Разговор с Тором как-то сразу свернул не туда, оставив на душе болезненный осадок. Как и ожидалось, братец успел поддаться отчаянию и опустить руки, и хотелось верить, что отповедь Локи подействует как надо.
Другое дело, что сам он оказался в слегка «разобранном» состоянии — напоминание о Мышке болезненно сдавливало грудь, мешало дышать. Братец не так часто любил бить Локи по больным местам, но если вдруг брался, то делал это виртуозно.
Было безмерно жаль, что Тор так ничего и не понял, снова предпочтя обвинить брата во всех смертных грехах. Жаль, но при этом совершенно неудивительно. Он всегда был крайне близорук, да и сам Локи особо не давал брату поводов для веры и гордости.
Что ж, пусть. Сам Локи достаточно хорошо знал Тора, чтобы быть уверенным — их разговор подтолкнет Громовержца к более активным действиям. Но даже если братец не вернется в срок, Локи не впервой справляться с проблемами в одиночку, хоть он и отвык от подобного за последние годы.
Впрочем, долго предаваться рефлексии у Локи не было времени, несмотря на то, что в эвакуации жителей Асгарда он принимал слегка опосредованное участие — этим занимался Хаймдалл и верные ему люди.
Шла эвакуация не быстро, медленными, едва заметными темпами, чтобы не привлечь внимание царицы. Беженцев прятали за городом, в горах, в цитадели, построенной там еще Бёром и первыми поселенцами. Сюда же вели уже созданные и создаваемые по паре десятков в день портключи, над которыми по ночам корпел Локи. Он снова не спал, загоняя себя сверх меры, опасаясь попросту не успеть.
Требовалось переговорить еще со столькими людьми, а тонкое искусство плетения словесных кружев не любило спешки и грубого подхода. Поэтому весь следующий день слился для Локи в одну сплошную болтовню, изредка перемежаемую подготовкой к свадьбе.
Дворец гудел. В короткие сроки требовалось подготовить праздник, к которому обычно готовились за год, если не за полтора-два. Все же асы могли не особо торопиться, имея в запасе тысячелетия.
Здесь же выходило все достаточно сумбурно, но тем не менее качественно. Никому не хотелось видеть Хелу в гневе, если что-то пойдет не так.
Сама же царица участвовала в подготовке с таким энтузиазмом, словно это было ее собственное торжество. Она авторитарно вмешивалась практически в каждый вопрос, особо не интересуясь ни мнением «брата», ни своей новоявленной «подруги» и по совместительству невесты, и Локи все больше укреплялся в мысли, что для Хелы это лишь игра, способ почувствовать себя «нормальной».
Чем больше он общался с сестрой, тем отчетливее становилось понятно — она не совсем в себе. Сверх меры жестокая, кровожадная, она не до конца разбиралась в обычных человеческих эмоциях, и Локи не знал, с чего все это началось.
Он пытался нарисовать картину прошлого Хелы, и она выходила куцей, рваной, сплошь покрытой огромными белыми пятнами.
Взять хотя бы сам факт ее появления на свет. До Фригги Один не был женат, кто был матерью Хелы — не знал никто, даже самые приближенные к Одину люди.
Просто однажды он, только-только взошедший на трон, принес кричащий, шевелящийся сверток и объявил это нечто своей дочерью и наследницей трона. Что показательно, Бёр, тогда еще не растерявший своей силы и влияния и оставшийся советником при молодом царе, подтвердил и поддержал сына.
Практически сразу же бросив дочь на попечение нянь, Один отправился воевать. Хела подросла и, недолго думая, последовала его примеру, и чем дальше, тем более могущественной и пугающей она представала перед всеми.
Ловкая воительница, достойная места среди валькирий, сильная волшебница, что могла умерщвлять врагов одним лишь прикосновением руки… Ее боялись. Хотелось бы сказать «…и почитали», но нет — слишком жестокой и беспощадной она была. Всегда, с самого начала.
Но все это, все эти рассказы слуг и чиновников казались сущими крупицами и сейчас не значили практически ничего. Хотя слова Одина о том, что ответы находятся в его бумагах…
Эти дни Локи потихоньку подтачивал наложенные Хелой на кабинет отца чары, планируя тихонько туда забраться, желательно еще до свадьбы.
Но времени почти уже не было, потому следовало прибегнуть к некоторой хитрости.
— Ты нужна мне, — сказал Локи, заявившись к Фрейе в комнаты.
— В Мидгарде считается, что видеть невесту в платье перед свадьбой — к несчастью, — насмешливо заметила она, но без кокетливой игривости в голосе. И без особого возмущения, чего уж там.
Лив и еще какая-то бывшая служанка Фригги стушевались, тут же скрывшись в отведенной для них комнате.
