Vassalage

Солнце только вставало из-за горизонта, начиная разгонять ночной сумрак, когда к дому Тэёна подъехал микроавтобус с тонированными стёклами. Альфа открыл переднюю дверь, протягивая сумку с наличными, после чего с трудом успел поймать почти невесомое тело. Машина сразу исчезла среди улочек, а Ли понёс мальчишку в дом, впервые решив оставить наверху, разве что убрал все острые предметы и запер окна с дверьми, он сам не понимает, с чего такая забота, но с парнишкой не хочется быть грубым или резким, почему-то кажется, что лучше Тэ себе этим не сделает. Минхён в себя приходит в пустой комнате со слегка потёртыми обоями, рядом с предыдущим обиталищем это казалось светлым и даже слегка уютным, пусть и пустынным. У парня всё тело ныло и болело, будто из него все соки выжали, а потом ещё и в костную пыль растёрли, омега в калачик сжимается на диване, поскуливая от боли в каждой клеточке тела. Ломка от отсутствия новой дозы яда, да в добавку ещё и многочисленные ранения, и растяжения от частых проникновений в самых странных положениях, ожоги от трения, что оставались после связывания, синяки и ссадины от ударов болели, ныли, а кое-где где чесались, начиная подживать. В комнату вошёл альфа, осторожно укутав ещё сильнее в испуге сжавшегося Марка, проведя большой ладонью по светлым мягким волосам и начав что-то шептать низким голосом, успокаивая и убаюкивая. — Тебе нужно будет поесть, суп уже скоро сварится. Постарайся пока потерпеть, хорошо, — слегка шершавые подушечки пальцев проходятся по щеке, а после Ён помогает младшему присесть, хотя тот продолжает дрожать и дёргаться. Суп парень есть категорически отказывается, уворачивается, упираясь и не желая даже пробовать, практически вынуждая Ли применить крайние меры, он с рычанием блондина к стенке кровати собой прижимает, одной рукой в грудь упирается, а второй заставляет открыть рот, куда вливает немного пюре, в которое перемолол гущу, ведь вряд ли желудок парнишки готов к твёрдой пище, ждёт, пока Минхён невольно сглатывает, а после повторяет процедуру, пока весь суп не исчезает с тарелки. — Ну вот, а стоило так капризничать, — Тэ улыбается мягко, почему-то воспринимая мальчишку именно как котёнка, что забрал с улицы, а не в качестве омеги или пленника, уж тем более не считая игрушкой. — Меня зовут Ли Тэён, а тебя? — старший отлично знает, что имена – это вещь личная, что это обуславливает некоторое доверие, поэтому и идёт на такой шаг. — Марк, Ли Минхён, — смущённо, с множеством запинок, несколько раз закашлявшись, произносит мальчонка, а Ён только кивает, выходя из комнаты, чтобы не напрягать своим присутствием. Ещё несколько раз за день Тэён заглянет к Марку, чтобы немного поговорить об отвлечённых вещах, покормить супом, который в третий раз младший ел уже добровольно, а потом альфа пожелал спокойной ночи и ушел, решив переночевать в кабинете, чтобы не пугать, ведь в доме лишь одна пригодная спальня, а большинство комнат много лет пустует. Ближе к полуночи Тэён проснулся от воя и плача, перемежавшегося странными звуками, будто кто-то на стену в прямом смысле лезет. Ли сразу прибежал в спальню, едва поймав омегу, которого ломало и крутило, ведь все токсины и наркотики выходили, оставляя яркое желание принять новую дозу, чтобы боль прошла наконец. Младший пальцами и ногтями впивался в плечи Ёна, оставляя кровавые борозды и кусаясь, его из крайности в крайность бросало, одновременно хотелось ближе прижаться и сбежать на другой конец света, а старший просто крепче прижал, опутывая руками, укладывая и не давая лишний раз дёргаться, напевая что-то простое, из разряда "что вижу, то пою", тем не менее убаюкивая бархатистым голосом и усыпляя. В следующий раз парни проснулись под утро, когда Минхён начал копошиться, что-то бормоча и задев острым локтем бок Тэёна. — Слушать, хватит возиться, и так всю ночь бесновался, — ворчит старший, выпуская мальчишку и поворачиваясь на другой бок. Блондин садится на кровати, ошарашенно оглядываясь, он почти не помнит ничего с прошлого вечера. Взгляд падает на альфу, руки и спина которого пестреют царапинами, однако тот спокойно досыпает, будто и не беспокоится по поводу следов, лёгкое раздражение в голосе скорее было вызвано пробуждением. Марк всё же встаёт, перебираясь по стене в коридор, а после осматривая попадающиеся помещения, находит душ, но удручённо понимает, что сменных вещей у него нет, плетётся на кухню, чтобы выпить стакан воды, уже там замечая, что всё это время следом шел брюнет. — Завтракать будешь? — всё ещё слегка сонно, потерев глаза и почесав покрытые запёкшейся кровью ранки. — Если можно, — смущённо голову опускает, хотя сам понимает, что