Любовь во время зимы

      23 августа 2012 года, Лондон       — Ты никуда не пойдешь, — прищурившись, отрезал недовольно Локи.       Он стоял, скрестив руки на груди и оперевшись боком о дверной косяк. Его хмурый взгляд ощущался даже спиной, и Гермиона невольно поежилась, продолжая закидывать в сумку различные мелочи, которые могли бы пригодиться в недолгой прогулке по городу.       — Или я пойду с тобой… — продолжил напирать он, но Грейнджер, тряхнув головой, быстро и при этом твердо выпалила:       — Нет!       Ответ явно не удовлетворил Локи, и он, отшагнув от порога, приблизился к Гермионе на расстояние вытянутой руки.       — Локи, пожалуйста, — повернувшись к нему лицом, взмолилась она, мысленно сетуя на то, что голос получился слишком уж жалобным.       Но ведь она и не просила слишком уж о многом — лишь о простой прогулке в одиночестве. И пусть со стороны это выглядело недальновидно и глупо, но Гермиона остро нуждалась в отдыхе. Если раньше ей хотелось сбежать от Локи, потому что он откровенно пугал и раздражал ее, то сейчас… Дело было даже не в нем самом, а… вообще во всем.       Общение с Локи вновь наладилось. Он снова стал немного наглым, напористым, насмешливым и совсем чуточку надменным. Не было беспричинной злости и постоянного неуемного раздражения. Гермиона снова могла часами его слушать, а он не отказывал ей в подобной малости, описывая другие миры и планеты с непохожими на землян жителями. И каждый раз Грейнджер ловила себя на грустных сожалениях о том, что там, в бескрайней Вселенной, столько всего интересного, а она сама привязана к мелкой отсталой планетке…       Остановив мысли, столь похожие по тону на высказывания Локи, Гермиона вернулась к тому, что ее волновало больше всего: ритуал.       Но думать обо всем этом, когда где-то на горизонте то и дело маячил порой не в меру любопытный и слишком обаятельный асгардец, не хотелось совсем. Поэтому Гермионе было жизненно необходимо остаться в одиночестве и спокойно, наедине с самой собой обдумать все волнующие ее вопросы.       Вот только уговорить Локи — дорогого стоило. Грейнджер не тешила себя иллюзиями, что, если он захочет, то она вообще не сможет покинуть дом. Или сможет, но для этого ей придется очень сильно выложиться магически, а это могло быть опасным для ребенка. Поэтому был один-единственный выход — долгие и нудные уговоры.       — Пожалуйста, — с нажимом повторила Гермиона, но взгляд Локи не потеплел ни на йоту.       — Ты ведь понимаешь, что, если с тобой что-то случится в мое отсутствие… — начал он спустя пару минут немого противостояния взглядами.       — …то не видать тебе амулета, знаю! — рявкнула Гермиона более раздраженно, чем хотелось бы, и выражение лица Локи стало более острым.       Выдохнув, чтобы справиться с собой, Гермиона отвернулась и постаралась без всякого давления решить эту задачку. Вскинув правую руку вверх, она провела ладонью по лицу, и тут ее взгляд наткнулся на тонкий серебряный браслет, с которым Грейнджер не расставалась последние несколько месяцев по настоянию целителя.       И как она раньше об этом не подумала? Просто забыла. И если этот браслет был предназначен именно для Гермионы, поскольку отслеживал основные жизненные показатели и ее, и ребенка и при экстренном случае служил принудительным порталом в Мунго, то где-то в глубине сумки у Грейнджер лежал второй, выданный в комплект к первому. Более массивная и толстая цепочка была связана с первым браслетом чарами, которые давали понять носителю, что с Гермионой случилось что-то серьезное, а также указывали вектор для перемещения.       Отыскав в сумочке необходимое, Грейнджер протянула браслет Локи.       — Это поможет тебе следить за моим состоянием прямо из дома, — произнесла она. — И прийти на помощь, если вдруг что-то произойдет.       Ей даже удалось сдержать неуместную усмешку при мысли о забавной иронии: логично, что такие браслеты выдавались мужьям, чтобы те не сильно беспокоились о состоянии своих беременных жен.       — Ладно, можешь идти, — Локи был заметно недоволен, скорее всего потому, что для него сидение в четырех стенах было довольно утомительным. Но сейчас для Гермионы главным было то, что он ее отпустил.       — Кстати, благодаря ему тебе необязательно идти со мной на прием… — несмотря на его убедительные аргументы, Грейнджер все равно боялась выводить Локи в свет.       — Я обещал, — он невозмутимо повел бровью, и Гермиона выдохнула.       — Бог Обмана не нарушает своих обещаний? Да где же это видано?! — усмехнулась она, и во взгляде Локи вновь зажглись опасные огоньки. — Ладно, не злись.       