Фрейя принарядилась (хотя, скорее, ее заставили это сделать): ее светло-бежевое пышное платье сверкало золотом, в коротких топорщащихся волосах виднелась небольшая диадема, на шее висел бессменный Брисингамен.
— Тебе идет, — сдержанно улыбнулся Локи, скрестив руки на груди.
— Тебе тоже, — ответила она.
Он сам был в парадных доспехах, специально выкрашенных в черное, но без шлема. Впрочем, хорошо начищенные золотые вставки на шее и наручи блестели словно новые.
Они молчали, продолжая окидывать друг друга долгими взглядами и, несомненно, ощущая в душе одно и то же — полную неуместность происходящего. У самого Локи от мысли обо всем этом болезненно сжималось сердце, Фрейя же, несмотря на свои прежние (а может, и еще не прежние) чувства, не была готова пойти на все это вот так, под принуждением. Как же много он о ней не знал…
— Так чего ты хочешь? — склонила она голову вбок, опустившись на диван.
Вместе с Фрейей Локи вернулся к деловому ладу, он прошел в комнату, но не стал присаживаться, остановившись напротив невесты и склонившись к ней.
— Будь наготове.
— Я уже, — она сардонически усмехнулась. — Разве не видно? — и тут же посерьезнела: — Сейчас?
Отвечать Локи не стал. Он опасался кому-либо выдавать свои планы, во избежание эксцессов, но хотел предупредить, подготовить.
Поджав губы, Локи отстранился, собираясь уйти, но Фрейя схватила его за руку и крепко сжала ее в своих.
Она молчала, но ей и не нужно было ничего говорить — он все видел по ее лицу. Сжав ее ладони в ответ, Локи вытащил руку и ушел, не оборачиваясь.
Ему еще следовало переговорить с Хаймдаллом, но на это тоже не должно было уйти слишком много времени.
Вообще вся эта подготовка и разговоры были лишь способом прикрыть «тылы», если основной план Локи, простой и незамысловатый, провалится.
Права на ошибку у него не было, но если вдруг — он надеялся, что найдется тот, кто завершит все это. Не Фрейя и не Хаймдалл, но хотя бы Тор.
Отринув от себя упаднические мысли, Локи продолжил заниматься своими делами. Несмотря ни на что, ему было к кому возвращаться, и хоронить себя раньше времени не хотелось.
Оставшееся до церемонии время Локи решил посвятить кабинету отца. Действовать приходилось аккуратно и незаметно, чтобы не тронуть хитрозапрятанных сигнальных чар, которые понавешала Хела. Но на то Локи и был магистром магии — рано или поздно замок должен был поддаться, но Хела об этом бы ни за что не узнала.
Он был предельно осторожен, тщательно перепроверял едва ли не каждый дюйм кабинета, но в подобной скрупулезности был и иной смысл — Локи банально не знал, где отец мог прятать информацию о Хеле.
Во время своего недолгого царствования Локи уже обшаривал кабинет отца, но, естественно, никаких записей о Хеле не находил, иначе бы помнил об этом. Если что-то здесь и было, то у Локи оставалась единственная надежда это найти — ослабление или полное спадание маскирующих чар после смерти Одина.
Досконально все осмотрев, Локи опустился в просторное троноподобное кресло. Ничего. Абсолютно.
Сжав пальцами переносицу, он задумался. Что-то должно было быть, иначе бы Один не сказал. Он наверняка в том разговоре должен был оставить хоть какую-то подсказку.
«Я до последнего отрицал, что ты похож на меня даже больше, чем мне бы хотелось, — вспомнилось Локи. Он перевел взгляд на стену, на которой висел большой портрет — Один со своими братьями — написанный, очевидно, уже после рождения Локи, потому что на нем сам Всеотец был несколько старше, чем должен был, и на месте глаза у него была золотая нашлепка. — Мои дети, они… повторяли мой с братьями путь».
Могучий Вили… Локи подумал о Торе, который пропадал сейчас в дальних далях.
Мягкий и незлобливый Ве… Образ Бальдра сам собой предстал перед глазами, заставив сердце болезненно сжаться.
Один, безуспешно пытавшийся «догнать» старшего брата и по мере сил заботящийся о младшем, но проваливший эту миссию на корню… Еще тогда, при разговоре с отцом, Локи осознал, насколько это все ему знакомо.
Нет, конечно же они не были точными копиями или реинкарнациями. По рассказам Всеотца, тот же Вили не был таким безответственным и несобранным, как Тор. Ве, хоть и был мягким и незлобливым, не источал такого духовного сияния, как это делал Бальдр. Да и сам Один…
Они различались с Локи даже в магии и способах ее использования. Отец давил своей силой, как прессом, бил, точно кувалда — больно, зачастую смертоносно. Локи же мог сравнить с себя с медленнодействующим ядом, более тихим, изворотливым, но не менее неотвратимым. Порой враг мог не знать, что уже обречен.