кусок в горло не полезет. — Можешь в шкафу что-нибудь подыскать, если хочешь и принять ванну. Только будь осторожнее, а то мало ли снова приступ схватит, — потирая саднящее плечо и пытаясь обработать ранки, пока чайник закипает. Марк привести себя в порядок успевает и вернуться на кухню, где стынут тосты, а рядом покоится баночка с вишневым джемом и чашка чая, пока Тэён всё возится, пытаясь достать каждую царапину. — Может помочь? — младший благодарен, что всё ещё жив и цел, ведь без Ли его бы до смерти замучили, он бы просто не пережил ночь ломки, но Ён только злится, приказывает есть и возвращаться в комнату, рычит, пугая мальчишку, а тому всё равно, в голове туман вязкий и одно только желание. Хочется к тёплому боку снова прижаться, сильные руки на себе ощутить, пусть даже те ударят, но лишь бы чувствовать, в Минхёне желание на первый план выходит, будто он снова под действием препарата, ведь течки ещё не установились, а истощенному организму и вовсе не того. Омега юн слишком для подобного, но тело скручивает спазмом, хочется ближе, хочется в себе ощутить чужую плоть, парень скулит тонко, касаясь выпирающих лопаток альфы, головой о плечо потирается, а Тэён замирает, чтобы повернуться резко, хватаясь длинными пальцами за чужие плечи, чтобы в глаза, покрытые пеленой заглянуть, другого совсем на месте Марка увидеть, зашипеть болезненно, утаскивая мальчишку в подвал, те самые кандалы на тонких запястьях прикрепляя, к стене медленно пятиться, чтобы не видеть слишком реалистичных картин, чтобы не слышать плачущих стонов, чтобы запаха дурманящего не чувствовать. Ему ведь просто интересно было, хотелось себя понять, почему вдруг мягче стал, почему противными казались не омеги вовсе, а в итоге мир, его крепость в сознании рушится, воспоминания детства донимают, мороз по телу распространяя. Ли взвинчен настолько, что от дверного звонка вскакивает и пугается, но всё же на негнущимися ногах идёт открывать. За дверью оказался лишь наглый Ким, который сразу бесцеремонно вошёл в дом, проигнорировав застывшего памятником самому себе Ёна, но после обернулся, глядя на взъерошенного альфу с кучей царапин. — Хей, ты чего такой бледный? Ещё и глаза красные. Воу, ты завёл кота или это такая бурная ночь была? — тыкая пальцами в щёки и плечи Тэ, курсируя кругами и задавая сквозь смех странные и неудобные вопросы. — Слушай, не зли. Какого ты вообще припёрся? — раздражённо бурчит Ли, отталкивая Доёна, да только тот привычен, другом себя решил считать, поэтому фыркает, хватая за руку Тэёна и утаскивая на кухню, где вполне успешно добыл аптечку. Ким бормочет, обрабатывая повреждения и рассказывая последние новости, иногда дуя на ранки, когда Ён шипит болезненно. — Господи, ну что ты как ребёнок, мне и больнее было, — омега смеётся, касаясь губами особенно глубокого следа, носом глубже запах втягивает, незнакомые нотки замечая. — Чёрт, отвлёк, зараза, — Ли вскакивает и теперь уже сам за собой Доёна тащит, направляясь в подвал, который тому хорошо знаком, пусть вызывает лишь неприятные чувства и тянущее ощущение в животе. — Надеюсь, ты меня там запереть опять не собираешься, — резко посерьёзнев севшим голосом тянет Ким, отчего альфа только глаза закатывает, начиная рассказывать, как нашел Марка, почему притащил, особенное внимание уделяя вспышкам "бешенства" и описанию свойств наркотика, что вливали в мальчишку. — Оу, гадкая штука, не удивительно, что у тебя такая бессонная ночь, — морщится Донён. — После этой химии омеги проявляют такую агрессию, что нападают на окружающих. Видел, наверное, в новостях. Собеседник лишь кивает устало, выказывая надежду, что мальчишке можно помочь, а сиреневолосый вздыхает, начиная надиктовывать, что ему может пригодиться, при этом вздрагивая от каждого шороха по ту сторону дверей, помня, как сам видел там, мучимый сперва желанием, а потом болью. — Ответь на один вопрос. Почему отпустил тогда? — карие глаза встречаются со вторыми, почти чёрными. — Мне стало интересно. Твоя реакция, действительно ли уйдёшь. Ты всегда вёл себя странно, не так, как другие. А потом Минхён, он... Он вызвал разные эмоции, но... — Впервые не было презрения к омеге? Тебе было противно то, что ты видел, — довольно, с некой издёвкой протянул Доён, будто знал нечто особенное про своего собеседника. — А потом у него начался новый приступ, тебя это испугало да? Ты увидел призрака прошлого, — понимающе, ведь сам не раз сталкивался с подобным, пусть это касалось лишь разбитого давным-давно сердца, но душевная травма, пускай давно затянувшаяся, позволила понять Тэёна, разгадать, позволила сперва выжить, а теперь, возможно, поможет спасти ещё одну жизнь.