевельнул большими серыми ушами волка и ушел. Сглотнув, я посмотрела на свои руки. Дрожащие, перебинтованные и заклеенные пластырями, с кольцами Егора. Задрожал подбородок. Вылив кофе в раковину, я швырнула стаканчик в мусорку. Гребаные альфы, сука.