Но нечто все же делало их истории похожими.
Какое-то внутреннее особое чувство заставило Локи слегка выпустить магию, едва заметно коснуться ею картины, отчего по ней внезапно прошла рябь, а затем нашлепка на глазу Одина обрела объем, материализовалась и упала на пол под картиной. Спустя несколько секунд на самой картине появилась еще одна, но уже по-настоящему нарисованная и не реагирующая на магию.
Локи поднялся с кресла и взял в руки нашлепку снаружи золотую, но изнутри обитую мягкой кожей.
Оставленное снаружи за поворотом сигнальное заклинание сработало, и, когда Хела вывернула в эту часть коридора, Локи уже стоял снаружи у двери.
— Так-так… — насмешливо протянула она. — Все ищут жениха, а он в это время где-то прохлаждается.
Локи натянул на губы свою коронную усмешку и повернулся к сестре, поднимая ладони вверх в знак капитуляции.
— У меня в запасе еще более получаса, — заметил он. — Искал тебя, думал, что ты тут.
— И зачем же? — прищурилась она.
— Такой волнительный момент в моей жизни… Хотелось поговорить с кем-то по душам. С кем, если не с сестрой?
— Если ты ждешь какого-нибудь совета — я вряд ли смогу его дать, — повинилась Хела, и в этой фразе Локи услышал искреннее сожаление.
— Не столько совета, — попытался успокоить ее Локи, — сколько… поддержки?
Наверняка это тоже было в списке ее желаний — быть нужной кому-то, именно так, просто как Хела, а не как оружие или член царской семьи. Конечно, от исполнения этого «пункта» она бы не стала менее опасной и кровожадной, но это была именно та струна, на которой Локи мог бы сыграть. Не без некоторого осадка в душе, впрочем легко заглушенного памятью о крови жены на своих руках.
— Я вся в твоем распоряжении, — она пригласительно раскинула руки, побуждая его говорить, и Локи благодарно склонил голову. — Но не думаю, что нам стоит заставлять людей ждать.
Не став спорить, Локи отправился за ней по коридору, ведущему к тронному залу.
— Я планирую сегодня официально объявить тебя наследным принцем Асгарда, — продолжила Хела после некоторой паузы.
— Благодарю за честь, сестрица.
— Это мой подарок на вашу свадьбу, — пошутила она.
Локи улыбнулся ей, с трудом удерживаясь от того, чтобы начать озираться. Время было на исходе…
Исполнялась его давняя мечта, и этот факт подтачивал его выдержку. Какой удобный момент отступиться…
Но они все шли и шли. В коридорах то и дело встречались верные царице стражи родом из Ванахейма. Что-то предпринимать у них на виду было форменным самоубийством.
Коридор к дверям в тронный зал казался дорогой к плахе, невзирая ни на какие планы и ожидания. Несмотря на открывающиеся перспективы.
Но свернуть сейчас было фактически невозможно. И Локи ждал — с каждой секундой все более напряженно, невольно замедляя шаг.
— Да ладно тебе! — закатив глаза, воскликнула Хела, заметив его заминку и приняв ее не на тот счет. — Не съест же она тебя!
— Ты ее плохо знаешь, — усмехнулся Локи. — Во всяком случае, кусается она больно.
Хела смерила его многозначительным взглядом и развернулась к дверям. Стража, стоявшая у дверей, дернулась, чтобы их открыть, но их остановил окрик бегущего по коридору Скурджа:
— Моя царица!
Посмотрев на него с раздражением, Хела нахмурилась.
— Моя царица! — он явно задыхался и, добежав, согнулся едва ли не пополам в попытках отдышаться. — Хаймдалл… исчез!
— Что ты имеешь в виду?
— Хаймдалл… — ответил Скурдж, по-прежнему тяжело дыша. — Я отправился к Вратам, чтобы передать ваше указание прибыть на церемонию, но не нашел ни Стража, ни Ключа.
Локи знал, что Хела запретила Хаймдаллу покидать свой пост без прямого на то приказа. Он не мог никуда деться. Если, конечно, не решил по убедительному совету одного хорошего знакомого из царской семьи спрятаться куда подальше.
Лицо Хелы превратилось в холодный камень, она продолжала едва заметно улыбаться, но сейчас эта улыбка больше походила на натянутый оскал.
— Все двери запереть, никому не покидать тронного зала, — приказала она стражам у дверей.
Те развернулись и приложили свои ладони на специальные выпуклости в золотом барельефе, отчего по дверям прошла рябь. Внутри осталось больше тысячи человек.
В заложниках.
