A Chaos

— Что такое кинотеатр? — спрашивает Коннор. Они — где-то в середине Шестой Зоны, среди сотен, тысяч заброшенных домов. Здесь когда-то был городок, а затем что-то случилось. Все знают, что именно, но никто никогда не говорит это вслух. — Это место, где смотрят фильмы. — Что такое фильмы? — Видеоролики с каким-то сюжетом, историей о чем-то. Обычно длятся часа полтора или два. — О, — отвечает Коннор. Его диод мигает желтым. Гэвин смотрит на вывеску: Грин-авеню, 21. Когда-то здесь жили люди, ели полуфабрикаты из супермаркетов, водили детей в школы, рисовали граффити на стенах, а потом все рухнуло, и городок опустел, и людей здесь больше нет. Есть только Гэвин Рид, RK800 и их старая тачка неопределенной модели. — Что такое пиццерия? Первая Зона — самая опасная. Диод Коннора беспрестанно горит красным, когда они пробираются через свалку андроидов. Гэвин старается не спотыкаться о чужие ноги, руки и головы, а еще — держать руку Коннора как можно крепче. Диод мигает огненным алым. Закатное солнце. Гэвин представить не может, как страшно это для Коннора. Для него, бывшего копа, это пиздец как жутко — а он видел много всякой херни. Они с Коннором фактически идут по огромному кладбищу, где лежат те, кто пытались сбежать из города, и им это удалось — но закатное солнце испепелило их, радиация заползла в провода и отравила их искусственные легкие, электричество покинуло их онемевшие пластиковые тела. У кого-то кончился заряд батареи, кто-то не мог существовать вне сети BL/ind., кого-то пристрелили Пугала, кто-то просто развалился на запчасти, и песок покрыл их развороченные останки. Это действительно жутко. У Гэвина в одной руке — бластер, в другой — рука Коннора, и пистолет в кармане куртки на всякий случай, и болтающийся за спиной рюкзак. Их машина совсем развалилась, не выдержала перекрестного огня бластеров, песка и бездорожья. Так что теперь им приходится пробираться через огромную свалку мертвых роботов, и солнце золотит им спины, палит кожу и пластик, светит в глаза, отражаясь в треснувших солнцезащитных очках. Первая Зона — самая опасная. А еще невероятно, до дрожи жуткая, пугающая, хуже всех ужастиков вместе взятых. И горам запчастей и тел не видно конца. Во Второй Зоне ничего нет. Пустынное пространство, один заброшенный мотель где-то на севере, несколько складов. Но зато не очень много патрулей, и есть несколько киллджойских фургонов, в которых можно поесть и переночевать, а еще — поговорить с людьми, услышать живые голоса вместо механического лязга и цифровых сбоев. Когда они видят людей, Коннор молчит и мигает диодом. Нервничает. Боится, что Гэвин уйдет. Гэвин сжимает его ладонь в своей и улыбается незнакомым киллджоям. Гэвин ничего не боится. Во Второй Зоне ничего нет. Там нельзя задерживаться надолго, иначе можно сойти с ума. В воздухе витает странное ощущение изоляции, пахнет всегда сладостями с тошнотворно синтетическими вкусами, люди утверждают, что иногда видят странные силуэты на горизонте. Люди шепчут о Ведьме-Феникс, о Дестройе, пьют газировку с алкоголем. Гэвин спрашивает всех, кого встречает, где можно найти машину, и надеется свалить отсюда побыстрее. Коннор сверкает красным-желтым диодом и цепляется за его ладонь. Гэвин ненавидит вишневую колу. В Третьей Зоне есть заброшенные радиостанции. Ходят слухи, что где-то здесь начинал Доктор Смерть, и все начинающие исполнители неминуемо стекаются сюда. Коннор говорит, что почти все радиостанции транслируют эфир в никуда, в воздухе висит гул неуслышанных голосов, годами копившиеся здесь песни убаюкивают их по ночам. Они спят в разбомбленных зданиях, в мотелях, а когда все совсем плохо — в палатке. Кажется, сама ее материя шепчет легенды, в которые не верит никто из них. Здесь все молятся Святому Джимми, хотя никто толком не может объяснить, кто это такой. Старые стены будто смеются над детьми пустыни. Машину они так и не находят, а поэтому решают двигаться дальше. Четвертая Зона покрыта пеплом и боевыми шрамами, в Четвертой Зоне — жесткие