Махнув ему рукой, Гермиона закинула сумку на плечо и уже схватилась за дверную ручку, как Локи, обхватив ее запястье, дернул на себя. Его губы впились в ее рот резким, болезненным поцелуем, и Грейнджер ощутила, как исчезают и те мизерные остатки ётунской магии, которые успели накопиться за последние полтора часа.       — Спасибо, — на выдохе произнесла Гермиона и, подавив всколыхнувшееся иррациональное желание остаться, выскочила из дома.       На свежем воздухе даже дышать стало легче, и, закрыв глаза, она сделала несколько глубоких вдохов. На улице было по-прежнему солнечно, но уже не настолько иссушающе жарко, поэтому, поправив на плечах легкий сиреневый кардиган, Гермиона размеренно пошагала мимо стройного ряда домов на север в сторону Ричмонд Грин парка, но вскоре остановилась.       До обеда было далеко, и на длинных ровных парковых дорожках наверняка прогуливались многие мамочки с колясками, а у Гермионы не было никакого желания погружаться в эту атмосферу, так что, развернувшись в обратную сторону, она пошла на юг в сторону Риверсайда. Набережная и спокойные воды — вот что сейчас казалось правильным.       Слишком уж долго идти не пришлось, и всего через пять минут на горизонте показалась река, сверкающая радужными переливами в свете утреннего солнца. При мыслях о радуге, Грейнджер вспомнила рассказы Локи о Радужном мосте, который ей, к сожалению, никогда не увидеть…       Запрятав поглубже ненужные сейчас сожаления о несбыточном, Гермиона вернулась к беспокоившей ее теме.       За это время они в своих разговорах несколько раз возвращались к теме ритуала, и Грейнджер постепенно осознала, что все было далеко не настолько простым, как ее гость хотел показать. Даже если они правильно выполнят все этапы ритуала, это все равно не гарантировало стопроцентного успеха. И если Локи в случае провала практически ничего не грозило, то и сама Гермиона, и ее нерожденный ребенок могли умереть.       Асгардец, конечно же, вряд ли напортачит в процессе исполнения, но, как оказалось, это было еще не все. Главным ключом к правильной и безболезненной передаче магической энергии было, в том числе, доверие, которое партнеры испытывали друг к другу. Ведь только доверяя можно было полностью раскрыться.       Может ли она доверять Локи? С одной стороны было бы глупо довериться Богу Обмана, но с другой…       Своего рода интуиция шептала Гермионе, что он был с ней во многом честен. Он помогал ей, хоть и не без своего корыстного интереса, не угрожал ей жизнями ее близких, не страдал агрессией или излишней кровожадностью… Несмотря на, казалось бы, откровенную жестокость и предполагаемую злобность, Локи ни разу не поступил с ней совсем уж плохо или подло. А ведь мог…       И даже когда Локи злился, он никогда не воплощал свои угрозы в жизнь.       Вот только доверие — это несколько иной уровень. К тому же Гермионе живо вспомнился его задумчивый взгляд, брошенный на амулет в кафе. Ей тогда показалось, что, отдай она медальон, Локи тут же исчезнет, наплевав на все договоренности. И о каком доверии тут может идти речь?..       К тому же сам Локи тоже должен был ей доверять, а как заставить его это сделать, если он, по факту, находился у нее на коротком поводке? Мордред!       Дойдя до набережной, Грейнджер положила ладони на каменный парапет и закрыла глаза. Легкий освежающий ветер приятным холодком прошелся по коже и потрепал вечно выбивающиеся из тугого пучка пряди. Справа по мосту с грохотом проезжали машины, и Гермиона, чтобы не отвлекаться на шум, пошла в противоположную сторону, вдыхая влажный жаркий воздух.       Самое неприятное, что ей самой до безумия хотелось ему доверять. Гермиона изо всех сил пыталась облечь в слова обуревавшие ее чувства — и не могла. Но одно она знала точно — от постоянного напряжения и вечных опасений она устала. Но что делать, если никто, даже самые родные Локи люди ему не доверяли, так что самой Гермионе даже нечего…       Понимание этого едва не сшибло с ног, и ей пришлось снова схватиться за парапет: никто, совсем никто не верил Локи. Даже самые светлые и сильные духом люди сломаются, ежедневно встречаясь с людским пренебрежением и недоверием… И с самых школьных времен у Грейнджер было полно примеров: и сама она, и ее близкие друзья не раз оказывались в своеобразной зоне отчуждения, и это каждый раз было неимоверно больно.       А каково было Локи? По его же словам, он жил в подобной атмосфере столетиями…       Все эти размышления заставили Гермиону взглянуть на асгардца под совершенно иным углом, и теперь она не могла не испытывать глухой тоски.       