Внутри Врат все было как и всегда, за исключением одной мелочи — Страж отсутствовал, а вместе с ним и меч, что приводил механизм в движение.
Оба, и Хела, и Локи, стали при помощи чар искать хоть какое-то следы, но Локи не беспокоился, он был уверен, что ничего за собой не оставил.
— Скурдж, — обратилась она к придворному палачу, — собери всех, кто не попал на церемонию, на дворцовой площади.
Поклонившись, страж поспешил ретироваться.
— Найди мне его, — проговорила Хела требовательно, оборачиваясь к Локи. — Найди мне Хаймдалла.
— Конечно, — с изрядным рвением ответил он, продолжая изображать усердную работу по поиску информации.
Под внимательным взглядом сестры Локи осмотрел управляющую консоль.
— Он ушел совсем недавно, — задумчиво проговорил он. — Возможно, его при этом кто-то видел, есть смысл опросить людей, которые шли на церемонию. Но мне не за чем это делать, — продолжил вдруг Локи совершенно иным тоном.
Он не мог упустить такой удобный шанс.
— Потому что это Я велел ему спрятаться, — добавил вышедший из невидимости за спиной Хелы оригинал, перед этим пронзив сердце новоявленной царицы. Двойник у консоли развеялся, а сам Локи поймал падающую Хелу.
Она цеплялась за брата, как за спасительную соломинку. В ее взгляде царили обида и боль, он даже мог поклясться, что видел в них застывшие слезы. Она пыталась что-то сдавленно прошептать, но не могла сделать вдоха, а Локи лишь безмолвно смотрел за предсмертной агонией, не находя в этом зрелище того, что искал.
Пружина ненависти, взведённая в груди Локи до предела, ослабла, тем не менее не даруя освобождения. Лишь глухую, ноющую боль и пустоту.
Издав последний полухрип-полувздох, Хела затихла.
Вот и все.
Внутреннее ощущение опасности взвыло сиреной, и Локи в последнюю секунду успел извернуться и отбить обагренным кровью сестры кинжалом летящий в него черный тонкий нож.
— О, это было так забавно… — оскал на лице Хелы, вышагнувшей из сгрудившегося у арки полумрака, пугал до дрожи.
Ее темные провалы безумных глаз сверкали возбуждением и искренней радостью. Ей было… весело?
— Именно чего-то такого я и ожидала, — призналась она. — Правда, до последнего надеялась, что глас разума поможет тебе сделать правильный выбор… Ты не учел одно — не ты один здесь такой хитрый.
И Хела бросилась в атаку. Дальнейший бой превратился в сумасшедший танец двух иллюзионистов — сестрица не стеснялась пользоваться против Локи его же приемчиками, хитрыми ходами и обманными уловками. Даже их стили боя были неуловимо похожи.
Вместе с тем Хела казалась сильнее. Ее объемы магии поражали воображение, ее иллюзии были крепче, мощнее тех, что использовал Локи. Если бы он только знал, что она вообще способна на что-то подобное… Она прежде не выказывала в себе страсть к подобным фокусам.
Все усугублялось тем, что Локи просто не мог себе позволить подпустить ее близко. Стоило ей коснуться его — он проиграл.
При этом сама Хела не спешила заканчивать поединок, и Локи этого не до конца понимал. Она была настолько уверена в своих силах? Ее план терпел неудачу, теперь она не могла так легко и просто отправиться покорять иные миры. Теперь она заперта в своем царстве — снова.
Только несмотря на это, Хела не спешила быстро расправляться с Локи и отправляться на поиски Ключа.
— Я думал, тебе очень нужен Ключ… — хмыкнул Локи, разорвав расстояние между ними. — Он у меня, смотри, — он взмахнул рукой, материализуя из пространственного кармана меч, точнее его копию.
Нет, она была сильнее, в открытом бою с ней было не справиться. Следовало скрыться и придумать другой способ. Именно это он и собирался сделать.
— Отдай его мне, — велела Хела. — Будь хорошим мальчиком.
— О-о-о-о… — протянул Локи. — Если бы ты не убила мою мать, она бы сказала тебе, что я никогда не был хорошим мальчиком. Попробуй, отними.
Помещение заполонили копии Локи, часть из них бросилась в атаку, часть осталась стоять на местах, оригинал же под покровом невидимости шагнул за арку.
— Куда собрался, милый братец? — раздалось над самым ухом.
Щеку обдало стылым дыханием, чужие ледяные ладони обхватили Локи под самой грудью.
— Плохих мальчиков надо воспитывать, а я даже не начала… — Хела коснулась его щеки губами, и ноги Локи подкосились, словно это мимолетное прикосновение выпило из него все соки.
Вновь обретенная магия покидала его тело, и Локи был уверен, что следом за ней уйдет и жизнь.
