Любовь во время зимы

      Как же не вовремя был этот разговор. Фрейе казалось, что он выпил ее досуха, вытянув все силы и эмоции, оставив голую оболочку.       Сколько лет она скрывала правду, старалась держаться вдали? Ей казалось, что она неплохо справлялась, но сейчас стало очевидно, что не очень.       Фрейя почти не подходила к девчонке, та не знала, что такое тепло ее рук. Она лишь раз держала свою новорожденную дочь — в тот день, когда она почти сразу же после родов тайными тропами вернулась из Ванахейма, где скрывалась несколько месяцев до этого, в Асгард, чтобы подбросить малышку на дворцовую кухню.       Расчет был прост — Фрейя знала, что не удержится и так или иначе попытается следить за жизнью дочери, хотя бы издали. Поэтому проще было спрятать ее где-то вблизи, чтобы не вызывать подозрений своими отлучками и не угрожать ее жизни.       Только Фрейя, сама того не зная, вывела свою жизнь на новый уровень ада.       Дочь росла скромной, тихой и нежной, какой сама она никогда не была, даже в самом раннем возрасте. Девочка была на удивление ранимой и мягкой, ее хотелось оберегать и защищать, но было нельзя.       Особо больно было порой находить ее в каких-нибудь закутках дворца, одинокую и неприкаянную, плачущую от тоски по тому, что было так близко, но меж тем совершенно неизвестно и недоступно.       По родительскому теплу.       Отчаянно хотелось обогреть и приласкать ее, но Фрейя не могла найти в себе решимости. В ней неизбывно царил страх: одно лишнее движение — и Ньерд разгадает тайну, доберется до этой слабости и окончательно вывернет Фрейе душу, угрожая жизни ее дочери или найдя девчонке более полезное для него применение.       Как назло, чем девчушка становилась старше, тем больше внешне походила на мать. Хоть разрез глаз не говорил о родстве с ванами, но и без того становилось не по себе.       Расти девчушка так, как ей положено, за ее руку и сердце уже давно бы шла самая настоящая война. И без того красивая, она бы из алмаза превратилась в самый настоящий бриллиант, получив достойную «огранку» в виде происхождения.       Спасало то, что мало кто обращал внимания на слуг, а уж чтобы сравнивать их с господами... мало ли на кого девчонка была похожа. Здесь многие «потомственные» слуги были на кого-то похожими, но это не особо кого-то волновало.       Фрейя даже не могла представить, что однажды девчонка подберется так близко к правде. Лучше бы ей не лезть во все это — целее будет.       Кстати о целостности.       Поднявшись, Фрейя вышла из спальни и сразу же наткнулась на укоризненные взгляды двух других своих новых служанок.       — Где она? — требовательно спросила она и по тому, как обе женщины заступили ей дорогу к комнате для прислуги, поняла, где искать.       Что ж, занятное рвение защитить девчонку. Где же они были раньше, когда той требовались забота и участие? Хотя, собственно, Фрейе ли судить?       — Без моего позволения комнаты не покидать, — велела она слугам. — Вернусь — проверю, как вы тут поработали.       Выйдя из комнаты, Фрейя заколдовала свою дверь самым мощным защитным заклинанием, которое знала, то же самое она повторила с дверью в комнату прислуги, заранее проверив, есть ли кто внутри.       Девчонка, очевидно, была там, так что хотя бы ненадолго можно было выдохнуть.       Прямо на ходу преобразив свой наряд в более праздничный, но не сильно изменившийся по стилю, Фрейя направилась в пиршественный зал.       Чем ближе она была, тем медленнее становился шаг. Суртуровы асы, Суртуров Ньерд! Из-за всей этой ситуации у Фрейи не было никакого шанса сбежать. Спускаться вниз отчаянно не хотелось, и в первую очередь из-за родного отца.       Как и ожидалось, Ньерд караулил ее чуть в стороне от дверей в зал, поразительно, что не заявился к ее личным комнатам, с него бы сталось.       Иного пути не было, только мимо замершей у стены фигуры, и Фрейя, гордо вскинув голову, двинулась вперед с обреченностью человека, прыгающего в бездонный омут.       