патрули, здесь живут самые отчаянные киллджои. На каждом шагу Гэвин чувствует духов павших, а Гэвин, блять, не верит в чертовых призраков. Где-то вдалеке слышны крики и выстрелы, и Гэвин молится всем богам, чтобы побыстрее покинуть это место. На песке застыли следы крови, вокруг разбросаны яркие куртки и белые мешки, Гэвин помнит главные правила пустыни: никогда не подбирать одежду с мест сражений, не беспокоить мертвых, не загадывать желания на могилах, не заключать сделки с духами. Гэвин не верит в духов, но в Четвертой Зоне страшно, горизонт ночами подсвечен вспышками лазеров, и земля едва дышит под грузом мертвых тел. Коннор напевает песни Металлики по вечерам, чтобы Гэвин мог уснуть, и охраняет его сон. Гэвин делает то же для Коннора. Четвертая Зона дарит им доверие. Пятая Зона встречает их бесконечными концертами и вечеринками. Они приезжают туда с Мотодетками, а потом прощаются и расходятся. В Пятой Зоне есть редкая лаймовая газировка, много радиоприемников, подростки с волосами кислотных цветов, и куча одежды на любой вкус. Они остаются в стороне. Им нужна машина. Все, кого они встречают, качают головами — ни у кого нет лишней. Гэвин не хочет красть, враги им не нужны. Кто-то советует им посетить Камски на севере Шестой Зоны. Коннор находит тех, кто соглашается их подвезти — на вид этим ребятам лет по пятнадцать, думает Гэвин, но ему уже похуй. Он отдает им найденные в каком-то мотеле яркие браслеты и лак для волос, а потом устраивает голову на плече Коннора: им предстоит долгая поездка. Вот только в Шестой Зоне нет Камски. Они находят только разъебанные остатки его дома, полусобранные мотоциклы и автомобили, засыпанный осколками задний двор и ничего больше. Кто-то высказывает вслух надежду, что эксцентричный даже по меркам пустыни гений скрылся, но Гэвину нет до этого дела. Он осматривает то, что осталось от машин и ругается весь вечер. Коннор смеется и целует его, пробегается пальцами по его волосам, гладит спину. Коннор выглядит до безобразия влюбленным, и Гэвин чувствует себя слегка пьяным от эмоций. В Шестой Зоне легко найти ночлег. Они скрываются среди километров подземных ходов и надеются, что Камски тоже сбежал. В Седьмой Зоне пугающе тихо. Здесь почти нет киллджоев и Дракулоидов. Все дома выглядят нетронутыми, будто люди просто спокойно ушли в один день. Воздух сонно гудит, как провода под напряжением. Говорят, здесь есть электричество. Говорят, здесь есть все, но никто не пользуется этим. — Хочешь узнать, что дальше? — спрашивает он у Коннора. — Хочу найти машину и вернуться обратно. Гэвин знает: Коннор лжет. Коннор любопытный до ужаса, ему интересно, что находится дальше, за границей последней Зоны, ему интересны все загадки пустыни, все тайны звезд в глубоком небе над ними. Гэвин знает: у Коннора разряжается его сверхмощная батарея нового поколения, а достать новую им негде. Гэвин знает: за Зонами, там, откуда он пришел, больше нет ничего. Гэвин знает: конец совсем близко. Вокруг Бэттери-Сити есть семь Зон. Что дальше — никто не знает. Некоторые уходят за последнюю. Они не возвращаются. Гэвин несет Коннора на руках. Коннору тяжело двигаться из-за низкого заряда батареи, его речь заедает, слова остаются где-то в глотке, оседают на пластиковых внутренностях. — Какой заряд, Коннор? — Два процента. Гэвин больше не ищет машину. Гэвин ждет конца, у него на поясе — бластер, и он знает, что будет после того, как у Коннора окончательно разрядится батарея. — Один процент. Осталось совсем немного. Граница Конечной Зоны близко, а дальше нет ничего. — Ноль процентов, — говорит Коннор неожиданно спокойным, не сбоящим голосом, обнимает Гэвина за шею, спускается на землю. Гэвину немного страшно, будто он только что встретил древнего бога, пустыня расходится шепотом, глаза Коннора сияют чем-то новым. — 6е¢к0не&н0©ть, — говорит Коннор, все вокруг сбоит, глючит, цвета искажаются, небо под самыми ногами — и так же резко все возвращается в норму. На самой границе стоит разрисованный старый Понтиак.