Страшно не было, несмотря ни на что. Напротив, на душе стало до неприличия легко.
Возможно, был небольшой шанс, что там, за рубежом, Локи найдет ту, что потерял…
— Ты думаешь, я убью тебя? Так быстро? — усмехнулась Хела. — Глупый. Ты мне все расскажешь. Все, что таит твоя мелочная, гнилая душонка.
— Ты так в этом уверена? — несмотря на всколыхнувшийся внутри страх, Локи склонил голову вбок и улыбнулся. Он сидел перед ней на коленях, опираясь ладонями в сияющую всполохами поверхность моста. Сил бороться больше не было, но и сдаваться просто так Локи не был намерен.
Он ничего ей не скажет, иначе все это, то, что делал он последние дни, было напрасным. И гибель Мышки тоже.
— О, ты полагаешь, я не смогу сделать тебе больно? — повела она бровью в изумлении.
Больнее, чем уже сделала?
— Одно мое прикосновение, — почти что любовно прошептала Хела ему на ухо, — и все то хорошее, что было в твоей жизни, превратится в труху, в ничто. Кошмары — все, что тебе останется. Все твои самые страшные мысли и воспоминания.
Она выпрямилась и отошла на шаг.
— Где Хаймдалл и Ключ? — спросила она совершенно иным тоном.
Локи молчал. Даже если бы он знал точное местоположение Стража — не сказал бы. А он его не знал. Просто попросил бежать, чтобы сорвать свадьбу.
— Ну же, скажи мне, милый братец… — попросила Хела, улыбнувшись.
Вновь подойдя, она погладила Локи по щеке, и его всего скрутило острой болью. Каждую мышцу в теле свело спазмом, а кости гудели, будто на них играли какую-то затейливую мелодию.
Все закончилось в один миг, оставив после себя жуткую слабость.
— Так что, не будем доходить до крайности? — поинтересовалась Хела. — Ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу, — ответил Локи, едва шевеля одеревеневшими губами. Когда она наклонилась к нему поближе, он остро пожалел, что вновь становился смертным — у него даже не было сил материализовать нож. — Иди к Суртуру.
— Прости, он не в моем вкусе, — процедила Хела. — Что ж, похоже, общения с кошмарами все же не избежать. Ты сделал свой выбор.
Холодные, влажные губы коснулись лба, и все тело снова скрутило, хоть и слабее. От боли или от наведенных чар Локи начал проваливаться в забытье.
В ушах звенел собственный крик и высокий, холодный смех Хелы. На заднем фоне, отдаленно, раздался приглушенный звук взрыва…
* * *
Удар. Еще удар. Еще удар.
Слабо. Все слабо.
Тор, несмотря на свой возраст, мог расколотить тренировочным мечом манекен в щепки всего за пару десятков ударов, он же уже пляшет вокруг него битый час, от тяжести меча сводило руку, а на манекене красуется лишь несколько сколов и трещин.
Слабак! Он самый настоящий слабак!
Плевать, что братец старше, всего несколько лет — не та разница, которую можно брать в расчет.
Он должен преодолеть этот разрыв в силе! Обязан!
Отец увидит, что и он, Локи, достоин его гордости и поощрения.
И пусть для того, чтобы добиться своего, приходится убиваться на тренировочной площадке до позднего вечера.
Удар. Еще удар. Еще удар.
Меч, последние пару минут кажущийся совсем уж неприподъемным, валится из рук, а он сам падает на песок. Сил нет даже для того, чтобы перелечь в более удобное положение.
С трудом подняв руку к лицу, Локи с тоской и отчаянием смотрит на покрывающие ладонь кровоточащие мозоли.
* * *
К Суртуру мечи и копья. Эта чужеземка оказалась права, это не его.
Сила в магии, ее бескрайней и безграничной мощи, текучей переменчивости и обманчивости. Он и сам будет таким — обманчивым и изменчивым, словно мираж, что является заплутавшему путнику перед смертью.
Никто больше не посмеет назвать его слабым и никчемным!
Только отчего в глазах отца написано презрение, а на лице матери — печаль?
И почему ему кажется, что последнее неправильно, нереально?
* * *
— Ты! — злится она. Та, что последние годы занимала все его мысли и стыдные юношеские сны. — Малодушный, коварный, презренный червь!
В ее руках клок темных, кривообрезанных волос — его последний ей «подарок». Единственный, который она все же соизволила принять.
Столько лет он бегал за ней, пытаясь привлечь ее внимание, надеясь на взаимность. Но Сиф не видела никого и ничего, кроме его тупого братца. Куда уж и тут без Тора?