Прохладная сухая ладонь ухватила ее за запястье, и Фрейя дернулась, желая вырваться из этой хватки, но мысль о сопротивлении окатила болью, и она сдавленно зашипела сквозь стиснутые зубы.       Дискомфорт дочери, казалось, нескончаемо Ньерда радовал. Мстительный ублюдок.       — Куда же ты так спешишь? — чуть прищурился он с делано-радушной улыбкой на губах. — А поговорить с родным отцом после стольких лет разлуки?       Тогда, после того как Фрейя с трудом отошла от своей попытки противостоять отцовским чарам и ее заперли в темнице, Ньерд больше не появлялся. Наверняка ему не хотелось бросать на себя тень, общаясь с опальной дочерью.       Он не знал, что она смогла-таки вернуть себе воспоминания о событиях в Мидгарде. Не знал, что она объединилась с царицей в надежде уничтожить своего «хозяина»…       Заметив, что Фрейя даже не смотрит на него, отвернувшись в другую сторону, Ньерд беспардонно вклинился в личное пространство дочери, произнеся ей прямо на ухо:       — Ты же все еще хочешь быть хорошей девочкой?       Привычная пустота затапливала сознание, и Фрейя пыталась сопротивляться ей, как могла. Она хотела бы грубо послать отца в долгое пешее, но не могла, и лишь скалилась, как загнанный дикий зверь.       — Ну же, детка, — расплылся он в усмешке. — Тебе нечего бояться. Я не держу на тебя зла за твое предательство. Понимаю, этот ётунский щенок был тебе очень дорог и ты не хотела делать ему больно… Но теперь он не стоит между нами, не так ли?       И Фрейя, и сам Ньерд прекрасно понимали, что Локи был тут абсолютно ни при чем. Но в то же время его слова давали ей шанс на «искупление» в его понимании. Давали ему возможность вновь использовать ее по своему усмотрению.       — Ты же будешь слушаться папочку? — спросил он тепло, но в глазах его застыла неприкрытая угроза.       — Буду, — выплюнула Фрейя.       У нее не было больше никаких сил, она не могла бороться, не видела выхода из этой петли, что все туже и туже закручивалась вокруг ее шеи.       Несколько минут Ньерд разглядывал ее, точно препарируя взглядом, наверняка изучая, насколько крепки в ее разуме его приказы. Убедившись, что все работает как надо, он, наконец, отступил на шаг.       — Хорошая девочка, — кивнул он. — А хорошей девочке полагается награда.       На какое-то мгновение Фрейя всерьез испугалась, что он сейчас как-то обозначит, что знает о наличии внучки.       — Готовься, как только я разберусь со всеми вопросами в Ванахейме, то выдам тебя замуж.       Новость о скором замужестве никак не тронула Фрейю. С того дна, в котором она уже оказалась, ниже падать было просто некуда.       Но своими следующими словами Ньерд умудрился опровергнуть эту мысль:       — Старшина Кнуд не так давно второй раз овдовел и не отказался бы закрепить за своей семьей свое нынешнее положение…       Старшина Кнуд был тем самым человеком, с которым Фрейя когда-то проводила свой первый Фестиваль Плодородия, и уже тогда он казался ей отвратительным жирным старикашкой. За эти две тысячи лет привлекательнее и лучше он не стал. Лишь еще больше одряхлел и обзавелся знатной лысиной.       — Он не сможет воплотить в жизнь твою мечту о возрождении династии, — пожала плечами Фрейя, делая вид, что перспектива ее нисколько не трогала.       — Зато сможет его старший сын, — ответил Ньерд.       Бьерн, по слухам, был необыкновенно плодовит. Пятеро законных детей и двенадцать подтвержденных бастардов — это только официальные данные о его похождениях.       Но это не делало его привлекательным в глазах Фрейи. Как и отец, он был совершенно, абсолютно ей отвратителен.       Несмотря на это, ничего в душе не всколыхнулось. Пусть так.       Главное — спрятать Лив как можно дальше от загребущих рук деда, а все остальное… плевать.       Ньерд, похоже, был слегка разочарован отсутствием какой бы то ни было реакции.       — Это все? — спросила Фрейя, подняв на него холодный, пустой взгляд.       — Да, ступай, — кивнул он, и Фрейя не стала перечить отцу.       В зале было тише, чем обычно. Слышались приглушенные разговоры, многие боязливо оглядывались в ожидании новой царицы. Еда за столами оставалась нетронутой, как и почти все напитки. Никто не решался напиваться.       Сейчас в зале почти не было ярых сторонников Одина, а те, кто был, пытались быть как можно более незаметными. Остальных же прежде держали подальше от власти, и многие из них сейчас наверняка метались между страхом и жаждой наживы. Алчные идиоты.       Почти одновременно с Фрейей из другой двери в зал вошла Хела.       Она тоже принарядилась, и теперь ее платье отдаленно напоминало то, что носила Фрейя, только в темных, черно-зеленых тонах, черные, как смоль, волосы, были убраны в высокую прическу, украшенную такой же черной, похоже, самодельной короной.       Увидев Фрейю, Хела царственным жестом подозвала ее к себе и указала на одно из самых близких к себе мест. Что ж, она стала комнатной собачкой для еще одной персоны…       Фрейя заняла положенное ей место и с приклеенной к лицу полуулыбкой стала наблюдать, как довольно немалая часть асгардских высоких домов трусливо стелется перед царицей, преподнося ей дары и восхваляя ее силу, ум и красоту.       Очевидно, Хела и сама неплохо знала, чего стоили все эти заверения, но здесь и сейчас все это тешило ее самолюбие, а потому она продолжала слушать одного придворного за другим.       Некое внутреннее чутье говорило Фрейе, что вечно так продолжаться не будет. Она прекрасно помнила Хелу и знала, что такая жизнь в неге и довольстве не для нее. Один растил свою дочь живым орудием, он затачивал ее из века в век, и жизнь ее — в битвах и кровопролитии.       Эти мысли сбил не очень ожидаемый гость.       — Королева Синмара, — объявил глашатай у дверей, и в зал вошло живое пламя с очертаниями человека.       Королева Муспельхейма знала толк в эффектных появлениях. Она сделала первый шаг, и объявшее ее пламя легка отступило, являя остальным стройную, изящную фигуру, словно выточенную из камня, испещренного прожилками магмы. Более темные и холодные участки являли собой некоторое подобие одежды, больше напоминающей легкий доспех. С головы вместо волос длинными струями стекал огонь, мерно шевелящийся под порывами ветра. На четко вычерченном лице яркими угольками горели два провала глаз.       Ее сопровождали два стражника-муспелла — такие же огненно-каменные, как и их королева.       Хела поднялась со своего места.       — Мои дорогие гости, — расплылась она в улыбке. — Это те, — обратилась она к остальным, — кто изредка скрашивал мое одиночество в изгнании.       Когда-то давно Фрейя слышала, что Хельхейм и Муспельхейм связывают немало червоточин. Она полагала, что Один, запирая дочь в предоставленных ей владениях, отрежет ее от всех контактов, но, видимо, он или не смог перекрыть все червоточины, или закрыл их только на выход.       — В моих грядущих планах Муспельхейм занимает отдельное место, это первый и единственный мир, который был верен мне все это время. Я умею быть благодарной, посему — просите, чего хотите.       — Моя царица, — опустилась на одно колено Синмара, а следом за ней и ее сопровождающие. — У меня лишь одна просьба — вернуть мне супруга. Я знаю, что его корона находится в царской сокровищнице…       Только и надо было, что поместить ее в вечный огонь. Это было напророчено Асгарду давным-давно, многие слышали об этом, но считалось, что все рассказы про Рагнарек — лишь легенда, страшилка для взрослых и детей. К тому же немалую роль во всем этом должен был сыграть Локи, ныне пропавший без вести.       Фрейя была уверена, что Хела откажет. Смысл завоевывать царство, которое тут же будет уничтожено? Ведь Суртур вряд ли откажет себе в удовольствии — насколько Фрейя знала, владыка Муспельхейма верил в Рагнарек и трепетно ждал мгновения, когда сможет отплатить Асгарду за загубленные жизни многих своих сородичей. Именно это прежде останавливало его от открытого бунта.       — Конечно же, я верну его тебе, — все с той же улыбкой, нисколько не изменившись в лице, ответила Хела. Это заставило Фрейю напряженно замереть, и, к слову, не только ее. — Как только смогу снять чары, наложенные на его венец. Моя покойная мачеха любила интересные и сложные задачки…       Она лжет, вдруг поняла Фрейя. Фригга была искусна в чарах, хоть и не настолько, насколько ее приемный сын, но Хела, помнится, не уступала ей в искусстве.       Просто это — хороший повод потянуть время. А там, глядишь, и сама Синмара не сможет уже качать права, бесславно сдохнув где-нибудь по приказу своей царицы.       — Ты и твои люди помогут мне навести порядок в Девяти мирах, — продолжила Хела, — а после — вы с Суртуром воссоединитесь, как ты того и желаешь.       Фрейя бросила на Синмару беглый взгляд, не понимая, как она не слышит истиной подоплеки в словах Хелы. Да, Суртур и Синмара воссоединятся, в этом не было никаких сомнений, вот только эта встреча вряд ли понравится наивной королеве, поскольку состоится уже на том свете.       — Благодарю, моя царица, — снова поклонилась тем временем та.       Делегацию Муспельхейма усадили за отдельный стол, который, как ни странно, не спешил загораться от близости к огню. Очевидно, что и Синмара, и ее подданные, контролировали свою огненную суть.       Когда легкое волнение в зале стихло, Хела заговорила, уже для всех:       — Все вместе мы возвеличим Асгард и все Девять миров, поставим на колени Вселенную и создадим величайшую в истории империю. Тот новый мир, о котором мы с отцом так мечтали, наконец станет реальностью! Мир, в котором асы займут положенное им место на вершине! — она замерла на высокой ноте. — Но для начала стоит навести порядок у себя. Не все Девять миров еще присягнули мне, как я слышала, есть и такие, кто в одностороннем порядке посмел отказаться от своих обязательств и объявить о суверенитете.       Мидгард, она говорила о нем.       — Сейчас и впредь мы должны пресекать подобное предательство. За отступничество я снимаю с Мидгарда протекцию Асгарда. Более того, именно он станет нашей первой целью на пути к величию.       Закончив, Хела опустилась на свое место. Негромкий гул стал нарастать — собравшиеся вполголоса начали обсуждать услышанное и увиденное.       — Подарю ему Мидгард на блюдечке — он оценит, — усмехнулась Хела каким-то своим мыслям, заставляя Фрейю гадать о личности неизвестного «его». Но она отчетливо осознавала, что ответа знать не хотелось.       Двери в зал снова распахнулись, на пороге возник Скурдж, ведущий под конвоем высокую фигуру, завернутую в длинный серый плащ с глубоким капюшоном. Хела проводила пленника долгим заинтересованным взглядом.       Его подвели ближе к ней, так, чтобы было удобно говорить, но при этом у самого пленника не было бы маневра для каких-либо действий. Кандалы на запястьях еще больше ограничивали его возможности.       — Он тайно проник, Хаймдалл заметил его на окраине города, — отчитался Скурдж и одним движением сдернул с головы пленника капюшон.       Сердце Фрейи невольно пропустило удар.       Стоящий перед ними мужчина опустил голову, отчего его довольно длинные волосы закрывали лицо, но она и без этого прекрасно знала, кто перед ней. Эти волосы так приятно было пропускать меж пальцев в минуты близости.       Локи поднял взгляд и посмотрел прямо на Хелу. О, Фрейе был хорош знаком этот взгляд — его она видела многие столетия. Расчетливый и холодный, приправленный толикой насмешки и высокомерия. Взгляд человека, готового убивать ради власти, невзирая ни на какие родственные связи.       Но она также неплохо знала, что обычно скрывалось за таким взглядом: боль, океаны боли и самобичевания.       — О, мой названый братец… — усмехнулась Хела. — Не ожидала. И зачем ты здесь?       — Моя царица, — расплывшись в еще более широкой улыбке, почти оскале, Локи неторопливо опустился на одно колено. — Позволь мне преклонить пред тобой колени…