Хардкор

Оби-Ван ловко поймал ползущую к нему лозу, завязал ее бантиком и тут же отступил, приняв одухотворённый и возвышенный вид. Квай-Гон с подозрением покосился на падавана, но вернулся к разговору с сенатором. Плотоядная крысоловка тужилась, пытаясь разинуть усаженный сотнями острых зубов бутон, но все было тщетно: узлы Оби вязал на совесть. Переговоры закончились, Квай-Гон, пребывая в благодушном настроении, мозги не выедал, и Оби расслабился, выкинув из головы и сенатора, и его любимое растение, со вздохом облегчения отметив, что хорошо, что у сенатора был только сад, без зоопарка. *** Вообще-то Оби-Ван любил флору и фауну. Когда-то. Честно. Когда он был маленьким, то Комната Тысячи фонтанов являлась для него убежищем и местом, в котором можно отдохнуть, но теперь, после того, как он стал падаваном, Кеноби начал пересматривать свое отношение к растениям и животным. Поначалу Оби-Ван ничего не замечал, ослепленный счастьем: как же! Его взяли в падаваны! Но постепенно реальность начала пробиваться сквозь розовые очки, настырно демонстрируя все свое паскудство. Началось все с озеленения квартиры. Комнаты, отведенные для Квай-Гона и Оби-Вана, утопали в горшках с зеленью, и падаван с ходу был осчастливлен лейкой, пакетами с удобрениями и толстенным талмудом, в красках расписывающим, как именно надо ухаживать за хлорофильными красавцами. Оби-Ван, пребывающий в эйфории, только закивал и взвалил на себя ежедневный уход. Время шло, начались миссии. И вот именно тогда до юного падавана начал доходить весь ужас ситуации. Погруженный в Живую Силу Квай-Гон очень любил флору и фауну и обязательно привозил с миссий живые сувениры. Нет, пока дело ограничивалось цветочками, Оби не имел ничего против, но Совет бросал одного из своих лучших дипломатов в разные дыры, и падаван внезапно обнаружил, что флора может не только цвести, колоситься и пахнуть, а ещё вонять, ползать, метко стрелять иголками, покрытыми ядом, кусаться, плеваться, вызывать аллергию и несварение желудка, а также лезть с непристойными намерениями. Оби-Ван погрузился в глубины науки, осваивая грабли с тяпками, секаторы и мачете, научился ловко обращаться с боевыми отравляющими веществами и пестицидами, а также освоил флористику, язык цветов и тактику выжженной земли. Увы, на этом дело не закончилось: увидев, как хорошо его падаван обращается с зеленью, Квай-Гон перешёл на животный мир. Сострадательный джедай любил кого-нибудь спасти, а вот выхаживать подобранных страдальцев почему-то приходилось Оби-Вану. Все попытки внятно донести до учителя нежелание возиться с питомцами не удались, и Оби пришлось спешно осваивать основы дрессуры, а также прокачивать Ментальный контроль и Умиротворение. Со временем навыки возросли настолько, что Оби-Ван научился укрощать ранкоров мановением руки, а тигров — движением бровей. В карманах просторной мантии не переводились сухарики, конфеты и сушеное мясо, а на поясе — секаторы, стяжки и прививочные ножи. Чем дальше, тем чаще Оби-Ван вспоминал Агрокорпус, философски размышляя о том, что от судьбы не уйти, но только после происшествия на Набу он понял, к чему его готовили жизнь и Сила. *** Забрак был злобным, хищным и быстрым. Он скакал как бешеный, рычал и щёлкал зубами, напоминая маластарского тигра, и Оби тщетно пытался урезонить вырвавшегося вперёд учителя, предупреждая о правилах поведения с дикими хищниками. Квай-Гон, как всегда, излишне самоуверенный, попер на забрака и закономерно едва не получил дырку в боку, выбесив этим падавана до невозможности, поэтому было неудивительно, что, когда энергетические завесы раздвинулись и забрак бросился на Джинна, Оби-Ван, не выдержав, заорал: «Ко мне!», — подкрепив приказ Силой, как поступал всегда, когда настырного мастера хотел кто-то сожрать. Получилось почему-то: «К ноге!», — но главное, что сработало, забрак отвлекся от опешившего Квай-Гона и помчался к Оби-Вану, сверкая глазами и роняя слюни. Озверевший от всего происходящего Кеноби шарахнул по забраку Умиротворением, потом долбанул Ментальным контролем, а на закуску схватил рогатого парня за шкирку, трепля, словно проштрафившегося щенка, сунул ему в пасть кусок вяленого мяса, а когда забрак рефлекторно зашевелил челюстями, погладил по лысой голове и почесал под подбородком. Забрак замер, прищурился... И удивлённо замурчал, сотрясаясь всем телом. Оби-Ван умело скрутил строптивца, гладя и приговаривая: «Хороший мальчик!», — не забывая запихивать в зубастую пасть конфеты с мясом и давить Умиротворением. Квай-Гон смотрел на эту дикую сцену полным обалдения взглядом, что не помешало вызвать охрану. Падме с набуанцами восхищённо пялились, объясняя потрясенному Энакину, насколько это круто: не убить врага, а склонить на свою сторону, — и ребенок сам ревниво бочком подбирался поближе к Кеноби и его новому питомцу. Оби-Ван лишь закатывал глаза, чесал блондинистую и лысую макушки и пополнял запас вкусняшек: перелет на Корусант обещал был интересным, — но к последствиям данной эскапады оказался не готов. Мало того, что Совет