Он и сам до конца не знает, что побудило его отрезать ее роскошные золотистые кудри. Красоте их мог позавидовать любой, кроме, разве что, Фрейи. Но тот скандал, что устроила ему Сиф после, окончательно разбила все мечты об отношениях. Потому и подарок, которым Локи пытался «исправить положение», был со знатным подвохом. И теперь локоны Сиф были черны, как и ее мелочная душонка.
— Это все ты, — шипит она ему в лицо. Удар в низ живота заставляет Локи осесть на пол. — Ты заслуживаешь одиночества и всегда будешь один!
Слова ее ранят сильнее, чем удар. Он не хочет быть один и отчаянно ищет хоть чьего-то внимания…
* * *
Фрейя смотрит с недовольством и пренебрежением.
— Слабо, — цедит она, глядя на его попытки скастовать заклинание. — Мне казалось, что ты более одарен… Только зря время потратила.
Она отсылает его и требует больше не искать ее общества.
— Ты все равно ни на что не способен.
Ее слова кажутся дикими, но от этого не менее болезненными.
* * *
Тор с друзьями смеется и издевается над ним, но ему все равно. Ему есть кого любить, есть о ком заботится.
Бальдр освещает даже это мрачное, липкое, темное нечто, что окружает самого Локи и не дает вырваться. Становится хоть на секунду, но легче и не так больно.
Вот только его свет померк слишком уж рано…
Локи идет через тренировочную площадку, в его руках охапка самых разных вещей: минералы, дерево.
Мать, прочитав по рунам о смерти младшего сына, тратит уйму сил и времени, чтобы зачаровать все, на что падает ее взор, — лишь бы ее светлый и ласковый мальчик остался в живых. Локи не смеется над этим, как многие, он бы с удовольствием присоединился, да сил его пока не хватит. Единственное, что он может, — это утолить свое любопытство и попытаться разобраться: как же меняется свойство предмета после наложения материнской защиты? Может, есть возможность облегчить матушке работу, ускорить ее?
На площадке шумно. Ватага ребят окружила Бальдра, и это заведомо Локи не нравится. Последнее время у товарищей младшего брата появилась новая забава — брать разные предметы и пытаться ударить его ими. Ведь так весело смотреть, как все проходит сквозь младшего принца, не нанося ему никакого вреда.
Локи не раз выговаривал брату за эти развлечения, но Бальдр был слишком мягким, чтобы отказать друзьям, — они же не могли ему навредить.
— Довольно! — прикрикивает на толпу Локи.
Вперед в его сторону вышагивает Колльбьерн, заводила всей этой компании и ее лидер. Мальчишка — сын одного из советников Одина. Рослый, широкоплечий, старше остальных друзей на добрых две дюжины лет.
— Да мы ничего дурного и не делаем, мой принц… — отвечает он, но без какого-либо трепета в голосе.
Тор позволяет своим друзьям и товарищам слишком многое, в том числе и подобное панибратское отношение. Но он умеет ставить себя должным образом, что никто не смеет унижать или обижать его. Бальдра не обижают, поскольку любят, а вот Локи и не уважают, и не любят…
— Шел бы ты своей дорогой, мой принц.
— Шел бы ты, Колльбьерн, — шипит ему Локи холодно. — Покуда есть чем.
— И что же ты сделаешь мне, мой принц? — усмехается мальчишка. — Фокус покажешь?
— Некоторые фокусы могут оказаться смертельными…
— Локи, да ладно тебе, — пытается вмешаться Бальдр, но Локи обрывает его:
— Мать с ног сбилась, пытаясь тебя защитить, а ты…
Краска стыда заливает щеки Бальдра, но один из товарищей тут же начинает говорить ему что-то успокаивающее, пока Колльбьерн с несколькими самыми рослыми товарищами не оттесняет Локи к самому краю площадки. В живот прилетает болезненный удар.
— Не лезь куда не просят, мой принц…
— Ты еще ответишь за это, — выплевывает ему в лицо Локи.
— Пойдешь жаловаться родителям или старшему братцу?
Нет, те, если узнают, лишь на смех поднимут. Тот, кто не может удержать царского достоинства, его просто не заслуживает.
Пока Локи переругивается с Колльбьерном, его друзья умудряются уговорить Бальдра на еще один «эксперимент».
Кто-то поднимает ветвь омелы, она крепкая и острая, словно стрела, Локи срезал ее под углом. В итоге она оказывается в руках Рауда, одного из самых лучших стрелков в компании. Тетива натянута, звенит в полете, как стрела, ветвь.
Под всеобщий смех Локи вырывается и бросается к брату, и хохот мгновенно смолкает. Все видят, что привычный ход событий идет не по плану: вместо того чтобы пролететь насквозь, ветвь вонзается Бальдру прямо в глаз.
Раздается надрывный, полный ужаса крик, и Локи не сразу осознает, что это он кричит, но вскоре этот звук подхватывают и остальные.