Несмотря на то, что война и годы работы на Министерство довольно сильно изменили Гермиону Грейнджер, сделав ее более жесткой и в разумных пределах беспринципной, где-то в глубине ее души жила все та же маленькая девочка с обостренным чувством справедливости и жаждой нести добро всем обиженным и обездоленным. Вот и сейчас Гермиона не могла отделаться от жалости, хотя была на сто процентов уверена, что если о ней узнает Локи, то будет вне себя от ярости. Такие, как он, не приемлют подобного унизительного отношения.       «Тебе бы лишь кого-то жалеть…» — сказал ей как-то Локи и, видимо, был прав.       Но если бы Гермиона испытывала к нему только жалость — было бы намного проще…       — Гермиона? — позвал негромкий дрогнувший голос, и она непроизвольно обернулась, потянувшись к спрятанной в рукаве палочке.       В нескольких шагах от нее стоял тот, кого она меньше всего ожидала тут увидеть.       — Уолти? — Гермиона невольно нахмурилась, испугавшись, что Фоули ее преследует. — Что ты здесь делаешь?       Его предложение провести вместе время за чашкой чая или кофе повергло ее в шок. Грейнджер никогда не рассматривала Уолтера Фоули в качестве молодого человека. И дело было даже не столько в разнице в семь лет, сколько в том, что в свои двадцать пять Уолти вел себя как зашуганный, неуверенный в себе подросток-ботаник, грезивший только артефактами и своими исследованиями. Нет, конечно же Гермиона знала примеры, когда такие робкие мальчишки вырастали в сильных и уверенных в себе мужчин (взять того же Невилла), да и в Фоули тоже ощущался этот внутренний стержень (без него он вряд ли бы осмелился пригласить Гермиону куда-нибудь, предпочитая смущенно взирать издалека). К тому же, насколько она помнила, он тоже закончил Гриффиндор, а это все-таки состояние души.       Окинув Уолти беглым взглядом, Грейнджер удивилась тому, насколько он напоминал ей Гарри, каким тот был во времена войны с Волдемортом. Растянутые джинсы, широкая майка, мятая сиреневая рубашка и серые стоптанные кеды — все выглядело так, словно Поттер отдал парнишке все свое старое, оставшееся от Дурслей, шмотье. Да и каштановые волосы, которые на их встречах были довольно аккуратно зачесаны назад, сейчас торчали в разные стороны. Не хватало только знаменитого шрама и очков-велосипедов… Этакий фанат Гарри Поттера.       Но, насколько Гермиона знала, Уолти никогда не фанател по Гарри в такой степени, чтобы ему подражать… Да и сам мальчик-который-выжил давно вырос из этого образа, почти сразу после Победы выбрав себе более аккуратный стиль в одежде.       — Здравствуй, — отведя взгляд, Фоули улыбнулся и смущенно взъерошил волосы еще сильнее. — Да тут… Выбежал по делам, должен был встретиться с одним знакомым, но, похоже, немного промахнулся с аппарацией…       Подобная растерянность неплохо вписывалась в его образ, и Гермиона несколько успокоилась. Уолти не был похож на человека, занимающегося сталкерством, да и, насколько она знала, никогда не умел откровенно врать. А сейчас было видно, что мальчишка (язык не поворачивался назвать его мужчиной) не лукавил.       Но и подобная «случайность» радости не приносила.       — А ты что тут делаешь? — спросил Фоули, осмелившись бросить на Гермиону мимолетный взгляд.       — Живу рядом, — Грейнджер едва выдавила из себя улыбку.       — О! — Уолти просиял, и его лицо приобрело еще более мальчишеское выражение. Видимо, у него в эти несколько дней было очень много работы, от которой он не мог оторваться даже на сон, потому что под его темно-синими глазами залегли глубокие тени, а и без того впалые щеки ввалились еще больше, открывая острые скулы. В «Чайной чаше» он и то выглядел посвежее. — Ты случайно не знаешь, где находится «Белый лебедь»? Паб такой.       Гермиона не настолько хорошо знала свой район, чтобы с ходу в нем ориентироваться, но, на счастье Фоули, мимо этого паба она прошла, спускаясь к набережной.       Объяснив, как ему следует идти, Грейнджер отвернулась к реке, ожидая, что Уолти пойдет по своим делам, но, оглянувшись через пару минут, она увидела его на том же месте. Фоули мял пальцами кожаную ручку своего портфеля и усиленно делал вид, что разглядывает проплывающую мимо небольшую баржу, но его покрасневшие щеки выдавали его с головой.       — Тебя проводить? — хмыкнула Гермиона, правильно истолковав его замешательство. — А то потеряешься…       Парнишка смущенно закивал головой, и Грейнджер улыбнулась, на этот раз искренне. Было удивительно, что столь гениальный в науке человек мог быть настолько беспомощным в реальной жизни.       