торжественно произвел его в рыцари, так и Скайуокер изъявил твердое желание стать падаваном именно Оби-Вана. Забрака допросили, а потом отдали на попечение Квай-Гону, в наказание за неумение слушать умные советы и желание лезть к ситху на рога в одиночку заперев в Храме. Оби-Ван вздохнул и пошел в библиотеку: осваивать продвинутые методы дрессировки и воспитание падаванов. *** Эпопея с ситхами получила продолжение, начавшееся с нападения страшной лысой женщины. Оби-Ван отбил первую атаку, достал из кармана световую указку, включил и зашевелил прямо перед серокожей страшилкой, назвавшейся Вентресс. Женщина, поймав глазами дергающееся пятнышко, замерла, рефлекторно дёрнув когтистыми руками. Оби-Ван, коварно ухмыльнувшись, описал указкой кривую, и Вентресс, не выдержав, с диким мявом прыгнула. Следующие три часа Кеноби гонял одуревшую Вентресс по полю, выматывая, пока клоны в темпе сколачивали клетку и готовили когтеточку, подстилку, поилку, миску с кормом и стильный ошейник с колокольчиком и стразиками. Загоняв убийцу до невменяемости, джедай упаковал ее по всем правилам, отправив посылку в Храм, а клоны в полном восторге начали перенимать накопленную Кеноби мудрость. После этого ситхи посыпались, как из дырявого мешка. Здоровенного жёлтого забрака Кеноби опрыскал кошачьей мятой и валерианой и, пока тот пьяно орал и катался по полу, шкрябая когтями все попавшееся на глаза, подтянул поближе плотную бархатную штору, в которой ситх благополучно запутался и уснул. Его напарника — тоже забрака, только мелкого и злобного, — привлекли шуршащие мячи. Команда «Апорт!» сработала раз, потом два, потом забрак получил в награду сахарную косточку и сушеные бантовые уши, а также поводок и ошейник с медалью. Оби-Ван уж было решил, что на этом его мучения закончатся, но неожиданно похитили канцлера. Утомленный Кеноби набил карманы конфетами, вялеными крысиными хвостиками, к которым питал нежную привязанность его падаван, а также бутылью спиртовой настойки пустырника и корешками валерианы, после чего взял Энакина и отправился спасать главу Республики. Кашляющийся и дергающийся киборг заставил покачать головой: и вот как с таким запущенным материалом работать? Впрочем, и не таких к покорности приводили. Кеноби поднатужился и приложил Умиротворением по площади, после чего повторил процедуру два раза. Эффект наступил незамедлительно: Энакин осел, счастливо пуская слюни, бормоча что-то о Падме, Гривус захрипел, рухнув на пол, канцлер собрал глаза в кучку, пялясь в окно. Кеноби похрустел пальцами, оглядел фронт работ и приступил к исполнению намеченного. Энакину всучил мешок с пломбовыдирательными ирисками, которыми тот тут же зачавкал, Гривусу воткнул в рот бутылку с соской, наполненную смесью горячего молока, девяностоградусного мандалорского ликера и какао-масла с желтками. Киборг выдул предложенное, окосел и захрапел, дергая левой ногой. Канцлера, пускающего слюни в кресле, Кеноби аккуратно запеленал в мантию и принялся укачивать, напевая колыбельную. Палпатин возмутился, Кеноби, которому только нервного срыва и инфаркта у ценного заложника не хватало, долбанул Ментальным контролем, заполировав Умиротворением. Канцлер почему-то зашипел, зажелтел глазами и защелкал зубами, пытаясь царапаться. Оби-Ван, теряя терпение, достал секретное средство, корень валерианы в мятной глазури, пропитанный снотворным, ловко впихнув его брыкающемуся главе государства в рот. Палпатин попытался выплюнуть вкусняшку, но Кеноби был опытным укротителем и не таких строптивцев обламывал. Он тут же стянул рукава и капюшон мантии, пакуя Палпатина аккуратным свертком, и принялся чесать ему голову и за ушами. Снотворное подействовало, подозрительно активный канцлер угомонился, Кеноби достал стяжки и начал паковать всех подряд, одновременно вызывая солдат. Уже через полчаса процессия входила в Храм, в крыло целителей, а ещё через полчаса Совет всем составом молча наблюдал за вяло шипящим Палпатином, зарывшимся в простыню, пытающимся пускать молнии из пальцев. Новость о прекращении войны Кеноби встретил с облегчением, надеясь выспаться и вообще отдохнуть, но не тут-то было! На этот раз отжег Энакин. Дражайший падаван объявил о том, что женится и собирается посвятить себя семейному счастью. Кеноби посидел, подумал, тихо порадовался тому факту, что теперь за неугомонным Энакином будет приглядывать жена, и с радостью дал свое благословение, надеясь отдохнуть от хлопот следующие лет десять, не меньше. К сожалению, у Силы были другие планы и чувство юмора: когда через четыре года Энакин привез в Храм на экскурсию своих отпрысков, неосторожно вышедший встречать гостей Оби-Ван был атакован мелкими сорванцами, синхронно заоравшими, что это будет их мастер. Кеноби молча достал настойку пустырника, выпил залпом, закусил валерианой и пошел пополнять запасы вяленых крысиных хвостиков, размышляя о том, что от Судьбы не убежишь, а Йода врал как сивый мерин, заявляя, что будущее не высечено в камне. И вообще этот цирк закончить невозможно, его можно только прекратить.