Кто-то из компании, испугавшись, убегает, некоторые остаются на месте — больше от шока, чем из каких-либо иных побуждений.
Но Локи все равно. Он держит брата на руках, осознавая, что ничем не может ему помочь. Бальдр уже мертв.
* * *
— Колльбьерн утверждает, что именно ты принес ту ветвь, — взгляд отца холоден, он обжигает злобой и презрением.
Локи страшно, по настоящему страшно и больно. Он ощущает себя виноватым в смерти брата, и никого рядом нет, чтобы его в этом переубедить. Но где же матушка? Она должна быть здесь, почему-то Локи уверен в этом. Но он ошибается, место подле отца пусто.
— Я, — он вскидывает голову, леденея внутри.
Тор тоже тут, Локи сперва его не заметил. Такой же острый, неприятный взгляд, как у отца.
— Ты хотел его смерти. Всегда хотел.
Это не вопрос — утверждение, и Локи даже не может возразить, в горле застрял тугой ком, мешающий дышать. Сила отца давила, заставляя клониться ниже и ниже.
Матушка защитит, поможет. Она никогда не дает свершиться несправедливости.
Но ее тут нет. Почему ее тут нет?
* * *
Она была там, Локи это помнил. Это воспоминание помогло ему вынырнуть из того кошмара, что подсовывало отравленное чарами сознание. Прежде он не мог осознать, что это все видения, это нереально, но сейчас он вспомнил.
Только это не помогало, сами видения никуда не ушли. Локи продолжал видеть свое прошлое, и в нем было все именно так, как и обещала Хела: кошмары и страшные дни казались еще хуже, а счастливые дни либо стирались, либо сменялись ложью.
И чем дальше — тем хуже.
Он видел, как убивает приемных родителей и брата. Мертвые глаза матери смотрели на него с укором и злобой.
Он видел, как его самого казнили за ту или иную провинность.
Снова и снова.
Но ужаснее были те видения, что были порождены правдой. Если от лжи Локи мог отмахнуться, то вот правдивые воспоминания причиняли настоящие страдания.
* * *
— Кто я? — спрашивает он у отца.
Один спустился вслед за ним в свою Сокровищницу.
Следит, не доверяет.
— Ты мой сын, — отвечает он, но Локи ощущает ложь. Все насквозь ложь.
— А кто я еще? — он оборачивается к отцу лицом, красные глаза чудовища отчетливо видят в полумраке, как побледнел царь. — В тот день ты забрал из Ётунхейма не только ларец, нет так ли?
И Локи открывается самая страшная тайна. Которую в глубине души он давно уже знал. Которую он предпочел бы никогда не знать.
Сын Лафея, отродье ётунов.
— Значит, я похищенный трофей, запертый здесь до тех пор, пока я тебе пригожусь? — рычит Локи. В груди клокочет глухая ярость. — Ты мог с самого начала сказать мне, кто я такой! Почему не сказал?
Чтобы причинять боль. Иметь рядом с собой наследника вражеского государства и отыгрываться на нем за реки пролитой асгардской крови.
— Потому что ты мой сын! — отвечает Один, но Локи не верит, больше не верит. — Я хотел всего лишь уберечь тебя от правды…
— Потому что я одно из чудовищ, — почти что рычит он, — которым родители пугают своих детей? Но теперь все встало на свои места. Поэтому ты все годы благоволил Тору, потому что, сколько бы ты ни говорил, как ты меня любишь, ты бы ни за что не усадил ледяного великана на трон Асгарда!
Отцу плохо, Локи видит это, и образ слабого, раздавленного Одина вызывает страх, но больше — какое-то внутреннее ликование…
* * *
Неправда! Локи тогда был зол, но он испугался, всерьез испугался. Несмотря ни на что, несмотря на вскрывшуюся правду, он не хотел смерти отца. Никогда не хотел, даже тогда, когда тот заточил его в темницу…
* * *
Он никогда прежде не видел матушку настолько злой. Она будто бы знает, что именно Локи довел отца до критического состояния.
До того, что даже лекари не брались делать прогнозов, выберется ли Один из своего сна.
— Ты с первого дня только и вредишь нашей семье… — заявляет Фригга холодно. — Я жалею, что когда-то назвала тебя своим сыном…
* * *
Она не могла этого сказать, просто не могла. Матушка всегда любила его, и пусть самому Локи этого было ужасно мало. Ему нужно было признание, всего лишь…
* * *
Смерть настоящего отца, уничтожение Ётунхейма… Все это не так сильно выбивает его из колеи, сколько разговор с Тором и их бой. Самый первый, который Локи готов довести до конца.
— Мне не нужен был трон! — презрительно выплевывает он брату в лицо. — Я всего лишь хотел быть тебе равным!