Гермиона отошла от парапета и двинулась в нужную сторону, по пути начав разминать постепенно холодеющие пальцы. Ее прогулка длилась уже почти два часа, и пора было возвращаться, тем более Уолти порядком сбил настрой.       — Гермиона, — вновь позвал Фоули спустя пару минут. — Я… Извиниться хотел. Ты так убежала тогда… И я понимаю, что слишком занудный для любой девушки… И понимаю, почему ты не захотела…       Она едва удержалась от того, чтобы нервно расхохотаться: впервые кто-то предположил, что может быть зануднее, чем она сама.       — Подожди, Уолти, — Грейнджер прервала его негромкое бормотание. — Дело не в тебе, я…       И как в паре емких фраз описать ту чертовщину, которая происходила в ее жизни? Пока не пройдет ритуал, пока не родится ребенок, Гермиона не могла думать о чем-то или о ком-то постороннем. Пока…       — О, прости, — Фоули зарделся еще сильнее, но вместе с тем его лицо приобрело какое-то обреченное выражение. — Ты ведь, наверно, сейчас с отцом ребенка…       Удивительно, насколько прозорливый мальчик…       — Я не… — начала было Гермиона, но тут же замолчала. Опять же, как все объяснить? Да стоило ли? В принципе, хоть что-то пояснить следовало, все же Уолти было немного жаль. — Сейчас все слишком сложно, Уолти. И пока не готова думать ни о чем, кроме благополучия своего ребенка.       Слишком сложно. Она не раз повторяла эти слова, которые как никогда хорошо описывали всю ее жизнь за последние полгода.       Еще несколько минут они шли молча. На лице Фоули, открытом и не привыкшем к лживым маскам, одна за одной сменялись различные эмоции, как на экране, отражавшем мучавшие парнишку чувства.       — Если тебе будет нужна помощь, даже самая пустяковая — звони.       Фраза прозвучала весомо и уверенно: Уолти ни разу не запнулся, ни разу не вздрогнул, глядя на Гермиону исподлобья, но зато прямо в глаза. На какое-то мимолетное мгновение Грейнджер увидела в его взгляде того мужчину, в которого Фоули может вырасти: уверенного, строгого и надежного. Словно сквозь гусеницу ненадолго показались крылья бабочки, которой той только предстоит стать.       — Спасибо, — неловко улыбнувшись, поблагодарила она, не зная, что еще можно сказать.       Молчание было крайне неловким, и Гермиона подумала, что давно такого не испытывала. С одной стороны, ей не хотелось как-либо обнадеживать мальчика, давая ему скорее всего ложную надежду, но с другой — не хотелось и беспричинно его обижать, грубо отталкивая.       — Вот твой «Белый лебедь», — закусив губу, бросила она, ткнув пальцем в небольшой, терявшийся среди домов паб.       Маленький двухэтажный домик был кипенно-белым и каким-то трогательно милым. Узкая черная вывеска сверху была украшена разноцветными живыми петуниями и своей свежестью притягивала взгляд.       В другое время Гермиона бы с удовольствием подумала о том, что неплохо было бы заглянуть сюда с родителями или друзьями, но сейчас ей явно было не до того. Тяжесть в груди отчетливо звала домой, и Грейнджер отвела взгляд в сторону, чтобы тут же столкнуться с колючим, хищным взглядом Локи…       Черно-белый фоторобот, висящий на столбе, был сделан до непривычности четко. Гермионе порой приходилось видеть фотороботы преступников, составленные маглами, и они все, как один, были ужасны. Лично Грейнджер бы ни за что не смогла узнать так ни одного человека, настолько неживыми и искаженными были эти картинки.       Здесь же явно было какое-то совершенно иное качество: Локи на фотороботе был абсолютно узнаваем. Единственное, что отличалось, — это улыбка. Гермиона никогда прежде не видела у асгардца такого кровожадного, почти что дикого выражения лица.       — Ты его знаешь, — неожиданно произнес Уолти, о котором Грейнджер успела позабыть.       В его словах не было вопроса — только констатация факта, и Гермиона в очередной раз прокляла его прозорливость.       — С чего ты взял? — прищурившись, слишком резко спросила она, запоздало подумав, что этой самой резкостью выдает себя с головой.       Вместо ответа Фоули неопределенно пожал плечами.       — Ты звони, хорошо? — довольно жалобно попросил Уолти, но его взгляд был колким и въедливым. Он пару раз перевел его с Гермионы на фоторобот и обратно и, кивнув каким-то своим мыслям, продолжил: — Если только возникнут какие-то проблемы…       — Я поняла, Уолти, — перебила Грейнджер и, сжав его плечо, постаралась ободряюще улыбнуться. — Все хорошо, спасибо.       Махнув робко застывшему мальчишке, Гермиона поторопилась домой.       Фоторобот в Лондоне говорил только одно: они близко…