Тор мягок и слаб, ссылка на Землю сделала из него ни на что не способного тюфяка.
— Я не буду с тобой биться, брат… — заявляет он, едва ли не бросая молот на землю. Какая глупость…
— Я тебе не брат! — скалится Локи. Все, чтобы разозлить, ударить как можно больнее. — И никогда им не был!
Они все же дерутся, он не может простить Тору всех этих лет, всего того, что брат играючи забирал у него. Вот только все напрасно.
Один просыпается, восстает, но лишь ради того, чтобы помочь своему старшему и единственному сыну. Как и всегда.
— У меня бы все получилось, отец… — взывает к нему Локи. — Ради тебя! Ради нас всех!
— Нет, Локи… — звучит как приговор, ставящий крест на всем, что было когда-то дорого Локи.
Крест на нем самом.
Не став больше сопротивляться, он разжимает руку и падает в бескрайние просторы Бездны.
* * *
Не нужно никакой лжи или обмана, чтобы считать полет через Бездну самым ужасным, что случалось в его жизни.
Не было ни сил, ни желания сражаться за жизнь. Хотелось остаться одному, замерзшему и никому не нужному. Локи и сейчас, под воздействием заклятья Хелы, ощущал себя таким же измученным и отчаявшимся.
Он снова был в бездне. Бездне собственной памяти…
* * *
Мстители… сборище круглых идиотов, мнящих себя супергероями.
Он сам сдаётся им, насчитывая, что недалекие инфантилы приведут его прямо к своему убежищу. И, что характерно, Локи не прогадал. Только встреча с братом после года разлуки вновь разворошила рану в его душе.
Ничего, скоро и его, и его новоявленных смертных дружков постигнет заслуженная кара. Локи покажет им их место, заставит по-настоящему страдать.
Вот только неудача постигает самого Локи. Безмозглый зверь размазывает его по полу, как какого-то жука…
* * *
Ту битву с Мстителями Локи видит не единожды, видения повторяются, меняются варианты и исход. Порой Локи просто погибает, порой оказывается в Рафте, порой ему удается сбежать из Мидгарда, но Танос проигрыша не прощает — и Локи оказывается едва ли не рабом у одного из его приспешников…
Со страхом и нетерпением он ждал видений о его жизни после Мстителей, но неожиданно ему подсунули не это. Локи оказался в темницах Асгарда, но просидел там не несколько месяцев, а почти пару лет, пока из-за его собственной ошибки и желания насолить брату не гибнет Фригга. Локи видел Тора и отца, оплакивающих ее, видел, сколько боли принесла эта его ошибка. И он горел чувством вины, словно на костре.
В битве с темными эльфами умирал Тор — Локи отказал ему в помощи…
В следующий раз он помог и после даже смог сбежать, разыграв свою смерть, но в итоге все привело к смерти Одина, когда Локи вздумалось околдовать его и занять трон. Хела вырвалась и затопила мир в крови…
* * *
Ведения о НЕЙ приходят неожиданно и нелинейно, не с начала. Не с самых тяжелых времен, когда Локи всерьез думал, что она откажется от него, даст дорогу бракоразводному процессу — и все…
Кажется, это происходило совсем недавно.
Локи сидит на полу у дивана, задумчиво перебирая струны гитары. Мышка рядом на диване, ее обнаженное бедро касается щеки — так легко поворачивать голову и касаться голой кожи губами. Приятно и соблазнительно одновременно.
— Драгоценный поцелуй твоих нежных губ, — запевает Локи негромко. Тонкие пальцы едва весомо касаются волос, вызывая по телу стаи мурашек, — то, о чем можно мечтать*. Манящий дар, что под юбкой сокрыт, — это чудо…
(*Tiger Lou — You can’t say no to me)
Насмешливый шлепок по затылку не побуждает Локи остановиться, напротив, он продолжает.
— …За аромат кожи как фарфор можно умереть. Но подожду я тот де-е-ень, когда мне-е-е не сможешь ты отказать…
Несмотря на ожидание подвоха, Локи почти счастлив. Это одно из его светлых воспоминаний, то, которое он хочет хранить в сердце до конца времен.
Внезапно руки, что легко массируют ему затылок, болезненно вцепляются в волосы, заставляя откинуть голову назад.
Свет в глазах меркнет, но лишь на мгновение. Картинка не уходит — Мышка склонилась к нему, выплевывая в лицо что-то грубое и злое. Вот только слышит он совсем не то.
— Локи! — голос ее был взволнованным, но нежным. — Мерлин, Локи! Вернись, прошу тебя, вернись! Дракс, помоги мне, не стой! Живей!
Вынырнувший из липкого плена нави Локи вновь в него окунулся. Последней его здравой мыслью было: «Кто такой Дракс?»
